Великий исламский завоеватель Саладин [1137–1193] стал неотъемлемой частью западных рыцарских романов до такой степени, что в некоторых традициях утверждалось, что он был посвящен в рыцари и даже крестился перед смертью. Его милосердие к врагу превосходил только его исключительный полководческий талант. Как известно, все легенды содержат зерна правды – так насколько же посмертная слава Саладина преувеличивает историческую действительность? Лучший способ ответить на этот вопрос – выяснить судьбу врагов, попавших в руки могущественного султана.
Салах ад-Дин Юсуф ибн Айюб, известный на Западе как Саладин, был султаном Египта и Сирии во второй половине XII века. В то время практика захвата ключевых врагов для использования их в качестве заложников в целях получения выкупа была довольно широко распространена как в христианских землях, так и на исламском Среднем Востоке. Однако это распространялось только на аристократов, которые могли позволить себе заплатить выкуп. Напротив, солдаты-пехотинцы, набранные из простолюдинов, фермеров и прочих слоев населения не имели какой-либо правовой формы защиты в военное время. Их просто грабили, убивали или, если они исповедовали другую веру – порабощали и отправляли на принудительные работы. Именно исключительное отношение Саладина к мирным и безоружным людям удивляло христианских летописцев эпохи крестовых походов.
Историки отмечают, что обычай предлагать безопасный проход жителям, сдавшим город перед началом осады или во время ее, известный по-арабски как aman [«спокойствие» или «миролюбие»], был более известен в исламский мире, чем в Европе XII века. Без сомнения, самый известный пример этого – сдача Иерусалима после величайшей победы Саладина при Хаттине в 1187 году. В результате переговоров о капитуляции Священного города с франкским бароном Балианом Ибелином и несмотря на желание эмиров Саладина отомстить за резню, учиненную франками за столетие до этого, султан разрешил беспрепятственно выпустить из города всех христиан со всем их имуществом, которые могли заплатить небольшой выкуп. Вся операция проводилась с величайшим уважением к людям и святыням. Ни одно здание не было разграблено, а сарацинские солдаты охраняли улицы и защищали уходящих мирных жителей от любых форм насилия. Кроме того, 20 000 христиан, не имевших достаточно денег для уплаты выкупа, «получили неприкосновенность по приказу Саладина» [Роберт Осерский, Chronicon, MGH Scriptorum Vol. 26, p. 252].
Ранее этого Саладин уже проявлял к франкам подобное великодушие. В 1183 году он осаждал замок Рено де Шатийона, известный как Керак в Моаве. Это была одна из величайших крепостей крестоносцев за рекой Иордан. Случайно в те же дни в замке проходили торжества по случаю свадьбы Хамфри IV Торонского, пасынка Рено, с принцессой Изабеллой Иерусалимской, сводной сестрой короля. Когда жена Рено, Стефания Милли, отправила Саладину несколько блюд с свадебного стола, тот в ответ приказал приостановить бомбардировку башни, где спали молодожены.
Это не единственные эпизоды, которые повлияли на так называемую Легенду о Саладине, но осады Керака и Иерусалима являются наиболее известными и широко задокументированными. Многие другие незначительные факты, как подозревают исследователи, являются выдумками чрезмерно усердных писателей, творившими уже после смерти Саладина. Попытаемся определить, действительно ли Саладин был своего рода рыцарем и героем без упрека, как его изображали многие летописцы, или он просто был более прагматичным лидером, генералом, который знал цену милосердию, но мог иногда прибегать к тактике террора и суровым наказаниям, когда того требовали обстоятельства.
Во-первых, мы должны обратить внимание на культурный фон, на котором вырос Саладин. Большинство крестоносцев плохо знали мусульманское общество и его обычаи. Исламская цивилизация объединила как минимум три разные культуры: арабскую, иранскую и тюркскую. Каждая из этих культур, особенно в их самой ранней форме, особо подчеркивала роль знатного конного воина. Сам Саладин был курдом и, следовательно, принадлежал к иранской расе. Неудивительно, что некоторые его жесты и действия были знакомы западным рыцарям, поскольку они тоже происходили из мира, в котором доминировали конные воины [шевалье].
Во-вторых, и это особенно касается обхождения с невооруженным гражданским населением, мы должны помнить, что во время войны то, что часто считается благородством и великодушием, может быть продиктовано просто соображениями целесообразности. Следует помнить, что Саладин решил спасти христианское население Иерусалима от резни только после того, как Балиан Ибелин угрожал убить всех мусульманских пленников и разрушить Купол Скалы [Куббат ас-Сахра – мусульманская мечеть на Храмовой горе в Иерусалиме, переделанная крестоносцами в Храм Господень (Templum Domini) ], если сарацины попытаются штурмовать город. Действительно, султан поклялся взять Иерусалим силой в качестве возмездия за его жестокий разграбление рыцарями Первого крестового похода. Но угроза Балиана, а также, возможно, мудрое мнение советника Аль-Харави, который предположил, что люди, которых пощадили, будут лучше сотрудничать в будущем, решительно изменили первоначальные намерения Саладина.
САЛАДИН И ВОЕННОПЛЕННЫЕ
В Коране нет единого правила относительно судьбы военнопленных. Победителю предоставляется свобода выбора между освобождением, выкупом, обменом на товарища, заключенного врагом в тюрьму, порабощением или убийством. Саладин, похоже, не отдавал предпочтения ни одному из этих вариантов. Однако тот факт, что знатные крестоносцы были гораздо более ценными как заложники, подлежащие выкупу или обмену, часто освобождал султана от практики тотальной казни плененных, тем самым помогая сформировать вокруг себя ауру милосердия.
Выкупы за пленников были весьма высокими. Высшие чиновники египетской администрации во времена Саладина получала годовой оклад в размере 180 динаров, в то время как выкуп за франкского барона легко составлял сотни тысяч динаров. Однако, во время крестовых походов камень был отличной разменной монетой для сарацинов, возможно, даже лучшей, чем золото. Огромные цитадели крестоносцев, разбросанные по Святой Земле, были домами для небольших гарнизонов, которые могли годами удерживать целые армии под своими стенами. Не раз Саладин пытался обменять попавших в его руки знатных представителей латинской аристократии на их поместья, замки и города. Под прицелом или под вооруженным конвоем жертву приводили к стенам и приказывали умолять своих подданных освободить крепость и таким образом спасти его из плена.
Третий вариант был для самых хитрых властителей; это было своего рода актиивное использование заложника или, лучше сказать, демонстрация ложного милосердия, в буквальном смысле способное подорвать сплоченность врага. Если в лагере противника происходила борьба различных группировок, сражающихся друг с другом за власть, как в случае с различными франкскими претендентами на иерусалимский трон, то освобождение ключевого персонажа в определенный момент могло бы иметь взрывоопасные последствия. Примером может служить случай с Ги де Лузиньяном, королем Иерусалима, плененным в битве при Хаттине. Скорее всего, первоначальным намерением Саладина было обменять Ги на некоторые прибрежные города Латинского королевства. Однако вскоре после великой битвы все эти города сами сдались, за исключением Тира. Этот город был спасен только своевременным приходом войск Конрада Монферратского, кандидата на иерусалимский престол после женитьбы на принцессе Изабелле. В этот момент Саладин освободил Ги без выкупа, но по иронии судьбы Конрад не позволил ему въехать в Тир. Он был полон решимости более не подчиняться человеку, которого уже считал своим неудачным предшественником. Освободив главного представителя дома Лузиньянов, султан намеренно усилил напряженность в осажденном королевстве, у которого оставался лишь один единственный порт.
Не так везло солдатам, которые не могли похвастаться благородным происхождением. Если их не казнили сразу, то судьба неизбежно приводила их в рабство, либо на службу к султану, либо в домашнее хозяйство какого-нибудь знатного богатого мусульманина. В битве при Хаттине сарацины взяли столько пленных, что им даже пришлось использовать веревки от своих палаток, чтобы связать всех. Впоследствии это привело к падению цен на невольничьем рынке в Дамаске до такой степени, что одинокий взрослый мужчина продавался всего за три динара вместо обычных тридцати трех. С другой стороны, те, кто становился собственностью Саладина, почти исключительно использовались в качестве бесплатной рабочей силы для строительства новых замков или укрепления старых крепостей. Без помощи этих подневольных рабочих Саладину было бы трудно построить новую цитадель в Каире и обеспечить Иерусалим более глубоким рвом и более высокими и толстыми стенами.
Был еще особый тип пленников, которые пользовались своеобразным вниманием султана. Это были члены военных орденов [тамплиеры и госпитальеры] и так называемые туркополы. Тамплиеры и госпитальеры были воинами-монахами, посвятившими свою жизнь Богу и войне против мусульман. Туркополы [от греческого слова Tourkopouloi “сыны турков”], были арабскими или тюркскими вспомогательными войсками, которые часто отказывались от исламской веры и сражались на стороне крестоносцев в основном как конные лучники. Что касается первых, то несколько слов, произнесенных Салах ад-Дином сразу после Хаттина, совершенно недвусмысленно говорят о том, какого отношения они должны ожидать от него: «Я очищу землю от этих нечистых народов [тамплиеров и госпитальеров]» [Имад ад-Дин аль-Исфахани, аль-Фатх аль-Кусси фи-ль-Фатх аль-Кудси]. Саладин лично заплатил выкуп за каждого рыцаря-тамплиера и госпитальера, захваченных его воинами, и в конце концов приказал всех их обезглавить. Откуда такая безжалостность по отношению к этим воинам, которых систематически истребляли всякий раз, когда удавалось захватить их живыми? Вероятно, потому, что сарацины [справедливо] видели в них своих непримиримых врагов, с которымм мир никогда не длиться долго. В конце концов, монахи-воины были созданы специально для борьбы с исламом и их фанатичное рвение уже было проверено во многих битвах, чтобы их можно было недооценивать. Проще говоря, они были слишком опасны, чтобы оставлять их в живых.
Обычно туркополы, захваченные людьми Саладина, подвергались подобному же обращению, но здесь мотивация была другой. Их смерть была скорее наказанием, чем мерой предосторожности. Как известно, многие [хотя и не все] туркополы набирались из христианизированных арабов и турок. По Корану наказанием за вероотступничество [ridda] является смерть, если только оно не было совершено, чтобы избежать смертельной опасности для себя или близких. Хорошо известно, что Саладин стремился к тому, чтобы его считали идеальным мусульманским правителем и лидером великой священной войны [джихада] против франков. Именно в свете этого уничтожение туркополов-отступников представляется полностью оправданным. Если бы Салах ад-Дин поступил по-другому, он бы взял на себя вину своих единоверцев или, что еще хуже, был бы признан слабым.
«ЖЕСТОКОСТЬ» САЛАДИНА
Чувство чести обычно не позволяло Саладина проявлять жестокость по отношению к мирным жителям и членам франкской знати. Даже когда он отдавал в рабство рядовых солдат противника или после победоносного сражения казнил тамплиеров и туркополов, султан старался показать, что его действия соответствовали обычаям ведения войны или были продиктованы соображениями стратегической необходимости, и никогда не позволял увлекать себя личной жаждой мести. Фактически было лишь одно исключение, оправдывающее его обращение к насилию. Это был случай вероломства тех, кто сознательно проигнорировал соглашение, подписанное и принесенное во имя Бога. В 1179 году во время осады Галилейского замка, известного как Вадум Якоб [«Брод Иакова»], Саладин решил провести образцовое наказание своим побежденным противникам.
Мало того, что замок защищал гарнизон тамплиеров и туркополов, врагов, которые не могли ожидать от него пощады, но и сама крепость была построена на мусульманской территории во время перемирия с королем Балдуином IV. Таким образом, Саладин посчитал это открытым нарушением мирного соглашения. Балдуин хорошо понимал, на какой риск он идет, но оправдывал свой предательский шаг тем, что Вадум Якоб был лучшим бродом через реку Иордан именно в том месте, где проходила граница между Латинским королевством и землями сарацинов. Как указывали многие из его советников, это было идеальное место для борьбы с любой попыткой вторжения сарацинов с севера. Войска Саладина штурмовали замок 29 августа 1179 года. 700 его защитников – все тамплиеры и туркополы – были убиты; остальные, около 800 человек, были порабощены и депортированы.
Десять лет спустя Рейнальд [Реджинальд] Сидон-Бофорт, влиятельный барон Утремера, чуть не поплатился жизнью за попытку обмануть Саладина. Во время переговоров по условиям сдачи крепости Бофорт в провинции Тир, Рейнальд заверил Саладина, что он обратится в ислам и последует за султаном в Дамаск. На самом деле этот франк просто стремился продлить переговоры, чтобы дать своим людям как можно больше времени для усиления защиты замка. К сожалению для Рейнальда, Саладин обнаружил уловку. Султан привел его к стенам и велел жестоко бить плетьми, подвесив барона за ноги. И только когда боль от ударов стала невыносимой и Рейнальд крикнул своим людям, чтобы те сдали крепость, пытка прекратилась.
Стоит припомнить и злополучную экспедицию Рено де Шатийона через Красное море. Этот эпизод во сто крат больше, чем любой другой, вызвал гнев Саладина. В 1182 году Рено с группой авантюристов, предварительно доставив материалы на берег залива Акабы, построил пять галер. Оттуда они намеревались совершить морской набег на священный город Мекку и украсть ценности пророка Мухаммеда. После нападения на некоторые египетские порты и торговые конвои франкская флотилия начала грабить небольшие города на аравийском побережье, остановившись всего в 90 милях к северу от Джидды, гавани Мекки. Эти действия встревожили губернатора Египта, брата Саладина Аль-Адиля, который вооружил флот, чтобы перехватить злоумышленников. Корабли крестоносцев, застигнутые врасплох во время стоянки, были полностью уничтожены, а оставшиеся в живых были вынуждены бежать через пустыню. Только Рено и нескольким счастливчикам удалось добраться до Керака – не без помощи местных бедуинов. Аль-Адиль намеревался использовать пленных в качестве заложников для обмена или выкупа, но Саладин категорически приказал ему казнить их. Нельзя было проявлять милосердия к тем, кто пытался осквернить священные места ислама. Рено, уже ответственный за нападение на караваны сарацинов во время перемирия, позже был схвачен в Хаттине вместе с королем Ги де Лузиньяном. В этом случае Саладин лично обезглавил Рено, пощадив Ги, потому что, как он сам объяснил, король никогда не должен убивать другого короля.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
После этого краткого анализа мы можем заключить, что отношение Саладина к своим врагам соответствовало отношению других политических и военных лидеров того времени. Уважая социальную иерархию, султан обычно избегал преследований высокопоставленных лиц и ни в чем не повинных гражданских, но был готов наказать любого, кто оказывался нелояльным, лживым или представляющим опасную угрозу его планам.
Его репутация милосердного полководца во многом обязана его поведению при осаде Иерусалима в 1187 году, что резко контрастирует с поведением латинских крестоносцев во время Первого крестового похода. Мы должны добавить, что до XII века мусульманский мир был совершенно неизвестен христианам Европы и Саладин был в некотором роде первой средневековой восточной фигурой, вошедшей в западную популярную историю.
По материалам журнала Medieval Warfare
подготовил Анохин Вадим [Vad Anokhin].
Санкт-Петербург 2021
