В провинциях, где крестьяне были свободны и могли располагать своим добром, дарения, которые делали жители сельской местности рыцарям Храма, являются бесчисленными. В хартиях, которые свидетельствуют об этих щедротах, мотивом, который приводится дарителями, является спасение души; действительной причиной была потребность в защите, которую они ощущали и которую они находили у тамплиеров, у которых к моральному влиянию священника прибавлялось могущество человека военного. Эта потребность была всех классов общества. Чтобы её удовлетворить, собственники отдавали часть своего добра; ремесленники и рабочие, не обладавшие ничем, кроме своей персоны, брали на себя обязательства и подчинялись тамплиерам; не то, что бы они отрекались от своей свободы, но они становились тем, что называли поверенными Храма. Они давали клятву верности, и платили каждый год небольшой ценз в несколько денье в знак своей зависимости. Побудительной причиной заключения этих актов, и значительное число документов об этом свидетельствует, были выгода и польза, также потребность избежать различных опасностей: Pro commodo et utilitate, et ad vitanda future pericula. Этими опасностями были преследования и вымогательства должностных лиц сеньоров и порой даже королевских служителей, и именно для того, чтобы этого избежать, определённое количество трудовых людей признавали своими сеньорами людей Храма [La France sous Philippe le Bel, p. 127. Нет ничего более полезного, чем изучение архивов Храма, ныне хранящихся в архивах Ордена Мальты.]. Это притяжение к Храму было всеобщим: люди из аббатств помещали себя под его защиту, и церкви даже были вынуждены предъявить иск перед королём, который запретил тамплиерам брать под свою охрану церковных людей.
В 1300 г. Орден Храма находился в апогее своего величия, но оставалось совсем немного времени до его падения. Рассказывают, что один тамплиер, заключённый за свои преступления в королевскую тюрьму, сделал одному из своих сотоварищей по заключению странные признания по поводу серьёзных нарушений, которые происходили в Храме, и которые до сих пор окутаны великой тайной. Речь идёт о ереси, о вероотступничестве и об извращённых нравах. Слух об этих признаниях дошёл до короля, который велел навести справки. Это произошло перед коронацией Климента V, ибо достоверным фактом является то, что во время этой торжественной церемонии в Лионе Филипп Красивый беседовал с папой по поводу тамплиеров. Эти сведения мы черпаем из письма самого Климента, и король действовал подобным образом ради любви к вере [«Sane a memoria tua non credimus excidisse quod Lugduni et Pictavis de facto Templariorum zelo fidei devotionis accensus nobis tam per te quam per tuos pluries locutus fuisti.» Письмо от 9 дня сентябрьских календ (24 августа), год II (1307). Ms. 10919, fol. 67; Baluze, t. II, p. 75.].
Но эти переговоры были тщетными: Верховному Понтифику однако нравилось, в остальном, осыпать короля милостями. 1 января 1306 г. он даровал ему право производить назначение на первую пребенду [Доход с церковного имущества (прим. пер.).], которая становилась вакантной в каждом из соборных или коллегиальных капитулов королевства [Datum Lugduni, kalendis januarii, pontifkatus nostri anno primo. Ms. 10919.]; в то же время он осуществлял, с согласия Филиппа Красивого, апостольские назначения, непосредственно назначая своих друзей в лучшие епископства Франции. Именно так он продвинул епископа Ажанского в епископство-пэрство Лангра [«Sane Lingonensis ecclesie, per obitum bone memorie Johannis Lingonen-sis episcopi, solacio destitute pastoris, nos, ad ecclesiam ipsam, utpote devo-tam et fidelem Ecclesie Romane filiam gerentes paterne dilectionis affectum, et ad prosperum statum ejus, patris more benivoli sollicite intendentes, ordina-cionem ipsius ecclesie Lingonensis, ea vice, provisioni et disposicioni sedis apostoliceduximus reservandam; decernentes ex tune irritum et inane, si secus in hac parte scienter vel ignoranter contingeret attemptari… B. tuncAgenneu-sem episcopum a vinculo quo Agennensi ecclesie tenebatur astrictus absolvi-mus et ad Lingonensem ecclesiam transtulimus supradictam, ipsum que illi, de fratrum nostrorum consilio et apostolice plenitudine potestatis, in episcopum prefecimus et pastorem, liberam sibi tribuentes licentiam ad ejusdem Lingonensis ecclesie regimen transeundi…» Datum Lugduni, XIkal. februarii, pontifkatus nostri anno primo. Ibid., fol. 40 v°.]. Самого Филиппа нельзя было назвать человеком, не склонным к злоупотреблениям. Он также хотел пользоваться правом апостольского пожалования бенефиция для того, чтобы помещать своих наиболее преданных советников, своих наиболее услужливых ставленников во главе французского епископата.
Он докучал Клименту в течение всего времени его понтификата просьбами в пользу своих служителей, за чьи услуги он оплачивал, таким образом, наивысшими церковными должностями. Поначалу Климент проявляет себя очень услужливым: 4 февраля 1306 г. он ответил на послание, в котором король сделал вид, что желает справиться о здоровье понтифика, и просил его оставить в апостольском распоряжении некое епископство: «Мы были рады получить письма, в которых Ваша Светлость, как преданный сын, спрашивал нас о новостях от Вашего отца. Хотя в течение нескольких дней мы сильно страдали от насморка, теперь, по милости Иисуса Христа, мы пребываем в добром здравии. Что до церквей, по поводу которых нам написала Ваша Искренность [В тексте фигурирует слово Sinceritas (лат. чистосердечие, искренность – прим. пер.), но это ошибка переписчика. Климент V уже больше не восхвалял Филиппа Красивого за его искренность. Это уточнение сделал Балюз.], мы хотим, чтобы Вы знали, что на сей раз мы оставили за собой право обеспечить их, произведя туда назначение, с Божьей помощью, лицами, угодным Господу, нам и Вам, и полезными для этих церквей и для нас самих» [Ms. 10919, fol. 40 r° ; Baluze, t. II, p. 65.].
Несмотря на эти требования, между королём и папой царила самая большая сердечность; они поддерживали переписку, в которой Филипп демонстрировал самую что ни на есть трогательную предупредительность по отношению к тому, к кому относился как к отцу; самое лёгкое недомогание Климента становилось поводом для беспокойства, и последнему нравилось успокаивать своего сына, предоставляя ему самые интимные подробности по поводу своего здоровья, а порой даже извлекать выгоду из своих страданий, прося извинения за задержки, которые он допускал в удовлетворении не терпящих отлагательства желаний короля [«Serenitatis tue litteras, quibus, sicut devotissimus fllius, de statu patris certiiicari volebas, recepimus graciose, licet autem reumate aliquibus diebus fuerimus aggravati ; nunc tamen, per gratiam Jhesu Christi, plena fruimur corporis sospitate. » Лион, 3 число февральских ид (11 февраля), 1-ый год (1306), n° 10919, fol. 40.]. Что до остального, Климент, с момента своего восшествия на престол, старался давать королю, наиважнейшие залоги своего благорасположения.
Церковь и Франция совсем недавно были потревожены неслыханным скандалом, завязалась борьба между папой Бонифацием VIII и Филиппом Красивым по поводу границ духовной власти и светского могущества. Король воззвал к народу и созвал первые Генеральные Штаты, чтобы заставить их провозгласить независимость короны; он пошёл ещё дальше, обвинив Бонифация VIII в ереси и в дурных нравах, и потребовав созыва собора, чтобы его судить. Он достиг крайних пределов насилия, заставив арестовать в Ананьи, посредством Ногаре, самого Верховного Понтифика, который, будучи освобождён после нескольких дней плена, умер от потрясения, причинённого человеку, бывшему в самый преклонном возрасте. Соучастники этого поругания были отлучены от Церкви; преемник Бонифация, Бенедикт XI, объявил Филиппа Красивого лично непричастным к делу, но его министры, в особенности Ногаре и все участники деяния в Ананьи, были поражены молниями Церкви.
Ненависть Филиппа не иссякла: по его приказу Ногаре предъявил иск к памяти Бонифация и потребовал от Римской курии, чтобы против него возбудили процесс, как против еретика. Ногаре взял на себя особую роль защитника чистоты католической веры от недостойного понтифика; он продолжал играть эту роль при Клименте V, принимая на себя всю ответственность и всю гнусность этого деяния. Сразу скажем, что процесс, возбужденный против памяти Бонифация VIII был в руках короля оружием, которым он пользовался для того, чтобы оказывать влияние на Климента V и чтобы добиваться от него важных уступок, заставляя его надеяться, что он откажется от своих намерений; у меня даже есть убеждение, которое я надеюсь передать читателю, что он пытался посредством этого добиться приговора тамплиерам.
C 1 января 1306 г., согласно заявлению Климента V по поводу знаменитой буллы Unam Sanctam, в которой Бонифаций VIII провозгласил верховенство церковной власти над властью светской, булла эта не применялась к Филиппу; папа приказал вычеркнуть в реестрах понтификальной канцелярии пассажи из булл того же папы, компрометирующие честь короля Франции; но эти уступки не казались достаточными. Примерно в середине того же 1306 г. в Париже имел место большой мятеж, вызванный подделкой монет [Dupuy, Preuves de l’Histoire du différend d’entre le pape Boniface VIII et Philippe le Bel, p. 288.]. Чтобы дать удовлетворение всеобщим жалобам, король пообещал выпустить монету, подобную монете святого Людовика; но возникли экономические последствия, которое легко было предвидеть. Цены на аренду сельскохозяйственных земель и найм жилых помещений, установившиеся во время курса слабой монеты, были определены в соответствии с истинной стоимостью бывшей в обращении наличности, вне зависимости от того, каким был её законный курс. Именно таким образом аренда и найм, установленные когда-то по цене в двадцать су, были возобновлены только по цене в сорок су, в то время когда монета была ослаблена наполовину. Восстановление законной монеты имело самые тяжёлые последствия для нанимателей жилья и для сельских арендаторов, чьи найм и аренда оценивались в слабой монете. Возникли жалобы; правительство не знало, какие меры предпринять, и народ в Париже взбунтовался, сжёг дом управляющего финансами Этьена Бардетта, и нанёс оскорбление самому королю, который был вынужден искать убежища в Тампле.
Для Филиппа было великим унижением то, что ему пришлось в своей столице отдаться под защиту тамплиеров. Можно поверить в то, что он не простил им услугу, которые они ему оказали по этому случаю. Он вспомнил о тяжёлых обвинениях, выдвинутых против них, их могуществе и их несметных богатствах. Он понял, что дать продолжить существовать не только ордену Храма, но также ордену Святого Иоанна Иерусалимского будет большой политической опасностью; он решил просить об их уничтожении. Преступления, вменяемые в вину тамплиерам, предоставляли ему отличный предлог: но он ничего не мог сделать в этом вопросе без содействия Святого Престола.
Балюз опубликовал датированное им 1305 г. важное письмо Климента V Филиппу Красивому, чтобы оправдаться по поводу предъявленных ему обвинений. Вот это письмо:
«Мы повидали с радостью, приняли с любовью и выслушали со вниманием благородных мужей Миля де Нуайэ, маршала Франции, Гийома де Мартиньи и Гийома Куртёза, рыцаря, Ваших посланников, а также уделили внимание письмам, которые Ваша светлость препоручила им нам передать; и, услышав то, что эти посланцы имели нам сообщить от Вашего имени, мы долго размышляли и также посовещались, пообщались и провели обсуждения с теми из наших приближенных, кто мог бы наилучшим образом нас просветить. После внимательного рассмотрения мы вам говорим всю правду и устно, и в письменном виде, при посредничестве Ваших посланников и наших возлюбленных сыновей Гийома, аббата Муассака, и Арналя Ошского, каноника Кутанса, наших капелланов, которых мы отправили к Вам с этой целью. По всей правде, мы можем Вам сказать, что в том, что касается нашей особы, наша совесть не может никоим образом принять упрёки, которые Вы нам адресуете, но мы не хотим, до того, как узнаем истину, просить извинения за поведение наших посланцев. На самом деле, как нас учит святой Августин, какова бы ни была бдительность, какую мы поддерживаем в нашем доме, мы люди и мы живём среди людей. Таким образом, мы не хотим настаивать на том, что наш дом представляет большую ценность, чем Ноев ковчег, где среди восьми избранных людей находился нечестивец, ни на том, что он более свят, чем дом Авраама, где также находились нечестивцы, ни более совершенен, чем дом Исаака, часть детей в котором была нечестивцами.
И, однако, ни Ной, ни Авраам, ни Исаак не были обвинены. Конечно, хотя мы безмерно удивлены и удручены тем злом, которое наши посланники навлекли на церкви и на духовных лиц, как нам дали об этом знать Ваши послы, однако мы удивляемся ещё больше, что прелаты, которые, как говорят, пострадали от этих бесчинств, с большинством которых мы поддерживали добрые отношения до нашего избрания в сан понтифика, ввиду того, что мы были из одного и того же королевства, и что мы их рассматривали как наших друзей, никогда ни о чём нам не сообщали, ни устно, ни в письменном виде, ни через посланника, ни письмом, ни каким-либо другим способом, ни через посредничество наших братьев-кардиналов. Действуя подобным образом, прежде чем обнародовать подобные обвинения, они сохранили честь апостольского Престола и свою; они следовали правилу, которому право предписывает следовать даже по отношению к самым скромным особам; и мы поступили бы таким образом, что у них не было бы оснований адресовать повторную жалобу ни нам, ни другим. Хоть мы и являемся, пусть и недостойным, наместником Иисуса Христа на земле, мы не можем угадать того, что от нас сокрыто. Мы просим и молим Того, кто всё знает и кому всё известно, дать нам знать о злоупотреблениях наших посланников и наших приближённых, дабы исправить их таким образом, чтобы это послужило примером» [«Clemens… nobiles viros, Milonem, dominum de Nueriis, marescallum Francie, Guilleliuum de Martinhiaco et Guillelmum, dictum Corthuse. milites, nuncios tuos et litteras quas nobis per eos tua Serenitas destinavit, libenter vidimus, gratanter recepimus et intelleximus diligenter. Et auditis hiis que, ex parte tua, dicti nuncii propouere curaverunt diu cogitavimus super illis et cum faonliaribus nostris, qui super his nos plenius poterant informare, deliberacionem, tractatum et collacionem habuimus diligentem. Quibus sollicita meditatione discussis, super eisdem puram tibi veritatem et plenam verbo et scripto, per dictos nuncios tuos, necnon et dilectos fllios, Guillelmum, abbatem monasterii Mosiacensis, et Arnaldum de Auxio, canoni-cum Gonstanciensem, capellanos nostros, quos propter hoc ad tuam destinamus presenciam, respondemus, et, in sumraa veritate, dicere possumus quod nos. quantum nostram contingit personam, in aliquo predictorum consciencia non accusât. Non tamen nunciorum nostrorum, antequam veritatem sciamus, facta volumus excusare. quoniam ut sentencia sancti Augustini utamur, quantum libet disciplina vigilet domus nostre, homines sumus et inter homines conver-samur. Unde nec nobis arrogare audemus ut domus nostra melior sit quam arca Noe, ubi inter octo hoinines electos unus reprobus est inventus, an sanctior quam domus Abrahe, ibi etiam aliqui reprobi sunt reperti, aut perfectior quam domus Isaac, ubi pars filiorum suorum est reprobata; nec tamen ideo Noe, Abraham et Isaac sunt a Domino accusati.].
[«Sane licet de gravaminibus per nuncios nostros Ecclesiis et personis eccle-siasticis, ut dicti tui nuncii proponebant, illatis miremur plurimum et turbamur ; miramur tamen amplius quod prelati, qui hec gravamiua pertulisse dicuntur, quos, cum de regno oriundi simus eodem, et magnam habuerimus plerumque familiaritatem cum illis ante promocionem nostram ad apostolatus apicem dignitatis, nostros spéciales amicos et benevolos credebamus, nunquam verbo vel scripto, nuncio seu epistola, velalio quovismodoaliquid nobis depredictis significare vel per aliquem de fratribus nostris cardinalibus facere significari curarunt. Quod si fecissent antequam talia publicasseut, honorem Sedis apos-tolice atque suum fecissent, juri quod eciam circa minores hoc precipit obser-vari, satisfecissent ; et Nos laie fecissemus apponi remedium super illis quod nunquam habuissentnecesse apudnosvel aliossecundamdeposuissequerelam. Et quia licet geramus, quanquam immeriti, Ghristi vices in terris, de occultis tamen non possumus divinare ; Illum quiomnia novit et nichil ignorât sup-pliciter deprecamur quod excessus nunciorum nostrorum et familiarium, si qui sunt, ad nostram noticiam deducantur. Quod si liât, taliter corrigentur quod erit ceteris in exemplum. Datum Burdegale, VI kalendas augusti, pontiticatus nostri anno primo. » Ms. 10919, fol. 45 v° ; другая копия, Ibid., fol. 46 v°. Ср. Baluze, t. II, p. 58.]
Приняв датировку 1305 г., присвоенную Балюзом этому посланию, не понятно, каковы были претензии, по поводу которых жаловался Филипп Красивый. Дав ему, напротив, его подлинную дату, 27 июля 1306 г., у хронистов и в других документах той эпохи обнаруживаются объяснения тех неясностей, которые оно в себе заключало. Климент принял решение перенести Престол святого Петра за пределы Италии, сотрясаемой внутренними распрями. Он короновался в Лионе; из этого города он отправился в Бордо, пересекая часть Франции и останавливаясь в церквях, которые ему встречались по пути. Он осуществлял то, что называлось правом доверенности. Эти путешествия были слишком дорогостоящими для тех, кто должен был предоставлять пищу и приют многочисленной свите папы, и для других духовных лиц, которые были вынуждены участвовать в денежных расходах на содержание папского двора [Прислушаемся к хронисту той эпохи Жоффруа Парижского, народное эхо, вероятно, преувеличенное, но которое следует принимать в расчёт: « …. meint jour mengea sur autrui pape. II n’iot ville ne cité de quis le pope eust pité; n’abeie ne prioré qui tost ne feust devoré; de blez, de vins, chars et poissons faisoit le pape ses moissons… » (« Много дней папа ел за чужой счёт. И не было ни одного города, который папа пощадил; ни аббатства, ни приорства, которое не было бы полностью пожрано; папа собирал урожай зерна, вина, мяса и рыбы » – ст. франц., прим. пер.). Chronique métrique de Godefroy de Paris. Buchon. p. 107. Свидетельство современника, продолжателя Гийома де Нанжи, является ещё более недвусмысленным: « A Lugduno recedens Burdegalis per Matisconem, Divionem, Bituricas et Lemovices iter faciens, tam religiosorum quam secularium ecclesias et monasteria tam per se quam per suos satellites depredando, multa et gravia intitulit eis damna. » Chronique latine de Guillaume de Nangis, édit. de la Société de l’Histoire de France, t. I, p. 352.]. У части клира возникли жалобы; они были жадно приняты Филиппом Красивым, который отправил угрожающее посольство папе Клименту V, который, как мы знаем из его письма, ответил ему с большим достоинством, сожалея о том, что вместо того, чтобы придать делу скандальную огласку, его не предупредили по-дружески о злоупотреблениях, которые совершались его именем.
Пребывание в Бордо и в его окрестностях не обошлось без горечи для прежнего архиепископа; здесь он находился под рукой у короля, который донимал его посольствами, посланиями, письмами, и который, в конце 1306 г. попросил его о встрече. Оба двора обсуждали серьёзные дела. Но самая глубокая тайна окутывала эти переговоры, в которых, несомненно, тамплиеры занимали определённое место. 5 ноября 1306 г. Климент написал королю следующее письмо, которое даёт нам понять о ведении трудных переговоров, которым помешало пошатнувшееся здоровье Верховного Понтифика, который в какой-то момент находился на волосок от смерти, и чьё выздоровление было долгим. Балюз опубликовал это письмо [T. II, p. 76.]; но он самовольно, и не предупредив, что он исправил текст, датировал его вторым годом понтификата, тогда как в рукописи значится anno primo. Всё на самом деле доказывает, что это послание действительно датируется ноябрём 1306 г.; Балюз это признал, но так как, в соответствии его способу подсчёта, ноябрь месяц 1306 г. принадлежал ко второму году понтификата Климента V, он без колебаний изменил текст с целью подогнать его под свою систему.
«Именно по поводу дел, касающихся христианского мира и в особенности Вашего королевства, которые весьма волнуют нас и не должны быть безразличны Вам, мы отправляем к Вашей Светлости наших возлюбленных сыновей, кардиналов-священников Беранже, наставника прихода Св. Великомучеников Нерея и Ахилея, и Стефана, наставника прихода Св. Кириака в Термах, людей великого авторитета и великого благоразумия, которых мы знаем как очень ярых ревнителей Вашей чести и Ваших интересов. Мы настоятельно просим и умоляем Вашу Светлость иметь подле Вас, по прибытии этих кардиналов, то есть, милостью Божией, примерно через три недели, начиная с даты настоящего письма, Ваш тайный совет, с которым Вы могли бы без промедления произвести совещание по вопросам, которые вышеупомянутые кардиналы предложат Вашей Светлости от нашего имени; желательно, в самом деле, чтобы вследствие отсутствия нашего совета наши кардиналы, чьё присутствие является для нас необходимым, не были бы вынуждены провести во Франции слишком долгое время, от чего пострадали бы дела, о которых идёт речь, равно как и другие, требующие быстрого решения.
«Мы хотим, чтобы Ваше Королевское Превосходительство не оставалось в неведении, что после нашего последнего письма жестокая болезнь заставила нас почувствовать своё жало, и почти подвела нас к вратам смерти; но теперь мы, благодаря божественной доброте, как это мы чувствуем и как говорят наши врачи, избавились от всяческой боли и вернулись в доброе здравие. Однако нас одолевает такая слабость, что мы не можем её выразить ни словом, ни письмом [Балюз таким образом прочёл эту фразу: “Debilitate depressi quod nostrum debilitatem verbis vel litteris exprimere requiremus”; это не имеет смысла, нужно читать, как в рукописи, nequiremus.]. Что же касается встречи, которую Ваше Превосходительство нам предложили в письме, которое нам передал мэтр Ами, Ваш клерк, мы дали поручение нашим кардиналам ответить на него в устной форме.
Написано в Пессаке, рядом с Бордо, в ноябрьские ноны, первый год нашего понтификата (5 ноября 1306 г.)[Ms. 10919, p. 60 и следующие.].
Бутарик Э. CLÉMENT V, PHILIPPE LE BEL ET LES TEMPLIERS, Paris, VICTOR PALMÉ, 1874
Перевод с французского: Романов Б.
