Примечательно, что в поведении крестоносцев сочетались особая сексуальная распущенность, о которой рассказывают хронисты, и потребность в покаянии, искуплении грехов, религиозная одержимость. Как распущенность нравов, так и характерный для средневековья «коллективный невроз греховности» [Delumeau J. Le peche et la peur en Occident. P. 1983. P.331.] были одинаково присущи «воинам Христовым». Наказания за грехи должны были сделать армию, по выражению Бодри Дейльского, подобной прекрасной церкви [Baldrici Dolensis Historia… Lib. I, cap. XXIV. P. 28.]. Литании, пост, очищение путем коллективного покаяния в грехах, обильные милостыни – все это рассматривалось крестоносцами как средство очиститься от грехов и заслужить божественное милосердие [Guiberti Novigentis Historia. Lib. VI. P. 205.]. Эта картина повседневной жизни крестоносцев отражает противоборство церковной и светской моделей брака и в то же время воспроизводит реальные поступки людей.
Видимо, в сознании средневековых людей довлел страх греха. Боязнь мук ада и наказаний за грехи была велика [Delumeau J. Op. cit. P. 331—333]. Нарушая предписания церкви, люди тем не менее сознавали их важность. Для крестоносца, в идеале «воина Христова» [«Крестоносец — прежде всего «воин Христов», об этом неустанно напоминают сами хронисты. Бодри Дейльский говоря о крестоносном войске время осады употребляет термин «militia Deu» (Lib. I. P. 14.). Антиохии к воинам, Боэмунд называет их «паломниками к Богу: «…peregrini pro Deo sumus… Christi milites sumus…» (Ibid. Lib. I, cap. XVI. P. 22). Можно предполагать, что таковыми рыцари себя и ощущали.], приближающегося по статусу и общественному положению к клирику, церковные предписания должны были играть особую роль. Говоря о повседневной жизни крестоносцев и в частности сексуальном поведении, нравах и обычаях, картину невозможно воссоздать без учета социальной и природной среды латинского Востока. В Святой Земле рыцари были вынуждены существовать в экстремальных условиях: неисчислимые потери в битвах и сражениях с мусульманами, непривычные климатические условия и часто вспыхивавшие в стане крестоносцев заболевания — чума, проказа, а главное, постоянный недостаток продовольствия, делавший угрозу голода и голодной смерти постоянной. Все это усиливало психологическую напряженность, обостряло и без того сложные отношения в армии крестоносцев. Бодри Дейльский часто говорит о том, что многие в стане крестоносцев умирали от голода [Baldrici Dolensis Historia… P. 28.]. Раймунд Ажильский и Гильом Тирский также упоминают о голоде [Willelmi Tyrensis Historia… Lib. IV, cap. XVII. P. 180.], хронисты часто говорят и о болезнях — проказе, чуме [La Conquête de Jerusalem faisant suite à la Chanson d’Antioche composée par le pèlerin Richard / Publ, p С. Hippeau. P., 1868. P. 160, 291.]. К этому следует прибавить угрозу сарацинского плена, часто разлучавший франкские семьи, увод в плен франкских женщин, захват рыцарей в качестве заложников. В этой эмоционально-психологической атмосфере многие явления повседневной жизни воспринимались острее, чем в обычное время.
Хронисты оставили яркие и живые описания различных событий семейной жизни крестоносцев. Роберт Монах рассказывает о горе молодой жены крестоносца Гуалона, погибшего в бою с мусульманами. Гуалон, по словам Роберта Монаха, был доблестным рыцарем и прославился в боях. Узнав о смерти супруга, благородная дама, «окаменев от горя, не могла ни говорить, ни восклицать», она «застыла подобно мраморной колонне”, так что «многим казалась мертвой» и «исторгла у всех слезы» [Roberti Monachi Historia… cap. VI.]. Благородные дамы окружили ее, утешали ласковыми словами что Гуалон заслужил венец христианского мученика. Подобный же рассказ о семейной драме есть и в так называемой «Никейской истории», нарушившие перемирие мусульмане убили христианского рыцаря Валона, и его супруга была так потрясена случившимся, что лишилась чувств и вызвала у всех сострадание [«Historia Nicaena». P. 160// RHC Occ. P., 1895. T. V.]. Подобные сцены из жизни крестоносцев [Dinzelbacher P. Pour une histoire de l’amour au moyen âge // Moyan Âge. 1987. N 2. P. 228-241.], несомненно, свидетельствуют об интересе хронистов к внутренней жизни человека, о внимании к его чувствам – любви, нежности, – проявляемым к членам семьи — эти новации были открыты классическим средневековьем.
Угроза потерять близких в Иерусалимском королевстве была весьма реальной. Как уже говорилось, довольно частым явлением был увод франкских женщин и мужчин в плен. Об этом нередко сообщают хронисты — так, Аноним говорит о том, что франкским женщинам, «уведенным в плен, не было числа» [Gesta Francorum Hierusalem expugnantium. ..//RHC Occ. T. III. cap. LVII. P. 532.]. Как сообщает Раймунд Ажильский, многие франкские женщины во время сражения были взяты в плен [Raimundi de Aguilers Historia… cap. XX. P. 303.]. Естественно, что сарацинский плен как и другие явления, связанные с крестовым походом, подрывали стабильность семьи.
Характерный случай — история взаимоотношений рыцаря Ренье и его жены, уведенной в мусульманский плен. Через некоторое время удалось вызволить ее из плена. Все — в том числе супруг – были преисполнены радости по случаю ее возвращения [Willelmi Tyrensis Historia… Lib. XIV, cap. XIX. P. 632.]. Но затем до Ренье дошли слухи, что сарацины обошлись с его женой не как с благородной дамой, сделав ее наложницей. Ренье был оскорблен тем, что произошло, и отказался от своей жены. Ей пришлось удалиться в монастырь, где она дала обет целомудрия, а покинувший ее Ренье через некоторое время женился на племяннице знатного и богатого вельможи Гильома Берра Агнесе [Ibid. P. 633.]. Это лишь один из примеров того, как сарацинский плен разрушал семейные союзы. Вместе взятые, условия жизни крестоносцев на Востоке способствовали распаду традиционных семейных союзов и порождали представление о нестабильности брака. Опосредованно эти факторы могли повлиять и на демографическое развитие.
Своеобразным явлением в жизни Иерусалимского королевства была так называемая «брачная служба» — service de mariage. Согласно Иерусалимским ассизам, вдова или дочь скончавшегося сеньора, владельца фьефа, должна была выйти замуж так. чтобы обеспечить военную службу за фьеф [См.: Brundage J. The Marriage Law in the Latin Kingdom of Jerusalem // Outremer Studies in the History of the Crusading Kingdom. Jerusalem, 1982.P.258-271.]. Знатной даме предоставлялась при этом возможность выбрать брачного партнера из числа трех предложенных ей кандидатов, обязательно равных ей по социальному статусу. Потребность обеспечить рыцарскую службу за фьеф была чрезвычайно велика в иерусалимском обществе и поэтому брачной службе уделяли значительное внимание. Особую тревогу вызывали крупные фьефы, например, Антиохия, занимавшая в военно-стратегических планах государства важное место. Наследниц антиохийского княжества стремились как можно быстрее выдать замуж с тем, чтобы княжество находилось в надежных руках.
Так, после смерти князя Антиохии Боэмунда его жена была выдана замуж за графа Пуатье Гильома, способного защитить важные для королевства территории [Willelmi Tyrensis Historia. Lib. XIV, cap.IX.]. Но вскоре после трагической гибели Гильома вновь была объявлена брачная служба. Княжне были представлены три равных ей по статусу кандидата — граф Суассонский, шателен из Сент-Омера Готье Фокемберг и известный рыцарь Меллу [Ibid. Cap. XVIII.]. Всем этим претендентам княжна Антиохии отказала. Ситуация продолжала оставаться напряженной и по этому случаю король даже созвал большой совет в Триполи. На совете княжне внушали, чтобы она «возымела жалость к своей земле и взяла бы в мужья одного из высокородных рыцарей». Наконец, княжна сделала свой выбор – ее избранником оказался Рено Шатильонский известный своими разбойничьими набегами на купеческие караваны в Красном море.
Как пишет Гильом Тирский, княжна Антиохии Констанция «тайно избрала своим мужем» рыцаря-разбойника [Ibid. Lib. XIV.]. Специфика матримониальных отношений на латинском Востоке, заключалась также и в том, что здесь существовали две разные, модели брака – восточная, мусульманская, и западная, христианская. Примечательно, что именно на латинском Востоке крестоносцы впервые познакомились с мусульманскими брачными обычаями и традициями. Эти обычаи не могли не вызвать их удивления У крестоносцев создались о них неверные представления, которые затем долго бытовали на Западе. Искаженный образ мусульманских традиций формировался и под влиянием той религиозной и политической полемики, которую уже давно вели отцы церкви [Alverny M.-T. La connaissance de l’islam en Occident du XI au milieu du XII s. // L’Occidente e l’islam nell’alto Medioevo. Spoleto, 1965. T.XII, vol.I. P.577-602.]. Основные черты сформировавшегося в их произведениях образа ислама были таковы: ислам — христианская ересь, а Мухаммед — орудие дьявола, ислам потакает человеческим слабостям и предлагает легкий путь спасения. Соответственно в исламе подчеркивались прежде всего плотские его черты — якобы вседозволенная Кораном сексуальная распущенность, снисходительное отношение к чувственным наслаждениям, многоженство и пр.; исламу противопоставлялись христианские обычаи с их аскетизмом и моногамией [Monneret de Villard U. Lo studio dell’islam nel XII e nel XIII ss. Citta del Vaticano, 1944.]. Отношение крестоносцев к мусульманским институтам, которые они могли наблюдать на Востоке, формировалось под влиянием уже сложившихся в восточной и западной патристике стереотипов.
Христианские писатели и хронисты, наблюдавшие нравы и повседневную жизнь крестоносцев, были скандализованы таким мусульманским институтом, как талак, соответствующим христианскому repudium — отказу мужа от жены. Жак Витрийский с особым интересом описывал этот брачный институт. Известно, что право на одностороннее расторжение брака, принадлежавшие на Востоке исключительно мужчине, существовало еще до Мухаммеда [Wellhausen J. Die Ehe bei den Arabern// Nachrichen von der Königlichen Gesellschaft der Wissenschaften zu Göttingen. Göttingen, 1893. N 11. S. 431. 481.]. В Коране семейно-брачные отношения были упорядочены. Муж по-прежнему имел право объявить жене талак, причем до четырех раз. Существовал специальный период кур, в течение которого супруги могли примириться, И мужчина имел право вернуть жену даже против ее воли. Муж нередко злоупотреблял этим правом, сначала объявляя жене талак, а потом возвращая ее. Несчастные женщины часто отказывались от своего приданого, чтобы облегчить себе существование. Талак можно было объявить три раза, но вернуть жену в четвертый было нельзя, пока она не побывает замужем за другим человеком. Тогда объявлялся тахлил, предполагающий женитьбу на трижды разведенной женщине с целью дать ей возможность выйти замуж за первого мужа. Четвертый брак заключался между теми же самыми супругами после того, как жена заключит и расторгнет брак с третьим лицом [См. о мусульманском браке. Robertson Smith W. Kinship and Marriage in early Arabia. L., 1903; Gertrude Stern H. Marriage in early Islam. L., 1939. P.127 — 151; Shorter Encyclopedia of Islam / Ed. by H. A. R. Gibb, J. H. Kramers. N. Y., 1969. P. 564-570.]. В силу практики тахлил часто заключались фиктивные браки. Жак Витрийский, недоумевая, объяснял существование обычая тем. что, когда муж возвращает свою жену в семью, необходимо, согласно мусульманским обычаям, чтобы она перед этим испытала чувство стыда, после чего только она достойна возвращения. Для христианского автора подобная форма развода казалась немыслимой, так как никакой христианин не мог подумать о разведенной жене как о свободной женщине.
Брачные установления мусульман Жак Витрийский называл «содомским грехом», резко осуждая их. Брачные обычаи Востока вызывали непонимание и у другого христианского миссионера, посетившего Палестину в 70-х годах XIII в. — Гильома Триполитанского. Он описал обычай талака, но, совершенно не поняв его, приводит в качестве его иллюстрации фразу из Библии: «А если жена в глазах твоих согрешила, дай ей развод и разреши идти ей…» [Tripoli G. Tractatus de statu Sarcenorum, cap. XLIX // Prutz H. Kulturgeschichte der Kreuzzüge. B., 1883.]. Многие черты семейно-брачных отношений мусульманского Востока поражали воображение христиан. Прежде всего — многоженство. К этой теме христианские писатели обращались неоднократно, подвергая критике брачную жизнь Мухаммеда и часто приводя фантастические рассказы о количестве жен у мусульман. Жак Витрийский утверждает, что Мухаммед имел 115 жен. не считая конкубин и наложниц [Jacobi de Vitriaco Historia Hierosolymitana, cap. VI // Gesta Dei per Francos/ Ed. J. Bongars. Hannoviae, 1611.]. По его словам, пророк не чуждался и чужих жен и, где бы он ни появлялся, везде занимался развратом [Ibid. Cap. V.]. Епископ Акры называет его «человеком бесстыдным… сластолюбивым и похотливым…» [«…homo impudicus… libidinosus…» (Ibid. Cap. VI).], который в силу своего сластолюбия установил и соответствующие брачные институты и обычаи, разрешив мусульманам иметь «много жен и стольких конкубин, скольких он может прокормить» [Ibid. Cap. XXI.].
Гильом Триполитанский изображает брачную жизнь мусульман в духе тех же представлений, упрекая Мухаммеда в том, что тот потворствует сексуальной распущенности мусульман, советуя им иметь по четыре и даже по девять жен и неограниченное число конкубин. Гильом Триполитанский сообщает, что и султан Египта, который оказал ему прием во время его последнего путешествия по Востоку, имеет четырех жен, причем последняя его жена христианка из Антиохии [Ibid. Cap. XXII.]
Полигиния — эта характерная черта исламского брака, представляется христианским писателям скандальной, и они постоянно напоминают о ней в своих сочинениях. Людольф Зюдгеймский, немецкий путешественник XIII в. описывает мусульман как «слабых и сластолюбивых людей», имеющих много жен Сексуальные наслаждения Коран обещает даже в раю — об этом неустанно напоминают христианские авторы. Гильом Триполитанский подчеркивает плотский характер описываемой в Коране райской жизни.
В то же время знакомство с чужими традициями помогало западному миру глубже осмыслить особенности собственных семейно-брачных традиций и четче сформулировать христианскую концепцию семейно-брачных отношений. Сосуществование разных моделей брака на латинском Востоке нашло отражение не только в представлениях. Нередкими были и межэтнические браки. Статистические подсчеты здесь невозможны. но имеется ряд косвенных данных. Широко известны строки из хроники Фульхерия Шартрского, в которых говорится о том. как глубоко укоренились франки на восточной земле и как часто они заключали смешанные браки: «…Тот, кто был римлянином или франком, в этой стране стал галилеянином или палестинцем. кто происходил из Реймса или Шартра, стал теперь жителем Тира и Антиохииююю некоторые уже владеют собственными домами… некоторые взяли жен из сириек и армянок пли даже сарацинок… некоторые из них милостью божьей крещены… Одни имеют у себя тестя, как и невесту, которые живут с ними или своего ребенка… внуков…» [«…nam qui fuimus Occidentales nunc facti sumus Orientales…» (Fulсhеrii Camotensis… cap.XXXVII, 3).]. Фульхерий Шартрский замечает, что «слова разных языков стали общим достоянием…» что в Иерусалимском королевстве «…смешались языки и нравы…» и что подтверждаются слова пророка Исайи, говорившего, что «лев и осел будут есть вместе солому…» [«…lingua diversa iam communis facts utrique natione fit…» (Ibid.).].
Как относилась церковь к подобного рода явлениям? Сохранились отдельные постановления церковных соборов, регулировавшие семейно-брачную жизнь крестоносцев. Собор в Наблусе 1120 г. постановил, что франкский рыцарь, взявший в дом сарацинку. подлежал оскоплению, а его сожительнице отрезали нос [Mansi J.-D. Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio. Venetia, 1903. T.XXI, cap.XII.]. Христианская женщина, вступившая в плотскую связь с арабом, рассматривалась как падшая, развратница. moecha [Ibid. Сар. XV.]. Если же христианка подвергалась насилию со стороны сарацина, то его полагалось оскопить [«…si vero ab eo oppressi fuerit, ipsa quidam culpa non tenebitur, sed Saracenus eununchiabitur…»(Ibid. Cap. XV).].
Несмотря на явственное стремление христианской церкви ограничить возможность смешанных браков, связи франкских рыцарей с восточными женщинами, как и браки христианок с сарацинами были довольно частым явлением в жизни государства крестоносцев. Сведения о подобных связях часто встречаются и в других хрониках. Альберт Аахенский рассказывает об одной франкской женщине, которая прожила некоторое время в плену у сарацин, а затем после победы христиан вернулась к своим единоверцам, где ей было определено легкое покаяние [Alberti Aquensis Historia… Lib. II cap. XXXVIII P. 327.]. Но мусульманин. знавший ее и «воспламененный ее красотой», вновь склонил ее к преступной связи, и женщина, не устояв перед соблазном, бежала из стана крестоносцев к сарацину [Ibid. P. 328.]. Тот же хронист рассказывает и другую историю о рыцаре, который попал в засаду и был обезглавлен мусульманскими воинами [Alberti Aquensis Historia… Lib. V. cap. V.]. Его жена понравилась арабскому воину, который увел ее в плен и сделал своей женой [Ibid.]. Гвиберт Ножанский сообщает, что рыцари-крестоносцы, завоевавшие восточные города – Иерусалим, Антиохию, Тир, – вступали в связь с местными женщинами [Guiberti Novigenti Historia… Lib. I. P. 127.]. Часто хронисты упоминают о том, что многих христианских женщин во время военных конфликтов брали в плен [Gesta Francorum Hierusalem expugnantium… cap. LVII P.532.]. Раймунд Анжильский рассказывает, что после битвы при Аскалоне многие франкские женщины были взяты в плен, где им дали мужей арабов для создания новых семей [Raimundi Aguilers Historia… P.303.].
Итак, межэтнические брачные связи были фактом. Существовала особая прослойка населения государства крестоносцев – так называемых poulains, т.е. рожденные от смешанных браков. Особое возмущение они вызывали у Жака Витрийского. В изображении епископа они, “в удовольствиях вскормленные, чувственные и изнеженные», «предпочитают бани битвам, предаются роскоши, малодушны и проявляют робость по отношению к врагам христиан” [«… immunditiae et luxuriae dediti, more mulierum mollibus indutii…» (Jacobi de Vitriaco Historia… P.1088).]. Он упрекает их в потворстве сарацинам и в коварных союзах с врагами. Неудачи и поражения крестоносной армии Жак Витрийский во многом приписывает poulains.
Стало быть франки и сарацины не были разделены глухой стеной, их отношения не исчерпывались только военным противостоянием, они жили вместе и вступали в контакты. Вряд ли смешанные браки могли повлиять на демографическую ситуацию на Востока, но знакомство с иными брачными обычаями и традициями было важным фактором культурного взаимодействия. Оно всегда могло способствовать тому, что неприятие мусульманских обычаев сменялось периодом приятии, т. е. понимания чуждых Западу традиций; преодолевалось ригористическое непримиримое отношение к исламу и восточной культуре, столь активно инспирируемое церковью. Реальная мирская жизнь расходилась с церковными нормами
Собранные здесь сведения о повседневной жизни крестоносцев позволяют сделать некоторые предположения о влиянии особой ситуации крестовых походов на демографическое развитие, отношение западных христиан к браку, сексу. Большой отток на Восток рыцарской молодежи должен был повлиять на развитие демографической ситуации на Западе. Крестовый поход, часто вызывал распад уже сложившихся семейных союзов, возможно, влиял и на детность брачных пар. С другой стороны, вследствие крестовых походов возрастала самостоятельность женщины в семье, степень ее свободы, в определенной мере менялось ее положение в семье, статус отношения к ней. Вследствие крестовых походов возросли и возможности для вдов вступать во второй брак и создавать новые семьи – такая перспектива рассматривалась как вполне допустимая даже церковью.
Ослабление прочности семейных связей в результате крестовых походов, создание новых брачных союзов, случаи второго брака в целом изменили оценку брака как прочного и нерасторжимого союза, и, возможно, смягчили жесткий запрет церкви разводиться и заключать второй брак. Создание новых семей могло также стать фактором демографического роста. Но все же крестовые походы, вероятно, вызывали скорее рост смертности, чем повышение рождаемости. Потери в военных конфликтах, сарацинский плен повышали смертность в армии крестоносцев. тому же способствовали голод, сложные природно-климатические условия, эпидемии и т.п. Статистическим путем измерить роль всех этих, сопутствовавших крестовым походам, явлений почти невозможно. Но, видимо, помимо психологического воздействия они оказывали определенное влияние и на демографическую ситуацию.
Крестовые походы породили своеобразное явление — брачную службу. Особая ситуация, связанная с ним. повлияла как на образ жизни крестоносцев в целом, так и на их установки в матримониальной сфере. Поведение рыцарей на латинском Востоке стало предметом особого интереса отцов церкви, которые создавали христианскую концепцию брака.
Крестовые походы оказали огромное влияние на отношение западного человека к браку, сексу. Особую роль в изменении этих представлений сыграло знакомство с мусульманской моделью брака, поразившей крестоносцев своей экзотикой и породившей девиантные оценки. Крестовые походы в целом способствовали определенному изменению привычек западных людей, а также принятых в христианском социуме норм и традиций.
Лучицкая С.И. Быт, нравы и повседневная жизнь крестоносцев
