Похоже, защитники ордена уже своим отказом выбрать представителей и формально «вступить в прения с противной стороной», нашли достойный ответ на предъявленные ордену обвинения и одновременно попытались предвосхитить вынесение приговора, возможно обвинительного, на том основании, что не являлись законными поверенными, назначенными великим магистром. Общее нежелание участвовать в выборе представителей защиты, как о том свидетельствуют записи судебных клерков, представляется частью вполне согласованной тактики, возможно определившейся уже во время собрания в саду епископа в предыдущую субботу. Рено де Провен предпринял определенные меры и для того, чтобы всем стало ясно, что не в его интересах говорить что-либо против папы, папства, короля Франции или королевских сыновей. Тем не менее, продолжал он аргументировать свою позицию, они не могут назначить поверенных без согласования этого вопроса с великим магистром и собранием ордена, да и сами избранники не должны даже предлагать ордену защиту, пока находятся под стражей в королевских застенках, поскольку следует «принять во внимание воздействие на них всяческими запугиваниями, соблазнами и лживыми посулами».
А потому, как он считает, этих людей следовало бы «полностью передать церкви, дабы ни люди короля, ни его министры никоим образом не могли вмешаться, пока они содержатся под стражей», ибо «пока ведется следствие, возможно и лжесвидетельство». Если же руководство по‑прежнему откажется защищать свой орден, тогда «я сам испрошу на это согласия более высоких властей в связи с его (руководства) отступничеством и преступным равнодушием». Таким образом, в самом крайнем случае Рено де Провен готов был сам обеспечить защиту, но, если возможно, хотел бы вести атаку более широким фронтом и совместно с руководителями ордена, участие которых могло бы уменьшить урон, который они нанесли тамплиерам своими признаниями. Если же это не удастся, он надеется, что сам папа в качестве высшей власти примет участие в процессе. Отказ назначать представителей, как это следует из заявления Провена, имел существенное значение: предпринималась попытка усидеть сразу на двух стульях — попытка более хитроумная, чем все уловки прежних защитников ордена.
Затем Рено де Провен попросил удовлетворить некоторые просьбы тамплиеров: выделить им денег для оплаты поверенных и адвокатов; обеспечить ему и его товарищам безопасность; поместить отступников (из числа бывших членов ордена) под охрану церкви, пока не будет подтверждена истинность их свидетельских показаний; допросить тех, кто присутствовал у смертного одра братьев, умерших в тюрьмах, и прежде всего священников, которые исповедовали умирающих, дабы узнать, говорили ли те перед смертью что-либо в защиту ордена или против него. Затем он перешел к самой сути поданного им документа. «И (я) утверждаю, преподобные отцы, что вы можете вести процесс против ордена de jure лишь тремя возможными путями, точнее, каким-либо одним из них, а именно — через обвинение, выдвинутое частным лицом (accusatio), по чьему-либо доносу (denuntiatio) и в результате следствия, возбужденного самим судом (inquisitio)». Таким образом, если намерение комиссии — опираться на обвинение, выдвинутое частным лицом, — остается в силе, должен появиться официальный обвинитель, и его следует обязать уплатить налог и покрыть судебные издержки, если окажется, что он вынес обвинение несправедливо.
Если же процесс начат по доносу, то доносчика выслушивать не следует, «поскольку перед своим обличительным выступлением он обязан был предупредить нас, то есть наше братство, а он этого не сделал». И наконец, если следствие возбуждено самим судом, то «я оставлю за собой и своими товарищами право предлагать на допросах свои защитительные аргументы, не будучи ни в коей мере ограничен тем, что приписывается мне и всему ордену». Играя на юридических тонкостях и нарушениях судебной процедуры, Рено де Провен решительно обнажил произвольную природу и сомнительную законность исходных мотивов властей, повлекших за собой аресты тамплиеров, причем сделал это так, как не сумел даже папа, увлеченный идеей защиты превосходства духовной власти над светской. И наконец, отдельные жалкие доводы в защиту ордена он заменил последовательной и логичной аргументацией. Впервые, таким образом, тамплиеры попытались сами решать свою судьбу, а не служить простыми пешками в конфликте папы с королем [Ibid — Vol. 1 — P. 126-128].
Между тем судебные клерки продолжали посещать заключенных и делать соответствующие записи. К пятнице им удалось собрать определенное количество предложений по поводу выборных лиц от различных групп, и четырнадцать из предложенных кандидатов в тот же день предстали перед комиссией. Один из них, Жан де Монреаль, имел при себе некий документ на французском языке — написанную им речь в защиту ордена, с которой он и выступил. Речь эта была более эмоциональной, чем спокойное заявление Рено де Провена, но и она, тем не менее, послужила положительным вкладом в дело защиты ордена. Жан де Монреаль говорил о благородных целях создания ордена, о его безупречном существовании в течение длительного времени, о неизменной строгости его внутренних обычаев и правил, а также о соблюдении им церковных постов и праздников. Он привлек внимание комиссии к тому, что король Франции и правители других государств постоянно использовали тамплиеров как банкиров, а также в иных качествах (в соответствии с возможностями ордена), и заявил, что вряд ли на эту роль были бы избраны тамплиеры, если бы их орден не был свободен от грехов. Жан де Монреаль напомнил комиссии об огромной роли, сыгранной орденом в борьбе с сарацинами, особенно во времена Людовика Святого и совместно с королем Англии, и о прекрасной смерти великого магистра ордена Гийома де Боже в битве при Акре, где вместе с ним погибли еще 300 тамплиеров.
Именно тамплиеры несли Святой крест в страны Востока, а также в Кастилию и Арагон. Шипы тернового венца Создателя, которые расцветали в руках капелланов ордена в Святой четверг (Вознесение, 40-й день после Пасхи.), не расцвели бы, если бы братья были виновны, и сердце св. Ефимии не явилось бы им в Замке Паломников милостью Господней, излучая поистине чудесный свет. И не были бы они способны собрать такое количество священных реликвий, каким обладает орден. Более 20 000 братьев ордена пали во имя святой веры в заморских странах, и теперь защитники ордена готовы сражаться с любым, кто скажет о нем дурное слово, кроме короля, папы и их слуг. На обороте речи Жана де Монреаля было написано: «И если другая сторона пожелает продолжить следствие, то единственное, о чем мы просим: дайте нам судебного клерка и день отсрочки, дабы мы могли посоветоваться» [Ibid — Vol. 1 — P. 139-145].
Судебных клерков вновь послали по парижским тюрьмам, аббатствам и частным домам — за подтверждением того, что данная группа людей действительно представляет интересы большинства арестованных тамплиеров. Они должны были также сообщить братьям ордена, что комиссия больше ждать не намерена и начнет процедуру в соответствии с предписаниями закона; она готова выслушать тех, кто будет выступать от имени всех защитников ордена [Ibid — Vol. 1 — P. 146-147]. Однако желание членов комиссии ускорить дело снова натолкнулось на упорное сопротивление тамплиеров. Днем в пятницу, когда одиннадцать братьев, содержавшихся в доме Rabiosse (de la Ragera), узнали, что комиссия намерена продолжить заседания в следующий вторник (7 апреля), и были спрошены, кого они хотели бы видеть своим представителем, они ответили, что не желают никого выбирать и прежде должны посоветоваться,
ибо весьма опасно поручить защиту чести всего ордена и своей собственной четырем-пяти братьям, так как в случае вмешательства высокопоставленных лиц, защиты этой может оказаться недостаточно и орден будет разогнан по обвинению в упомянутых преступлениях; и, хотя данное расследование ведется против всего ордена в целом, они и сами подвергаются опасности, ибо в такое трудное время не покинули упомянутый орден и каждый из них сообразно своим силам готов был его защищать.
В субботу тамплиеры, содержавшиеся в аббатстве Тирон, сообщили нотариусам, что уже передали комиссии документ, подтверждающий безупречность и законопослушность ордена [Ibid — Vol. 1 — P. 150-151]. Однако со стороны тамплиеров постоянно звучало требование дать им разрешение посоветоваться с Рено де Провеном и Пьером де Болоньей, а также с теми тамплиерами, которые были избраны для представительства в суде от других групп. Епископ Байё в итоге решил позволить им посоветоваться, надеясь, что до следующего вторника их все же можно будет убедить, чтобы они утвердили составившуюся уже группу представителей защиты. Суть общего мнения тамплиеров, выработавшегося ко вторнику, сводилась к следующему: братья готовы были предоставить де Провену, де Болонье, де Сартижу и де Шанбонне право говорить от имени всех, однако назначать их своими представителями все же не желали [Ibid — Vol. 1 — P. 148-164]. В течение этой недели неутомимые нотариусы сделали в общей сложности 59 визитов в те места в Париже, где содержались тамплиеры, и собрали мнения 537 братьев или их представителей.
Во вторник 7 апреля 1310 г. в часовне рядом с дворцом епископа комиссия выслушала девятерых тамплиеров. Это были: Рено де Провен и Пьер де Болонья, священники; Гийом де Шанбонне, Бертран де Сартиж и Бернар де Фуа, рыцари; а также братья Жан де Монреаль, Матье де Крессон-Эссар, Жан де Сен-Леонар и Гийом де Живри. Теперь суть защиты подробно изложил Пьер де Болонья. Братья защищают орден «не для того, чтобы подвергнуть сомнению результаты следствия, но всего лишь в ответ на обвинения», ибо по закону тамплиеров их представители не могут быть назначены без «присутствия, совета и помощи великого магистра и собрания братства». А потому все они предлагают «лично себя, вместе и по отдельности», для защиты ордена и спрашивают, разрешено ли им будет присутствовать на Вселенском соборе или на любом другом собрании, где будет рассмотрен вопрос об их ордене. Этому они намерены отдать все свои силы, когда обретут свободу. Были повторены аргументы, выдвинутые ранее Пьером де Болоньей: признания членов ордена ничего не значат, поскольку вырваны силой, и, выйдя на свободу, они непременно это докажут. Вновь выдвигались требования ареста тамплиеров, «живущих в бесчестии и позорящих (упомянутый) орден и Святую церковь». Явно намекая на незаконное присутствие Ногаре и Плезиана на заседаниях комиссии, тамплиеры просили, чтобы «при рассмотрении дел и на допросах не было никого из представителей светской власти, а тем более таких, чья честность вызывает сомнения». При подобных обстоятельствах
не должно вызывать удивления, что здесь присутствуют не только те, кто дал ложные показания, но — что куда более удивительно — и те, кто не погрешил против истины, видя страдания и беды сказавших правду и слыша ежедневно льстивые посулы лжецам, которым обещано всяческое благоденствие.
Он сказал далее, что «самым удивительным является то, что более всего доверяют именно этим лжецам, которые, будучи совращены указанными способами, дают показания в угоду собственной плоти, не думая о тех, кто, как истинные мученики-христиане, умерли под пыткой, не предав истины». Подобно этим мученикам, и живые, упорно отстаивая истину и «опираясь исключительно на силу своего духа», «ежедневно подвергаются в тюрьмах страшным пыткам и прочим страданиям, а также позору, поношениям и унижениям». Далее, в развитие этой мысли было сказано, что
ни в пределах королевства Французского, ни во всем мире нет ни одного тамплиера, который по доброй воле сказал или готов сказать лживые слова (о своем ордене), и совершенно ясно, почему эти лживые слова были произнесены в королевстве Французском — ведь те, кто их произнес, признавались сломленные страхом, совращенные посулами или деньгами.
Желая дискредитировать предыдущие признания, защитники ордена выдвинули и позитивные аргументы: орден «основан во имя милосердия и любви к истинному братству», и он служит
