Король Франции полагал, что у него есть веские основания жаловаться на Климента, который, будучи крайне предупредительным, не шёл на уступки в том, что затрагивало честь Святого Престола, так как в действительности он совершенно не являлся тем папой, которого привыкли рассматривать как покорнейшего слугу Филиппа.
Когда жалобы были собраны, король отправил к нему посольство или, скорее, три посольства, которые действовали независимо, часто в неведении друг о друге и даже в противоположных направлениях. У нас имеется доказательство этих интриг в оригинале депеши, адресованной королю Франции из Авиньона, 24 декабря 1309 г., епископом Байе Жоффруа дю Плесси и его спутниками, и содержащей рассказ об их миссии перед папой, которая разворачивалась с начала ноября, а также о некоторых обстоятельствах особой миссии Гийома де Ногаре. Вот основные пункты, затронутые в этой депеше:
1°. Компромисс по поводу процесса Бонифация VIII, но послы предпочитали не проявлять никакого рвения по этой статье; они открыто требовали наказания сторонников Бонифация, которые, как они утверждали, оскорбили короля в своих писаниях.
2°. Послы жаловались папе на то, что он признал с готовностью Генриха Люксембургского как короля римлян. Странный ответ папы, разговор послов, которые убеждаются в том, что между Климентом и Генрихом был заключён тесный союз. Климент произносит не особо льстивые речи по поводу правления короля Франции.
3°. Послы упрекают папу в том, что он убрал из подтверждения договора между королём Франции и фламандцами положение, в котором говорится, что если фламандцы нарушает этот договор, они будут отлучены он Церкви, и это отлучение может быть снято с них только по просьбе короля Франции. Подобное положение придавало духовную власть приказам светского правителя, ибо Церковь имеет право прощать искренне раскаивающегося без чье-го либо вмешательства или позволения.
4°. Папа содействует браку сына короля Неаполя с дочерью императора — это неверно; но в любом случае этот брак является целиком и полностью достойным, и папа не имеет права чинить ему препятствия.
Этим основным пунктам сопутствовали другие вспомогательные вопросы; но бесполезно анализировать эту докладную записку, дословный перевод которой я привожу. Здесь можно заметить великий талант наблюдательности. Какая вереница любопытных сцен, в которых разражается тайная и заслуженная враждебность Климента по отношению к королю Франции! Теперь больше нельзя писать, что Климент потворствует Филиппу Красивому. Прежде всего, именно королевские посланники не могут получить аудиенцию: чтобы их принять, пап ждёт, пока он не окажется в Авиньоне, где он укрывается в безопасном месте. И какая встреча! И это суровое повествование о правлении Филиппа Красивого, разделённом на три эпохи; и этот неизвестный анекдот про Филиппа-Августа; и замешательство этого аббата Сен-Медара, который, будучи обременённым тайной миссией, имеющей цели, противоположные миссии послов, призван папой предстать перед этим послами, и сталкивается с требованием согласиться на то, чтобы эти официальные посланники ознакомились с его особыми инструкциями, и который, отказавшись, выставлен за дверь; и удивление послов, пришедших пожаловаться на подтверждение избрания Генриха Люксембургского, когда Климент V заставляет разыскать и показывает им письменные гарантии, которые новый император дал Святому Престолу. Что за картину представляет собой рассказ о визите кардинала Пренесте, друга Франции! – Кардинал требует, чтобы процесс Бонифация был прекращён; в противном случае горе королю! « Я говорю Вам, что Римская Церковь может свершить много великих и ужасных вещей, против самых великих мира сего, когда у неё есть повод совершить это. Но бесполезно расширять этот анализ; читатель сам оценит этот документ, который, в моих глазах, является одним из самых важнейших памятников, проливающих свет на это беспокойное время и помогающих узнать Филиппа Красивого.
I. Как мы некогда писали Вашему Величеству, мы прибыли в день всех святых в Рокмор, и объявили разными письмами о нашем приезде камерарию нашего господина папы, прося его дать нам знать, после получения приказов папы, когда и где, по его желанию, нам следовало его искать; ибо мы были убеждены в том, что, как это надлежало, и как он и другие папы имели обыкновение делать, он должен был очень желать нас видеть и выслушать наше посольство перед тем, как вступить в Авиньон. Камерарий, по велению папы, несколько раз ответил нам в письмах, что папе хотелось бы, чтобы мы явились к нем в октаву Всех Святых, в Авиньоне; приводя в качестве извинения то, что место, где папа находился в графстве Венессен, было слишком тесным для того, чтобы он смог нас принять вместе с его обычной свитой. Мы были немало удивлены, услышав подобные вещи, ибо мы знали, что место, в котором он обитал, было просторным, густонаселённым и вполне могло вместить нас и многих других. Некоторые из нас пришли на этом основании к выводу, что наш приезд не был для него особо приятен. Кое-кто даже опасался, что до него дошли некоторые сведения о цели, которую Вы ставили, отправляя нас к нему. В конце концов, мы прождали в Рокморе восемь дней.
II. Папа не остановился в Авиньоне в доме Братьев-Проповедников, где он имел обыкновение селиться, но в доме епископа, расположенном в наиболее укреплённой части города. Люди кардиналов — Ваших друзей вышли нам навстречу — но ни один из дома папы, ни камерарий, ни маршал. Мы были очень сильно удивлены тем, что он сменил резиденцию, не имея для этого, по нашему представлению, никаких поводов, за исключением того, что, по словам некоторых, он сделал это по причине нашего прибытия. Кое-кому это показалось верным, ввиду того, что после того, как он принял наше посольство в доме епископа, на третий день он удалился в монастырь Братьев-Проповедников.
III. После того, как мы его поприветствовали, так, как Вы нам приказали в письменном виде, он отпустил нас прежде, чем мы смогли ему сказать хотя бы слово, и добавил, спроваживая нас, что у нас, французов, нет обыкновения долго пребывать там, где мы не делаем наши дела. И когда ему передали, в соответствии с Вашими приказаниями, сведения, относящиеся к тому, что наши противники недавно предложили и изложили в письменном виде против чести Господа, Церкви, Папы и т. д., и сказали ему, что они действовали против его указа, согласно которому наши противники не должны были ничего предпринимать против кого-либо — прелатов, баронов и других подданных Вашего королевства, он, как мы полагаем, должен был извиниться и выказать великое неудовольствие по поводу этого; он же сказал, помимо прочего, что он не издавал подобного указа, почти безусловно оправдывая наших противников. Потом, после того, как он воззвал к памяти трёх кардиналов, которые присутствовали там, в то время, как мы держались немного в стороне, он сказал с ещё большей настойчивостью, что он не делал запретов, но что он призвал их не протестовать в определённый день, ввиду того, что их право оставалось неприкосновенным с точки зрения времени и места. Если в этот день, следуя его совету, они ничего не предлагали, то позже они сделали то, от чего он их отговаривал; но он не мог и не должен был лишать их защиты в таком важном деле, несмотря на то, что он им сказал, что они действуют, как безумцы, произнося эти высказывания, направленные против Вас, и он им это сказал чётко.
IV. Когда ему передали на рассмотрение предложения, относящиеся к необходимости не заключать договор до тех пор, пока и т.д., согласно инструкциям, которые Вы нам передали, он сделал вид, что ничего в этом не понимает, и не спрашивал нас о Ваших конечных намерениях по поводу договора.
V. Когда, в соответствии с Вашими предписаниями, ему представили предложения по проекту встречи с королём Германии, он никак не упомянул ответ короля Германии, и не выказал никакого неудовольствия, и не произнёс ни одного слова, которое доказывало бы, что он сожалеет, что это встреча не имела места; но он принялся говорить о лионском деле, так, как мы Вам это писали, добавив, что Вы должны обуздать Ваших служителей, и помешать им покушаться на права короля Германии, из страха, чтобы из этого не возникло какого-либо повода для распри, что, как он надеялся, не должно было произойти в его время. И тогда он выделил в Вашем царствовании три периода, свидетелем которых он был:
В течение первого периода, Вы жили в мире с Вашими соседями, все Ваши подданные Вам повиновались, и богатств было в избытке у Вас и во всём Вашем королевстве
В течение второго, Вам недоставало всего.
Теперь Вы находитесь в третьем; Вы живёте в мире с Вашими соседями, и все Ваши подданные Вам повинуются; и несмотря на то, что в Вашем королевстве нет денег, Вы могли бы, однако, быстро обогатиться, сохраняя мир, при условии, что Ваши служители, довольствующиеся исполнением Ваших прав, не будут покушаться на права других
VI. И тогда он нам привёл пример короля Филиппа Великого (Филиппа-Августа), у которого поначалу были скромные доходы и незначительное могущество. Когда он сделал огромные приобретения, его бароны начали жаловаться на его служителей и упрекать их в том, что они узурпируют их права. Король не наказал своих уполномоченных, как он должен был сделать; наконец, прелаты принялись подавать свои жалобы; тогда, призвав своих бальи и своих служащих, король сильно их упрекнул и наказал, сказав, что он не хочет становиться враждебным Господу и Церкви, которым он стольким обязан.
VII. В ответ на статью касательно управления имуществом Храма в Вашем королевстве, он заявил, что по его сведениям, оно теряется и растрачивается, как он и предвидел, когда находился в Пуатье.
VIII. По поводу статьи о дорожных пошлинах, согласованных королём Германии, он принялся всячески оправдывать этого короля, исходя из того, что он имел право вводить новые налоги, и всячески превозносил его могущество, несмотря на то, что по его признанию, по мнению некоторых он не мог действовать подобным образом до того, как получит имперской короны; однако он не хотел, в начале его правления, ни вызывать распрю, ни связывать ему руки, ни ограничивать его могущество; но он ему написал, в порядке совета.
IX. Что касается статьи, затрагивающей действия архиепископа Майнцского, где мы просили, чтобы он был лично вызван в суд и наказан, папа оправдал его, заявив, что несмотря на то, что он плохо себя вёл, он не будет вызывать его в суд и наказывать его, ввиду того, что он не действовал со злым умыслом, но по глупости; что это был один из викариев императора в Германии, и что он, Климент, не вызывает по доброй воле прелатов лично в римскую курию, рассказав, что во время своего понтификата он их вызвал всего четверых или пятерых.
X. Несколько дней спустя, так как мы настаивали на том, чтобы он воздал должное тем, кто подделывал его письма, клеветникам, и тем, кто арестовывал, пытал и дурно обходился со свидетелями, вызванными давать показания по делу веры, после множества слов, он сказал нам: «Хотите ли Вы, чтобы я осыпал Вас словами, или чтобы я Вам точно дал знать мою волю»? Мы ответили, что не желаем быть осыпанными словами. Он нам твёрдо заявил, что он вполне осведомлён об изготовителях подложных апостольских писем, и о клеветниках, которые изрекали преступные высказывания против Веры, Церкви, власти ключей святого Петра, и против Вас и Вашего королевства, которые не принимали участия в процессе, и он не будет воздавать им должное до вселенского собора, потому что авторами были, сказал он, важные особы, в числе прочих восемь кардиналов из партии Бонифация. И если он оставлял в покое этих могущественных людей и нападал только на тех, которые вызывались защищать Бонифация, он не желал также вершить правосудие в их отношении до вселенского собора, хотя это были простые люди; потому что люди, несмотря на справедливость его поведения, могли бы тогда утверждать, что он действовал подобным образом только для того, чтобы помешать желающим посвятить себя защите памяти господина Бонифация; и следует заметить, что несмотря на то, что до этих последних дней папа называл его господином Бонифацием, теперь, в публичных и тайных консисториях, он несколько раз назвал его господин монсеньор Бонифаций.
XI. Он принялся оправдывать тех, кто арестовывал вышеупомянутых свидетелей, говоря, что они не совершили никакого греха. И когда мы сказали, с уважением, что нас не устраивают его ответы, и что мы обращаемся к нему с вопросами так, как следует, то есть тайно, то есть так, как мы имели обыкновение делать в другие разы, он это не воспринял со своей обычной благожелательностью, но он приказал нам передать ему в письменном виде все наши запросы, заявив, что он напишет свой ответ внизу каждого из них, и запретил нам считать за ответ то, что он нам сказал в личной беседе, но только то, что он ответит в письменном виде; мы ему передали наши запросы в письменном виде.
XII. И я, Гийом де Ногаре, согласно Вашим особым приказам, попросили его в форме записки, потому что он не хотел мне предоставлять тайного доступа к нему, назначить одного или двух секретарей, с которыми я мог бы побеседовать о некоторых тайных делах по поводу намерений, приписываемых папе, по поводу его быстрого признания короля римлян, о проекте союза между королём римлян и королём Сицилии, и брака дочери короля римлян с королем Сицилии, с Арльским королевством и другими землями в качестве приданого, переговоры по поводу чего приписывали папе. Папа уведомил меня, что я должен открыться кардиналу Бордо и камерарию. Я изложил им вышеуказанное, как Вы мне приказали, и с целью, которую Вы задали, и не из ненависти к вышеуказанным королям. Этот доклад был сделан в доме кардинала Бордо; камерарий отвёл меня в сторону, и предложив на рассмотрение, под видом беседы, договор, некогда заключённый по делу Бонифация, спросил меня, не будет ли возможности положить конец страданиям, которые папа претерпел по этому поводу, и попросил меня найти средство, чтобы довести этот договор до благополучного конца. Я ответил ему благоразумно, что это меня не касается, но что это лежит на обязанности господина папы, который мог бы найти некоторые хорошие средства, если бы захотел, и т. д.
XIII Наконец, до ушей некоторых из нас дошло, что после того, как кардинал и камерарий пересказали господину папе то, что я ему сообщил тайно, господин папа счёл, что я говорил с другими целями и по-другому, чем я это сделал, и это очень обеспокоило меня, и не без причины. Опасаясь, что неточность доклада даст повод господину папе говорить подобным образом, я привёл других господ из посольства в комнату папского камерария, и здесь в их присутствии я повторил всё то, что я тайно сказал по трём вышеуказанным статьям кардиналу Бордо и камерарию, для того, чтобы они послужили свидетелями того, что я сказал, и намерений, с которыми я говорил, потому, что я слышал о том, что папа велел камерарию записать те слова, которые я произнёс, и приказал передать ему эти записи. И мы все, выслушав монсеньора Ногаре, и услышав, что камерарий признал, что монсеньор Гийом сказал те самые слова, которые он повторил перед нами, и с той же самой целью, а не иначе, мы преисполнились радости, потому что эти слова сильно отличались от тех, которые ему приписывали.
XIV На следующий день папа призвал нас к себе, и мы находились в его комнате, аббат Сен-Медара, камерарий и кардинал Бордо. После того, как мы уселись, папа сказал там так: «Гийом де Ногаре попросил меня назначить для него некоторых из моих секретарей, чтобы поделиться некоторыми вещами, которые король мне тайно сообщил при его посредничестве. Я назначил кардинала Бордо и камерария, присутствующих здесь. Сообщение, которое он [Ногаре] передал, было важным; оно затрагивало два вопроса: договор по делу монсеньора Бонифация, производство в сан короля римлян и брак, который обсуждается между дочерью короля римлян и сыном короля Сицилии. Но так как аббат, который находится здесь, и который был отправлен ко мне с долговыми письмами, несколько раз встречался со мной, и так как я знаю, по донесению камерария, что Ногаре поделился с вами тем, что он тайно сказал кардиналу и камерарию, присутствующим здесь, я вызвал вас, а также аббата, чтобы дать Вам ответ, который будет относиться к вам всем, и который вы передадите Гийому, что освободит меня от тягот делать два ответа, один аббату, другой — Вам для Ногаре. Если Вы хотите, чтобы кардинал Тускулума, который находится здесь в комнате позади, который является другом короля и в курсе его дел, здесь присутствовал, я на это охотно соглашаюсь.
XV Мы ответили, что, несмотря на то, что Вы не давали нам поручения поговорить о статьях, касающихся королей Германии и Сицилии, и на то, что мессир Гийом об этом не говорил, по крайней мере, как мы полагаем, ни от Вашего имени, ни от нашего, хоть он и был отправлен Вами для того, чтобы заняться этим делом и некоторыми другими, ещё более важными, что мы охотно выслушаем то, что скажет нам папа, и что мы передадим это мессиру Гийому и Вам самому, если он сочтёт это уместным, и что мы очень хотели бы, чтобы присутствовал монсеньор Тускулума. Монсеньор был вызван, и папа приказал кардиналу Бордо и камерарию повторить те речи, которые произнёс мессир Гийом де Ногаре; и они это сделали.
XVI. Затем папа, призвав аббата, в нашем присутствии и в присутствии кардиналов, обратился к упомянутому аббату: «Аббат, Вы знаете, что то, что Вы мне сказали по поводу королей римлян и Сицилии, так вот! Гийом де Ногаре имел беседу по этому поводу с кардиналом Бордо, которого мы назначили, чтобы выслушать его по его запросу и по просьбе короля. Однако то, что Вы мне сказали, стремилось к другой цели, а не к той, о которой Ногаре имел приказ доложить. Хотите ли Вы, чтобы мы повторили в присутствии этих послов, все из которых состоят в совете короля, что, что Вы сказали, и с какой целью? Аббат на это не согласился, и папа сказал ему снова: «Хотите ли Вы, чтобы я прочёл им письменное сообщение, которое Вы мне передали, ибо мне представляется уместным, чтобы они о нём знали? Аббат снова ответил: «Я этого не хочу». Тогда папа сказал: «Так как Вы не хотите, чтобы они знали то, что Вы нам сказали, и ответ, который я должен был Вам дать, Вы не узнаете того, чтоб они нам сказали, и того, что мы им ответим». Аббат удалился.
XVII. Тогда папа начал отвечать нам, заверяя, что ему это было легко, ввиду того, что он не произносил тех слов, которые ему приписывали. Он сделал нам затем следующие заявления: он действовал без спешки и без торопливости в том, что касается подтверждения и избрания короля римлян; светские официальные послы и клирики привезли ему указ об избрании, должным образом скрепленный печатью, и очень удовлетворительную доверенность. Он не ответил им немедленно, но заставил их ждать несколько дней; только по их частым и неотступным просьбами папа взялся за дело, но не торопясь, и продлил дело на восемь недель, при этом несколько раз осведомившись у монсеньора Тускулума, монсеньора Этьена и кардинала Раймона, своего племянника, не получали ли они от Вас какого-либо письма: на что они всегда отвечали отрицательно. По наступлении девятой недели, так как, по совести, он не мог больше медлить с этим, он подтвердил избрание и заявил, что новоизбранный должен прийти, чтобы получить империю и корону в течение двух лет, начиная с ближайшего Сретения. Он действовал подобным образом по совету и при согласии всех кардиналов, кроме одного, которого он не назвал, но мы предполагаем, что это был кардинал Пренесте. Однако и он, по словам папы, в конце концов согласился. Наконец, мессир Гийома де Ногаре, со своей стороны, заверил кардинала Бордо и камерария, что речи, которые он произнёс перед ними касательно короля Германии, не имели цели повредить ни ему, ибо он является Вашим союзником, ни королю Сицилии, ибо он является Вашим кузеном, но что он стремился открыть папе глаза на опасности для Церкви и для других, которые позднее могли произойти из этого: мы повторили эти слова перед папой, по приказу мессира Гийома.
XVIII. Папа, ссылаясь на то, что было сказано, заявил, что он подтвердил избрание вышеназванного короля римлян ради чести и защиты Церкви, и чтобы установить мир среди итальянцев, предающихся распрям, которые образую целую треть католиков всего мира. Он произнёс перед нами много слов, восхваляющих вышеупомянутого короля, и заявил, что он, папа, действовал в этом деле ради чести и защиты Церкви, своих вассалов и своих верных. Он добавил, с некой улыбкой, что он покажет нам кое-что, что нам доставит великую радость. Он приказал камерарию принести протокол одобрения избрания, внесённый в книгу записей, и заставил прочесть его в нашем присутствии, затем скрепленное печатью письмо короля римлян, которое он недавно получил, содержащее клятву верности, в соответствии с текстом XXII, смотри de forma, потом подтверждение всех даров, сделанных Константином, первым дарителем Церкви, в лице святого Сильвестра, и даров, сделанных другими императорами, его преемниками, даже другим церквям, помимо римской. Что касается этих даров, он их одобрил, подтвердил, обновил, упомянув большое количество графств, провинций, городов и других земель, не забывая главное положение, в котором даётся клятвенное обещание доставить и передать папе четыре пары писем того же содержания через восемь дней после его коронации. Он обязывался также защищать лично папу, его вассалов и верных Церкви, и вышеназванные дары, против кого бы то ни было, и за свой счёт. В этом письме было несколько других пунктов, не показавшимся нам важными, и король поклялся соблюдать всё. Тогда мы попросили копию этих писем, чтобы Вам их отправить, если он не против. Он улыбнулся и не ответил ничего.
XIX Что касается обсуждаемой свадьбы между детьми короля римлян и короля Сицилии, папа заявил, что он не проявлял по этому поводу никакой инициативы; король Сицилии говорил с ним об этом несколько раз, также как и несколько послов короля римлян, от которых он узнал, что один из кардиналов был зачинщиком этого дела, и написал об этом королю римлян. После того, как папа спросил нас несколько раз, назвать ли ему нам имя этого кардинала, мы ответили ему утвердительно: и он нам назвал Иакова Каэтана. Король Сицилии затем поделился с ним проектом свадьбы, утверждая, что он спрашивал о совете короля Франции, который дал согласие. Папа тогда сказал королю Сицилии поговорить об этом деле с теми, с кем он хочет; что же до него, то его это не касается. Однако он указал ему, что дочь короля римлян была знатной принцессой, что она будет хорошо пристроена, если свершится эта свадьба, и что это может дать много преимуществ. Затем два посла, отправленные двумя королями, предстали перед папой. Они вновь приступили к делу о договоре и определили приданое и вдовью долю. Для сына короля Сицилии запросили большое количество золота и Арльское королевство, всецело сохраняя за королём Сицилии права на это королевство; они передали папе письмо, в котором ему предоставлялись полномочия уменьшить сумму приданого золотом. Они не могли договориться о сумме приданого, потому что король Сицилии имел слишком высокие запросы, несмотря на то, что папа советовал королю сократить свои денежные требования, ибо остатка вполне должно было хватить со столь знатной принцессы.
XX Епископ Байе сказал папе: «Отец, король римлян больше не имеет право даровать Арльское королевство, если только это королевство существует, как я, епископ, один из замков в моём епископстве, если только папа этого не разрешит. Папа добавил, что послы должны удалиться и условиться о встрече – они или другие послы- в октаву праздника всех святых. Он клятвенно добавил, что потом он об этом больше не слышал, заявив в качестве оправдания, что он не мог отказать столь важным особам вести переговоры в его присутствии, и что, по его мнению, он совершил бы смертный грех, помешав этому браку, который мог бы привести к миру между гвельфами и гибеллинами.
XXI. Затем мы изложили папе статьи, которые должны были ему передать. Дав нам несколько ответов, которые, по его желанию, не должны были считаться официальными, он велел нам передать эти статьи в письменном виде, и обещал нам ответить так же, что мы и сделали, хоть и неохотно, ибо так не принято, и он заставил нас ждать одиннадцать дней, невзирая на наши частые просьбы о получении ответа. Наконец, он ответил, и его ответ содержится в списке, который находится у мессира Гийома.
XXII. В течение этого срока мы нанесли визиты тем из кардиналов, которые являются нашими друзьями, или же которых мы знали, в числе прочих монсеньор Пьер де Ла Капель, кардинал Пренесте, который единственный был против, насколько мы это поняли, наделения короля римлян имперской короной, но который, в конце концов, согласился с этим. Выслушав некоторые из статей, обсуждение которых было нам поручено, видя, что там не было сделано никакого упоминания о договоре, он сказал нам: «Что является прискорбным, почему Вы не торопитесь сделать так, чтобы монсеньор король Франции был освобождён и избавлен от этого дела, которое нам уже причинило столько зла? Я говорю Вам, что Римская Церковь может свершить множество великих и ужасных вещей против самых великих мира сего, когда у неё есть повод делать это. И если король не будет освобождён от этого, то это дело, по поводу которого ведутся переговоры, может стать причиной одного из самых тяжёлых событий нашего времени. А если король избавится от этого дела, и мне хотелось бы, чтобы это произошло в скором времени, если он захочет вершить правосудие в своём королевстве», – и, положив тогда руку на колени, ибо он сидел, подвинувшись, покачав головой и сосредоточив свой взгляд на нас, он сказал: «то, действуя так, Вы не должны будете бояться ни чёрной короны, ни короны белой». Сказав это, он кротко посоветовал, чтобы Вы стремились сделать Ваших подданных мирными, благожелательными и спокойными; чтобы Вы завоевали их сердца, в особенности сердца фламандцев; чтобы Вы ограничили Ваши расходы, воздерживались от расточительности, и по возможности откладывали про запас деньги, справедливо и без вымогательств. Он нам сказал также другие вещи, которые мы повторим на словах: посудите сами, являются ли они важными!
XXIII Во вторник, после вечерни, в день отбытия мессира Гийома де Ногаре, кардиналы Тускулума и Этьена, а также брат Николь созвали нас в дом монсеньора Тускулума, и попросили нас открыть те способы, которыми может быть достигнуто соглашение. Мы им ответили, что они или некоторые из них смогут гораздо лучше найти это средство, ввиду того, что они долго работали над тем, чтобы прийти к соглашению, и что это лежит на обязанности их и папы. Монсеньор Тускулума сказал, что следует возобновить переговоры с того места, на котором их прервали; если отсутствует какая-либо хорошая статья, или же имеется плохая, мы об этом скажем, и они применят всю свою власть. Мы ответили, что вначале следует отомстить за несправедливые упрёки и другие обиды, нанесённые чести Господней и Вашей, и что это они должны подумать об удовлетворении, которое следовало дать. Они сказали, что скорее мы должны это сделать. В конце концов, мы условились, что подумаем об этом вместе, и что мы поделимся друг с другом нашими мыслями между Обрезанием Господним и Богоявлением, потому что в промежутке они будут заняты своим служением и некоторым другими вещами. Мы согласились на этот срок, потому что мы ожидали письменного и тайного сообщения мессира Гийома, и документа, о котором Вам известно.
XXIV В среду перед Рождеством Господа Нашего, папа отправил к нам одного из своих служителей, вызывая нас поговорить с ним немедленно; что мы и сделали. Мы ему сказали, что изучили с мессиром Гийомом ответы, которые он нам дал в письменном виде, и что, не считая его почтительности, они были неопределёнными и туманными, что они нам не понравились, что мы были недовольны ими, и что Вас они также не удовлетворят, когда Вы узнаете о них; что ему следовало соблаговолить принять решение, в особенности по поводу мира с Фландрией. Он ответил, в присутствии трёх кардиналов, мессира Этьена, Николая и вице-канцлера, что он клянётся, что он дал эти ответы по совету кардиналов из Вашего королевства, которые являются частью Вашего совета; что он не видит другого способа действовать надлежащим образом, за исключением письма о мире с Фландрией; что он снова поразмышляет над этим вопросом; он добавил, то Вы и мы должны быть довольны. Мы попросили его назначить срок, в течение которого он выполнит свое обещание, ввиду того, что он удерживал нас долгое время. Он нам ответил, что в том, что касается письма, он сделает это в течение двухнедельного срока после Рождества, и что он подумает, сможет ли он совершить какие-либо добрые дела по остальным вопросам, при условии, что это не повредит чести Господа и Церкви; после нашего прибытия, он был очень занят нашими делами и назначением новых кардиналов. Кроме того, несмотря на то, что мы ему и слова не шепнули о соглашении, он сказал нам, что его папские обязанности и другие дела удерживали его и заставляли его мешкать; поэтому он назначил двух кардиналов, Тускулума и Брюгге, брата Николая и вице-канцлера, для того, чтобы обсудить с нами то, что нам известно, а именно, соглашение, и принять по этому вопросу меры, назначая нам встречу с ними между Обрезанием Господним и Богоявлением.
XXV В тот же день, в обеденный час, кардинал Брюгге спешно отправил ко мне епископа, с мольбой немедленно отправиться к нему после обеда для того, чтобы поговорить о соглашении. Я пошёл туда, вызвав мессира Жоффруа, магистра Алена и парижского официала [Официал (лат. officialis) – духовный (епископский) судья (прим. пер.).]. Кардинал премного настаивал на том, чтобы мы ему указали на некоторые способы действий, касающиеся соглашения. Мы ему ответили, что он работал над этим вопросом больше, чем мы, и что он должен думать о Вашей чести; и что это он должен был поразмыслить и указать нам, как следует действовать. «Я этого не сумею», – ответил он, – «если вы сами не укажете мне на то, как действовать, ибо Вы последним совещались с господином королём и с его советом». Тогда мы заявили, что пока не будут наказаны покушения и ложь, упомянутые в заголовке этой депеши, и не предприняты меры ради славы Господа, почтения к Церкви и Вашей чести, нет оснований что-либо предпринимать. Кардинал спросил, что, по нашему желанию, должно быть сделано.
XVI Мы, не в качестве послов, а частным образом, полагали, что кардиналы — сторонники Бонифация и те, кто выступал в защиту последнего, должны торжественно и публично отказаться от своей лжи, признать справедливым и добрым рвение господина короля, и подчинить — как себя, так и свои должности — воле короля. Условие отдать их должности в распоряжение короля его удивила. Мы ему посоветовали поразмыслить над этим, и сказали, что мы явимся на встречу с ним в назначенное время. Мы удивляемся, что мессир Гийом забыл нам оставить письмо, исправленное, насколько это Вам известно, монсеньором архиепископом и другими.
Да дарует Вам Всемогущий Господь процветание и счастье!
Писано в Авиньоне, в канун Рождества Господа Нашего Иисуса.
Нашему превосходнейшему господину королю Франции.
Ваши посланцы, ЕПИСКОП БАЙЕ, ЖОФФРУА и другие [Это письмо написано на куске бумаги, сложенном вдвое, как наши современные письма. В массе бумаги имеются греческие буквы в виде водяных знаков. Оно хранится в национальных Архивах, и фигурирует, под своей датой, в Musée paléographique. Дюпюи, у которого этот важнейший документ был под рукой, не только не опубликовал его, но даже исключил из Сокровищницы Хартий, частью которой он до того времени являлся. Таким образом, он не фигурирует в рукописном инвентаре Сокровищницы, составленном Дюпюи. Это то, что следует называть укрывательством документа.].
Вот какой была ситуация в конце 1309 г.:
1. Процесс Бонифация VIII состоится в четверг на третьей неделе Великого поста 1310 г.
2. Постановление о судьбе тамплиеров будет вынесено в конце того же года, на Вьеннском соборе; заседания этого собора откроются только годом позднее.
Процесс Бонифация был скандальным; уступив многочисленным воздействиям и мольбам Климента, Филипп передал папе заботу принимать решения по этому делу (февраль 1311 г.). Собор открылся 16 октября тог же года. На нём папа объявил Бонифация незапятнанным [См. Бейе, Histoire des demelez de Boniface VIII avec Philippe le Bel, p. 300 et suiv. Dupuy, Preuves, p. 296.]. Оставались тамплиеры. Филипп переместился во Вьенну вместе со всем своим двором. Климент упразднил орден Храма апостольским постановлением, и собор подтвердил это упразднение [Датировано во Вьенне, шестыми майскими нонами, шестым годом [понтификата], Trésor des Chartes, J. 314, n° 24.]. Что касается имущества Храма, оно было передано ордену Святого Иоанна Иерусалимского.
По этому результату можно видеть, что Климент не жертвовал ни своими обязанностями, ни своей честью по запросам короля Франции. Он был терпелив, покладист, гибок, но непреклонен; и Филипп Красивый, если он и полагал в какое-то время, что ему удастся сделать из этого папы своё послушное орудие, должен был увидеть свою ошибку. Имущество Храма выскользнуло и его рук; тщетно творил он крючкотворство за крючкотворством, всё, чего он смог добиться – это получить значительные суммы для того, чтобы держать тамплиеров в тюрьме; а их огромные территориальные владения, все без исключения, перешли к госпитальерам, которые хранили их до момента упразднения их ордена [См. La France sous Philippe le Bel, p. 145 и 146.].
Edgard BOUTARIC – CLÉMENT V, PHILIPPE LE BEL ET LES TEMPLIERS, Paris, VICTOR PALMÉ, 1874
Перевод с французского: Романов Б.
