В инвентарном списке часовни тамплиеров в Орриосе за 1304 г., ее имущество описывается следующим образом: primerament I vestiment dominical e otro ferial e II libros e missal, el huno dominical en el otro santoral e I libro misto santoral e dominical e I caliz d’estano e II campanas e II cruces e una capa oficiadera, I acelde, II sobrepellices, I enssensero [Maria Vilar Bonet, Els béns del Temple a la Corona d’Aragó en suprimir-se l’orde (1300-1319) (Barcelona, 2000)]
Если бы на основании лишь этого списка было проведено художественно-историческое исследование, то учёным было бы трудно до конца понять природу и количество предметов, используемых тамплиерами в своих ежедневных литургических службах. Как показывает этот пример, описи, составленные тамплиерами в своих арагонских часовнях, как правило, были краткими, лаконичными и часто дословно повторяли список за предыдущий год [Ibid., appendices 2, 4, 6, 8, 10.]. Сохранившиеся списки из часовни командорства Чиверта, датируемые 1302 – 1305 годами, еще раз подтверждают этот факт. Историк Мария Вилар Боне расшифровывала в общей сложности одиннадцать инвентарных списков, выделив среди них датированные 3 марта 1302 г. и 22 июня 1304 г., отметив, что остальные являются копиями этих двух [Ibid., appendices 4, 10.]. Судя по краткости и отсутствию подробных описаний, они служили основой для подсчета предметов, находящихся в часовнях, и не были созданы для строгих финансовых отчетов об их реальной ценности.
В результате беспорядков, последовавших за обвинениями 1307 года и следуя приказу короля Арагона Хайме II [1291-1327 гг.], была проведена полная опись имущества, хранящегося в часовнях тамплиеров. Она являет поразительную для сравнения картину [J. Ernesto Martínez Ferrando, “La Cámara Real en el reinado de Jaime II (1291 1327): Relaciones de entradas y salidas de objetos artísticos”, Anales y Boletín de los Museos de Arte de Barcelona, 11 (1953-4), 1-230; cf. Alan Forey, The Fall of the Templars in the Crown of Aragon (Aldershot, 2001).]. Внезапно инвентарные списки заполняются деталями, позволяющими более обоснованно переоценить не только то, что принадлежало храмовникам, но и то, как эти предметы отражали религиозные идеалы и вкусы тамплиеров. Есть документы, в которых описываются богослужебные книги, их функции [Martínez, “La Cámara”, doc. 32.], на каких языках написаны, цвет и тип ткани переплетов, все в мельчайших подробностях:
unum calicem argenti deauratum intus et extra cum sua panna deaurata, et est in medio dicte panne una crux cum una mano que facit signum crucis, et dictus calix stat in uno stygo nigro, qui aderebatur fuisse forrat vel forrato livido [Ibid., doc. 90, p. 121.].
Каким бы заманчивым ни был этот уровень описания, к сожалению, сохранилось очень мало документов подобного яркого характера. Было обнаружено около двадцати инвентарных списков, относящихся к периоду до обвинений, выдвинутых королем Филиппом IV Красивым, в то время как списков, составленных для Хайме II, насчитывается двадцать три. Из них только восемь определяют, из какого командорства происходят объекты, а степень их содержания варьируется. В остальных списках просто указано, что они принадлежали тамплиерам, и не упоминается их географическое происхождение. Несмотря на ограниченное количество списков, созданных при Хайме II, они свидетельствуют о более чем трех сотнях литургических предметов, принадлежащих тамплиерам королевства Арагон. Огромное количество объектов дает исключительную возможность воссоздать и исследовать религиозные пространства их командорств.
Эти списки уже в прошлом привлекали внимание ряда ученых [Jaime Villanueva, Viage literario a las iglesias de España (Madrid, 1803-52), vol. 5, pp. 200-202; Jordi Rubio, Ramon d’Alós and Francisco Martorell, “Inventaris inéndits de l’Orde del Temple a Catalunya”, “Anuari de l’Institut d’Estudis Catalans”, (1907), 358-407; Antoni Rubió y Lluch, “Documents per l’historia de la cultura catalana migeval” (Barcelona, 1908-21), 2 vols; Joaquím Miret y Sans, “Inventaris de les cases del Temple de la Corona d’Aragó en 1289”; Francisco Martorell y Trabal, “Inventari dels bens de la cambra reyal en temps de Jaume II (1323)”, “Anuari de l’Institut d’Estudis Catalans”, 4 (1911-12), 553-67.], во многом, благодаря представленной в них информации о местном языке, культуре и уровню образования, которую они отображали [A. Forey, “Literacy and Learning in the Military Orders during the Twelfth and Thirteenth Centuries”]. Мария Вилар Боне была одной из последних, кто исследовал эти описи. Она единственный ученый, который дал обзор различных предметов часовен и их соответствующих функций в литургических обрядах [Vilar Bonet, Els béns, pp. 95-110.]. Несмотря на ценный синопсис включенных предметов, списки не были изучены на предмет того, что они могут рассказать о религиозной традиции тамплиеров. При чтении этих страниц, в воображении выстраивается абсолютное великолепие часовен тамплиеров: они не являлись стоическим воплощением монашеской сдержанности, которую превозносили их братья, цистерцианцы. Часовни тамплиеров были настолько полны красок, украшений и роскоши, что конкурировали с самыми экстравагантными бенедиктинскими монастырями.
Читая подробные описания предметов культа, можно приобщиться к таинственной красоте сверкающих драгоценными камнями крестов, облачений и роскошных реликвариев, которые украшали ежедневные богослужения тамплиеров, их церкви и часовни. Дальше, в статье, я постараюсь раскрыть то, что можно упустить, глядя на страницы описей: чем же тамплиеры наделяли свои литургические обряды, насколько они были важны для братьев, и имели ли тайный смысл. Анализ первоисточников рисует портрет активной и сознательной деятельности тамплиеров, проявляющейся в манере и уровне торжественности, с которыми совершались их божественные литургии.
При сравнении инвентаризаций до 1307 года с проведенными после, сразу же выделяется часовня Пеньисколы [Vilar Bonet, “Els béns”, appendices 4, 16-17; Martinez “La Cámara”, doc. 32.]. Опись зафиксировала здесь быстрое и крупное собрание ценностей. На основании списков, датируемых 1302 годом, количество литургических предметов было сопоставимо с теми, что были найдены в Корбинсе, существовавшим к тому времени значительно дольше, чем Пеньискола [Vilar Bonet, “Els béns”, app.2], а также в Чиверте. В то время в Пеньисколе находилось около шестидесяти единиц хранения, это довольно много по сравнению с запасами в соседних Аресе, Каманьясе и Орриосе [Ibid., appendices 4, 6, 8.]. Два инвентарных списка 1307 года, всего пять лет спустя, свидетельствуют о быстром росте количества литургических предметов, накопленных в Пеньисколе [Ibid., appendices 16-17.]. Заметно увеличилось и количество хранимых книг. По сравнению с 1302 годом, когда были отмечены десять книг по богослужению, опись 1307 года свидетельствует уже о тридцати книгах. Среди добавленных – три дополнительных миссала [в римско-католической церкви богослужебная книга, содержащая последования Мессы с сопутствующими текстами: уставными рубриками, переменными частями, календарём и т. п ], пять респонсориев [книга для церковных песнопений], два Псалтыря и два customaries. Это количество богослужебных книг удовлетворило бы потребности небольшого монастыря, особенно по количеству находящихся там миссалов и респонсориев.Несмотря на этот и без того быстрый рост, к 1311 году была создана очередная инвентаризация, свидетельствующая о поистине роскошном уровне, которого достигла часовня Пеньискола [Martinez, ‘La Cámara’, doc. 32.].
Огромное количество литургических объектов в часовне Пеньисколы превосходит имеющиеся у нас источники из часовен Корбинса, Миравета, Монсона и Чиверта [Vilar, Els bens, appendices 50-53; Martínez, Cámara Real, doc. 48; Rubió y Lluch, Documents, 1, doc. XLVIII.]. Это имело очень большое значение для тех, кто использовал эти предметы, поскольку обычно только один капеллан совершал литургию в часовнях тамплиеров, и, как утверждал Josep Sans i Travé, много раз, тамплиерам приходилось обходиться без них [Robert Burns, The Crusader Kingdom of Valencia: Reconstruction on a Thirteenth- Century Frontier (Cambridge, 1967), vol. 1, pp. 57-8; Josep Sans i Travé, ‘L’Orde del Temple als Paisos Catalans: La seva introducció i organització (segles XII-XIV)’, in Actes de les Primeres Jornades sobre els Ordes Religioso-Militars als Paisos Catalans (segles XII-XIX) (Tarragona, 1994), p. 27]. Только богослужебных облачений насчитывается более двадцати комплектов, и это не было беспорядочным скоплением, как если бы тамплиеры просто собирали облачения из различных часовен. Напротив, коллекция была тщательно подобрана в соответствии с сезонами. Семь риз разных цветов дают представление о том, как тамплиеры проводили литургии в разное время года. Были лиловые ризы для Адвента [предрождественский пост, начало литургического года] и Великого Поста, золотые или белые для Рождества, зеленые использовались с конца Богоявления до Septuagesima [Семидесятница], и с конца Пятидесятницы до Адвента, а красные – для Страстной недели и Пятидесятницы.
Из четырех имевшихся далматиков [деталь литургического облачения католического клирика. Верхняя расшитая риза. Главное литургическое облачение католических диаконов] два – черного цвета, необходимых для панихид и Страстной Пятницы. Самая великолепная одежда была заготовлена на Рождественский и Великий посты. В эти дни священник Пеньисколы совершал мессу в ризе, с палантином из золотых нитей и пурпурного шелка, с украшениями в виде сосновых шишек и орлов. Завершал комплект далматик [Martínez, ‘La Cámara’, doc. 32, p. 40.] из золотой парчи, с украшениями в виде сосновой шишки и орла, вышитых пурпурным шелком. В сочетании с цветовой кодировкой одеяний по времени богослужений, также использовали различные фронталы или Antependium [Антепендиум – передняя стенка алтаря, деревянная, мраморная или металлическая], которыми украшали алтарь [Martínez, ‘La Cámara’, doc. 32, pp. 40-41.]. Алтарь, самый священный литургический инструмент, на который клали Библию, хлеба и вино, был роскошно украшен. Учитывая разнообразие церковных одеяний и способов украшения алтаря становится ясно, что литургические обряды тамплиеров были отмечены богатством и яркими красками.
В дополнение к этому в описи Пеньисколы упоминаются еще два предмета. Один описан, как un mig ciri de Corpus Christi [Vilar Bonet, Els béns, appendix 4, p. 117.]. Он напоминают о торжественной процессии тамплиеров, проходившей в праздник Corpus Christi [праздник Тела Христова]. Следующий предмет, описанный как un missale cohopertum cum postibus, cohopertis panno lino in quo est unum corporale in quo sunt prose et antifone notate использовался во время проведения Еврастихической литургии [Martinez, ‘La Cámara’, doc. 32, p. 39.]. Корпорал – это квадратный белый плат, изначально большого размера, им покрывали весь алтарь. Позже появились корпоралы меньшего размера, ими накрывали чашу с вином. Месса с использованием корпорала имела сложный протокол, в котором определялось как обращаться с ним, и как его очищать. Поскольку это полотно непосредственно соприкасалось с телом и кровью Христовой, с ним мог обращаться только священнослужитель. Перед тем, как стирать корпорал, священник должен был трижды ополоснуть его сам, прежде чем кто-то мог прикоснуться к нему. Его присутствие в молитвенном доме, и его описание позволяют узнать о литургических обрядах, которые обычно совершались тамплиерами при подготовке к мессе. В то время как сказанное выше, похоже, низводит тамплиеров до пассивной роли по отношению к исполняющему свои обязанности священнику, у братьев были другие способы участия в литургическом обряде. Алтарь из Пеньисколы демонстрирует, что они установили свой порядок обряда и поставили себя вровень с библейскими святыми. Алтарь описывается следующим образом:
quator pecias frontalis argenti cum figuris apostolorum, cum signis de carts [sic] et Templi in capitibus, et sunt ibi tres aquili argenti cum quibus anuntur [Ibid., doc. 32, p. 42; cf. doc. 77.].
На этом серебряном алтаре, состоящем из четырех частей, был изображен крест тамплиеров над двенадцатью апостолами. Благодаря такой постановке тамплиеры как бы участвовали в библейском повествовании и получали привилегированную близость к заступничеству апостолов [Hans Belting “Likeness and Presence: A History of the Image Before the Era of Art”, trans. Edmund Jephcott (Chicago, 1994), pp. 297-310]. Это желание вписать свой порядок в протокол литургического празднования отражен и в наборе серебряных лампад, украшенных эмалевыми щитами рыцарей-тамплиеров, а именно магистра [Беренгара де Кардона] и командора Пеньисколы [Арно де Баньюльс] [Martinez, “La Cámara”, doc. 32, p. 42; Alan Forey “The Templars in the Corona de Aragón” (London, 1973), pp. 453-4.]. Желание принять участие в литургии, как и быть отмеченными на предметах, связанных с ее проведением, находит свое отражение в книгах, которыми владели тамплиеры. Таких, как роскошный экземпляр Бытия Беренгара де Кардоны, двухтомник Библии Беренгера Сан-Жуста из Миравета и издание Apocalypse из Монсона, принадлежавшее Беренгару де Белливис. Какими бы интересными ни были размышления по поводу произведений искусства, заказанных тамплиерами, и купленными ими литургическими книгами, эти действия соответствовали обычным средневековым религиозным практикам [Belting, Likeness, pp. 195-207, 330-48.].
Отличие литургического пространства тамплиеров королевства Арагон от их современников заключается не в их знаках на алтарях, лампадах и других предметах, а скорее в реликвиях, которыми они владели, и то, как они были представлены в их часовнях. Как и их братья на Латинском Востоке, тамплиеры, занимавшие эти часовни, демонстрировали явное почитание Истинного Креста [Alan Murray “Mighty Against the Enemies of Christ”: The Relic of the True Cross in the Armies of the Kingdom of Jerusalem”, in “The Crusades and their Sources”, ed. John France and William Zajac (Ashgate, 1998), pp. 217-38.]. В описях фигурируют кресты с фрагментами lignum Domini. В дошедших до нас источниках описаны в общей сложности четыре небольших креста lignum Domini, но в них не указано из каких командорств они происходили. Кресты примечательны тем, что имеют форму четырехрукого византийского lignum Domini [Martinez, “La Cámara”, docs 53, 130.] и напоминают кресты-реликварии храмовников из Акры и Асторги, и описываются как:
quandam crucem cum folio argenti superaurato et cum III brachiis in qua sunt reliquie, et quedam crux parva ligno Domini, et ymago crucifixi, et viginti sex perle, et sex lapides. virides, et quidam pes argenti superaurati dicte crucis [Ibid., doc. 53, p. 76; Jaroslav Folda “Crusader Art in the Holy Land: From the Third Crusade to the Fall of Acre, 1187-1291” (New York, 2005), pp. 141-2].
Это контрастирует с типичным алтарным крестом, имевшим традиционную латинскую форму, но так же содержавшим части Истинного Креста внутри. Самый роскошный из этих четырехруких крестов описывается так:
quandam croetam argenti subtilem, que pertitur, queque deaurata est, in cuius parte quadam fermata est quadam parva crux cum quatuor brachiis, et videtur quod in ea fuerit de ligno Domini, et in alia parte dicte crucis est quadam media crux fixa, et ista medi crux cohopertur cum alia in qua est una pecia de ligno Domini; est eciam intus cruce preditam quadam modica croeta rotunditatis unius denarii, et in una parte dicte crucis que pertitur est quidam cruxifixus, et ex alia parte in medio crucis est ymago Virginis gloriose [te]nentis filium suum in brachio, et in quolibet quatuor brachiorum dicte crucis medie sunt singule imagines, medie quatuor evanglistorum, et reliquie nigre grossitudinis unius favete. In medio autem dite cruces fecimus poni de ligno Domini [Martínez, “La Cámara”, doc. 130.].
В тексте указан чрезвычайно роскошный крест-мощевик с тремя частицами Истинного Креста. Этот реликварий, сверкающий позолоченной поверхностью и драгоценными камнями, в сочетании с большим количеством скрытых внутренних реликвариев, каждый из которых содержал другую реликвию, несомненно, являлся объектом, способным вызывать истинное благоговение и изумление у смотрящего. Значение, которое отводили этому кресту современники, подчеркивается тем, что в 1323 году он был подарен королем Иаковом II своему сыну Иоанну, архиепископу Толедо [Ibid., doc. 130.]. Конфигурация реликвариев lignum Domini таких роскошных форм сознательно напоминала как об византийской традиции, так и о повторном открытии Истинного Креста во время латинского завоевания Святой Земли. В Европе популярность крестов четырехрукой формы распространилась в результате использования венецианцами византийской spolia [сполия – резьба, рельеф]. На протяжении XIII-XIV и последующих веков, ее отличительная форма обозначала яркую ассоциацию со Святой Землей [Folda “Crusader Art…”, pp. 141-2].
Реликварии lignum Domini – не единственные предметы, которыми тамплиеры владели и выставляли в своих часовнях, и имевшие явную связь со Святой Землей. В описи присутствуют и позолоченные серебряные tabulae, отмеченные как сделанные венецианцами. Одна из них изображает Христа и двенадцать апостолов, расположенных над другими фигурами. Эти фигуры описаны как покрытые хрусталем и окаймленные в общей сложности двадцатью четырьмя жемчужинами и другими драгоценными камнями. На другой изображен образ Девы Марии, держащей Христа на руках в окружении двенадцати апостолов. По краям она также украшена жемчугом и камнями [Martínez, “La Cámara”, doc. 53, p. 76]. Однако не указано, что она покрыта хрусталем, и это важно запомнить. В реестрах Хайме II предметы культа последовательно описываются с указанием художественной техники, в которой они выполнены. Аппликации с чернью и эмалью описаны в нескольких пунктах [Martínez, “La Cámara”, docs 27, 32, 39, 41, 90, 94.]. Маловероятно, что, если бы tabulae была сделана с эмалевыми медальонами, то она не была бы описана как таковая, или если бы все изображение было выполнено из эмали, как это было в случае с лиможскими изображениями, оно также не было бы описано как таковое [Vilar Bonet “Els béns”, appendix 2.].
Тем не менее, в этом конкретном случае специально отмечается, что изображения Христа и апостолов figure sunt cohoperte cristallo. Единственные предметы, которые могут соответствовать этому описанию – это миниатюрные мозаичные иконы византийской школы. С помощью этой техники, фигуры на иконах выполнялись из сотен крошечных, стеклянных кристаллов, создававших эффект мерцающей композиции с кристаллической поверхностью. Описание указывает на то, что это диптих, что лишний раз подтверждает высказанные предположения, поскольку миниатюрные мозаичные диптихи в подавляющем большинстве создавались по заказу византийцев, для личного пользования [Arne Effenberger “Images of Personal Devotion: Miniature Mosaic and Steatite Icons”, in Byzantium: Faith and Power (1261-1557), ed. Helen Evans (New York, 2004), pp. 209-14.]. Таким образом, описывается византийский диптих, украшенный драгоценными камнями уже венецианским мастером, как это было принято с византийскими spolia, распространенными среди европейской знати [Maria Georgopoulou, “Venice and the Byzantine Sphere”, in Byzantium, ed. Evans, pp. 489-514. Frauke Steenbock’s “Der kirchliche Prachteinband im frühen Mittelalter: Von den Anfangen bis zum Beginn der Gotik” (Berlin, 1965).].
Присутствие таких икон в часовнях тамплиеров подчеркивает прямую связь, которую орден пытался создать и поддерживать со Святой Землей. Связь тамплиеров с Востоком – это не просто красноречивые размышления, которые можно прочитать у св. Бернара в De laude novae militiae. Это стремление к Востоку активно выражалось в выборе предметов, которые тамплиеры использовали для поклонения во время своих литургий. Поразительно, что в описях имущества тамплиеров, отсутствует Sedes Sapientiae [лат. Престол Мудрости. Является одним из многих религиозных титулов Марии, Богородицы. В иконах и скульптурах Престол мудрости изображает Марию восседающей на троне с младенцем Христом на коленях.]. Эта статуя была основным элементом как в маленьких церквях, так и в больших соборах во всей Европе, включая королевство Арагон [Ilene Forsyth “The Throne of Wisdom: Wood Sculptures of the Madonna in Romanesque France” (Princeton, 1972); José Sánchez Pérez “El culto mariano en España” (Madrid, 1943).]. Как отмечает Йохен Бургдорф, эти статуи были также широко распространены в часовнях французских тамплиеров [Jochen Burgtorf “The Trial Inventories of the Templars’ Houses in France: Select Aspects”]. Однако, в арагоно-каталонских инвентаризациях таинственным образом ничего не говорится об их присутствии. Даже в тех описаниях, которые проводились до 1307 года не зафиксировано ни одного случая. Скорее, это не ошибка или недосмотр, а еще одно проявление тщательного контроля тамплиеров над тем, что являлось для них литургическим изображением.
Как показывает работа Ярослава Фольда о Латинском Востоке, Sedes Sapientiae почти полностью отсутствуют в церквях тамплиеров и там [Folda “Crusader Art”, pp. 511-27(New York, 1995)]. Восприятие иберийцами икон, как тесно связанных с Иерусалимом и государствами крестоносцев, иллюстрирует миниатюра Cantiga IX в манускрипте Alfonso X’s Cantigas de Santa María. Здесь изображен паломник, покупающий икону Богоматери в иконописной мастерской в Иерусалиме [Afonso X, o Sabio, Cantigas de Santa Maria, ed. Walter Mettmann (Coimbra, 1959-72), vol. 1, Cantiga IX; Benjamin Kedar, “Convergences of Oriental, Christian, Muslim, and Frankish Worshippers: The Case of Saydnaya”]. Тамплиеры в Арагоне и Каталонии понимали значение этой иконографии. Наконец, как бы в подтверждение их знакомства с византийской религиозной практикой, в реестре Хайме II описывается кулон из яшмы с вырезанным изображением Христа [Martínez, “La Cámara”, doc. 134, p. 195]. Такие предметы использовались для личного поклонения и глубоко укоренились в религиозных традициях византийцев. Если рассматривать все это как группу, то венецианско-византийский диптих, четырехрукие кресты-реликварии и икона-подвеска демонстрируют сильнейшую связь тамплиеров со Святой Землей. Обладание ими подчеркивало прямое и привилегированное отношение тамплиеров к латинскому Востоку, а также выдвигало на первый план их особый и, смею сказать, подлинно восточный вкус. Обладание этими предметами было не просто случайностью, а, напротив, очень продуманным выбором для владельца, понимающего смысл религиозного значения, заключенного в этих иконографических предметах [David Jacoby, “Society, Culture, and the Arts in Crusader Acre”, in “France and the Holy Land: Frankish Culture at the End of the Crusades”, ed. Daniel Weiss and Lisa Mahoney (Baltimore, 2004), pp. 97-137].
Наконец, это обсуждение не было бы полным, если бы мы не коснулись обширного списка других типов реликвий, которыми владели тамплиеры Пеньисколы [Martínez, “La Cámara”, doc. 32.]. Концентрация реликвий, связанных со Святой Землей, здесь явно ощутима. Из тридцати перечисленных предметов, которые указывают на конкретную реликвию или реликвии, пять предметов lignum Domini появляются в дополнение к куску ткани от Туники Христа и lapidem de Iherusalem de reliquiis. Хрустальный сосуд с реликвиями перекликается с внешним видом двух чаш из святилища Сайднае [монастырь Рождества Божией Матери в Сайднае. Основан в VI в. Императором Юстинианом ], упомянутых в другой записи [Ibid., doc. 106, p. 146,]. Из большого числа святых реликвий у семи не указано, кому они принадлежат, в то время как другие названы в описи часовни Пеньискола: две реликвии Святой Маргариты и по одной реликвии святых женского пола: Sancta Barbera, Sancta Euphania, Sancta Maria Magdalena, Sancta Stienne. Из святых мужского пола перечислены следующие: две реликвии Sancto Blasio martire и по одной реликвии для каждого из следующих святых: Sancti Benvenyat de Pisa, Sancto Bartholomeo apostolo, Sancto Nicholao confessore, De camisia sancti Staphani, Sancto Panasio, Sancte Luche [Martínez, “La Cámara”, doc. 32].
Большинство этих святых напрямую связаны с Библией либо со Святой Землей и ранней Церковью. Не вдаваясь в возможное значение, которое каждый из этих святых мог иметь для тамплиеров, отметим, что сосредоточение такого количества раннехристианских святых непреднамеренно выдвигает на первый план отсутствие местных святых. На протяжении всей истории арагоно-каталонского королевства, такие святые, как Святая Евлалия, Святой Винсент, Святой Георгий или вездесущая Дева Мария, были очень популярны [Burns “Crusader Kingdom”, pp. 73-101.]. Отсутствие местных святых еще больше помогает охарактеризовать и сформулировать наше понимание литургической практики тамплиеров [Sebastián Salvado “Interpreting the Altarpiece of Saint Bernard: Templar Liturgy and Conquest in Thirteenth-Century Majorca”, “Iconographica: Rivista di iconografia medievale e moderna”(2006)]. Благодаря собранию восточных святых, часовня Пеньисколы призывала прихожан возносить свои молитвы о Святой Земле. Явное присутствие этих реликвий в Пеньисколе гарантировало, что тамплиеры будут проводить для них дополнительные религиозные мессы в особо торжественные праздники. Из предыдущего обсуждения начинает формироваться богатый портрет религиозной практики тамплиеров.
Вечные паломники и в Иерусалиме, и вдали от недавно потерянной Святой Земли, тамплиеры Пеньисколы и других владений в королевстве Арагон постоянно молились за воссоздание духовной Родины своего ордена. Как демонстрируют роскошные религиозные предметы, на церковные облачения и другие атрибуты божественного богослужения они средств не жалели. Хотя такие роскошные предметы, скорее всего, принадлежали местным властителям и командорам, это не лишает их той власти и влияния, которую они оказывали на религиозную деятельность храмовников, поскольку высокопоставленные чиновники отвечали за надзор над капелланами, и в полной мере участвовали в оформлении их церквей и часовен. Посредством их собственной религиозной практики нельзя отрицать вполне реальную возможность их влияния на религиозные взгляды и обычаи братьев, находящихся под их контролем. Благодаря многочисленным контактам тамплиеров с Востоком и находившимися там братьями, эти религиозные предметы перекликались с их собственными чувствами о святых местах. Как и в многочисленных часовнях Святой Земли, тамплиеры королевства Арагона созерцали божественное слово, не глядя на Христа, сидящего на коленях Марии, то есть на Sedes Sapientiae, а смотрели на реликвию Истинного Креста и икону, где Христос нарисован самим святым Лукой.
САЛЬВАДО Себастьян
Глава из сборника “Debate on the Trial of the Templars [1307-1314]”
Перевод с английского
