Среди историков царит почти полное единодушие по поводу признания того факта, что в XIII веке внутри западнохристианского мира развилось критическое отношение к военно-монашеским орденам, в особенности к ордену тамплиеров[1]. Сторонники этой точки зрения обычно цитируют кроме ранних, хорошо известных отрывков из Гийома Тирского[2] и Иоанна Солсберийского[3] также работы Вальтера Мапа[4], Жака де Витри[5], других современных событиям хронистов[6] и соответствующие постановления церковных соборов[7]. Целью данного исследования является продемонстрировать, что подобного единогласия среди средневековых авторов не существовало, на примере изучения взглядов одного из наиболее известных, но также и противоречивых, хронистов XIII столетия – Матвея Парижского[8]. Также предпринимается попытка изучить источники Матвея и в особенности их использование во всем, что касается ордена тамплиеров, что в свою очередь проливает свет на более общий вопрос о Матвее Парижского как историке. Таким образом, вопросы, обсуждаемые в дальнейшем, отражают взгляды Матвея-хрониста, как они отражены в его «Великой Хронике» Chronica Majora, и не претендуют на цельное освещение истории тамплиеров в рассматриваемый период. Тезис данного исследования заключается в том, что взгляды Матвея на тамплиеров со всеми их нюансами, предубеждениями и противоречиями отражают преобладавшее в то время отношение к ордену, бытовавшее не только среди обычных хронистов, но и среди политической и духовной элиты Англии, а также, возможно, и среди широких кругов западного христианства. Прекрасно ценность хроники Матвея Парижского охарактеризовал Ричард Воэн: «Как зеркало своего века он непревзойден»[9]. Таким образом, Chronica Majora приобретает в наших глазах огромную важность для понимания истории ордена тамплиеров и, в частности, процесса, вызвавшего его гибель в самом начале XIV века[10].
В своей обобщающей работе о средневековых методах восприятия Вильям Д. Брандт утверждает, что в вопросах восприятия действительности Матвею не хватает представления о логической связи событий между собой, в том смысле, что он осмысляет человеческое поведение, как бесконечные серии поступков и событий, каждое из которых имеет свою уникальную структуру. Хотя Брандт признает, что «эмоциональность Матвея объединяет всю его книгу», а его враждебность по отношению к Генриху III и Папе Иннокентию IV является главной темой хроники, роль, отведенная этим историческим лицам, не обеспечивает непрерывности действия[11]. Замечания Брандта, таким образом, могут поставить под сомнение правомерность любого исследования, изучающего позицию Матвея по тому или иному предмету. Если Chronica Majora лишена какой-либо внутренней цельности – за исключением отношения Матвея к Генриху III и Иннокентию IV – любая оценка Матвеем того или иного события должна быть следовательно признана произвольной и лишенной какого бы то ни было продуманного основания – утверждение, преобладающее среди современных исследователей. Более того, хотя большинство историков соглашаются в том, что записи «Великой Хроники» с 1236 по 1259 год[12] лишены какой-либо зависимости от всех других известных исторических сочинений[13], текст до 1236 года Матвей частично напрямую скопировал, а частично переработал скопированное у других авторов, таких как Гильдас, Мариан Скот, Зигеберт, Эдмер, Гийом Тирский, Элред Ривоский, Петр Коместор, Флоренс Вустерский, Гервасий Кентерберийский, Генрих Хантингдонский, Гальфрид Монмутский, Робер де Ториньи, Вильям Мальмсберийский, Ральф де Дицето, Гиральд Камбрийский, Ральф Соггешальский, анналы св. Стефана и анналы Саутварка[14]. Таким образом, непоследовательность Матвея Парижского в анализе исторических процессов и сильная зависимость его труда от монастырских хроник в части до 1236 года накладывают как когнитивные так и методологические ограничения на предмет данного исследования. Насколько оправданно вообще говорить об определенном подходе Матвея к проблеме тамплиеров? Не было бы более аккуратным ограничиться признанием существования в труде Матвея различных точек зрения, таким образом оставляя место для широкого спектра мнений? И даже более того – насколько вообще собственные оценки Матвея отразились в его работе?
Сам Матвей прекрасно осознавал свою задачу запечатлевать правду. Не стоит забывать его утверждение, что «жребий историков действительно тяжел, поскольку если они говорят правду, то приводят в ярость людей, а если записывают ложь, то обижают Бога» [Chronica Majora, ed. H. Luard, RS, 7 [London, 1872-1883] [здесь и далее C.M.], V, 469-70]. Это осознание необходимости сообщать исключительно правду побуждало Матвея искать любые свидетельства, которые он был в состоянии записать от «людей, делающих историю», как заметил В.Н. Брайант[15]. В то же время Матвей использовал центральное положение Сент-Олбанса в интеллектуальной и политической жизни Англии для контакта с известными личностями того времени. Среди информаторов Матвея, так или иначе имевших отношение к ближневосточным делам, следует назвать короля Генриха III, которого Матвей хорошо знал; Ричарда графа Корнуолла, брата Генриха, который согласно мнению Вона был для Матвея главным источником информации о собственном крестовом походе[16]; магистр провинции тамплиеров в Шотландии, который возможно был информантом касательно крестового похода Людовика IX [C.M. VI, 521]; Ранульф Бесаче, каноник собора св. Павла и бывший врач короля Ричарда, который рассказал Матвею об убийстве принца Антиохии Саладином [C.M. II, 391; V, 22]; доминиканец Уолтер Сент-мартенский, который вероятно предоставил Матвею копии писем, полученных из Святой Земли [C.M. IV, 345]. Вдобавок, заморские путешественники то и дело оказывались в аббатстве, некоторые из них были восточными христианами, обогащавшими повествование хроники информацией из первых рук. Например, в 1228 году безымянный армянский архиепископ останавливался в аббатстве, а в 1245 визит нанес епископ Бейрута, являвшийся вероятно маронитом [C.M. IV, 345]; в дальнейшем мы вновь читаем о «неких армянах», посещавших аббатство в 1252 году [C.M. V, 340-41].
Осознание Матвеем необходимости писать правду и его доступ к первоисточникам ключевой важности, таким образом, оправдывают попытку переписать историю тамплиеров, опираясь на информацию из Chronica Majora. Принимая во внимание все сделанные только что оговорки, выполнение задачи, поставленной в заголовке работы, будет осуществлено по четырем важным категориям, а именно:
1 Происхождение тамплиеров и вопрос об их имуществе.
2 Их влияние на историю оплотов крестоносцев в Леванте.
3 Их взаимоотношения с госпитальерами.
4 Их взаимоотношения с христианскими политическими лидерами на Ближнем Востоке и в Европе.
Категории два и четыре неразделимо связаны в историческом повествовании Матвея, но были разъединены ради задач нашего анализа. Взятые вместе, эти четыре пункта дают нам возможность получить представление об оценке ордена тамплиеров Матвеем Парижским.
Однако для изучения происхождения ордена, его идеологии и начальных годов его истории в Святой Земле данные «Великой Хроники» могут несколько разочаровать, поскольку хроника в целом следует идеям, высказанным еще Гийомом Тирским. Матвей описывает первые смиренные шаги ордена под руководством Гуго де Пейна и Жофруа Сен-Омера, поклявшихся перед патриархом Иерусалимским соблюдать монашеские обеты бедности, целомудрия и послушания. Эту клятву рассматривали как подготовку к исполнению добровольно возложенной тамплиерами на себя задачи по защите христианских пилигримов в Святой Земле. В одной из рукописей «Истории англов» внизу листа можно увидеть изображение двух тамплиеров на одной лошади, как бы подчеркивающее смиренные начала их организации[17]. И все же после собора в Труа, утвердившего устав тамплиеров[18], беспрецедентное расширение их ордена привело к постепенному отступлению от его первоначальных похвальных целей. Вторя жесткой критики Гийома Тирского[19], Матвей пишет:
Поговаривают, что им принадлежат обширные владения по обеим сторонам моря. Во всем христианском мире нет ни одной области, которая бы не одаривала этих братьев чем-либо из своего достояния, и их богатство уже признается равным королевскому… Долгое время они сохраняли свои благородные помыслы незапятнанными и подходили к своему делу с достаточной мудростью. Но постепенно они стали забывать об умеренности, этой спутнице всех добродетелей… Они покинули патриарха иерусалимского, с соизволения которого и был основан их орден и дарованы первые привилегии, и отказали ему в повиновении, которое их предшественники оказывали ему. Также и церквям господним стали они причинять много беспокойства, поскольку забрали у них причитавшиеся им десятины и лучшие плоды и неправедно вторглись в их владения [C.M. II, 144-45][20].
Этот отрывок достаточно сложен. На первый взгляд он подтверждает схожесть точки зрения Матвея не только со мнением Гийома Тирского, но и других авторов, разделявших похожий критицизм[21]. Среди них стоит назвать имена Иоанна Вюрцбургского, немецкого священника, приехавшего в Святую Землю около 1165 года[22], Папы Иннокентия III[23] и Папы Гонория III[24], осуждавших жадность тамплиеров и оскорбление ими папских привилегий. Подобная интерпретация хорошо согласуется с основной для Матвея верой в статичное, иерархическое общество, образцом которого он считал монастырь[25]. Но с другой стороны, если Дж. Дж. Бегли прав, ставя Матвея на сторону монахов в их спорах с белым духовенством[26], можно разумно предположить, что настоящая позиция Матвея была несколько иной. Более того, в процитированном отрывке Матвей по большей части просто воспроизводит слово в слово мнение Гийома Тирского[27]. И все же все эти оговорки не соответствуют сообщению уже самого Матвея под 1244 годом, где он подвергает серьезным сомнениям правдивость показаний Великого магистра Армана де Перигора [28]. Затем он, пользуясь случаем, довольно критично рассуждает об огромных богатствах тамплиеров и госпитальеров:
Более того, тамплиеры располагают во всем Христианском мире девятью тысячами поместий, а госпитальеры – девятнадцатью, не считая окладов и различных доходов, приносимых самими братствами и теми доверенностями, число коих все увеличивается по причине множественных привилегий. И каждое поместье может снарядить, не обделив ни в чем, одного воина в полном вооружении, со всем, что прилично и необходимо ему во время войны, для защиты Святой Земли [C.M. IV, 291][29].
Оставляя в стороне приведенные отрывки, сообщения Великой Хроники, касающиеся тамплиеров, предполагают, что основным интересом Матвея было не легендарное богатство, приписываемое рыцарям, и не их взаимоотношения с патриархом Иерусалимским, но скорее военные и политические вопросы, особенно участие тамплиеров в военных кампаниях и их политика по отношению к христианским лидерам, возглавлявшим крестовые походы.
Хотя Chronica Majora рассказывает о военной активности тамплиеров во время наиболее драматичных событий на Ближнем Востоке, включая кампании Саладина в 1180-е годы и походы Людовика IX в середине XIII века, она сообщает нам мало нового об Ордене в первые десятилетия своего существования. Матвей вкратце касается деяний братьев-рыцарей под 1133 годом и заключает, что «все тамплиеры были сражены» [C.M. II, 159]. Это, возможно, раннее упоминание об участии магистра Робера де Краона и его рыцарей в битве при Текоа [1138], в которой рыцарь Одо де Монфокон был убит. После того, как мусульмане захватили городок Текоа, всего в девяти милях к югу от Иерусалима, отряд тамплиеров во главе с магистром выехал им навстречу[30]. Согласно Гийому Тирскому, Робер с братьями легко отбили город, но допустили ошибку, «не став преследовать сарацин, когда те бежали». Поскольку тамплиеры остались в городе, мусульмане перегруппировались и контратаковали. Гийом, который в битве видел всего лишь возмездие проведения за злоупотребление орденом своими привилегиями, замечает с мрачным удовлетворением, что «все пространство от Хеброна до Текоа было покрыто телами тамплиеров»[31].
Историческая ценность хроники увеличивается при описании роли тамплиеров в войне против Саладина в 1180-е годы. Под 1184 годом Матвей сообщает о разрушении деревни тамплиеров Parvum Gerinum [C.M.II, 322], Пти Герен. Расположенная в Изреельской долине, деревня была оставлена обитателями христианами и захвачена сыном Саладина 30 сентября 1183 года[32]. И хотя в этом случае Матвей ничего не сообщает об участии тамплиеров в военных действиях, три года спустя, после поражения рыцарей при Крессоне [1 мая 1187], он рассказывает о погибших в битве, отправившихся «со славой мучеников в царство небесное» cum palma martyrium ad caelestia regna [C.M. II, 327][33]. Эта аура мученичества отсылает нас к смерти 90 тамплиеров [и 40 королевских всадников из Назарета], чьи отрубленные головы были вздернуты на пики победоносными мусульманами[34]. Более того, дух мученичества, которым у Матвея пронизан весь упомянутый эпизод, будто оправдывает в ретроспективе безрассудство магистра Жерара де Ридфора, когда тот, не послушав предупреждений графа Раймона, тщетно атаковал 7 000 сарацин, превосходящих численность его собственного отряда в пятьдесят раз[35].
Кроме отсутствия аналитического подхода к написанию хроники, Матвей также очевидно не отличался аккуратностью в вопросах хронологии, поскольку он датирует те или иные события несколькими годами раньше или позже того срока, когда они в действительности произошли[36]. Хотя хронологическая точность в хроники улучшается по мере того, как Матвей описывает события более близкие к своему времени, его представление об историческом процессе так и не приобретает должной утонченности. Так, он не делает ни малейшего намека на роль, сыгранную Ридфором в событиях, которые в конечном счете привели к поражению христиан на Хаттинских высотах [3 июля 1187][37]. Вместо этого он описывает дурное предзнаменование перед битвой [C.M. II, 327] и все гибельные последствия Хаттина с освященной временем перспективы exigentibus Christianorum peccatis [C.M. II, 328][38]. В последующие годы Матвей сообщает о роли тамплиеров во время долгой осады Акры и захвате города [12 июля 1191]. Он изображает рыцарей самыми бесстрашными воинами, которые похвально сражались laudabiliter pugnaverunt на переднем крае христианского воинства [C.M. II, 334, 335, 353, 360]. Смерть Жерара де Ридфора во время осады [4 октября 1189] описывается без каких-либо дальнейших комментариев о его влиянии на трагические события в Святой Земле, в которых Великий Магистр принимал участие [C.M. II, 353][39].
Благожелательное отношение Матвея к деятельности тамплиеров в Святой Земле изменилось, вероятно, после Третьего крестового похода и участия в нем Ричарда Львиное Сердце. И все же, изображение хронистом воинского искусства тамплиеров и их взаимоотношений с Ричардом стоит назвать скорее двойственным. С одной стороны, Матвей обвиняет тамплиеров в заключении вероломного соглашения с французами во главе с герцогом Гуго Бургундским, что в конечном итоге помешало Ричарду отвоевать Иерусалим [январь-июнь 1192][40]. Согласно Великой Хронике союз тамплиеров и французов вырос «из зависти» per envidiam, т.е. имел целью помешать Ричарду завоевать славу возвращения Гроба Господня под опеку христиан [C.M. II, 385][41]. С другой стороны, Матвей сообщает о переговорах, имевших место между Ричардом и тамплиерами и приведших в итоге к трехлетнему перемирию с Саладином [C.M. II, 392]. Более того, он упоминает об отплытии в Европу короля, одетого в тамплиерскую мантию и сопровождаемого рыцарями ордена [9 октября 1192] – факт, предполагающий, что старые несогласия по политическим вопросам не поколебали в целом доверие Ричарда.
В данном примере позиция Матвея полна предубеждений и ксенофобии, что согласно мнению Дэвида Ноулза было довольно типичным для английских хронистов XIII столетия[42]. С наших современных позиций кажется весьма правдоподобным, что избрание Робера де Сабле, близкого друга Ричарда Львиное Сердце, Великим Магистром способствовало союзу тамплиеров и короля Англии. И все же орден имел важные интересы во Франции – ситуация, которая также требовала проведения осторожной политики по отношению к королю Филиппу II Августу. Более того, в течение многих лет тамплиерами была разработана стратегия, согласно которой успешное христианское владычество над Иерусалимом было обусловлено предварительным захватом крепостей на египетской границе, таких как Дарон, Газа, Крак и Монтро[43]. Таким образом «зависть», приписанная Матвеем Парижским тамплиерам, являлась скорее плодом политических и военных соображений. Некоторая часть латинской знати в Палестине разделяла точку зрения рыцарей Храма, поскольку также прекрасно отдавала себе отчет в проблематичности захвата Иерусалима, без обеспечения контроля над ним в длительной перспективе. Более того, как представители знати, так и тамплиеры отдавали себе отчет в том, что большинство крестоносцев должно было вскоре покинуть Святую Землю и отправиться в Европу, как поступил сам Ричард Львиное Сердце, оставляя многие вопросы безопасности открытыми. Что же касается Иерусалима, то, сколь бы священным город ни являлся, он был окружен врагами и отрезан от полоски владений крестоносцев на побережье, что в целом еще больше усложняло задачу по его длительному удержанию. Все эти соображения были, однако, проигнорированы Матвеем Парижским, которые предпочел предположить существование некого вероломного договора между тамплиерами и латинской знатью и тем самым сделал загадкой добрые намерения и рыцарское поведение английского короля. Можно ли сделать вывод, по крайней мере в данном конкретном случае, что патриотические чувства взяли верх над историческим здравомыслием хрониста Сент-Олбанса? Или скорее мы имеем дело с очередным доказательством враждебности Матвея по отношению к военно-монашеским орденам за исключением Тевтонстого, и в особенности – к ордену тамплиеров[44]? Подобное предположение ставит нас перед новыми вопросами и проблемами, оправдывая необходимость более тщательного анализа упоминаний о тамплиерах в хронике.
В следующий раз речь о тамплиерах и их роли в Святой Земле заходит в Chronica Majora при описании первых этапов Пятого крестового похода [1217]. Здесь Матвей сочувственно описывает участие рыцарей Храма в неудавшейся кампании у горы Фавор, где многие из них были ранены, «но лишь несколько умерло» [C.M. III, 10-11]. Год спустя крепость и поселение тамплиеров в Атлите [Athlit], Замок Паломника [1218], основанная на пути из Акры в Иерусалим, заслуживает полную похвалу Матвея[45]. Кроме стратегически важного местоположения, Матвей оправдывает переезд рыцарей в эту крепость их желанием «создать отделение Ордена за стенами греховной Акры до того времени, пока не удастся вернуться в Иерусалим»[46]. Далее с неподдельным восхищением он сообщает, что данная крепость могла вместить четыре тысячи человек и обеспечить их жизнь всем необходимым внутри стен: там были пастбища и пруды, соляные шахты и источники чистой воды, фруктовые сады и овощные грядки, а также верфь поблизости от естественной гавани [C.M. III, 14].
Участие тамплиеров в кампании у Дамьетты [май 1218 – сентябрь 1220] вновь способствует созданию их героического, почти мифического образа[47]. Матвей сообщает об участии Великого Магистра Гийома де Шартра, его смерти и преемнике Пьере де Монтегю [C.M. III, 35, 47]. В дополнение к описанию неудавшихся атак мусульман на позиции тамплиеров во время осады [C.M. III, 41, 47] Матвей оставил нам подробное описание героизма рыцарей Храма. В одной из битв был потоплен тамплиерский корабль, заполненный сражающимися рыцарями и мусульманами. Согласно Великой хронике на корабле находилось почти две тысячи сарацин – число явно нереальное, заставляющее отнести оценку численности целиком на совесть Матвея. Видя, что спасение невозможно, тамплиеры под палубой решили затопить судно, тем самым уничтожив врага и погибнув, служа Господу. Здесь Матвей одновременно наделяет тамплиеров мифическими чертами библейского Самсона и окутывает их аурой мученичества, сопровождавшей всех защитников христианства[48]. В итоге, ни сколь не является удивительным, что когда речь заходит об оценке достижений воинства Христова за 1219 год, Матвей наряду с милостью Господней особо подчеркивает отвагу тамплиеров и их решающий вклад в успех крестоносного дела [C.M. III, 48]. В дальнейшем, рассказывая о поражении крестоносцев и неизбежном уходе из Дамьетты [8 сентября 1220 года], Матвей не перестает подчеркивать мужество и храбрость рыцарей Храма [C.M. III, 49].
Во всех выше процитированных примерах Матвей Парижский во многом следует записям современника событий Оливерия Схоластика[49]. Нужно также принять во внимание, что все описанное происходило до того, как Матвей состоялся как историк в Сент-Олбансе. И тем не менее, приняв монашеский сан в 1217 году, Матвей, вероятно, начал почти сразу же помогать Вендоверу в скриптории[50]. Более того, большинство историков сходится во мнении, что Матвей непрестанно возвращался к своему труду и корректировал его на протяжении многих лет вплоть до своей смерти. Такое положение дел оправдывает, на наш взгляд, отношение к записям в хронике после 1217 года как отражающим взгляды самого Матвея. Обзор материала, приведенный выше, таким образом, подразумевает, что тамплиеры вплоть до 1220-х годов имели в лице Матвея Парижского сторонника, по крайней мере в вопросах военного дела и обороны Святой Земли. Существенными исключениями являются лишь случаи, так или иначе касающиеся английских королей – таких, как Ричард Львиное Сердце – и независимой от них политики тамплиеров. В подобных ситуациях точка зрения Матвея приобретает резко критические оттенки. Данная тенденция только усиливается, когда Матвей описывает взаимодействие тамплиеров, а точнее его отсутствие, с другими европейскими правителями, возглавлявшими крестовые походы.
Крестовый поход Фридриха II [28 июня 1228 года – июнь 1229 года] открывает в этом вопросе новую главу[51]. Матвей обильно цитирует обвинения Папы против Фридриха, и среди прочего называет значительный урон, который мог быть нанесен имуществу и интересам орденов, в особенности тамплиерам, как в Европе, так и в Святой Земле [C.M. III, 154-55, 535, 590 ff., C.M. IV, 451-52][52]. Однако вслед за прибытием императора в Акру он упоминает, что и госпитальеры и тамплиеры приветствовали Фридриха с большим рвением, распростершись перед ним и обнимая его ноги [C.M., III, 159]. Действительно, хотя оба ордена, безусловно, знали об отлучении Фридриха от церкви, он олицетворял их единственную надежду в борьбе с Аюбидами. Однако уже через некоторое время Матвей принимает версию последовавших событий как их видел Фридрих и обвиняет тамплиеров с госпитальерами в злоумышлении против императора[53]. Согласно Chronica Majora сам султан воспрепятствовал осуществлению их коварного плана, придав его огласке[54]. А чтобы усилить впечатление от дьявольского характера замысла братьев-рыцарей, Матвей заставляет правителя мусульман выступать с позиций христианской морали:
Тамплиеры и госпитальеры, завидующие деяниям императора… и желающие приписать все эти славные дела себе,… вероломно известили султана Египта о том, что император намеревался в тайне отправиться к реке, где Иоанн Предтеча крестил Христа, облачившись в простую рубаху и лишь с небольшой свитой, и предаться там смиренной молитве, султан же мог бы по своему желанию убить или захватить императора. Когда же этот самый султан услышал о подобном, он ужаснулся зависти и вероломству христиан, особенно тех, кто, как казалось бы, носил монашескую рясу со знамением креста[55].
Не приводя никакого доказательства, Матвей, однако, заявляет, что госпитальеры были менее запятнаны данным бесчестьем [C.M. III, 179][56]. Это кажется вполне заслуживающим доверия, исходя из политической обстановки, по-разному выстроившей взаимоотношения двух орденов с императором. В отличие от Фридриха и госпитальеров, стоявших за предпочтительность союза с Египтом, тамплиеры имели тесные связи с Дамаском. Поэтому совсем не удивляет тот факт, что в то время как с госпитальерами император примирился к началу 1240-х годов[57], с орденом Храма он оставался в ссоре до самой своей смерти.
Несмотря на восхищение Матвея личностью Фридриха и положительные оценки императорской политики[58], Великая Хроника несколько смягчает изменнический образ обоих орденов, цитируя письмо Жеральда, патриарха Иерусалимского. Прелат подробно описывает политику Фридриха на Кипре и в Святой Земле, которая восстановила против императора не только тамплиеров и госпитальеров, но и Ибелинов, а также многих членов политической и духовной элиты государств крестоносцев. Более того, чем дольше Фридрих оставался в иерусалимском королевстве, тем сильнее становилось недовольство его действиями. Тамплиеры активно поддерживали патриарха Жеральда, и ходили слухи, что Фридрих был даже готов захватить Великого магистра, Пьера де Монтегю, и увезти его в Апулию в качестве заложника. После возвращения в Акру, люди императора по всей видимости осадили или оцепили квартал тамплиеров [C.M. III, 182-83]. Помня об этом, патриарх в письме называет Пьера де Монтегю весьма «почитаемым мужем Магистром» virum venerabilem magistrum [C.M. III, 182][59] и считает отношение Фридриха к тамплиерам хуже и вредоноснее, чем даже отношение мусульман [C.M. III, 183][60]. Кроме того, патриарх всячески оправдывает нежелание ордена Храма подчиняться десятилетнему соглашению о перемирии, подписанному императором с аль-Камилем из Каира. Соглашению[61], которое по мнению тамплиеров оставляло Иерусалим почти беззащитным [C.M. III, 179-81] [62]. В заключение данной главы своей хроники – и не раскрывая собственного мнения по вопросу – Матвей признает, что письмо патриарха нанесло сильный ущерб имиджу императора в христианском мире [C.M. III, 184][63].
В последующие годы и, что особенно важно, в отсутствие в Святой Земле королей-крестоносцев Матвей возвращается к более снисходительному отношению к тамплиерам и похвале их воинского искусства. Рассказывая об их тщетных попытках захватить замок Гуаскум возле Антиохии в 1237 году, он полностью принимает сторону рыцарей Храма, «возжелавших расширить свои владения во славу Господню». Более того, хотя и признавая безрассудным поступок прецептора Антиохии Гийома де Монферрат, приказавшего атаковать, несмотря на предупреждения пленников-христиан, Матвей не скрывает своего восхищения[64]:
В этой битве пало более сотни рыцарей Храма и три сотни арбалетчиков ордена, не включая простых солдат и большого числа пехотинцев. Из турок же было убито около трех тысяч. В этом злосчастном бое погиб и один прославленный рыцарь Храма, родом из Англии, по имени Реджинальд д’Аргентон, бывший знаменосцем в тот день. Однако же он, ровно как и многие другие погибшие рыцари, успел нанести противнику чудовищный урон, пока его ноги и руки еще не были отрублены. Сам прецептор до того, как был сражен, лишил жизни по крайней мере шестнадцать врагов, не считая смертельно раненых [C.M. III, 404-405] [65].
Симпатия Матвея оказывается на стороне тамплиеров не только во время их множественных неудач на поле боя. Сообщая о победах рыцарей, Матвей так же не скупится на похвалу и приписывает им «скорее сверхъестественную, нежели человеческую силу» [C.M. IV, ad annum 1242, 197][66].
Следующее событие, заставляющее внимание Матвея остановиться на тамплиерах, связано с хорезмийским вторжением, которое собственно и привело к утрате Иерусалима [23 августа 1244 года]. В начале Матвей подробно цитирует письмо Фридриха II к своему шурину Ричарду Корнуоллу. И вновь императорская версия событий выводит тамплиеров в неприглядном свете. На этот раз грех высокомерия, присущий тамплиерам, заставил правителя Египта обратиться за хорезмийской помощью. Более того, вступая в открытое противоречие с интересами всей Святой Земли, рыцари Храма не соблюдали перемирия, заключенного Фридрихом с султаном Египта аль-Камилем и признанного как госпитальерами, так и Тевтонским орденом[67]. Довольно парадоксально, что в дальнейшем Фридрих обвиняет тамплиеров наоборот в пособничестве мусульманам:
[Они] принимали вышеупомянутых султанов и их слуг на территории владений своего ордена с радостью и весельем и позволяли им совершать свои кощунственные ритуалы и мирские обряды, упоминая при этом имя Магомета [C.M. IV, 302].
Сам Матвей, однако, отвергает подобные обвинения в Сокращенной хронике и «Истории англов», где он описывает перипетии битвы, не намекая ни на какие секретные связи тамплиеров с врагом[68]. И все же обвинения в тайном сношении с мусульманами и, более того, в подражании тамплиерами их вероисповедальных ритуалов сыграли центральную роль в процессе, приведшем к гибели ордена семьдесят лет спустя после описываемых событий[69]. Оставляя вопрос о верности этих обвинений в стороне, следует заметить, что показания «Великой хроники» убеждают нас в компилятивном характере данного труда, донесшего до нас мнения, слухи и ожидания, преобладавшие в Англии, а также и в других углах христианского мира, в середине XIII столетия.
Что же касается политики тамплиеров на протяжении 1244 года, Chronica Majora повторяет свидетельства очевидцев, записанные в Святой Земле – первое, принадлежащее Гийому де Шатонёфу, магистру ордена госпитальеров [C.M. IV, 307-11], и второе, подписанное патриархом иерусалимским, христианскими прелатами и Гийомом де Рокфором, вице-магистром ордена тамплиеров [C.M. IV, 337-44]. Оба этих сообщения описывают опустошение, вызванное нашествием хорезмийцев, народом, который после изгнания со своей родины монголами отправился на поиски нового места для поселения, пока не заключил соглашение с султаном Каира[70]. 11 июля 1244 года хорезмийцы взяли приступом Иерусалим. Лишь трем сотням из всего населения города удалось спастись, церковь Гроба Господня погибла в огне, а останки иерусалимских королей были выброшены из могил. После этого хорезмийская угроза привела к союзу всех христианских сил региона – во главе с тамплиерами и госпитальерами – с мусульманскими правителями Дамаска, Хомса и Крака. 17 августа 1244 года объединенные силы встретились с общим врагом на равнине у Ла Форби в нескольких милях к северо-востоку от Газы. Однако дамасско-христианская армия не смогла противостоять силе Бейбарса и его хорезмийских союзников. Великий магистр Арман де Перигор, а также 300 других тамплиеров остались на поле боя[71], и лишь 36 рыцарям удалось вернуться живыми [C.M. IV, 304-305, 310-11]. Неудача у Газы была крупнейшим поражением крестоносцев со времен Хаттина. Она привела к воссозданию империи Аюбидов [1245 год] и потере восточной Галилеи и Аскалона [1247 год]. К 1250 году христиане утратили контроль над территориями на юге и вдоль северной части реки Иордан, и восточная граница государства крестоносцев прошла через Бофор и Сафед[72].
Несмотря на серьезные потери тамплиеров в сражениях, на протяжении 1240-х годов Матвей часто повторяет обвинения, до этого выдвигавшиеся императором Фридрихом и касающиеся предательских соглашений ордена Храма с мусульманами. Христианские неудачи в Святой Земле в самом деле породили подозрение, что военно-монашеские ордена, и в особенности тамплиеры, не показывали должного рвения в деле защиты владений крестоносцев. Так, например, согласно Роману о Лисе:
Et tant vous dis que si les Templiers
Nous avaient aides, sans etre jalous de nous,
Nous aurions toute la Syrie, Jerusalem et toute l’Egypte.[73]
В 1278 году Папа Николай III угрожал всем трем орденам церковными и гражданскими санкциями в том случае, если они не будут поддерживать необходимое количество солдат в Палестине[74]. С течением времени образ мученического рвения, приписываемый тамплиерам и подтверждаемый мусульманскими источниками[75], уступил место противоположным слухам и обвинениям в предательстве и трусости. Силу факта предполагаемое отсутствие у тамплиеров всякого христианского усердия приобрело лишь во время процесса над орденом во Франции, когда королевские адвокаты выискивали малейшие доказательства, способные поддержать обвинения рыцарей Храма в ереси. На встрече с Папой Клементом V в Пуатье [май 1308 года] Гийом де Плезиньян утверждал, что per defectum ipsorum Terra Sancta dicitur perdita et pactiones secretas cum Soldano sepius dicuntur fecisse[76]. Сам Матвей Парижский в дальнейшем, рассказывая о текущих событиях в Святой Земле, также ставит под вопрос верность тамплиеров. Как минимум дважды он обвиняет рыцарей в том, что они становились источниками слухов, на самом деле оказывавшихся ложными [C.M. IV, pp. 64-65; V, 87; V, 118] [77].
Многочисленные упоминания Великой Хроники о мнимом предательстве тамплиеров намекают на дилеммы, стоявшие перед поколением современников Матвея Парижского и связанные с законностью самой «праведной войны» Bellum Justum на христианском Востоке. Непрекращающиеся военные поражения ставили обыкновенного хрониста перед двумя главными альтернативами, а именно: что в рядах крестоносцев существовала измена, или, что было более пугающим, что многочисленные усилия в Святой Земле не встречали Божьего одобрения и поэтому не заслуживали победного венка. Тамплиеры же выступали в роли идеального решения данной проблемы, поскольку их собрания были окутаны тайной, они имели тесные контакты с местным населением в Палестине и обладали легендарным богатством как в Европе, так и в Леванте, что вступало в открытое противоречие с их обетом бедности. И самое худшее, возможно, что все эти мнимые пороки и мешали христианам одержать столь долгожданную победу. Отсюда и желание обвинить тамплиеров в крушении государств крестоносцев – тенденция, хорошо прослеживаемая в Chronica Majora.
Матвей рассказывает, что через два года после поражения у Газы военные ордена отправили посольство к Малеку Салиху Наджмеддину с просьбой об освобождении пленных. И вновь хронист превращает султана в рупор христианской морали и приписывает мусульманскому правителю очень серьезные обвинения против тамплиеров и госпитальеров:
Какие же негодяи эти христиане, те, кого мы называем тамплиерами и госпитальерами, отступники от своего закона и ордена. Сначала, несколько лет назад, они возжелали вероломно предать своего императора Фридриха, пилигрима на службе Господа… Опять, эти люди, которые все обязаны любить своих братьев как самих себя и помогать им в нужде, уже пять лет как воюют друг с другом и лелеют чувство непоколебимой взаимной ненависти… Эти тамплиеры нагло нарушили перемирие, заключенное упомянутым графом Ричардом [Корнуоллом], желая выказать ему свое презрение, тому, которого они называли мальчишкой[78], и желая оскорбить своих братьев госпитальеров. Также и в битве, недавно произошедшей между ими и нами, их вождь и знаменосец [которого они называют Balcanifer], в противоречие с уставом своего ордена, был первым, кто покинул как беглец поле битвы[79]. Теперь, добавляя зло ко злу и громоздя грех на грехе в правилах своего ордена, они пытаются добыть освобождение своим магистрам и братьям, попавшим в плен, предлагая огромную сумму денег, тогда как мы знаем, что согласно уставу их ордена, они могут быть выкуплены только определенным поясом или накидкой [C.M. IV, 524-26][80].
Неудивительно, что после демонстрации таких подробных знаний о правилах ордена и такой консервативной ревности в деле их соблюдения Малек Салих отказал просьбе рыцарей в выкупе пленных. Согласно версии Матвея некоторые из членов окружения султана посоветовали прибегнуть к услугам посредника – императора Фридриха, «которого наш правитель любит и уважает более других людей»[81]. Довольно очевидно, что военно-монашеские ордена, и в особенности тамплиеры, вряд ли могли применить этот совет на практике [C.M. IV, 526].
Последние высказывания, вложенные Матвеем в уста Малека Салиха, указывают на главные аспекты, сформировавшие его собственное отношение к военно-монашеским орденам, в особенности к тамплиерам. К таковым относятся взаимоотношения орденов с христианскими лидерами и продолжающийся конфликт между тамплиерами и госпитальерами. Что же касается отношений ордена Храма с предводителями крестоносцев, то крестовый поход Людовика IX [26 августа 1248 года – 24 апреля 1254 года] предоставил Матвею очередную возможность развить свою точку зрения. «Великая Хроника» подробно описывает прибытие Людовика в Египет, занятие им Дамьетты без особенного сопротивления [6 июня 1249 года] [C.M. V, 139-43] и его победу при Мансуре [8 февраля 1250 года] [C.M. V, 143-46]. После этого Матвей сообщает о ссоре между Робертом д’Артуа, братом короля, представленным эгоистичным и тщеславным человеком [C.M. V, 147], и Гийомом де Соннаком, магистром тамплиеров, которого Матвей описывает как «мужа разумного и осмотрительно», весьма компетентного в военном деле [C.M. V, 148]. Не соглашаясь с советом Гийома дать армии отдохнуть в ожидании королевских подкреплений, граф Артуа выступил против орденов с резкой обличительной речью, которую Матвей подробно фиксирует:
Вспомните о древнем вероломстве тамплиеров! О широко известных подстрекательствах госпитальеров!.. вся страна Востока была бы уже давно в наших руках, если б только нам, мирянам, не препятствовал обман тамплиеров, госпитальеров и других, называющих себя религиозными людьми… Тамплиеры, госпитальеры и их прихвостни боятся, что когда вся страна окажется подчинена власти христиан, их владычеству, подпитывающемуся их богатыми доходами, придет конец. Отсюда их стремление вредить разными путями христианам, которые, подвизавшись в крестоносном деле, приезжают сюда, и придавать их смерти вместе с сарацинами всякими изменническими уловками. Разве не является Фридрих, который сам испытал на себе их предательство, наиболее подходящим свидетелем в этом деле? [V, 149-50] [82].
Хотя Матвей не сомневаясь критикует поведение графа, обвинения против орденов, которые он приписывает Роберту д’Артуа, наслуживают некоторого внимания, поскольку они включают в себя по крайней мере два пункта, которые еще не раз будут повторяться: секретные договоры тамплиеров с мусульманами, и их тайное желание упрочить свою гегемонию в Святой Земле путем воспрепятствования полной победе христианских сил в регионе. Шестью годами ранее в связи с письмом, написанным Арманом де Перигором к Роберту Сандфорду о критическом положении дел в Святой Земле, Матвей замечает, что жалобы Великого магистра были встречены с неодобрением из-за дурной славы тамплиеров и госпитальеров:
Из-за того, что рассказывают, что они постоянно провоцируют ссоры между христианами и сарацинами, чтобы во время войны они могли собирать деньги с пилигримов, прибывающих отовсюду; и из-за царящего среди них разногласия, и из-за того, что они хотели захватить императора… Поэтому то христиане, помня обо всех этих вещах, всегда думают, что они скрывают какой-то обман и что под обличьем овцы прячется волчье вероломство. Ведь если бы не было никакого обмана и измены, многие храбрые западные рыцари опрокинули бы ряды мусульман и обратили бы их в беспорядочное бегство [C.M. IV, 291] [83].
Что же касается событий 1250 года, то графу Артуа удалось уговорить христиан начать атаку, закончившуюся полным поражением[84]. Сам граф погиб, как и Уильям Лонгспи[85] и большая часть христианской армии. Лишь двоим тамплиерам и одному госпитальеру удалось спастись [C.M. V, 150-54]. Это сражение стало прелюдией к отступлению от Мансуры, во время которого армия Людовика была разбита, а король сам попал в плен [6 апреля 1250 года] [C.M. V, 154-59][86]. Оценивая гибельные последствия кампании, Матвей еще раз подчеркивает большое количество тамплиеров, погибших на боле боя вместе с рыцарями других орденов [C.M. V, 158][87]. В последствии во время пребывания короля Людовика в Акре Chronica Majora находит тамплиеров в королевском окружении, советующих монарху в вопросах стратегии и политики [C.M. V, 164, 257, 433], а позже активно участвующих в сборе средств для его выкупа [C.M. V, 174][88]. Хотя король был обычно в хороших отношениях с орденом, Людовик значительно ограничил политическую свободу тамплиеров: он аннулировал их договор с правителем Дамаска по причине того, что они не попросили сначала королевского разрешения. Людовик даже публично наказал маршала, проводившего переговоры[89].
Последнее упоминание «Великой Хроники» об участии тамплиеров в обороне Святой Земли относится к 1257 году и связано с татарской угрозой[90]. После сообщения о позорном призыве татар, обращенном к «тамплиерам и госпитальерам и другим обитателем Святой Земли ради их подчинения невыносимому ярму», Матвей похвально отзывается о решимости обоих орденов, солидаризируясь с их утверждением, что
Они приняли обет и посвятили себя службе Господу не для того, чтобы жить в роскоши и удовольствии, но для того, чтобы умереть во имя Христа, который в этой самой земле не отказался от мученической смерти ради искупления всего человечества. Пусть тогда, говорили они, эти татары, эти демоны из тартара приходят, и они найдут слуг Христовых готовыми к битве ради защиты христианского закона [C.M. V, 655] [91].
И все же восхищение, испытываемое Матвеем перед тамплиерами, целиком исчезает, как только дело касается их долгого соперничества с госпитальерами. Важность данного вопроса хорошо отражена в той постоянности, с которой хроника к нему возвращается [в года 1240, 1241, 1243, 1244, 1257]. Более того, подчеркивая всю строгость антагонизма между доминиканцами и францисканцами, Матвей приводит в пример военно-монашеские ордена, чей конфликт humani generis inimico zizania seminante, ortum est discordiae enorme scandalum [C.M., IV, 279][92]. В своем первом сообщении о борьбе между тамплиерами и госпитальерами Матвей цитирует рассказ Ричарда Корнуолла о своем крестовом походе [1241 год], в котором автор сожалеет, что
Братья-близнецы, ссорящиеся в лоне своей матери, чьей задачей было защищать ее, возгордившись в своем богатстве, вскормили и спровоцировали вражду, позволив ее росткам распространиться вдаль и вширь [C.M., IV, 139].
После отбытия Ричарда из Святой Земли и отказа тамплиеров соблюдать перемирия, им подписанные, Матвей называет в качестве истоков действий тамплиеров зависть и похоть [C.M., IV, 167-68] [93]. Через два года, после того, как тамплиеры напали на госпитальеров в Акре и изгнали тевтонских рыцарей с их земель [1243 год], Матвей предупреждает, что тем самым они «навлекут на себя гнев Божий» [C.M., IV, 256]. В данном примере следует заметить, что то, что Матвей представляет как новую стадию долгого соперничества двух орденов, было, на самом деле, одним из аспектов гражданской войны, развернувшейся в государстве крестоносцев между императорской партией, поддержанной в тот момент госпитальерами и Тевтонским орденом, и партией баронов, на стороне которой были тамплиеры[94]. В своей последней записи под 1259 годом Матвей, однако, использует против братьев ордена Госпиталя ту же самую критику, что и ранее против тамплиеров[95]:
Те, на кого обычно смотрели, как на законных защитников церкви, теперь же оказались самыми кровожадными врагами мира, друг друга и упомянутой церкви… Госпитальеры…поднялись против тамплиеров…и…полностью их уничтожили… Никогда еще, в самом деле, не доводилось совершаться столь прискорбному убийству среди христиан, особенно духовных лиц [C.M., V, 745-46] [96].
Хотя Матвей признает за деятельностью тамплиеров в Святой Земле чрезвычайную важность, он не забывает и об их политике в Англии или, точнее, об их взаимоотношениях с английской короной. Данный аспект Великой Хроники, носящий, как и она вся, отпечаток антикоролевских настроений[97], приобретает особую важность, поскольку добавляет новые данные к пониманию точки зрения Матвея на орден Храма. Хронист начинает свой рассказа о поселении тамплиеров в Англии с сообщения о пророчествах Мерлина. Затем он упоминает о любезном приглашении королем Генрихом II тамплиеров и госпитальеров и щедром королевском приеме, предложенном обоим орденам по случаю [C.M. I, 207-208] [98]. Позже, сообщая об использовании королем Иоанном английского духовенства в своих интересах, он упоминает тамплиеров среди тех, кто подвергся налогообложению [C.M., II, под 1210 годом, 530]. Это стало основанием для апелляции рыцарей совместно с другими представителями английского духовенства к папскому легату Николаю Тускулумскому о возвращении их конфискованного имущества [C.M. II, 576]. Однако, когда Матвей сообщает о встрече короля с баронами в Раннимид, тамплиеры оказываются на стороне Иоанна вместе с Уильямом Маршалом, графом Пемброка [C.M., II, 588-89] [99].
В политических вопросах особой важности тамплиеры нередко оказывались на стороне английских королей[100]. В 1247 году Матвей сообщает о многозначительном даре, который Великий магистр Гийом де Соннак отправил Генриху III, а именно – частичку крови Христа, которую король надлежащим образом принял с молитвами и говеньем [C.M. IV, 640-41]. Под 1254 годом Матвей пишет о выборе Генрихом III парижского Храма в качестве резиденции и с восхищением описывает размер здания, которое было способно вместить всю королевскую свиту [C.M. V, 478]. Такие жесты доброй воли, однако, не смогли предотвратить разногласия Генриха III с орденом в дальнейшем[101]. Матвей с сочувствием сообщает об отказе тамплиеров одолжить Генриху ссуду в 5 000 марок, которую король запросил для поддержки женитьбы сына Ричарда де Клера на дочери Ги де Лузиньяна [C.M., V, 363-64]. С не меньшей симпатией рассказывает Матвей и о несогласии тамплиеров с политикой Папы Иннокентия IV, который направил средства, собранные для крестового похода, на покорение Сицилии, после того как сам предложил королевство Эдмунду, сыну Генриха III [C.M., V, 457-58].
Все приведенные выше свидетельства показывают, таким образом, что отношение Матвея Парижского к тамплиерам содержит в себе как критику, так и одобрение. Эта амбивалентность не может быть объяснена только исходя из хронологии, поскольку в отношении Матвея к тамплиерам ничего существенно не меняется после 1236 года, с которого принято отсчитывать самостоятельную работу автора Великой Хроники. Матвей критикует скупость тамплиеров и их легендарное богатство как повторяя Гийома Тирского, так и самостоятельно, и точно так же он восхваляет их военное мужество, порой цитируя Оливерия Схоластика, а порой совершенно независимо от него. Далее, нами не было найдено существенных различий в критике Матвеем госпитальеров и тамплиеров. Практически в каждом случае, когда независимая политика рыцарей сталкивалась с противодействием, Матвей признает виновными оба ордена вместе, то же самое касается и их длительного соперничества и открытого противоборства. Такое положение дел требует дальнейшего анализа климата настроений, сделавших возможным ликвидацию ордена тамплиеров в 1312 году, что, однако, не только ни в коей мере не повредило госпитальерам, но и способствовало передачи им всех владений тамплиеров на момент ареста[102].
На первый взгляд, множество противоречивых утверждений о тамплиерах в Chronica Majora и очевидные предубеждения автора хроники против рыцарей оправдывают оговорки, высказываемые современными учеными с уважением к исторической ценности труда Матвея Парижского. И все же на наш взгляд эти недостатки подтверждают оценку хроники как правдивого зеркала если не исторических событий, то по крайней мере климата настроений эпохи. Двойственное отношение Chronica Majora к рыцарям Храма отражает противоречивую точку зрения всего христианского мира XIII столетия на военно-монашеские ордена в целом и на тамплиеров в частности. Такое положение дел в основном касается многочисленных примеров, когда Матвей упоминает о мнимых договорах рыцарей с мусульманами и их секретных планах по предотвращению окончательного торжества христиан в Святой Земле. Эти слухи, отраженные в других современных источниках[103], парадоксальным образом не повлияли на восхищение Матвея отвагой рыцарей на поле боя, или на представление о тамплиерах как христианских мучениках в хронике, или на их сравнение с Самсоном. Эта любопытная смесь восхищения с осуждением наметила пути дальнейшего развития образа тамплиеров и привела к трагическим последствиям во время процесса над орденом во Франции. Несмотря на многочисленные попытки капетингской пропаганды очернить имя тамплиеров, источники XIV века показывают, что героический образ рыцарей не исчез даже после упразднения ордена на Вьеннском соборе[104].
Хотя сообщения Матвея Парижского о взаимоотношениях тамплиеров с Ричардом Львиное Сердце, Фридрихом II и Ричардом Корнуоллом часто являются крайне критичными, односторонней точку зрения хрониста здесь вновь нельзя назвать, поскольку свидетельства Великой Хроники зачастую противоречивы. Более того, описывая политику тамплиеров в Англии, Матвей не обнаруживает антагонизма, коего следовало бы ожидать от настроенного против короны хрониста Сент-Олбанса по отношению к союзникам короля Иоанна. Резюмируя можно сказать, что хотя и обладая сомнительной ценой с точки зрения исторической достоверности, «Великая Хроника» предоставляет ценные свидетельства о противоречивых взглядах на военно-монашеские ордена, преобладавших в христианском мире в течение столетия, решающего для судьбы Иерусалимского королевства. Более того, фиксируя ксенофобские чувства и национальное самосознание в зародыше, хроника проливает свет на тот климат настроений, который позволил Филиппу Красивому через пятьдесят лет выступить против тамплиеров, не встречая существенного противодействия. Таким образом получается, что, будучи верным отражением своего времени, орден тамплиеров, этот magnum opus, должен был утратить свое очарование.
София Менаше / Sophia Menache
Rewriting the History of the Templars According to Matthew Paris
ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО ГЛЕБА КАЗАКОВА
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Jonathan Riley Smith, The Knights of St. John in Jerusalem and Cyprus, 1050-1310 [London, 1967], pp. 201-202, 385-89; Joshua Prawer, “Military Orders and Crusader Politics in the Second Half of the Thirteenth Century,” Die geistlichen Ritterorden Europas, eds. Josef Fleckenstein und Manfred Hellman [Sigmaringen, 1980], 227-28; A. J. Forey, “The Emergence of the Military Order in the Twelfth Century,” Journal of Ecclesiastical History 36-2 [1985], 191-94; Sylvia Schein, Fidelis Crucis: The Papacy, the West, and the Recovery of the Holy Land 1274-1314 [Oxford, 1991], pp. 97, 130-31, 153, 220-21, 243, 259; о критике крестоносного движения в целом, см. важную работу P. A. Throop, Criticism of the Crusade: A Study of Public Opinion and Crusade.Propaganda [Amsterdam, 1940] и недавнее исследование J. E. Siberry, Criticism of Crusading 1095-1274 [Oxford, 1985].
[2] Willelmi Tyronensis Archiepiscopi, Historia rerum in partibus transmarinis gestarum, 12, 7, ed. R. B. C. Huygens, Corpus Christianorum, LXIII, 2 vols. [Turnhout, 1986], pp. 553-55 [здесь и далее – Гийом Тирский].
[3] John of Salisbury, Policraticus, 7. 21, ed. Clement Webb, 2 vols. [Oxford, 1909], vol. 2, pp. 190-201.
[4] Walter Map, De nugis curialium, 19, 20, 23, ed. Montague R. James [Oxford, 1914], pp. 29-31, 34-35. Зайбт считает, что возрастающая критика Мапом ордена тамплиеров имеет своей причиной военный кризис в государстве крестоносцев; см. F. Seibt, Die Schrift De nugis curialium: Studien zum Welbild und zur geistigen Personlichkeit Walter Maps [Ph. D. diss., Munich Universitat, 1952], pp. 36-37.
[5] Jacques de Vitry, Sermo 37, “ad fratres ordinis militaris,” в Sermones Vulgares, Analecta novissima: Spicilegii Solesmensis altera continuatio, ed. Jean B. Pitra, 2 vols. [Paris, 1888], vol. 2, pp. 409-11.
[6] См., например, Continuatio Weichardi de Polhaim, MGH SS, vol. 11, p. 813; Eberhar of Regensburg, Annales, MGH SS, vol. 17, p. 594; Ptolemy of Lucca, Die Annalen, ed. B. Schmeidler, MGH SRG, vol. 8 [Berlin, 1955]; John Elemosina, Liber historiarum, in Bibliotheca bio-bibliografica della Terra Santa e dell’Oriente francescano, ed. G. Golubovich [Quaracchi, 1906-27], vol. 2, p. 109; Bartholomew of Neocastro, Historia Sicula, Rerum ItalicarumScriptores, n.s., ed. G. Carducci et al., vol. 13, p. 131.
[7] Cartulaire general de l’LRM Ordre des Hospitaliers de Saint Jean de Jerusalem, ed. Joseph Delaville le Roulx, 4 vols. [Paris, 1894-1906], nos. 3887, 4029.
[8] Среди различных точек зрения на труд Матвея Парижского стоит упомянуть взгляды: J. J. Saunders, “Matthew Paris and the Mongols,” Essays in Medieval History Presented to Bertie Wilkinson, eds. T. A. Sandquist and M. R. Powicke [Toronto, 1968], p. 116; B. Smalley, Historians in the Middle Ages [New York, 1974], p. 161; Arthur L. Smith, Church and State in the Middle Ages [Oxford, 1913], p. 168; William Hunt, “Paris, Matthew,” Dictionary of National Biography [1908], vol. 15, p. 209.
[9] Richard Vaughan, The Illustrated Chronicles of Matthew Paris: Observations of Thirteenth-Century Life [Cambridge, 1993], p. x.
[10] Такова также гипотеза Хелен Николсон, хотя ее выводы об отношении Матвея к военно-монашеским орденам в общем и к тамплиерам в частности гораздо более радикальнее моих [т.е. Матвею приписывается изначальная враждебность], см. Helen Nicholson, “Steamy Syrian Scandals: Matthew Paris on the Templars and Hospitallers,” Medieval History 2 [1992]: 69, 82-83.
[11] William J. Brandt, The Shape of Medieval History: Studies in Modes of Perception [New Haven, 1966], pp. 47-51, 65, 76-79; см. также анализ в Nancy F. Partner in Serious Entertainments: The Writing of History in Twelfth Century England [Chicago, 1977], который по некоторым аспектам хорошо совпадает с мнением Брандта, цитаты из которого приводятся.
[12] Согласно мнению Повика, хотя Матвей закончил писать в 1259, нет никаких указаний на его смерть в этом же году, см. F. M. Powicke, “The Compilation of the Chronica Majora of Matthew Paris,” Modern Philology 38 [1940-41]: 315.
[13] Кей, однако, утверждает, что Вендовер окончил свою работу хрониста весной 1234 года, и тогда же Матвей Парижский начал свой труд, см. Richard Kay, “Wendover’s Last Annal,” English Historical Review 84 [1969]: 785.
[14] Miriam H. Marshall, “Thirteenth-Century Culture as Illustrated by Matthew Paris,” Speculum 14 [1939]: 471.
[15] W. N. Bryant, “Matthew Paris, Chronicler of St. Albans,” History Today 19 [1969]: 776.
[16] Richard Vaughan, Matthew Paris [LRM Cambridge, 1958], p. 13; [C.M., IV, pp. 43-47, 71, 144-48, 166-67].
[17] См.: The Illustrated Chronicles of Matthew Paris, p. 103; флаг тамплиеров вместе со знаменем госпитальеров на военном штандарте Франции, Ibid., p. 145.
[18] См. новое издание J. M. Upton Ward, The Rule of the Templars: The French Text of the Rule of the Order of the Knights Templar [Woodbridge, 1992].
[19] Friedrich Lundgreen, Wilhelm von Tyrus und der Templerorden [Berlin, 1911], ad a. 1179 и далее; см. также P. Edbury and J,. G. Rowe, William of Tyre, Historian of the Latin East [Cambridge, 1988], pp. 123-26.
[20] Сравните с Гийомом Тирским 12. 7, pp. 553-55; см. также Malcolm Barber, “The Social Context of the Templars,” Transactions of the Royal Historical Society, 5th series, 34 [1984]: 27-38.
[21] См. сноски 2-6.
[22] “Description of the Holy Land by John of Wurzburg,” PPTS, ed. E. Tobler, vol. 5 [New York, 1974], p. 21.
[23] Epistola 121 Magistro domorum Militiae Templi citra mare, 13 сентября 1207, Regestorum sive Epistolarum Innocentii III, liber 10, P.L., vol. 215, cols. 1217-18.
[24] Regesta Pontificum Romanorum, ed. Augustus Potthast, 2 vols. [Graz, 1957], vol. 1, nos. 6864, 6814.
[25] A. Grandsen, Historical Writing in England, c. 550 to c. 1307 [London, 1974], pp. 371-72.
[26] J. J. Bagley, Historical Interpretation: Sources of English Medieval History, 1066-1540 [Harmondsworth, 1965], p. 56.
[27] О популярности рассказа Гийома Тирского о тамплиерах в источниках того времени см. Helen Nicholson, Templars, Hospitallers and Teutonic Knights: Images of the Military Orders, 1128-1291 [Leicester, 1993], p. 44.
[28] См. сноску 81.
[29] Переводы отрывков из «Великой хроники», приведенные здесь, взяты из Matthew Paris’s English History, trans. J. A. Giles, 3 vols. [1852, reprint New York, 1968].
[30] Stephen Howarth, The Knights Templar [New York, 1982], p. 97.
[31] Гийом Тирский, 15. 6; в двух последующих битвах, при Дамаске [1148 год] и Аскалоне [1153 год], тамплиеры не были столь успешны, и Гийом Тирский высказывает серьезные сомнения по поводу их поведения, см. Гийом Тирский, 17. 5, p. 766 and 17. 27, pp. 798-99; сравните с сообщением бенедиктинского хрониста во Фризии Эгмонта, который, вероятно, записал информацию от норвежских крестоносцев, Fontes Egmundenses, M.G.H., SS, vol. 16, ed. G. H. Pertz, p. 459.
[32] Recueil des Historiens des Croisades: Historiens Orientaux, vol. 4, pp. 246-47; Joshua Prawer, A History of the Latin Kingdom of Jerusalem, 2 vols. [Jerusalem, 1963] [Hebrew], vol. 1, p. 509.
[33] Ibid., pp. 529-30.
[34] Следует отметить то восхищение, которое тамплиеры вызывали у мусульманских хронистов. Имад ад-Дин ал-Исфахани [1125-1201], секретарь Саладина, сопровождает победы своего господина над крестоносцами риторическими отступлениями, такими как, например, «сколько невзгод он предотвращает, сражая тамплиера!» См. Imad ad-Din al-Isfahani, Conquete de la Syrie et de la Palestine par Saladin, trans. H. Masse [Paris, 1972], pp. 31 и далее. С точки зрения Мэтью Беннета, такое положение дел подтверждалось военным превосходством тамплиеров на поле боя, по крайней мере в сравнении с воинским искусством других крестоносцев, см. Matthew Bennet, “La Regle du Temple as a Military Manual or How to Deliver a Cavalry Charge,” in The Rule of the Templars, pp. 182, 187.
[35] Ги де Провен, с другой стороны, придерживается мнения, что тамплиеры сражаются чересчур свирепо, после чего он довольно прагматично заключает, что «я лучше буду трусом, но живым, чем самым почитаемым мертвым человеком на свете». См. Guiot of Provins, “La Bible,” in Les oeuvres de Guiot de Provins, poete lyrique et satirique, ed. J. Orr [Manchester, 1915], lines 1722-23.
[36] Берард и Воэн, однако, считают, что «почти единственная область, в которой Матвей Парижский придерживается строгости и точности, – это область хронологии», см. R. N. Berard, “Grapes of the Cask: A Triptych of Medieval English Monastic Historiography,” Studia Monastica 24 [1982]: 97; Richard Vaughan, Matthew Paris [Cambridge, 1958], p. 136. Подобное утверждение, возможно, справедливо для записей между 1236 и 1259 годами, но не для периода, предшествующего самостоятельной работе Матвея-хрониста в Сент-Олбансе.
[37] Contra Ernoul, оруженосец Балиана Ибелина в 1184-1197 гг., который причину Хаттинского разгрома видел в гордыне Жерара де Ридфора; см. La continuation de Guillaume de Tyr, [1184-97], ed. M. R. Morgan [Paris, 1982], pp. 39-41. О битве см. W. J. Hamblin, “Saladin and Muslim Military Theory,” в The Horns of Hattin, ed. B. Z. Kedar [Jerusalem, 1992], pp. 190-207; Z. Gal, “Saladin’s Dome of Victory at the Horns of Hattin,” в Ibid., pp. 213-15; Hans Eberhard Mayer, The Crusades, trans. J. Gillingham [Oxford, 1972], pp. 130-33.
[38] Таковым было и настроение, зафиксированное в письмах, написанных представителями политической и духовной элиты иерусалимского королевства в июле-сентябре 1187 года. Некоторые из этих писем, вероятно, достигли Сент-Олбанса, см. Regesta Regni Hierosolimitani, ed. R. Roehricht [Innsbruck, 1893-1905], nos. 658, 660, 661, 663, 664; сравните с Hugonis et Honorii Chronicorum Continuationes Weingartenses, MGH SS, vol. 21, pp. 475-76; Benedict of Peterborough, Gesta Regis Henrici Secundi, ed. W. Stubbs [London, R.S., 1867], pp. 11-13; Historia de expeditione Friderici Primi, ed. A. Chroust, MGH SS, n.s., vol. 5, pp. 2-4. Я бы хотел поблагодарить мою коллегу, доктора Сильвию Шайн, которая обратила мое внимание на данный источник.
[39] Согласно исламским историкам, Великий магистр ордена Храма не погиб во время осады, но был захвачен в плен Саладином, после чего приговорен к смерти за нарушение свой клятвы не воевать против мусульман и ислама. О Жераре де Ридфоре, его характере и карьере см.: Georges Bordonove, Les Templiers [Paris, 1963], pp. 116-23.
[40] О Ричарде I, его стратегии и военной роли в Святой Земле см.: J. Gillingham, “Richard I and the Science of War in the Middle Ages,” в War and Government in the Middle Ages: Essays in Honor of J. O. Prestwich, ed. J. Gillingham and J. C. Holt [Cambridge, 1984], pp. 78-91; R. D. Pringle, “King Richard I and the Walls of Ascalon,” Palestine Exploration Quarterly 116 [1984]: 133-47.
[41] В целом, однако, Матвей воздерживается от приписывания тамплиерам профранцузской политики. Под 1240 годом он сообщает о нежелании и тамплиеров и госпитальеров помогать французским крестоносцам, после того, как их армия была разбита египтянами у Газы [13 ноября 1239 года, C.M., IV, 25].
[42] David Knowles, The Religious Orders in England, 1216-1340, 3 vols. [Cambridge, 1948], vol. 1, pp. 293-94.
[43] Marion Melville, La vie des Templiers [Paris, 1951], pp. 119-26.
[44] Это утверждение является основным тезисом Хелены Николсон, правоту которого она распространяет на весь труд Матвея Парижского см.: Helen Nicholson, “Steamy Syrian Scandals,” pp. 80-83.
[45] См.: T. S. R. Boase, “Military Architecture in the Crusader States in Palestine and Syria,” в A History of the Crusades, ed. K. M. Setton et al. [Madison, 1969-], vol. 4, pp. 157 ff.; M. Benvenisti, The Crusaders in the Holy Land [Jerusalem, 1970], p. 176.
[46] О значительной критике современниками крестоносной Акры и ее обитателей, см.: Freidank, Von Ackers, в K. Pannier, Freidanks Bescheidenheit [Leipzig, 1878], pp. 125-31; Jacobus de Vitriaco, Historia Orientalis, ed. F. Moschus [Douai, 1597], pp. 124-36; Sylvia Schein, “The Image of the Crusader Kingdom of Jerusalem in the Thirteenth Century,” Revue Belge de Philologie et d’Histoire 69 [1986]: 704 ff. См. изображение Акры на карте Святой Земли, сопровождающей повествование Матвея Парижского, The Illustrated Chronicles of Matthew Paris, p. 185.
[47] Гуго, лорд Берзе, увидев в Святой Земле собственными глазами тамплиеров при исполнении их обязанностей, заявил около 1220 года, что тамплиеры и госпитальеры «предают свои тела мученичеству и защищают священную землю, где жил и умер наш Господь». См.: La “Bible” au seigneur de Berze, ed. F. Lecoy [Paris, 1938], lines 261-93.
[48] “Et sicut Samson plures stravit moriens quam vivens, sic et isti martires Christi plures secum in aquae voraginem traxerunt, quam gladiis perdere potuerunt” [C.M., III, 44].
[49] Oliverius Scholasticus, “Historia captionis Damietae,” в Corpus Historicum Medii Aevi, ed. Johann Eckhart, 2 vols. [Leipzig, 1723], vol. 2, cols. 1397-1412.
[50] Vivian H. Galbraith, “Roger Wendover and Matthew Paris” [первоначально в виде лекции, прочитанной в Глазго в 1944 году], в Id., Kings and Chroniclers [London, 1982], p. 23; Willie R. Thomson, “The Image of the Mendicants in the Chronicles of Matthew Paris,” Archivum Franciscanum Historicum 70 [1977]: 6.
[51] Переписывая рассказ Роджера Вендовера о событиях 1229 года, Матвей добавил свои яростные нападки на тамплиеров и госпитальеров; сравните с Roger of Wendover, Flores historiarum, ed. H. Hewlett, 3 vols. R.S. [London, 1986-89], vol. 2, pp. 373-81.
[52] В 1228 году Папа Григорий IX жаловался, что император оспаривает папские привилегии и пытается сделать ордена госпитальеров и тамплиеров объектами своей юрисдикции. Через три года он уже обвиняет Фридриха II в присвоении имущества орденов из-за того, что они не захотели отказываться от покровительства Святейшего престола. См.: Historia diplomatica Fridericii Secundi, ed. J. L. A. Huillard-Breholles, 6 vols. в 11 [Paris, 1852-61, reprint Turin, 1963], vol. 3, p. 74; M.G.H. Epistolae saeculi XIII ex regestis pontificum Romanorum selecti, ed. G. H. Pertz and K. Rodenburg, 3 vols. [Berlin, 1883-94], p. 340, no. 428.
[53] За исключением сообщения антипаписта Бартоломео из Неокастро пятьдесят лет спустя, ни один другой современный событиям хронист не слышал о подобном вымысле. См.: “Historia Sicula,” ed. G. Paladino, R.I.S.N.S., vol. 13-3, pp. 116-17. В своем письме архиепископу Мессины [2 февраля 1240 года] Фридрих, однако, сам упоминает о покушении на его жизнь во время крестового похода; см. Historia diplomatica Fridericii Secundi, vol. 5, p. 708.
[54] В более поздних своих трудах Матвей, однако, поменял свои обвинения довольно радикально. В «Цветах истории» он обвиняет в вымысле «домочадцев» Фридриха, в то время как в «Краткой хронике» он говорит об обвинениях как о «лжи», хотя и признавая существование враждебности между императором и обоими орденами, см. Flores historiarum, ed. H. R Luard, 3 vols., R.S. [London, 1890],vol. 2, pp. 194-95; Abbreviatio Chronicorum Angliae, ed. F. Madden, 3 vols. R.S. [London, 1866-69], vol. 3, p. 259.
[55] “Detestatus est Christianorum versutiam, invidiam, et proditionem, et maxime eorum qui videbantur habitum religionis cum crucis charactere bajulare,” [C.M., III, 177-78]. Хотя присущее Матвею стремление не скрываясь говорить правду было хорошо известно, следует заметить, что он часто вкладывает свою критику в уста других, см.: Hunt, p. 209; David Knowles, The Religious Orders, pp. 293-94.
[56] Воэн считает, что в целом Матвей более благосклонно относился к госпитальерам, нежели к тамплиерам, но он не приводит этому адекватного объяснения, см.: Vaughan, Matthew Paris, p. 138.
[57] Historia Diplomatica Friderici Secundi, vol. 5, pp. 324-26 and vol. 6, pp. 116-18.
[58] Матвей был очарован персоной императора Фридриха II, в котором он видел жертву произвольной политики пап, см.: A. L. Smith, Church and State, pp. 175-76; см. репродукцию императорской печати в The Illustrated Chronicles of Matthew Paris, p. 129.
[59] Кроме альянса с Дамаском причиной разногласий тамплиеров с политикой Фридриха был и тот факт, что договор с султаном Каира не возвращал им их владений в Иерусалиме, на территории которых находились некоторые важный мусульманские святыни, например, мечеть Аль-Акса. Они и остались под контролем мусульман. См.: Alain Demurger, Vie et mort de l’ordre du Temple, 1118-1314 [Paris, 1989], p. 235.
[60] Marion Melville, La vie des Templiers, pp. 163-66.
[61] В исламском законодательстве десять лет, десять месяцев, десять недель и десять дней были обычным максимальным сроком, на который могло быть заключено перемирие с неверными. О сущности перемирия и его сроках давности см.: David Abulafia, Frederick II: A Medieval Emperor [London, 1988], pp. 170-85.
[62] После подписания Сен-Жерменского договора [июль 1230 года], Папа Григорий IX поддержал договор Фридриха II с султаном Египта и даже запретил тамплиерам нападать на мусульман. В обмен на это Папа требовал от императора возврата имущества, конфискованного у рыцарей Храма. См.: M.G.H. Epistolae saeculi XIII, vol. 1, nos. 427-28, pp. 345-46.
[63] О крестовых походах Фридриха на Кипре и в Святой Земле см.: D. Jacoby, “The Kingdom of Jerusalem and the Collapse of Hohenstaufen Power in the Levant,” Dumbarton Oaks Papers 40 LRM[1986]: 83-103.
[64] В «Цветах истории» данный рассказ не фигурирует. В «Истории англов» и «Краткой хронике» Матвей признает факт вмешательства в экспедицию госпитальеров и опускает все упоминания о поспешности и неблагоразумии прецептора. См.: Historia Anglorum, vol. 2, p. 399; Abbreviatio, vol. 3, p. 274.
[65] Giles, Matthew Paris, vol. 1, p. 63; cf. Alberic des Trois Fontaines, Chronica, ed. P. Scheffer-Boichorst, M.G.H., SS, vol. 23, p. 942. Под 1250 годом Матвей признает тот факт, что многие начали терять веру в успех в результате постоянных поражений в Святой Земле. И все же он продолжает называть рыцарей ордена «прославленным воинством Храма» [Templi inclita militia], описывая их поражение у Антионии [C.M., V, 108].
[66] Между 1240 и 1244 годами тамплиерам удалось выиграть несколько битв и укрепить свои позиции в Святой Земле, см.: Georges Bordonove, Les Templiers, p. 158.
[67] Prawer, The Latin Kingdom, pp. 195-99.
[68] Abbreviatio, vol. 2, pp. 312-14, vol. 3, p. 289; Historia Anglorum, vol. 2, pp. 483-84. О политике папства в отношении мусульман и участии тамплиеров в папских делегациях см.: Edward A. Synan, “The Popes’ Other Sheep,” in The Religious Roles of the Papacy: Ideals and Reality, 1150-1300, ed. Christopher Ryan [Toronto, 1989], pp. 400 ff.
[69] Le Proces des Templiers, ed. Jules Michelet, 2 vols. [Paris 1841-51], vol. 1, pp. 89-96; Malcolm Barber, “Propaganda in the Middle Ages: The Charges Against the Templars,” Nottingham Medieval Studies 17 [1973]: 57 ff.
[70] O. Z. Zeid, “The Impact of the Khorezmians on Frankish and Moslem Syria [1225-1246],” Bulletin of the Faculty of Arts, University of Alexandria 18 [1983]: 3-5.
[71] Судьба Армана де Перигора оставалась долгое время неясной. Ходили слухи, что он также был увезен пленником в Каир. Лишь в 1247 году Гийом де Соннак наконец фигурирует в документах тамплиеров как Великий магистр.
[72] Mayer, The Crusades, pp. 247-50; Prawer, The Latin Kingdom, vol. 2, pp. 294-302.
[73] Le Roman de Renart, ed. Mario Roques, 6 vol. [Paris, 1960], vol. 5, p. 45; см. также критику Rostanh Berenguier в P. Meyer, “Les derniers troubadors de la Provence,” Bibliotheque de l’Ecole des Chartres 30 [1869]: 497-98.
[74] Les registres de Nicolas III, ed. J. Gay, Bibliotheque des ecoles francaises d’Athenes et Rome [Rome, 1898-1938], p. 51; Sylvia Schein, “The Templars: The Regular Army of the Holy Land and the Spearhead of the Army of Its Reconquest,” в I Templari: Mito e Storia, eds. G.Minnucci and F. Sardi [Siena, 1987], pp. 16-17.
[75] См. выше сноску 33.
[76] Papsttum und Untergang des Templerordens, ed. H. Finke, 2 vols. [Munster, 1907], vol. 2, pp. 139-45.
[77] Все же, под 1221 годом, сообщая о письме Пьера де Монтагю к Уолтеру, епископу Элна, где речь идет о состоянии Святой Земли и армии крестоносцев в Египте, Матвей называет показания магистра «заслуживающими доверия» [fide dignis], C.M., III, 64-66. В единственном случае, когда Матвей непосредственно сообщает об измене одного тамплиера, принявшего ислам, его рассказ лишен какой-либо злобы, см.: C.M., V, 387; III, 49. О феномене перехода в ислам среди членов военно-монашеских орденов, см.: Helen Nicholson, Templars, Hospitallers and Teutonic Knights, pp. 84-85.
[78] Негодование тамплиеров по поводу вмешательства Ричарда Корнуолла в их местные дела было, вероятно, связано с незрелостью графа [ему было всего лишь 30 лет], отсутствием у него военного опыта и его слабыми представлениями о запутанных интригах государства крестоносцев.
[79] См. устав ордена в The rule of the Templars, nos 177-79, pp. 62-63, and Matthew Bennet, “La Regle du Temple as a Military Manual,” pp. 178, 180.
[80] Giles, Matthew Paris, vol. 2, p. 147.
[81] Перед отправкой в крестовый поход Фридрих установил дипломатические связи с аль-Камилем. Около 1226 года посланник султана, эмир Фахр ад-Дин, прибыл ко двору императора просить поддержки против правителя Дамаска, недавно заключившего альянс с хорезмийцами. Во время пребывания Фридриха на Ближнем Востоке взаимопонимание между двумя правителями окрепло. См.: David Abulafia, Frederick II, pp. 170-93.
[82] Giles, Matthew Paris, vol. 2, pp. 368-69.
[83] Ibid., vol. 1, p. 484.
[84] См. изображение армии крестоносцев, атакованной сарацинами, The Illustrated Chronicles of Matthew Paris, p. 168.
[85] S. D. Lloyd, “William Longespee: The Making of an English Crusading Hero,” Nottingham Medieval Studies 34 [1991]: 41-70.
[86] William Jordan, Saint Louis and the Challenge of the Crusade: A Study in Rulership [Princeton, 1979], pp. 125-33.
[87] Сравните с показаниями Жуаинвиля, Memoirs of the Crusades, trans. Frank Marzials [London, 1908], pp. 208-12.
[88] Об экономической роли тамплиеров в Святой Земле см.: Leopold Delisle, Memoire sur les operations financieres des Templiers [1889, reprint Geneve, 1975], pp. 31, 7-9.
[89] Joinville, Memoirs, pp. 263-64.
[90] Об отношении Матвея к монголам см.: J. J. Saunders, “Matthew Paris and the Mongols,” pp. 116 ff.
[91] Giles, Matthew Paris, vol. 3, pp. 250-51.
[92] Об отношении Матвея к доминиканцам и францисканцам см.: Thomson, “The Image of the Mendicants,” p. 34.
[93] Эта точка зрения была довольна близка собственным замечаниям Матвея о рыцарях во время крестового похода Ричарда Львиное Сердце, см. выше сноску 39.
[94] Сравните с версией представителя партии баронов и свидетеля событий Филиппа Новарского , Philip of Novara “Memoires,” в Les Gestes des Chiprois: Recueil des Chroniques francaises ecrites en Orient aux XIII et XIVe siecles, ed. G. Raynaud [Paris, 1887], pp. 125-27.
[95] Хотя у нас имеется недостаточно сведений для подтверждения достоверности этого рассказа, он, возможно, имеет в виду войну святого Саввы, в которой данные два ордена поддерживали противоположные стороны, не прибегая к вооруженному вмешательству.
[96] Giles, Matthew Paris, vol. 3, pp. 327-28.
[97] Brandt, The Shape of Medieval History, p. 76; Vaughan, Matthew Paris, pp. 121, 133, 146, 189.
[98] Щедрость Генриха II по отношению к тамплиерам не была лишена политического расчета, проистекающего из событий, произошедших ранее в 1160-х годах во Франции. Получив на сохранение от короля Людовика VII три замка в Вексене, тамплиеры передали их английскому королю и бежали в Англию, см.: Roger of Howden, Chronica, ed. William Stubbs, 4 vols., R.S., [London, 1868-71], vol. 1, p. 218.
[99] Во вступительной статье «Великой Хартии вольностей» имя Альмерика де Сен-Мауро идет следом за упоминанием папского легата Пандульфа, замыкающего список прелатов Англии. См. William Stubbs, Select Charters and Other Illustrations of English Constitutional History [1870, Oxford, 1929], p. 292. В дальнейшем Матвей подчеркивает обязанность короля, возложенную на него договором, уважать права тамплиеров наравне с правами всего английского духовенства [C.M., II, 598]. Присутствие тамплиеров среди приближенных короля и их участие в управлении не уменьшились во время папского интердикта, см.: C. Cheney, “King John and the Papal Interdict” [originally delivered as a lecture at The John Rylands University, 1948] в Id., The Papacy and England [London, 1982], p. 314.
[100] О тамплиерах в Англии см.: T. W. Parker, The Knights Templar in England [Tucson, 1963] и C. Perkins, The Knight Templar in the British Isles [London, 1910]. Эдуард II относился с сочувствием к тамплиерам даже после их ареста в 1308 году, см.: Gesta Edwardi de Carnavan, in Chronicles of the Reigns of Edward I and Edward II, ed. W. Stubbs, R.S., 2 vols. [London, 1882], vol. 2, p. 32.
[101] Так, например, под 1252 годом Матвей сообщает, что Генрих III заявил главе ордена госпитальеров, что и они и тамплиеры располагали столь многими привилегиями и льготами в Англии, что уже потеряли рассудок от своей гордыни. Поэтому король ратовал за возврат того, что было чересчур поспешно передано обоим орденам [C.M., V, p. 339].
[102] Ad Providam [4 May 1312], в Conciliorum Oecumenicorum Decreta, eds. Alberigo et al. [Breisgau, 1962], pp. 319-23; что касается факторов, вызвавших упразднение ордена, см.: Sophia Menache, “The Templar Order: A Failed Ideal?” Catholic Historical Review 79-1 [1993]: 1-21.
[103] См. сноски 2-6, 20-22, и 65-67.
[104] См, к примеру, Chronographia regum Francorum, ed. M. Moranville, Societe de l’histoire de France [Paris, 1891], p. 209; Jean de Paris, Recueil des historiens des Gaules et de la France, vol. 21 [Paris, 1855], p. 658; Finke, Papsttum, vol. 2, p. 50; о политике тамплиеров после падения христианской Акры см. Marie-Luise Favreau-Lilie, “The Military Orders and the Escape of the Christian Population from the Holy Land in 1291,” Journal of Medieval History 19 [1993]: 201-27.
