Задолго до конца XII в. во франкских государствах привычную церковь затмили рыцарские ордена. Их богатства и численность их членов постепенно увеличивались, и к 1187 г. они стали крупнейшими землевладельцами в Утремере. Им дарили и они приобретали все большее число земельных владений. В рыцарские ордена вступало все больше представителей палестинской знати, а с Запада постоянно прибывали новобранцы. Ордена соответствовали эмоциональным потребностям людей того времени, многие из которых хотели посвятить себя религии, но при этом стремились продолжать активную деятельность и сражаться за христианскую веру. Рыцарские ордена также отвечали политическим интересам. Количество воинов, живших в Утремере, постоянно уменьшалось.
Возможность замены мужчин, погибших в бою или от болезней, в феодальном государстве находилась в слишком большой зависимости от событий личной жизни представителей знатных фамилий. Крестоносцы, прибывшие на Восток, хорошо сражались на протяжении одного или двух сезонов, но затем возвращались домой. В рыцарские ордена постоянно вступали преданные и умелые воины, содержание которых ничего королю не стоило и которые были достаточно богаты, но все же не могли себе позволить строительство и содержание замков в масштабах, доступных очень ограниченному кругу нецерковных сеньоров. Без их помощи государства крестоносцев пали бы гораздо раньше.
В нашем распоряжении имеются лишь косвенные сведения об их численности. В 1158 г. в поход в Египет госпитальеры отправили 500 рыцарей и соответствующее количество представителей других слоев общества, а в походе 1187 г. участвовало около 300 рыцарей-тамплиеров. В обоих случаях, очевидно, речь идет о рыцарях только из Иерусалимского королевства. Кроме того, какое-то их число должно было остаться для службы в гарнизоне. Орден госпитальеров, вероятно, был наиболее многочисленным и богатым из двух рыцарских сообществ, действовавших в Палестине. Однако значительная часть сил и ресурсов госпитальеров все еще уходила на благотворительную деятельность. В их гостинице в Иерусалиме могло разместиться 1000 паломников. К тому же они содержали госпиталь, переживший повторное завоевание Иерусалима сарацинами и предназначавшийся для малоимущих больных. Каждый день они раздавали подаяние бедным, причем их щедрость неоднократно поражала путешественников. И госпитальеры, и тамплиеры следили за правопорядком на дорогах, по которым передвигались паломники, уделяя особое внимание местам для омовения в Иордане, считавшимся священными.
Тамплиеры также раздавали милостыню, но не так щедро, как госпитальеры. Больше внимания они уделяли военным делам. Они славились своей храбростью во время атак и считали, что предназначены для ведения наступательных военных действий. Они также занялись финансовыми операциями и вскоре стали финансовыми посредниками крестоносцев, прибывавших на Восток на какое-то время. Позднее к ним стали относиться с предубеждением из-за слухов о якобы совершавшихся ими странных эзотерических обрядах. Однако в рассматриваемые нами времена их повсеместно почитали за храбрость и благородство.
Помимо определенных преимуществ, рыцарские ордена имели и недостатки, уравновешивавшие их достоинства. Король не мог их контролировать, так как единственным своим сюзереном они считали римского папу. В отношении переданных им земель действовало право мертвой руки, и они не должны были выполнять какие-либо обязанности по отношению к государству. Они не позволяли арендаторам своих земель платить церковную десятину. Рыцари сражались в составе армии короля лишь как добровольные союзники. Иногда король или какой-либо сеньор мог передать им в управление замок, а порой их просили стать опекунами малолетнего. В таких случаях их можно было заставить выполнять определенные обязанности.
Великие магистры или их заместители входили в состав Высокой курии королевства, а их представители заседали в Высоких куриях Антиохийского княжества и графства Триполи. Но при этом во время таких заседаний они давали советы, которые можно назвать несколько легкомысленными. Если политика, проводившаяся правителем, им не нравилась, они могли отказаться сотрудничать. Так, в 1158 г. тамплиеры бойкотировали поход в Египет.
Два рыцарских ордена постоянно соперничали друг с другом, что создавало определенную угрозу. Уговорить их отправиться в поход вместе удавалось крайне редко. Каждый орден придерживался собственного подхода к дипломатии, не обращая при этом внимания на политику, проводимую в королевстве. Представители обоих орденов заключали договоры с мусульманскими правителями. Судя по переговорам, которые тамплиеры вели с ассасинами в 1172 г., можно сделать вывод, что они были готовы пожертвовать явно целесообразными договоренностями в угоду своей финансовой выгоде и откровенному презрению к королевской власти. Госпитальеры повсеместно были более воздержанными и альтруистичными, но, даже несмотря на это, орден для них всегда был важнее королевства.
То же равновесие между преимуществами и недостатками существовало и в отношениях франкских государств с итальянскими и прованскими торговыми городами. Франкские поселенцы были солдатами, а не моряками. Впоследствии в Триполи, как и в Антиохии, появилась собственная небольшая эскадра, а ордена создавали флотилии, но само королевство с его немногочисленными пригодными бухтами и постоянной нехваткой древесины так и не сумело создать более или менее достойный флот. Поэтому для проведения каждого похода, в котором требовалось участие кораблей, в том числе направленного на захват приморских городов или на нападение на Египет, было необходимо обратиться за помощью к какому-либо государству, владеющему мощным флотом.
На Востоке в тот период существовали две крупнейшие морские державы — Византия и Египет. При этом последний всегда был потенциальным (а иногда и реальным) противником франков, а Византия постоянно находилась у них под подозрением. Определенную пользу мог бы принести сицилийский флот, но из-за своей политики Сицилия не вызывала у франков доверия. Итальянцы и жители юга Франции были более подходящими союзниками. Крестоносцы нуждались в их помощи и для охраны морских путей на Запад, а также для перевозки в Утремер паломников, солдат и поселенцев.
Однако торговым городам нужно было платить. Они требовали, чтобы им предоставили торговые площади и привилегии, а также целые кварталы в крупных городах и полное либо частичное освобождение от таможенных пошлин, а их колонии должны были получить экстерриториальные привилегии. Не все эти уступки вызывали отторжение у правителей франков. Любое снижение доходов компенсировалось тем, что эти люди способствовали развитию торговли. К тому же королевские судьи не стремились применять нормы генуэзского или венецианского права, особенно в связи с тем, что именно они рассматривали дела с участием подданных королевства, связанных с тяжкими преступлениями, такими как убийство. Периодически возникали споры. Венецианцы постоянно враждовали с архиепископом Тира, а конфликт между генуэзцами и королем Амори I существовал на протяжении длительного времени. В обоих случаях папа становился на сторону итальянцев, претензии которых, очевидно, были вполне законными.
При этом торговые города беспокоились не о развитии христианства, а о собственной коммерческой выгоде. Обычно данные цели не противоречили друг другу, однако если возникало противоречие, то побеждали сиюминутные коммерческие интересы. Таким образом, итальянцы и провансальцы были ненадежными союзниками короля. К тому же соперничество между двумя рыцарскими орденами блекло на фоне конкуренции между различными торговыми городами. Венецианцы скорее стали бы помогать мусульманам, чем генуэзцам, пизанцам или марсельцам, причем их соперники придерживались аналогичной точки зрения. Следовательно, несмотря на то что их помощь была необходима, чтобы Утремер не прекратил свое существование, интриги и конфликты между их колонистами, а также их готовность поступиться общими интересами ради сиюминутной выгоды во многом сводили ценность их помощи на нет.
Паломники считали итальянцев и провансальцев жадными и недостойными зваться христианами. Завоевание способствовало значительному увеличению числа пилигримов; огромная гостиница госпитальеров, как правило, была переполнена. Несмотря на первоначальную цель крестового похода, передвигаться по дороге, проходившей через Анатолию, все еще было небезопасно. Презреть поджидавшие на пути опасности мог только хорошо вооруженный отряд, а среднестатистические паломники предпочитали путешествовать по морю. Для этого они вынуждены были выкупать каюты на венецианских кораблях, стоившие совсем недешево. Несколько паломников могли объединиться и арендовать целый корабль, но и в таком случае наем капитана и команды обходился им очень дорого.
Пилигримы из Северной Франции или Англии предпочитали путешествовать на одном из кораблей, входивших в состав немногочисленных караванов, которые ежегодно отплывали на Восток из портов на берегу Ла-Манша, так как такое путешествие обходилось значительно дешевле. Однако это было весьма продолжительное и рискованное плавание. Кораблям приходилось попадать в штормы в Атлантическом океане, а в Гибралтарском проливе и в проливах вдоль африканского побережья в ожидании потенциальных жертв дрейфовали мусульманские пираты.
На пути от Порту или Лиссабона до Сицилии не было портов, где можно было, не подвергаясь опасности, раздобыть воду или продукты питания, а перевозить на борту корабля продовольствие в количестве, достаточном для пропитания людей и лошадей, было непросто. Гораздо проще было по суше добраться до Прованса или Италии, а там сесть на корабли, часто использовавшиеся для путешествий. Одинокому паломнику было проще и дешевле арендовать каюту на корабле, стоявшем в одном из портов, располагавшихся во владениях короля Сицилии. Но многочисленные группы находились в зависимости от флотов крупных торговых городов.
Сойдя на берег в Акре, Тире или Святом Симеоне, путешественник сразу же погружался в весьма странную атмосферу. Несмотря на феодальный «фасад», Утремер был восточной областью. Роскошь, в которой жили представители местной знати, шокировала тех, кто прибывал с Запада, и производила на них неизгладимое впечатление. Жизнь в Западной Европе все еще была простой и аскетичной. Одежду изготавливали из шерсти и редко стирали. Мест, пригодных для мытья, были совсем немного — лишь в нескольких старых городах продолжали функционировать римские бани. Обстановка даже самых массивных замков была довольно грубой и утилитарной. Европейцам за редким исключением ковры были неизвестны. Пища была грубой и однообразной, особенно во время продолжительной зимы. Повсеместно отсутствовали комфорт и личное пространство.
Во франкских государствах на Востоке все было совершенно иначе, что не могло не поражать тех, кто там оказывался. Возможно, там было немного таких же больших и роскошных зданий, как дворец, построенный в начале следующего столетия в Бейруте Ибелинами, с его мозаичными полами, отделанными мрамором стенами, расписными потолками и огромными окнами, одни из которых выходили на запад — на море, а другие на восток — на горы, скрывавшиеся за садами. Королевский дворец в Иерусалиме, часть которого располагалась в мечети Аль-Акса, несомненно, был более скромным, в то время как роскошный дворец в Акре заметно превосходил его. Однако каждый представитель знати и богатый горожанин старались обставить свой городской дом с таким же великолепием. Их украшали ковры и дамасские ткани, искусно вырезанные и инкрустированные столы и сундуки, чистые постельное белье и скатерти, золотые и серебряные столовые приборы, кухонные ножи, изделия из высококачественного фаянса и даже несколько фарфоровых блюд, привезенных с Дальнего Востока.
В Антиохии вода из источников в Дафне поступала по акведукам и трубам во все крупные дома. Собственные запасы воды были во многих домах, стоявших на ливанском побережье. В городах Палестины, где воды было значительно меньше, имелись специальные резервуары для ее хранения, а в Иерусалиме продолжала функционировать канализационная система, созданная еще римлянами. Жизнь в крупных приграничных крепостях была почти такой же комфортной, как и в городских домах, каким бы жестоким ни было существование за пределами их стен. В них были бани, изысканные покои для дам и пышные залы для приемов. Замки, принадлежавшие рыцарским орденам, были немного более аскетичными. Но в замках, в которых обитали представители важнейших родов, таких как Керак в Моаве или Тверии, кастелян жил роскошнее, чем любой западноевропейский король.
Как и в случае с домашней обстановкой, поселенцы очень быстро позаимствовали роскошные восточные одежды. Когда рыцарь не был облачен в доспехи, он носил шелковый бурнус и, как правило, тюрбан. Во время походов он надевал поверх доспехов льняную накидку, чтобы металл не нагревался из-за солнечного света, а шлем, следуя примеру арабов, обвязывал куфией. Восприняв традиционную восточную моду, дамы носили длинное нижнее платье и короткую тунику или верхнее платье, покрытое частой вышивкой золотой нитью, а также, возможно, драгоценными камнями. Зимой они, как и их мужья, облачались в меха. Выходя из дома, дамы, подобно мусульманкам, закрывали лицо вуалью, но делали они это не из скромности, а для того, чтобы не испортить цвет своих лиц, щедро покрытых косметикой, и старались двигаться как можно более изящно. Однако, несмотря на всю свою утонченность и бледность, они были такими же храбрыми, как и их братья. Многие знатные дамы, жившие в замках, в отсутствие хозяина брали на себя руководство защитой своего дома.
Жены купцов стремились походить на знатных дам и нередко превосходили их богатством своих одеяний. Не менее эффектно выглядели и успешные куртизанки, обладательницы «профессии», прежде неизвестной в Западной Европе. Говоря о Пак де Ривери, жене хозяина лавки из Наблуса, сумевшей заманить в свои сети иерусалимского патриарха Ираклия, анналист писал, что увидевший ее, одетую в шелка и обвешанную драгоценностями, мог бы подумать, будто перед ним графиня или баронесса [На чеканившихся им монетах Танкред изображен в тюрбане. Когда в 1192 г. граф Шампани Генрих благодарил Саладина за подаренный ему тюрбан, он заявил, что его сородичи обожают подобные вещи и сам он обязательно будет носить подарок.].
Эта роскошь казалась путешественникам, прибывшим с Запада, странной, но была вполне естественной для тех, кто приезжал из мусульманских государств или из Византии. Франкские поселенцы по вполне понятным причинам должны были вписаться в новое окружение, да и избежать контактов со своими подданными и соседями они не могли. Помимо всего прочего, им было непросто приспособиться к местному климату. Зимы в Палестине и Сирии такие же унылые и холодные, как и в Западной Европе, но длятся гораздо меньше. Продолжительное жаркое лето очень быстро заставило поселенцев одеваться и питаться иначе, чем на родине, а также изменить режим дня. От активности, к которой франки привыкли на севере, пришлось отказаться. Вместо этого им следовало перенять привычки коренного населения. Они должны были нанимать слуг, за их детьми следили местные няни, а конюхи из числа коренных жителей ухаживали за их лошадьми. Они столкнулись со странными болезнями, способов лечения которых их врачи не знали. В итоге франки были вынуждены положиться на местную медицину. Таким образом, поселенцы неизбежно стали лучше понимать коренных жителей Востока и научились сотрудничать с ними. Проще всего это оказалось в Иерусалимском королевстве и графстве Триполи, откуда бежали мусульмане, а значит, там не осталось представителей местной аристократии, способных бросить вызов новым правителям. Дальше к северу жили представители армянской и греческой знати, соперничавшие с франками, и достижению взаимопонимания между ними мешала политика. Тем не менее армяне в конце концов пошли поселенцам навстречу и даже восприняли множество франкских обычаев.
Франки не могли на протяжении длительного времени поддерживать мирные отношения со своими мусульманскими соседями, но при этом они все чаще контактировали с приверженцами ислама. Основной статьей доходов франкских государств были провозные платежи, которые платили торговцы, доставлявшие товар из мусульманских государств, расположенных внутри материка, на побережье и наоборот. Исламским купцам следовало обеспечить безопасный и спокойный путь к морским портам, а относиться к ним нужно было беспристрастно. Деловые отношения перерастали в дружеские. Тамплиеры, активно занимавшиеся предоставлением финансовых услуг, пришли к выводу о необходимости расширить свою деятельность, чтобы привлечь клиентов-мусульман, и наняли людей, хорошо разбиравшихся в том, что происходит в мусульманском мире.
В то же время наиболее мудрые из франкских государственных мужей понимали, что их государства продолжат свое существование лишь в том случае, если мусульманские правители будут разобщены, для чего в разные концы Востока направлялись многочисленные дипломатические миссии. Как правило, представителей франкской и мусульманской знати принимали при дворах приверженцев соперничающей религии со всеми почестями. Пленники и заложники нередко на протяжении долгого времени жили в замках или дворцах своих врагов. Хотя немногие мусульмане готовы были учить французский, большое число франков, как представителей знати, так и торговцев, говорили на арабском языке. При этом некоторые из них, такие как Режинальд Сидонский, даже интересовались арабской литературой. Во время войн и франки, и мусульмане нередко демонстрировали мужество и благородство, а в мирное время знатные люди, жившие по обе стороны от границы, могли вместе отправиться на охоту.
Говорить о том, что на Востоке царила религиозная нетерпимость, также нельзя. Две мировые религии обладали общим происхождением. Когда в Хевроне обнаружили реликвии, принадлежавшие, как считалось, Аврааму, Исааку и Иакову, эта находка вызвала у мусульманских хронистов такой же интерес, как и у их франкских «коллег». Даже тогда, когда отношения между мусульманами и христианами становились напряженными, франкские паломники могли попасть в часовню Сайданайской иконы Пресвятой Богородицы, расположенную на холмах позади Дамаска. А бедуины, защищавшие знаменитый монастырь Святой Екатерины на горе Синай, как правило, следили за безопасностью и его посетителей. То, с какой жестокостью Рено де Шатильон обращался с мусульманскими паломниками, произвело на его товарищей по вере такое же сильное впечатление, как и на Саладина, пришедшего из-за поведения этого человека в ярость. Гильом Тирский, не разделявший веру Нур ад- Дина, с готовностью отдавал должное благочестию этого мусульманского правителя. Мусульманские историки, как правило, восхищались благородством франков.
Лучше всего атмосферу того времени передал в своих мемуарах Усама, представитель династии Мункизидов, правившей в Шайзаре. Мункизиды были малозначительной династией и постоянно опасались того, что их владения захватят более могущественные единоверцы. Поэтому они не возражали против того, чтобы вступить с франками в переговоры, а сам Усама провел много лет при дворах правителя Дамаска и во дворце султана в Каире, поддерживавших в тот период тесные дипломатические отношения с королем Иерусалима.
Как посланник правителей Шайзара, путешественник и любитель спорта, Усама неоднократно посещал владения франков. И хотя, судя по его сочинениям, он считал, что благочестие обречет их на вечные муки, у него было много друзей из числа франков, общение с которыми доставляло ему удовольствие. Усама был шокирован необразованностью франкских медиков, хотя они научили его лечить золотуху, и был поражен тем, насколько большую свободу франки давали своим женщинам, а предложение знакомого франка отправить его сына учиться в Западную Европу заставило Усаму по-настоящему смутиться. Он считал франков слегка грубыми и с удовольствием высмеивал их в обществе друзей из числа коренных христиан. Однако в общении с ними Усама мог достичь взаимопонимания.
Единственной помехой для дружбы были те, кто совсем недавно прибыл с Запада. Однажды, когда Усама гостил у тамплиеров в Иерусалиме и с их разрешения молился на углу бывшей мечети Аль-Акса, его оскорбил некий рыцарь, после чего другой тамплиер поспешил объяснить Усаме, что этот грубый человек только недавно прибыл с Запада и пока не очень хорошо понимает, что происходит вокруг.
Политические достижения правителей Утремера сводили на нет именно грубые выходки переселенцев, решивших сражаться во имя креста и не желавших ждать, пока им представится такая возможность. Особенно сильное влияние эти люди оказывали на церковь. Ни один из латинских патриархов Иерусалима, живших в XII в., не родился в Палестине, а из числа наиболее высокопоставленных священнослужителей в Святом городе появился на свет только архиепископ Тира Гильом, которому не позволили занять патриарший престол. Служители церкви крайне редко призывали к взаимопониманию с безбожниками, а для отношений с коренными христианами влияние католической церкви оказалось катастрофическим. Местные христиане обладали большим влиянием при дворах мусульманских правителей. Христианство исповедовали многие знаменитые арабские писатели и философы, а также почти все врачи. Эти люди вполне могли бы стать мостом, который объединил бы два мира — восточный и западный.
Православные христиане, жившие в Палестине, приняли католическую церковную иерархию, так как во время завоевания их собственное высшее духовенство находилось в ссылке. Патриарх Даимберт попытался лишить их священнослужителей места в храме Гроба Господня, но благодаря странным событиям, произошедшим в 1101 г. во время церемонии зажжения священного огня, и влиянию короля в храме снова стали совершаться православные обряды. Правители были настроены в отношении православных христиан весьма дружелюбно. Морфия, супруга Балдуина II и мать Мелисенды, была православной княжной, как и жены обоих сыновей последней. Балдуин I с большим почтением относился к настоятелю лавры Саввы Освященного, наиболее уважаемому православному священнослужителю из числа оставшихся в Палестине, а Мелисенда наделила монастырь, очевидно обязанный выполнять определенные повинности в пользу короны, земельными владениями.
Император Мануил продолжил защищать интересы православных христиан. В частности, именно благодаря ему был произведен ремонт в двух крупных церквях — храмах Гроба Господня и Рождества Христова. Примерно в то же время и, возможно, с его помощью был перестроен и заново украшен монастырь Святого Ефимия в Иудейской пустыне. Однако отношения между католическим и православным духовенством не улучшились. Латинские священнослужители весьма тепло встретили в 1104 г. прибывшего из Руси паломника Даниила, но греческий пилигрим Фока, посетивший католические церкви в 1187 г., заявлял, что не испытывает симпатии ко всем латинянам, за исключением испанского отшельника, на протяжении какого-то времени жившего в Анатолии. Фока с восторгом описывал чудо, крайне опечалившее латинского епископа Лидды, которого он назвал «захватчиком». Вполне вероятно, что из-за попыток католических иерархов заставить православных христиан платить десятину, а также из-за обиды на то, что им редко разрешали совершать свои обряды в крупнейших православных церквях, последние без особой симпатии относились к франкам, и, когда Мануил перестал их защищать, православные христиане не возражали против завоевания Палестины Саладином и даже приветствовали его. Существование в Антиохии влиятельной православной общины и политические события привели к открытому противостоянию между греками и латинянами, значительно ослабившему княжество.
В самом королевстве «еретические» секты играли более или менее важную роль только в Иерусалиме, где, в храме Гроба Господня, почти все они имели свои приделы. Даимберт и их пытался изгнать из храма, но успеха в этом не достиг; их защищали короли. Так, королева Мелисенда лично поддерживала приверженцев сиро-яковитской христианской церкви, судившихся с франкским рыцарем.
В графстве Триполи из всех «еретических» церквей наибольшим влиянием пользовались марониты, последние сторонники монофелитства. По отношению к ним католические священнослужители проявляли в целом нехарактерные тактичность и выдержку. Около 1180 г. марониты согласились признать верховенство папского престола при условии, что им позволят сохранить сирийский ритуал церковной службы и собственные обычаи. Кроме того, они не отказались от еретического учения о единой воле Христа. Руководство переговорами, о которых нам известно очень мало, взял на себя антиохийский патриарх Альмерик, доказавший, что является весьма умелым дипломатом. Признание этой первой униатской церкви свидетельствует о том, что римские папы были готовы смириться с чуждыми им обычаями и даже с сомнительной теологией, если при этом приверженцы последних признают их верховенство.
В Антиохийском княжестве большим влиянием пользовалась армянская апостольская церковь, получавшая поддержку от князей, использовавших ее в качестве противовеса православию, а в Эдессе армяне, несмотря на недоверие со стороны Балдуина I и Балдуина II, пользовались поддержкой представителей рода Куртене. Многие армянские епископы признали верховенство папы, а некоторые посещали латинские церковные соборы, закрывая глаза на те стороны католического вероучения, которые считались неприемлемыми в православии. Поначалу приверженцы сиро-яковитской церкви открыто выражали свою враждебность по отношению к крестоносцам и предпочитали находиться под властью мусульман. Однако после падения Эдессы они помирились с князем Антиохии. Формальной причиной этого события стало чудо, произошедшее у могилы святого Варсумы, хотя в действительности их сблизили общая ненависть к византийцам и страх перед ними. Яковитский патриарх Михаил, один из величайших историков своего времени, дружил с патриархом Альмериком и был весьма тепло встречен в Иерусалиме, куда отправился с визитом. Другие «еретические» церкви не играли во франкских государствах какой-либо важной роли.
Мусульмане, являвшиеся подданными франков, спокойно относились к своим новым правителям и признавали, что те сумели создать весьма справедливую систему управления. Однако когда дела христиан были плохи, они не могли положиться на приверженцев ислама. Евреи по вполне понятным причинам предпочитали находиться под властью арабов, которые, хотя и испытывали к иудеям некоторое презрение, всегда были честны и добры по отношению к ним.
Паломники, прибывавшие с Запада в Утремер, были шокированы роскошью, в которой утопали его жители, и царившей там вседозволенностью. Современные же историки сожалеют скорее о нетерпимости и постыдном варварстве крестоносцев. При этом оба данных явления могут быть объяснены существовавшей там атмосферой. Жизнь франкских поселенцев была нелегкой и полной опасностей. Они оказались в местности, где интриги и убийства были обычным делом, а на противоположной стороне границ обитали враги. Никто не знал, когда сторонник ассасинов ударит его ножом, а слуга подсыплет яд. Широко распространены на Востоке были загадочные болезни, о которых крестоносцам ничего не было известно. Даже несмотря на помощь местных докторов, ни один франк не сумел прожить на Востоке достаточно долго.
Женщинам при этом везло больше, чем мужчинам. Они не рисковали своей жизнью в битвах, а благодаря более высокому уровню развития медицины рожать детей на Востоке было безопаснее, чем на Западе. Однако детская смертность оставалась довольно высокой, особенно среди мальчиков. Один за другим феоды переходили к наследницам, владения которых оказывались весьма соблазнительными для доблестных искателей приключений, прибывавших с Запада. Но в кризисные периоды обширным владениям слишком часто недоставало сеньора, и каждый потенциальный брак был сопряжен со спорами и интригами. Нередко браки оказывались бездетными. Многие из самых умелых воинов не были способны зачать ребенка. Из-за браков между представителями немногочисленных знатных семейств возрастала конкуренция между ними. Лены объединяли и делили, не особенно обращая внимание на их географическое расположение и удобство. Ближайшие родственники постоянно ссорились друг с другом.
Для сохранения структуры общества, которую франки «привезли» с Запада, требовались непрерывное наследственное преемство и поддержание определенной численности населения, уменьшение которой представляло постоянную угрозу. Страх сделал крестоносцев жестокими и вероломными, а неуверенность в завтрашнем дне заставляла их предаваться легкомысленному веселью. По мере того как власть франков ослабевала, они устраивали все более пышные пиршества и турниры. Как путешественников, так и местных жителей ужасали повсеместные расточительство и безнравственность, причем хуже всего себя вел патриарх Гераклий. Однако мудрые путешественники понимали, что под роскошной оболочкой скрываются проблемы.
Королям, несмотря на все их шелка и золото, постоянно не хватало денег на выплату жалованья солдатам. Гордого тамплиера, считавшего набитые монетами мешки, в любой момент могли призвать для участия в битве, превосходившей по жестокости все известные жителям Запада сражения. Подобно гостям на свадьбе, которую праздновали в Кераке в 1183 г., гуляки могли вскочить из-за столов, услышав, как снаряды, выпущенные мусульманами из баллист, ударяются о стены замка. За фасадом веселой и красивой жизни в Утремере скрывались беспокойство, неуверенность в завтрашнем дне и страх. Наблюдатели, прибывшие на Восток даже тогда, когда трон занимали наиболее выдающиеся правители, наверняка задавались вопросом, сколько еще продлится это приключение.
Рансимен C.
Завоевания крестоносцев. Королевство Балдуина I и франкский Восток
