Среди источников о монгольском нашествии 1241 г., введенных в научный оборот благодаря большим редакторским усилиям XIX в., было письмо французского магистра тамплиеров королю Людовику IX Святому [1]. Польские ученые познакомились с этим письмом более 100 лет назад благодаря Б. Улановскому, который перевел его и посвятил ему отдельное исследование [2]. С тех пор почти все историки, занимающиеся войной с татарами и историей ордена тамплиеров в Польше, ссылаются на этот источник.
Интересующее нас письмо не сохранилось в оригинале. Его содержание цитируется in extenso анонимной французской хроникой XIII века. Используя этот источник, мы должны доверять надежности неизвестного летописца, чья достоверность пока не подвергалась сомнению. Автор письма представился как Ponces de Aubon, mestres de la chevalerie du Tempie en France [3] Новости, которые он передал королю, касались исключительно последствий татарского вторжения в Центральную Европу и мер, предпринятых в связи с этим местными правителями и его монастырскими соратниками. Поскольку предметом нашего рассмотрения будет, в основном, положение тамплиеров в Польше, мы сосредоточим наше основное внимание на фрагментах источника, относящихся к этой теме. Письмо начинается следующими фразами: Les nouveles des Tartarins, si comme nous les avons oies de nos freres de Poulainne qui sont venu au chapitre. Nous faisons savoir a vostre hautesce que Tartarin ont la terre qui fu Henri le duc de Poulainne destruite et escillee, et celui meismes ocis avec mout des barons, et six de nos freres et trois chevaliers et deus sergans et 500 de nos hommes ont mort; et troi de nos freres, que nous bien connissonz, eschaperent… [4]. Далее, после абзаца о запустении всех венгерских и богемских земель и разделении татарских войск на три части: в Венгрии, Богемии, и Австрии, магистр сообщает: Et si ont destruit deus des meillours tours et trois viles que nous avionz en Poulainne; et quanque nous avionz en Booine et en Morainne del tout en tot il ont destruit. [5]. В конце письма сообщается: “В связи с тем, что наши братья из Буайна, Гонгри, Пулена, Алемании и Морейна не пришли на наш капитул, наши друзья собирают столько людей, сколько могут, чтобы противостоять им [татарам]…” [6]. Соответственно, вышеупомянутый господин должен был через посланников обратиться к своему французскому коллеге за подкреплением. Последний, в свою очередь, как он сам указал, намеревался выполнить эту просьбу.
Источник, в том виде, в котором он дошел до нас, лишен даты и места составления. Предполагается, однако, что он был написан в июне или июле 1241 года, то есть через 2-3 месяца после вторжения в Силезию [7]. Именно эта почти одновременность с описываемыми событиями и ссылка на рассказы непосредственных их участников должны определять оценку письма как достоверного, еще не запятнанного рассказа. Самое главное, этот источник – единственный, который сообщает об участии польских тамплиеров в войне против монголов в 1241 году и о потерях, которые орден понес в Польше, Богемии и Моравии [8].
Ряд источников, относящихся к периоду 1225-1241 годов, сообщает нам о пребывании тамплиеров на польских землях [9]. Поскольку в основном это документы, касающиеся земельных пожалований и доходов от десятины для ордена, можно приблизительно реконструировать его владения в интересующее нас время [10]. Если попытаться нанести на карту с отмеченными тамплиерскими владениями границы опустошения, которое монголы произвели в Польше в 1241 году, то окажется, что большинство владений ордена находилось далеко от зоны военных действий, и разрушения могли затронуть только те, которые располагались в Силезии и, возможно, в Мазовии. Тот факт, что монголы вторглись в Силезию, не оспаривается. Также представляется несомненным, что, по крайней мере, из Ополе основная часть захватчиков двигалась по левому берегу реки Одры в направлении Вроцлава и далее к Легнице [11]. Если осью похода, как предполагается, была дорога, ведущая через Бжег и Олаву, то на периферии действий монгольской армии находился комплекс владений тамплиеров с центром в Олеснице Малой [12]. Сама Олесница расположена всего в 10 км к югу от упомянутой дороги, что мы считаем расстоянием, позволяющим предположить, что туда могли прибыть войска Орды [13]. Это же замечание относится к двум деревням, расположенным в непосредственной близости от командорства и которые, по крайней мере в более поздние времена, были связаны с тамплиерами [Хвалибожице – Фрауэнхайн и Овчары – Темпельфельд] [14].
Во второй раз тамплиерские владения оказались под угрозой во время обратного марша монголов. Согласно Rocznika śląskiego kompilowanego и Хронике Длугоша, после опустошения окрестностей Легницы монголы остановились на 14-15 дней в Отмучуве, откуда совершали разрушительные набеги на окрестности [15]. Этого времени было достаточно, чтобы разграбить Олесвенцим, удаленный от Отмучува на расстояние около 10 км. Этого времени было бы достаточно для разграбления Олесницы и Брожеца, расположенных примерно в 50 км по прямой от Отмучува, а также предполагаемых поместий в Хвалибожице, Овчарах и Ютшине [Мариенау] [16]. Монголы, находившиеся в Польше более месяца, вероятно, знали, где искать добычу. Так, если они нашли дорогу в цистерцианский монастырь в Хенрыкуве [17], то могли найти дорогу и в командорство в Олеснице Малой.
Вопрос о пребывании монголов в Мазовии гораздо менее определенный. Вторжение в эту часть Польши признают лишь некоторые ученые, и даже они значительно расходятся во взглядах на обстоятельства и ход похода через земли Болеслава, сына Конрада Мазовецкого [18]. Оставляя в стороне вопрос об обоснованности вышеприведенных суждений, следует отметить, что не существует источников, которые позволили бы проследить точный маршрут монголов, возможно, действовавших там. Таким образом, это не позволяет сделать какие-либо выводы относительно владений на реке Буг, пожалованных тамплиерам в 1239 году [19].
Письмо Понса де Обона, относящееся к братьям, прибывшим из Польши, сообщает о разорении татарами земель принца Генриха. Тамплиеры, которые вскоре после описываемых событий явились на капитул в далекой Франции, еще не могли ничего сказать или не видели причин сообщать о разорении других польских районов, таких как Ленчица и Сандомир. Ситуация в Мазовии не вызывала никакого интереса. Если бы капитул получил известие о возможном уничтожении орденских владений на реке Буг, он не преминул бы объяснить обстоятельства, при которых это произошло [это было бы названо разорением татарами земель князя Болеслава]. В таком контексте кажется очевидным, что источником информации здесь были монахи какого-то командорства в округе князя Генриха. Вышеизложенные выводы также позволяют нам ограничить упомянутые в источнике потери, которые тамплиеры понесли в Польше и их владениями в Силезии. Что же тогда представляли собой те уничтоженные два des meillours tours и три viles из письма? Орден не имел ни одного города в интересующем нас регионе. Поэтому во втором случае речь идет о трех деревнях, загородных поместьях [латинское villae неточно переведено как villes, что, в свою очередь, соответствует этимологии последнего слова] [20].
Мы не можем назвать их по имени, но, как уже было выяснено, они были частью небольшой группы поместий, связанных с командорством в Олеснице Малой. Если tours действительно являются башнями, кажется не очень понятным использование с ними прилагательного хорошие [21]. Прежде всего, проблемой остается их местоположение. Жилые башни использовались в качестве оборонительных сооружений польскими рыцарями и могли использоваться в этом же качестве и монахами. На маршруте монгольского похода в Польше был только один известный нам дом тамплиеров – Олесница Малая. Поэтому упоминание о двух башнях является либо свидетельством функционирования второго утраченного командорства, либо доказательством использования башен более низким уровнем управления орденским имуществом, например, управляющими более отдаленных поместий. К сожалению, проверить эти версии с помощью археологических источников не представляется возможным; в интересующем нас районе пока не найдено ни одного подобного жилища [22].
Факт участия рыцарей-тамплиеров в битве при Легнице не оспаривается со времен исследований Б. Улановского. Он считается несомненным [23].Это мнение не противоречит основному рассказу о битве Яна Длугоша, который различал среди участников битвы cruciferi – тевтонских рыцарей и crucesignati – крестоносцев [24]. Последний термин мог включать и другие рыцарские ордена, т.е. иоаннитов и тамплиеров [25]. Rocznika śląskiego kompilowanego, в свою очередь, упоминает cruciferis, что в данном случае можно понимать как крестоносцы [26]. Конкретный пример использования для тамплиеров из Олесницы Малой этого последнего термина можно привести из датируемой ок. 1305 г. Księgi uposażeń biskupstwa wrocławskiego [Книги о вознаграждениях епископата Вроцлава], где трижды упоминаются cruciferi de Oleznitz [27]. То же самое выражение было сделано о них и иоаннитах в письме о споре епископа Томаса II с герцогом Генрихом IV от 15 мая 1284 года. – de Olesniz et de Lossow Cruciferi [28]. Аналогично, согласно документу от 1256 года, одним из тамплиеров, принимавших активное участие в покупке рыцарских имений в Заржине, был Брунон Crucifer [29].
В нашем письме, перечисляющем личные потери, ничего не говорится о сражении, и даже создается впечатление, что павшие являются жертвами вторжения, а не участниками боевых действий.
Предполагается, однако, что именно в битве при Легнице погиб вышеупомянутый герцог Генрих, а вместе с ним, как говорится в письме, mout des barons [30]. Это конкретное событие также может быть связано с потерями ордена, упомянутыми в одном предложении с информацией о смерти Генриха и баронов. Подробность, с которой переданы последние, предполагает, что автор письма воспользовался отчетом, представленным капитулу польскими тамплиерами. В конце концов, эти сведения представляли для орденских властей даже больший интерес, чем информация о смерти принца. Напротив, адресата – короля Франции – интересовала политическая и военная ситуация, и именно ее должно было касаться письмо в первую очередь. Итак, в первом пункте королю сообщалось о разорении земель герцога Генриха и о гибели последнего и многих его баронов. Во втором пункте король был проинформирован о разорении Венгрии и Богемии и о параллельных действиях татар в Венгрии, Богемии и Австрии [31]. Подробная информация о личных потерях тамплиеров была вставлена только между этими двумя важными пунктами. Чуть дальше таким же образом было вставлено предложение о материальных потерях [автор не решился утомлять правителя отдельным абзацем о делах ордена]. Таким образом, мы видим, что между информацией о смерти Генриха и баронов и использованными выдержками из отчета тамплиеров не обязательно существовала прямая связь. Другими словами, не все упомянутые в отчете должны были пасть в Легнице. Конечно, нет причин отрицать, что именно там погибли шесть братьев, упомянутых в источнике. Точно так же трое хорошо известных автору братьев, которые избежали гибели, могли быть участниками сражения, вовремя покинувшими поле боя. Правда, в письме не уточняется, идет ли речь о братьях-рыцарях или о братьях-капелланах, поэтому можно предположить, что здесь рассматривалась судьба только участников сражения, то есть рыцарей. Чрезвычайно высокий процент павших, составляющий в равной степени 2/3, не должен служить основанием для каких-либо выводов. Названные цифры слишком малы, чтобы сравнивать их с общепринятой статистикой потерь.
Среди рыцарей, вступавших в орден, можно ожидать и наиболее идеалистический элемент, серьезно относящийся к принципам крестоносцев – бороться с язычниками до последней капли крови. Мы не располагаем источниковой базой, чтобы решить, были ли все упомянутые лица только из командорства в государстве Генриха, или же их поддерживали рыцари из Померании или даже из-за пределов Польши. Общее число в 9 монахов, вступивших в непосредственный контакт с монголами, вполне укладывается как в гипотетические пределы численности этого ордена в Польше, так и в Силезском округе [32]. Таким образом, это скромное число свидетельствует против значительного участия в польской кампании иностранных тамплиеров, которые, если они и прибыли сюда, то в небольшом количестве. Именно с последним связана проблема этих трех павших рыцарей [шевалье], упомянутых среди тамплиеров. Если бы они были просто иностранными добровольцами, прибывшими по призыву Генриха Благочестивого, о них бы не упоминалось во внутреннем отчете ордена. Их отношения с монахами должны были быть более тесными. Вероятно, исходя из того же предположения, делается попытка связать именно тамплиеров с акцией по организации международной поддержки силезского князя [33].
Участие иностранных рыцарей в битве предполагает Rocznik śląski kompilowany, поскольку именно так, вероятно, следует понимать фразу Polonis et cruciferis [34]. Дальше идет Длугош, который, ссылаясь на папское воззвание [iam enim auctoritate apostolica in multo regionibus crux contra Thartaros velut comunes et publicos Christiane religionis hostes predicabatur], обосновывает наличие в войсках Генриха plures voluntarii et cruce signati и, еще более явно, описывая первый отряд, говорит о crucesignati voluntariique milites ex variis linguis nacionibus collecti [35]. Проблема здесь заключается в отсутствии какого-либо упоминания о такой папской булле периода до поражений при Легнице и при Шайо [36]. Призывы к крестовому походу, ввиду нарастающей атмосферы монгольской угрозы, имели место еще до самого вторжения [37]. Конкретные меры, однако, были приняты только после 9 апреля 1241 года, на съездах в Мерзебурге [25 апреля] и Эсслингене [19 мая], когда было решено, что немецкие крестоносцы прибудут в Нюрнберг 1 июля. Об этих событиях упоминает Понс де Обон, сообщая в письме о принятии креста немцами, ожидающими вторжения [38]. Однако тевтонские и галльские добровольцы уже должны были принять участие в битве при Шайо 11 апреля 1241 года [39]!
Таким образом, если бы дело происходило под Легницей, участие самих монахов в бою, несомненно, было бы во много раз серьезнее, чем то, которое представляется нам из рассматриваемого письма [не говоря уже о значении небольшого числа из трех павших рыцарей]. Эти несколько человек уже могли быть рыцарями ордена. Но можно ли использовать структуру, известную на прусской границе [40]? Поместья тамплиеров лежали далеко от языческих земель, и у местных командорств не было военной миссии, способной привлечь под их знамена авантюрных и славных рыцарей. Вместо этого рыцарская служба на коне рядом с сеньором, в данном случае с магистром командорства, входила в обязанности деревенских старост. В отличие от упомянутых, общая идентификация следующей группы павших, т.е. братьев-слуг [sergans], не вызывает возражений. Если исходить из обстоятельств их гибели в бою, то можно даже предположить, что это были братья-слуги [fratres servientes armigerii], то есть оруженосцы. Вызывает недоумение тот факт, что погибли только двое из них, в то время как братьев-рыцарей, которых они сопровождали в походах, пало втрое больше их. Может ли это быть результатом столь большой разницы в моральном состоянии высших и низших членов одного ордена? Может быть, слуги, вместо того чтобы вовремя сражаться буквально наравне с рыцарями, дезертировали, спасаясь бегством? Скорее всего, это невозможно. В качестве отступления стоит отметить, что столь малое число павших слуг явно противоречит предположениям об огромных потерях, которые понесли легковооруженные воины от татарских стрел [41].
Требования найти удовлетворительную идентификацию шевалье и объяснить диспропорцию в количестве павших freres и sergans приводят к еще одному предложению по интерпретации источника. Возможно, в первоначальном [устном?] сообщении польских тамплиеров говорилось, что всего погибло 6 монахов, среди которых 3 рыцаря и 2 сержанта. Точно так же сообщалось о спасении трех братьев, но без разграничения, к какой категории они относились. Напомним, что сам автор письма представился в нем как магистр de la chevalerie. Поэтому упоминание о рыцарях могло относиться к самим тамплиерам. Однако в письме использовалась расплывчатая, двусмысленная фраза, что привело к ошибочному ее толкованию [42]. Если сложить 2 + 3, то несоответствие с числом 6, упомянутым первым, можно объяснить ошибкой или пропуском в письме упоминания о смерти одного брата-рыцаря.
После этих небольших цифр, единственная огромная – 500 наших людей – попадает в конец списка убитых. Скорее, несомненно, под нашими людьми понимались люди ордена [43]. Однако Б. Улановский называет их прислугой, считая цифру 500 округленной [44]. По словам Г. Стракош-Грассмана, силы тамплиеров были значительными, вместе с братьями выступала дружина [Mannschaft], из которой 500 человек остались на поле боя [45]. Г. Лабуда был более осторожен, ограничившись цитатой из перевода Б. Улановского [46]. В. Корта, напротив, писал о примерно пятистах убитых под Легницей воинах, представляющих эту конгрегацию, пришедших сюда с Генрихом из стран Западной Европы и самой Польши, и что среди потерь тамплиеров, кроме шести монахов, трех рыцарей и двух вооруженных людей, были только слуги [47]. Интересная цифра в 500 погибших была даже использована [если предположить, что потери в битве составили 1/3 или 1/4 отряда] для расчета численности первого отряда, в котором, согласно Длугошу, крестоносцы сражались при Легнице. Она оценивается примерно в 1 500 или 2 000 человек [48]. Отсюда следует вывод, что потери, упомянутые в списке, иногда воспринимаются как относящиеся ко всем крестоносцам [иностранным войскам]. Аналогичные предположения, видимо, делал В. Гроблевский, оценивая моравские, немецкие и тамплиерские подкрепления в до 600 вооруженных людей [49], другие – Й. Беккер, допуская возможность, что речь идет об общих потерях в Польше и Силезии [50]. С. Муларчик пошел еще дальше, относя их ко всей кампании в Центральной Европе, и прежде всего к битве в Венгрии, где участвовали тамплиеры [51].
В частности, только М. К. Ропп объяснил наших людей как крестьян [Dorfuntertanen] [52]. Цифра в 500 человек, приведенная в списке, скорее всего, была округленной, или даже приблизительной [53]. Проблемой остается указать обстоятельства, при которых погибло несколько сотен человек. Крестьяне, жившие в церковных поместьях в Польше в 1-й половине XIII века, все чаще освобождались от бремени активной военной службы. Однако нет оснований полагать, что эта обязанность не распространялась на деревни рыцарского ордена, особенно в Силезии, где этот процесс был еще слабо развит [54]. Призыв крестьян к оружию был очевиден еще для Длугоша, который писал: “Henricus [….] tam Maioris Polonie quam Silesie milites et armigeros, sed et rusticanos et agrestes homines […] in arma coegerat, nonnullosque dato donatio conduxerat” [Генрих […] как в Великой Польше, так и в Силезии заставил солдат и латников, а также крестьян и сельских жителей […] браться за оружие, и нанял некоторых из них за пожертвование.], демонстрируя здесь, возможно, знание средневековых реалий, а не конкретных фактов [55].
По политическим и практическим причинам источники набора воинов из владений тамплиеров должны были быть сужены до территории государства Генриха. Крестьяне для защиты земли и возможного участия в походах призывались по указу монарха [56]. Мы ничего не знаем об участии князей из областей, где находились другие владения ордена [север Великой Польши, Щецинское Поморье], в сражениях на стороне силезского правителя. Пеший переход крестьянских ополчений издалека также потребовал времени. Поэтому мы не ставим под сомнение возможность мобилизации в деревнях, подчиненных командорству в силезской Олеснице Малой и, возможно, в любушской Лесьнице [Лицене]. Мы должны только задаться вопросом, можно ли было там призвать в ополчение более 500 взрослых трудоспособных мужчин. Более 500, потому что, в конце концов, не все из них могли пасть. Это означало бы, что после добавления женщин, детей, стариков и инвалидов, общее число людей, проживающих в поместье, по крайней мере, в четыре раза превышало бы общее число вооруженных мужчин. Это скорее невозможно. Несколько тысяч человек не жили в нескольких монастырских деревнях, некоторые из которых, возможно, были только что колонизированы в 1241 году [57]. Даже добавление светских слуг, возможно, нанятых горсткой польских тамплиеров, не может изменить картину. Если, кроме того, орден, имея в своем распоряжении столь незначительные владения, действительно мог выставить более 500 вооруженных людей, то, следовательно, силы, мобилизованные одним только герцогом, исчислялись бы десятками тысяч. Таким образом, отвергнув вариант, что последние потери были чисто боевыми, приходится согласиться с мнением, связывающим их с последствиями всей кампании в Польше [точнее, в Силезии]. Вполне вероятно, что население, связанное с этими разрушенными монголами тремя деревнями и двумя башнями, было [поспешно?] сочтено убитыми или пропавшими без вести вскоре после вторжения. И именно эти потери, вместе с действительно павшими в бою светскими орденскими людьми, были тогда [преувеличенно?] оценены в 500 человек [58].
Глава тамплиеров также получил известие о полном уничтожении их владений в Богемии и Моравии. Отсутствие чешских тамплиеров на капитуле объясняется тем, что они должны были присоединиться к королевской армии, которая пассивно наблюдала за действиями монголов. К сожалению, степень ущерба, нанесенного их поместьям, не может быть подтверждена источниками, тем более что письмо является единственным свидетельством их существования [60].
Только в самом конце письма мы узнаем о конкретных действиях ордена перед лицом монгольской угрозы. Здесь, как уже упоминалось, магистр Богемии, Венгрии, Польши, Германии и Моравии, вместо того чтобы отправиться на капитул во Францию, должен был собрать войско, чтобы напасть на врага [61]. Если эта информация была еще актуальна в то время, когда Понс де Обон решил написать королю, то речь не могла идти о приготовлениях перед столкновением на реке Шайо у Мохи 11 апреля 1241 года [предполагалось, что тогда был убит предводитель тамплиеров] [62] . Кроме того, автор письма упоминал о посланниках, отправленных к нему вышеупомянутым магистром Богемию, Венгрии, Польши, Германии и Моравии. Они просили о помощи, которая должна была быть оказана. Таким образом, вопрос оказался очень актуальным. Ранее в письме упоминалось о концентрации и одновременном бездействии войск правителей Венгрии [Бела IV], Богемии [Вацлав I], двух неизвестных сыновей польского князя и патриарха Аквилеи [Бертольд Андехский, дядя Генриха Благочестивого и Белы IV] [63]. Если бы мобилизация тамплиеров произошла в связи с действиями, предпринятыми под командованием богемского короля, посланники магистра, безусловно, мы были бы лучше информированы о венгерских реалиях. Возможно, у них еще не было подробного отчета о потерях в моравских владениях, но новости наверняка до них дошли.
Великое поражение при Шайо [где, как предполагалось, сражались тамплиеры] и последующее скитания Белы IV, против которого в письме выдвигается необоснованное обвинение в том, что он вместе с богемским правителем избегал столкновения с врагом. Таким образом, глава ордена пяти упомянутых стран действовал где-то далеко [вероятно, во внутренних районах Германии], имея в своем распоряжении лишь отрывочные сведения, из которых пытались воссоздать картину в целом. В интересующий нас период командорства, расположенные в Польше, подчинялись магистру с титулом magister in Theutonia [1238] или preceptor per Alemanniam [1244] [64]. По крайней мере, между 1241 и 1244 гг. эту функцию выполнял Гебхард [65]. С 1249 г. и далее прецептор польских и немецких тамплиеров уже назывался магистром [magister/preceptor] in Alamania et Polonia или in Alamania et Sclauia, что, несомненно, свидетельствует о растущем значении форпостов ордена на Востоке [66]. Свидетельства о распространении его полномочий на Богемию и Моравию встречаются в 1251 и 1294 гг [67]. В первом случае использовался даже термин summus preceptor, что указывает на то, что он был более высокого ранга, управляя не одной, а несколькими орденскими прецепториями [с подчиненными ему национальными магистрами]. Магистр [commendator] per Moraviam появился уже в 1244 году [68[. В то же время, однако, отдельный магистр польской провинции известен только со времени, непосредственно предшествующего разгрому ордена [69].
Взятые вместе, все эти признаки не позволяют с уверенностью определить организационную структуру конгрегации тамплиеров в центральной Европе в 1241 году, и, в лучшем случае, позволяют лишь предположить ее изменчивость в течение XIII века. Подтвержденный в 1241 году и в то же время ставший первым немецким магистром, Гебхард, так же как он управлял польскими форпостами, мог возглавлять дома в Моравии и Богемии. Его власть над более древней венгерской провинцией кажется более проблематичной [о чем ясно свидетельствует письмо], но даже это можно объяснить известной изменчивостью компетенции монастырских иерархов [70]. Понс де Обон, конечно, показал свое незнание ситуации в Венгрии [кроме того, что страна была разграблена], но как высокопоставленный чиновник, присутствующий на генеральном капитуле, он, вероятно, не мог ошибаться в вопросах, которые были очевидны для ордена. Вспомним здесь фразу из письма о трех известных монахах, которые избежали смерти от рук монголов в Польше. Молодость и, как следствие, слабость конгрегации на востоке полностью подтверждают вероятность ситуации, когда немногочисленные тамплиеры из Силезии были известны в окружении французского магистра. Ведь их первый дом в Олеснице Малой был основан в то же время, что и независимая немецкая провинция [20-е годы XIII века]. До этого момента, то есть еще за несколько лет до монгольского нашествия, даже старые немецкие командорства XII века подчинялись магистру Франции [71]. Действия его коллеги на востоке, описанные Понсом, должны были быть связаны с крестовым походом в Германию в мае 1241 года, где после поражения Генриха Благочестивого опасались разделить судьбу Польши [72]. Таким образом, если мобилизованные тамплиерами силы должны были появиться, как и другие крестоносцы, в Нюрнберге 1 июля, отправка посланника в капитул во Францию за подкреплением имела самое большое возможное оправдание. В этом отношении ничего не потеряло и письмо, адресованное королю.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Ex Historiae Regum Franciae continuatione Parisiensi, wyd. O. Holder-Egger, MGH SS, t. 26 (wyd. nowe), Leipzig 1925, s. 604—605; Codex Diplomaticus et Epistolaris Regni Bohemiae, t. 4, F. 1, wyd. J. Sebânek, S. Duśkowa, Pragae 1962, nr 316; Schlesisches Urkundenbuch, Bd. 2, wyd. W. Irgang, Köln-Wien, nr 219; Urkunden und Regesten zur Geschichte des Templerordens im Bereich des Bistums Cammin und der Kirchenprovinz Gnesen, wyd. W. Irgang na podstawie materiałów H. Lüpke, Köln-Wien 1987, nr 21 (далее: UuR).
[2] B. Ulanowski, O współudziale Templariuszów w bitwie pod Legnicą, w: Rozprawy i sprawozdania z posiedzeń Wydziału Historyczno-Filozojicznego Akademii Umiejętności, t.17, Kraków 1884.
[3] Jest to postać bliżej nie znana. Por. B. Ulanowski, op. cit, s. 286, przyp. 1, s. 321—322, przyp. 1; M. L. Bulst-Thiele, Sacrae domus militiae Templi Hierosolymitani magistri. Untersuchungen zur Geschichte des Templerordens 1118/19—1314, „Abhandlungen der Akademie der Wissenschaften in Gottingen, Philologisch-historische Klasse, 3. Folge”, nr 86, Gottingen 1974, s. 213, przyp. 8.
[4] “Вот последние известия о татарах, полученные нами от наших братьев, прибывших из Польши в капитул. Мы сообщаем Вашему Величеству, что татары уже разрушили и разграбили земли, принадлежавшие Генриху, польскому князю, что они убили этого князя вместе со множеством господ; шесть наших братьев, три рыцаря, два вооруженных человека и 500 слуг погибли, а три брата, хорошо нам известных, сумели избежать гибели.”.
[5] „Магистр нашего ордена в Венгрии, Богемии, Польши, Германии и Моравии не явился на капитул, но собирает столько войска, сколько может собрать против татар…”. (B. Ulanowski, op. cit, s. 285).
[6] Ibid
[7] Wg Ulanowskiego, op. cit., s. 307, 319, Письмо было написано не ранее первой половины июня и не позднее начала июля 1241 г. Однако этот исследователь ошибочно установил дату великой битвы в Венгрии на реке Шайо началом июня, а не, как правильно, 11 апреля (ср. W. Felczak, Historia Węgier, 2nd edition, Wrocław 1983, p. 45). Поскольку новости об этом еще не дошли до тамплиеров (и это вызывает недоумение, поскольку они уже знали о разорении Венгрии и действиях в Австрии), датировка источника должна быть максимально приближена к описываемым событиям. Вероятно, именно такое предположение сделал Г. Лабуда, Zaginiona kronika w Rocznikach Jana Długosza (Утраченная хроника в анналах Яна Длугоша), Познань 1983, стр. 234, определив написание маем, но со знаком вопроса. Тем не менее, существует общая связь между письмом и июнем-июлем 1241 года, например, M. L. Bulst-Thiele, op. cit, p. 212, прим. 7, или UuR, 21.
[8] Wg B. G. Steige, Bolkenhainische Denkwürdigkeiten, Hirschberg 1795, s. 35, 39, 51—53, Рыцари-тамплиеры из Болкува спасли жизнь сыну Генриха Благочестивого, Болеславу II Лысому, во время битвы при Легнице. Взамен в 1243 году князь разрешил братьям, число которых сократилось до шести, восстановить свою резиденцию в Болкуве, разрушенную татарами. Этот замок, позже известный как “каменная усадьба”, был подарен им вместе с поместьем Генрихом Бородатым еще в 1206 году. Других сведений о пребывании тамплиеров в Болкуве или их поместьях в этом районе, а также об участии молодого князя в битве нет. Помимо этих сведений, Штейге опубликовал целый ряд чисто фантастических или неподтвержденных историй. Поэтому его рассказ рассматривается как легенда (см. K. Eistert, Der Ritterorden der Tempelherren in Schlesien, “Archiv für schlesische Kirchengeschichte”, Bd. 14, 1956, p. 2). Штайге или кто-то до него, возможно, выдумал всю эту историю, взяв за отправную точку местную легенду о неком кресте, который интерпретировался как могила тамплиера (то же самое, указ. соч., стр. 52). До публикации письма Понса де Обона тамплиеры не ассоциировались с событиями в Легнице. Даже в живописной легенде к “Жизни святой Хедвиги” 1353 года среди сражавшихся там рыцарских орденов изображены только рыцари Святого Иоанна и тевтонские рыцари – конгрегации, существовававшие на момент создания произведения (B. Ulanowski, op. cit, pp. 279, 308; J. Klapper, Die Tatarensage der Schlesier, “Mitteilungen der Schlesischen Gesellschaft für Volkskunde”, Bd. 31-32, 1931, p. 163). Таким образом, Штейге, создавая романтическую легенду о спасении рыцарями князя в соответствии с духом своего времени, либо проявил особую интуицию историка, либо воспользовался традицией (Б. Улановский, указ. соч., с. 282).
[9] Por. UuR, 1—24.
[10] Por. M. Goliński, Uposażenie i organizacja zakonu templariuszy w Polsce do roku 1241, „Kwart Hist” 1991, nr 1, s. 3—20.
[11] Dyskusję na ten temat podsumował ostatnio W. Korta, Najazd Mongołów na Polskę w 1241 r. i jego legnicki epilog, „Acta Universitatis Wratislaviensis, Historia”, L, Wrocław 1985, s. 34—36, gdzie literatura.
[12] Командорство и поместье рыцарей-тамплиеров, упоминаемые в 1226-27 годах, (UuR, 2, 3).
[13] W. Groblewski, Skutki pierwszego najazdu Tatarów na Polska, “Szkice Legnickie”, vol. 6, Wrocław 1971, p. 88, принимает за маршрут монгольского похода полосу шириной 30-40 км. Ср. ниже примечание 53.
[14] K. Eistert, op. cit, s. 14—15.
[15] W. Korta, op. cit, s. 68.
[16] O posiadłościach tych np. K. Eistert, op. cit., s. 14—15, 18. Por. M. K. Ropp, Die Tempelherren in Schlesien, Herischdorf 1936
[17] W. Korta, op. cit, s. 68.
[18] Расположение мазовецких владений тамплиеров на реках Буг и Нарев к северу от Варшавы в принципе исключает их связь с любой из гипотетических областей разрушения. Действительно, ни одна из гипотез не предполагает опустошения центральной части Болеславского повета. Ср. W. Korta, op. cit, pp. 21-23; M. Cetwiński, What do we know about the Battle of Legnica? “Acta Univ. Wrat.”, History L, Wrocław 1985, pp. 87-88.
[19] UuR, 19.
[20] Grand Larousse de la langue francaise, t 7, Paris 1978, s. 6484. Np. u Ulanowskiego, op. cit., s. 284 „posiadłości”; G. Strakosch-Grassmanna, Der Einfall der Mongolen in Mitteleuropa in den Jahren 1241 und 1242, Innsbruck 1893, s. 47 „Ortschaften”; M. L. Bulst-Thiele, op. cit, s. 212 „ungeschützte Ortschaften”; W. Groblewskiego, op. cit, s. 94 i W. Korty, op. cit, s. 72, przyp. 253 „miejscowości”.
[21] Grand Larousse…, s. 6136—6137. Np. u B. Ulanowskiego, op. cit, s. 284 „najlepsze wieże”; G. Strakosch-Grassmanna, op. cit., s. 47 „Burgen”; M. L. Bulst-Thiele, op. cit, s. 212 „besten Thürme”; W. Groblewskiego, op. cit, s. 94 „zamki”; W. Korty, op. cit, s. 72 przyp. 253 „grody”. Прилагательное “bonus” в латинском языке также означало “дарованный по привилегии”. Отсюда и во французском языке “bonnes villes = villes privilégiées”. (J. Girodet, Dictionnaire de la Langue Francęaise, t 2, Paris 1986, s. 1979).
[22] Por. M. i T. Kaletynowie, J. Lodowski, Grodziska wczesnośredniowieczne województwa wrocławskiego, Wrocław 1968; A. Pawłowski, Grody stożkowate, ostrosłupowe i wieże mieszkal-no-obrohne na Śląsku w średniowieczu, Wrocław 1978, praca doktorska (Biblioteka Politechniki Wrocławskiej).
[23] Por. B. Ulanowski, op. cit, s. 321; G. Strakosch-Grassmann, op. cit, s. 43,45; W. Zatorski, Pierwszy najazd Mongołów na Polskę w roku 1240—1241, „Przegląd Historyczno-Wojskowy”, t 9, 1937, s. 227; L. Petry, 1241. Schlesien und der Mongolensturm, Breslau — Deutsch Lissa 1938, s. 27 (dystansując się od kwestii wiarygodności liczb podanych w liście); S. Krakowski, Polska w walce z najazdami tatarskimi w XIII wieku, Łódź 1956, s. 145; G. Labuda, Wojna z Tatarami w roku 1241 „Przegl. Hist.”, t 50,1959, s. 217; J. Kłoczowski, Zakony na ziemiach polskich w wiekach średnich, w: Kościół w Polsce, t. 1 Średniowiecze, pod red. J. Kłoczowskiego, Kraków 1966, s. 458 i J. Szymański, Templariusze, w: SSS, t 6, Wrocław 1977, s. 48 (obaj słusznie podkreślają, że mogła ich być zaledwie garstka — podobnie Z. H. Nowak, Der Anteil der Ritterorden an der preussischen Mission (mit Ausnahme des Deutschen Ordens), w: Die Rolle der Ritterorden in der Christianisierung und Kolonisierung des Ostseegebietes, wyd. Z. H. Nowak, Toruń 1983, s. 85); M. L. Bulst-Thiele, op. cit, s. 212—213; J. Matuszewski, Relacja Długosza o najeździe tatarskim w 1241 roku. Polskie zdania legnickie. Łódź 1980, s. 56, przyp. 4; G. Labuda, Zaginiona…, s. 234; W. Korta, op. cit, s. 45, 52; M. Cetwiński, op. cit., s. 91, 93 (łącząc ich ze stronnictwem proksiążęcym z zachodnich i północnych kresów państwa).
[24] Ioannis Dlugossii Annales seu Cronicae incliti Regni Poloniae, 14, lib. VII, Varsaviae 1975, s. 19—21.
[25] W. Korta, op. cit, s. 52 przyp. 182.
[26] Annales Silesiaci compilati, wyd. M. Błażowski, MPH, t 3, Warszawa 1961, s. 679. Labuda, Wojna.., s. 217, przyp. 127. Tenże, Об участии рыцарей Тевтонского ордена и гибели великого магистра Тевтонского ордена Поппо фон Остерна в битве с татарами под Легницей в 1241 году, „Zapiski Historyczne”, t 47, 1982, z. 4, s. 99—100.
[27] Liber fundationis episcopatus vratislaviensis, wyd. H. Markgraf, J. W. Schulte, w: Codex Diplomaticus Silesiae, Bd. 14, Breslau 1889, s. 75 B. 374, s. 79 B. 390 i 394.
[28] Codex… Silesiae, Bd. 4, wyd. H. Meitzen, Breslau 1863, Urk. d. D. Domslau, nr II, s. 3.
[29] UuR, 40.
[30] В работах, посвященных монгольскому нашествию не оспаривается тот факт, что князь и по крайней мере группа баронов погибли в битве. Это отрицал только Й. Муларчик, Mongołowie pod Legnicą w 1241, “Kwart Hist”. 1989, № 1-2, с. 16, 25, утверждая, что только князь и небольшая дружина были убиты в случайном мелком столкновении.
[31] W. Zatorski, Genghis Khan, Warsaw 1939, p. 251, где он говорит об установлении связи между группой монгольских войск, действовавших в Венгрии, и северной группой в Моравии и Богемии путем отправки разъезда в Нижнюю Австрию. G. Strakosch-Grassmann, op. cit, pp. 140-141.
[32] Ср. J. Kłoczowski, op. cit, p. 457 и J. Szymański, op. cit, p. 48, опираясь на выводы М. Шюпферлинга. М. Голински, указ. соч. с. 19.
[33] W. Korta, op. cit, s. 45.
[34] Annales Silesiaci compilati, s. 679.
[35] Ioannis Dlugossii…, s. 19—20.
[36] G. Labuda, O udziale…, s. 99, przyp. 29.
[37] W. Korta, op. cit, s. 6 —7.
[38] B. Ulanowski, op. cit, s. 284, 313—317. G. Strakosch-Grassmann, op. cit, s. 129—132. По их мнению, папа должен был отреагировать самое позднее в июне.
[39] G. Strakosch-Grassmann, op. cit, s. 88.
[40] Jakkolwiek o konwersach wśród templariuszy V. Carriere, Histoire et cartulaire des Templiers de Provins, Paris 1919, s. LXII, a o rycerstwie świeckim w służbie zakonu K. Eistert, op. cit, s. 3—4.
[41] K. Olejnik, Kilka uwag o bitwie pod Legnicą, „Studia i Materiały do Historii Wojskowości”, t 23. 1981, s. 62—63; W. Korta, op. cit., s. 58.
[42] Por. MGH SS, t 26 s. 604 i B. Ulanowski, op. cit., s. 283. Показательно, что, например, М. Мельвиль, La vie des Templiers, Paris 1951, p. 170 в вольном переводе письма опускает спорный отрывок, написав: “et aussi six de nos freres […] et cinq cents de nos gens d’armes” (а также шесть наших братьев […] и пятьсот наших латников).
[43] Przykłady: V. Carriere, op. cit, s. LXXVII; UuR, 15, 44.
[44] B. Ulanowski, op. cit., s. 307.
[45] G. Strakosch-Grassmann, op. cit, s. 43.
[46] G. Labuda, Nieznana…, s. 234.
[47] W. Korta, op. cit, s. 45, 48.
[48] G. Labuda, Wojna…, s. 218; W. Korta, op. cit, s. 45.
[49] W. Groblewski, op. cit, s. 90
[50] J. Becker, Zum Mongoleneinfall von 1241, „Zeitschrift des Vereins fur Geschichte Schlesiens”, Bd. 66, 1932, s. 50.
[51] J. Mularczyk, op. cit, s. 22.
[52] M. K. Ropp, op. cit., s. 21.
[53] Достоверность больших чисел, приводимых в средневековых источниках, обычно вызывает споры. Поэтому мы должны рассмотреть другие цифры в том же письме. Понс де Обон, явно ссылаясь на братьев, “избежавших убийства” и, следовательно, надежных свидетелей, также сообщает, что армия татар растянулась на 18 миль в длину и 12 в ширину (MGH SS, vol. 26 p. 605; B. Ulanowski, op. cit., p. 285). Казалось бы, это маловероятно. Однако, с другой стороны, можно предположить, что монгольский тумен вне степи и, тем более, в экспедиции по грабежу и диверсиям, не мог двигаться одной колонной. Скорее, он шел несколькими группами, состоящими из передового, тылового и бокового охранения, растянувшимися на многие километры. В письме также сообщается, что татарская армия за один день проходит расстояние, равное расстоянию от Парижа до Шартра, то есть около 90 км. И это расстояние вполне правдоподобно для восточной конницы. Согласно W. Zatorskiego, Czyngis-Chan, стр. 74, отдельные монгольские колонны проходили от 60 до 70 км в день. G. Labuda, Zaginiona…, стр. 268, дает 50-60 км, а без подвижного состава допускает 80-90 км, ссылаясь на письмо короля Вацлава, в котором скорость татар оценивается в 40 миль в день. Тот же исследователь (там же, стр. 278 и далее) утверждает, что целая армия мародеров, таборов и семей воинов следовала за монгольской армией в течение многих дней. Это подтверждает точность приведенных свидетельств очевидцев. Однако это противоречит мнению о скорости и масштабе операций в Пойске. Такой тыл либо задержал бы марш армии, либо произошла бы опасная потеря связи между передовым и аръергардным отрядами.
[54] S. M. Zajączkowski, Udział ludności wiejskiej w polskiej wojskowości do połowy XVstulecia, „Studia i Materiały do Historii Wojskowości”, t 27, 1984, s. 14—31.
[55] Ioannis Dlugossii…, s. 19.
[56] S. M. Zajączkowski, op. cit, s. 14—31.
[57] Por. M. Goliński, op. cit, s. 16.
[58] Por. W. Groblewski, op. cit, s. 92—93, который подсчитал общие польские потери в 4230-4610 человек (1800-2000 боевые потери, 2430-2610 гражданские потери, включая взятых в плен).
[59] MGH SS, t. 26, s. 604; B. Ulanowski, op. cit, s. 284.
[60] Другие свидетельства относятся к 23-I-1244 г. и 18-X – 12-XII-1248 г. (Codex… Regni Bohemiae, т. 4, 333 и 148). Другие предполагаемые документы 1242-1246 гг. с упоминанием моравских тамплиеров (в том числе самый известный о пожертвовании усадьбы командорству в Ямолицах Богуславом из Букова, жизнь которого во время войны с татарами спас местный брат Куно) являются подделками А. Бочека, включенные в третий том Codex Diplomaticus et Epistolaris Moraviae под № 29, 35, 53, 87 (повторены К. Я. Эрбеном, Regesta diplomatica nec non epistolaria Bohemiae et Moraviae, L 1, Pragae 1855, № 1063, 1071, 1098, 1155). Подделки были разоблачены Б. Бретхольцем, Die Tataren in Mähren und die moderne mährische Urkundenfälschung, Zeitschrift des Vereins für die Geschichte Mährens und Schlesiens, Jg. 1, 1897, H. 1, pp. 17, 40-44; ср. также Codex … Regni Bohemiae, vol. 4. Тем не менее, эти подделки все еще иногда используются (например, J. Szymanski, op. cit, p. 48, доказывая участие моравских тамплиеров в битве при Легнице; M. L. Bulst-Thiele, op. cit, p. 211).
[61] MGH SS, t 26, s. 605; B. Ulanowski, op. cit., s. 285.
[62] Согласно Historia Salonitana Томаса архидиакона из Спалато, анонимный “magister milicie templi” геройски погиб в битве вместе со всеми западными рыцарями, которых он возглавлял (B. Ulanowski, op. cit, p. 282, note 1; G. Strakosch-Grassmann, op. cit, pp. 81, 85-86, 88). Согласно Б. Улановскому, op. cit, pp. 281-282, 288-289, который ошибочно переносит дату битвы на начало июня, именно этот верховный магистр упоминается в письме и якобы участвовал в битве при Легнице ранее. Он называл его “summus preceptor”. Эта идентификация была поддержана В. Заторским в Czyngis-Chan, стр. 248, где описывается участие крестоносцев в битве.
[63] Вероятно, здесь были объединены две информации. Более ранняя, о подготовке вышеупомянутых лиц к совместному отражению вторжения (об антимонгольском союзе правителей Малой Польши, Силезии, Богемии и Венгрии – M. Cetwiński, op. cit, pp. 78-79). И нынешний – о соглашении между королем Богемии, патриархом Аквилеи, герцогами Австрии и Каринтии, маркграфом Бадена и “другими князьями” перед лицом угрозы Австрии (B. Ulanowski, op. cit, pp. 310-311, note 2; G. Bachfeld, Die Mongolen in Polen, Schlesien, Böhmen und Mähren, Innsbruck 1889, p. 76; G. Strakosch-Grassmann, op. cit, pp. 139-141, 150-151). Эти силы действительно вели себя пассивно.
[64] UuR, 16, 26, 30.
[65] В 1241 году он обратился к Любушскому епископу по поводу владений, пожалованных силезским герцогом. Как “Geuehardus” упоминается в двух документах Любушского епископства в 1244 г. UuR 23, 26, 28. Согласно M. L. Bulst-Thiele, op. cit, pp. 211, 378, fn. 42, первый немецкий прецептор, упомянутый в 1227 г., на самом деле был “Geuehardus” (тот же самый?).
[66] UuR, 33, 34, 35. Отныне эти две формы использовались как взаимозаменяемые. Но в 1263 году печать магистра “per Teutoniam” все еще использовалась. (ibid, 49).
[67] Он был назван “summus preceptor per Teutoniam, per Boemiam, per Morauiam et per Poloniam” и “commendator in Almania, Bohemia, Polonia et Moravia” (UuR, 38, 72). Согласно M. L. Bulst-Thiele, op. cit., p. 378, note 42, такой “summus preceptor” действовал только между 25-VIll-1251 и 25-V-1295.
[68] Codex„ Regni Bohemiae, t 4, 333. На рубеже XIII и XIV веков функции магистра “Богемии, Моравии и Австрии” принадлежали главе командорства в Цейковицах (M. Simböck, Die Templer in Mähren und die Burgruine Tempelstein, “Zeitschrift…. Mährens…”, Jg. 10,1906, H. 1-2, pp. 183-184).
[69] В 1291 году прецептор “per Poloniam, Sclauiam, Nouam Terram”, в 1295 году. “in partibus Polonie, Pomeranie, Cassubie, Cracouie et Slauie”. Это был Бернард фон Эберштейн, магистр в Хварщанах и ранее в Рурке (UuR, 70, 73, ср. также 62, 69). Параллельно существовал магистр в “Германии, Богемии, Польше и Моравии”, Бертрам (там же, 72). Ранее, в 1288 году, общего магистра “для Германии и Славонии” сопровождал в Силезии “вицепрецептор” Иордан фон Эсбеке, магистр в Леснице (там же, 65, ср. также 69). Также магистр в Олеснице Малой, Януш, возглавлял неуказанный прецепторат в 1308 году (там же, 81).).
[70] Согласно К. Айстерту, op. cit, p. 4, прецептораты или приоры были промежуточными организационными единицами тамплиеров. Над ними располагались провинции, управляемые великими прецепторами. Прецептор “для Германии и Славонии” отвечал за Нижнюю Германию, Богемию, Польшу и Моравию. J. Charpentier, L orde des Templiers, Paris 1944, p. 65, хотя он различал организации ордена в Германии, Венгрии, Моравии и Богемии, среди девяти провинций, на которые он делил тамплиеров, в Центральной Европе он видел только Германию. Это, следовательно, предопределяет принадлежность Венгрии.
[71] W. F. Wilcke, Geschichte des Tempelherrenordens, Bd. 2, Leipzig 1827, pp. 171 , где сделана попытка установить хронологию подразделений в немецких провинциях.
[72] G. Strakosch-Grassmann, op. cit, pp. 132-133. Этот исследователь датирует письмо июнем, связывая его с апогеем крестоносной кампании в империи. Таким образом, целью письма Понса должно было стать привлечение к этому делу и французского короля.
МАТЕУШ ГОЛИНСКИЙ / MATEUSZ GOLIŃSKI [Wroclaw]
Перевод с английского
