Утверждение, сделанное итальянским нотариусом Антонио Сичи из Верчелли во время судебного процесса над тамплиерами весной 1311 года, предлагает интересную альтернативу знаменитому повествованию Вильгельма Тирского о происхождении ордена Храма. Хотя показания Антонио перекликаются с некоторыми элементами из рассказа Вильгельма, он полностью меняет суть: вместо того, чтобы ассоциировать основание общины тамплиеров с «храмом Соломона» [Templum Salomonis] на Храмовой горе в Иерусалиме, Антонио переносит начало деятельности тамплиеров в окрестности Атлита [Castrum Peregrinorum, Замок Паломника], основанного в 1217-1218 годах, то есть почти через столетие после фактического зарождения ордена, и расположенного между Кесарией и Акрой на побережье Средиземного моря. Антонио не был членом Ордена, но более сорока лет работал на тамплиеров в Святой Земле; таким образом, он, должно быть, был хорошо знаком с историями и легендами об Атлите, который стал главной крепостью тамплиеров на Латинском Востоке после того, как в 1187 году франки уступили Иерусалим Саладину. Поскольку тамплиеры в целом были сосредоточены на обязательствах по спасению Святого города, эта статья призвана оценить духовное значение Атлита для ордена в Латинском королевстве XIII века и в значительной степени обходит стороной военное значение крепости [О военно-стратегическом значении крепости см. в статье Rudolf Hiestand, “Castrum Peregrinorum e la fine del dominio crociato in Siria,” in Acri 1291: La fine della presenza degli ordini militari in Terra Santa e i nuovi orientamenti nel XIV secolo, ed. Francesco Tommasi (Perugia 1996), 23-41.]. История основания по Антонио Сичи – лишь одно из нескольких свидетельств, подтверждающих значение Атлит в развитии христианской преданности и самоотверженности.
Основанная после Первого крестового похода в Иерусалиме около 1119/1120 года, община тамплиеров получила свой Устав в 1129 году на Соборе в Труа и стала свободным церковным орденом в 1139 году. Избранной целью ее членов стала защита христианских паломников, направлявшихся в Иерусалим для посещения Святых мест. Тем временем устав тамплиеров предписывал своим членам монашеский образ жизни. Поскольку с самого начала своего существования тамплиеры поддерживали тесные отношения с орденом цистерцианцев посредством родства и дружбы, именно великий Бернар из Клерво надолго сформировал духовный образ ордена Храма. Объединив две традиционно разделенные ветви общества, а именно монахов и рыцарей, тамплиеры вели «активную жизнь» и действительно сформировали то, что Бернар позже метко описал как novum genus в своей работе De laude novae militae [Bernardus Claraevallensis, “Liber ad milites Templi de laude novae militia,” in Sancti Bernardi Opera, vol. 3, ed. Jean Leclercq (Rome 1963), 213-39, here 214; Malcolm Barber, “The Social Context of the Templars,” Transactions of the Royal Historical Society 34 (1984): 27-46, here 33-4.]. Как «новое» рыцарство, они были очень привлекательны для современных христиан, и их членство, пожертвования их общине и их военный опыт в конечном итоге возросли до такой степени, что они стали неотъемлемой частью постоянной армии, которая была необходима для защиты латино-христианских территорий в Утремере. И все же ни военные ордена, ни армия латинского королевства не смогли остановить волну того рокового 1187 года, а именно поражения франков у источников Крессон в мае и при Хаттине в июле, а также взятия Иерусалима войсками Саладина в октябре. Потеря Святого Города тяжелым бременем легла не только на государства крестоносцев в целом, но и особенно на Орден Храма, который теперь был лишен как своей штаб-квартиры, так и духовного центра. Потеря священных мест, должно быть, оказала пагубное влияние на конституционный и духовный облик Ордена.
Строительство Атлита в 1217-1218 годах было попыткой восстановить свое положение, как в военном, так и в политическом плане, в контексте Пятого крестового похода: лидеры экспедиции и европейская знать, прибывшие в Латинское королевство в 1217 году, решили укрепить два основных аванпоста на дороге между Акрой и Яффой вдоль побережья Средиземного моря, а именно Кесарию и Атлит [James M. Powell, Anatomy of a Crusade, 1213—1221 (Philadelphia 1986), 133.]. Укрепление Атлита осуществлялось под руководством фламандского рыцаря Готье д’Авена [Gautier d’Avesnes – Готье II д’Авен, сеньор д’Авен, де Гиз и де Конде. Готье был сыном Жака д’Авена и Адель де Гиз. В 1214 году он сражался при Бувине на стороне французской короны. В дальнейшем он принял участие в Пятом крестовом походе, где попал в плен, но был освобожден тамплиерами. В благодарность он помог рыцарям Храма при строительстве крепости Шато-Пелерин. – Прим. пер.] при поддержке тамплиеров и Тевтонского ордена, которые объединили свои силы для выполнения этого военного задания
В 1220 году новая крепость уже подверглась испытанию. В то время как христианские войска Пятого крестового похода были в основном заняты в Египте, войска айюбидского правителя Дамаска аль-Муаззама Исы напали на Кесарию и уничтожив ее новые укрепления, повернули на север, чтобы осадить Атлит. Когда мусульмане двинулись к замку крестоносцев, тамплиеры, отвечавшие за оборону Атлита, решили разрушить небольшой форт Ле Дестроит [Le Destroit], чтобы лишить приближающегося врага каких-либо укреплений поблизости. Мусульмане атаковали Атлит снарядами метельных машин и лучниками, но не смогли нанести серьезного ущерба или подорвать его оборону. В конце концов аль-Муаззам Иса решил снять осаду и покинул прибрежный регион [Powell, Anatomy of a Crusade, 176, 180.].
Руины замка Ле Дестроит
Помимо таких военных столкновений, Атлит переживал и периоды стабильности и развития. К югу и востоку от главной крепости, вдоль морского побережья и залива, возник новый пригород [faubourg] с франкским населением, а окрестности Атлита были отведены под крупномасштабные сельскохозяйственные работы. Археологические раскопки выявили ряд зданий, включая церковь, амбары, конюшни, бани и отдельно стоящую башню [Denys Pringle, Secular Buildings in the Crusader Kingdom of Jerusalem: An Archaeological Gazetteer (Cambridge 1997), 22-3.]. Основным преимуществом Атлита было его топографическое расположение: западная часть укрепления была естественным образом защищена Средиземным морем, в то время как вся длина его восточной стороны была защищена рвом с двумя воротами, как показали раскопки. С восточной стороны было две линии стен, первая из них была защищена тремя башнями. За внешним двором располагалась огромная стена внутреннего двора с двумя большими башнями. Северная башня достигала высоты 30 метров и содержала несколько камер с бочкообразными сводами и прекрасными скульптурами. Вокруг остальных сторон замка располагались два концентрических ряда сводов, включая несколько залов с ребристыми сводами в южной и западной частях замка, а в центре замка находилась многоугольная церковь [Adrian J. Boas, Crusader Archaeology: The Material Culture of the Latin East (London 1999), 110-12; Jaroslav Folda, Crusader Art in the Holy Land, from the Third Crusade to the Fall of Acre, 1187—1291 (Cambridge 2005), 128-32.].
В 1265 году, когда мамлюкские войска под командованием Бейбарса завоевали Арсуф и Кесарию, они также напали на Атлит. Мамлюки снесли городскую стену и разрушили строения в предместье. Жители искали убежища за огромными стенами замка, и крепость в очередной раз оказалась неприступной [Peter Thorau, The Lion of Egypt: Sultan Baybars I and the Near East in the Thirteenth Century (London 1992), 177-8; Peter M. Holt, Early Mamluk Diplomacy (1260—1290): Treaties of Baybars and Qalawun with Christian Rulers (Leiden 1995), 69-88.]. После падения Акры в мае 1291 года Атлит оставался последней крепостью крестоносцев в руках христиан Латинского королевства (см. рисунок 5.1). Однако, лишившись дальнейшей поддержки, его защитникам пришлось осознать, что у них больше нет средств для защиты замка. 14 августа 1291 года тамплиеры эвакуировали замок и отплыли на остров Кипр, после чего мамлюки вошли в крепость и разрушили ее ворота и башни. Уход тамплиеров из Атлита ознаменовал конец Латино- Иерусалимского королевства.
СОПЕРНИЧЕСТВО МЕЖДУ АТЛИТОМ И АКРОЙ
После потери Иерусалима в 1187 году и частичного восстановления королевства в сентябре 1191 года город Акра стал новым центром для большинства христианских магнатов и учреждений, оставшихся на Латинском Востоке, включая тамплиеров. Рассказ так называемого «тамплиера из Тира» впечатляюще подчеркивает важность этого прибрежного города для тамплиеров.
[Храм] был самым сильным местом в городе. Он занимал большое место на берегу моря, как замок; у входа в него стояла высокая, крепкая башня, а стена была толстой, шириной в двадцать восемь футов. На каждом углу башни было по башенке, и на каждой башенке был изображен позолоченный «идущий» [passant] лев [Шествующий или идущий лев изображается опирающимся на три лапы, а переднюю правую лапу вытянувшим вперёд и немного вверх – Прим. пер.], величиной с осла, который стоил — четыре львам, золото и работа — полторы тысячи сарацинских безантов, и это было самое великолепное зрелище. А на другом углу, по направлению к Пизанскому кварталу, была еще одна башня, и рядом с этой башней над улицей Св. Анны находился самый великолепный дворец, который принадлежал магистру.
Квартал тамплиеров Акры, должно быть, был великолепен. Орден вложил огромные суммы денег, чтобы превратить свою новую штаб-квартиру, резиденцию своего магистра и центральный монастырь, в респектабельное место. Создание главной базы в Акре было необходимостью для тамплиеров: город служил новой столицей Латинского королевства [поскольку Иерусалим был недоступен, по крайней мере, в настоящее время], таким образом, длительное отсутствие центрального монастыря тамплиеров в Акре значительно уменьшило бы влияние ордена на дела Утремера. Однако политический климат Акры был часто напряженным, и город был постоянной горячей точкой для раздоров между различными партиями и даже его религиозными общинами. На самом деле, возможно, существовала связь между постоянными политическими разногласиями в Акре и строительством Атлита: Оливер из Падерборна, прибывший на Священную Землю в 1217 году указал, что «главной целью» Атлита было способствовать тому, «чтобы монастырь тамплиеров был выведен из … Акры», и — подразумевая предопределенный Богом исход — Оливер назвал Акру «грешницей [peccatrix] и городом, наполненным всякой скверной [spurcitia]». Таким образом, находясь в безопасности в Атлите до того времени, когда Иерусалим будет восстановлен в христианстве, тамплиерам не пришлось бы заниматься греховной деятельностью в городе Акра [Matthew Paris seems to have largely copied Oliver’s account; see Burgtorf, Central Convent, 93 n. 95. See Matthaei Parisiensis, monachi Sancti Albani, Chronica Maiora, ed. Henry Richards Luard, 7 vols., Rolls Series 57.1-7 (London 1872-1884), 3: 14.].
В том же духе Жак де Витри, епископ Акры, между 1216 и 1225 годами, также был убежден, что Атлит предоставил тамплиерам возможность отделиться от города [то есть Акры], который он описал как «чудовище и тварь с девятью головами, которые враждуют друг с другом», вскоре после его прибытия на Латинский Восток. Жак де Витри считал, что Акра постоянно развращается «злыми делами и дурными примерами». Соответственно, в одном из своих писем папе Гонорию III он сообщил понтифику, что тамплиеры «не желали покрывать себя завесой лицемерия … и поэтому были заняты этой превосходной работой», а именно строительством крепости Атлит.
Оба рассказа сосредоточены на явно эсхатологических элементах и представляют греховность Акры как главную причину строительства Атлита. Однако, есть ли какие-либо доказательства, подтверждающие то, на что намекают Оливер из Падерборна и Жак де Витри? Был ли Атлит построен или, по крайней мере, представлен как безупречная альтернатива местам, утраченным или признанным недостойными? Нет никаких явных заявлений, подтверждающих, что тамплиеры думали об Атлите именно так, вот почему к утверждению Оливера следует отнестись со всей серьезностью [Hiestand, “Castrum Peregrinorum e la fine del dominio crociato,” 32-3.]. Тем не менее, есть следы доказательств, которые позволяют нам сделать вывод о том, что Атлит значил — духовно — для ордена тамплиеров.
Одним из наиболее поразительных остатков, заслуживающих обсуждения в этой связи, является многоугольная церковь, возведенная тамплиерами в конце южной стены внутреннего двора Атлита — тип здания, который привлек значительное внимание [Nikolas Jaspert, “Vergegenwartigungen Jerusalems in Architektur und Reliquienkult,” in Jerusalem im Hoch- und Spatmittelalter: Konflikte und Konfliktbewaltigung — Vorstellungen und Vergegenwartigungen, ed. Dieter Bauer, Klaus Herbers, and Nikolas Jaspert (Frankfurt 2001), 219-70, here 229-30 (with n. 20, n. 25).]. Как показало новаторское исследование Эли Ламберта, ротонды сами по себе не были церквями тамплиеров и эта архитектурная форма никоим образом не была тамплиерской «спецификой» [Elie Lambert, L’architecture des Templiers (Paris 1955), 12, 18, 93.]. Только несколько многоугольных церквей могут быть связаны с орденом Храма напрямую и без сомнения, и единственной общей чертой среди них является то, что этот тип структуры, по-видимому, был предпочтительнее в некоторых главных командорствах, таких как Томар, Париж и Лондон [Lambert, Architecture des Templiers, 65, 92.], и это может объяснить строительство такой же церкви и в Атлите.
Прежде всего, поскольку многоугольник служил отсылкой к анастасису Гроба Господня в Иерусалиме, месту погребения и воскресения Христа, его сооружение в Атлите, как и в других местах, подчеркивало преданность Христу, его смерти и воскресению — сотериологическому [Сотериология — богословское учение о спасении человека. В христианстве оно является важнейшей частью догматического богословия. – Прим. пер.] краеугольному камню христианского спасения. Во-вторых, почему такое здание теперь считалось целесообразным в командорстве тамплиеров на Латинском Востоке? Предположительно, потому, что сам Гроб Господень стал недоступным после потери Иерусалима в 1187 году и был потерян снова, после пятнадцатилетнего перерыва, в 1244 году. Многоугольная церковь не была частью первоначального плана Атлита, но была пристроена позже, возможно, в 1250-х годах [Johns, Pilgrims’ Castle (‘Atlit), 24; Pringle, Churches, 1: 74. Неизвестно, была ли первоначальная планировка церкви многоугольной.]. Ее сравнительно позднее строительство, возможно, совпало с растущим убеждением крестоносцев в том, что в обозримом будущем отвоевание Иерусалима было недостижимо и таким образом, отражало общую оборонительную позицию крестоносцев и военных орденов в те годы, которая так великолепно видна в самой оборонительной концепции Атлита [Hiestand, “Castrum Peregrinorum e la fine del dominio crociato,” 28.].
С духовной точки зрения важность этой церкви для тамплиеров лучше всего можно проиллюстрировать тем, что Бернард из Клерво рассказал их первым прихожанам о Гробе Господнем:
среди святых и самых желанных мест Гроб Господень занимает первое место… Празднование его [т.е. Христа] смерти побуждает к большей преданности, чем празднование его жизни… Поскольку он умер в смерти, чтобы воскреснуть, он дал умирающим надежду на воскресение.
Как показала Сильвия Шейн, для Бернарда «не тайна воплощения или воскресения, а тайна спасения через смерть Христа» [Sylvia Schein, Gateway to the Heavenly City: Crusader Jerusalem and the Catholic West (1099—1187) (Aldershot 2005), 73.] была ключевой в его интерпретации Гроба Господня. Таким образом, Гроб Господень имел непосредственное эсхатологическое значение не только для христианства в целом, но и для тамплиеров в частности. Для них это было постоянным напоминанием о Евангельском наказе [Иоанн 15:13] «положить свои жизни за своих братьев» [Papsturkunden fur Templer und Johanniter, ed. Rudolf Hiestand, Vorarbeiten zum Oriens Pontificus I (Gottingen 1972), 205-6: animas vestras pro fratribus ponere (in Pope Innocent II’s 1139 bull Omne Datum Optimum).], предложение, которое стало жизненно важным для самооценки тамплиеров: в отличие от госпитальеров или Тевтонского ордена, которые рассматривали уход за больными и борьбу за веру как одинаково важные компоненты своей профессии, война составляла единственное призвание тамплиеров, а посвящение себя мученичеству представляло собой главный столп их эсхатологического ожидания, факт, которому историки лишь недавно уделили должное внимание [Helen J. Nicholson, “The Head of St Euphemia: Templar Devotion to Female Saints,” in Gendering the Crusades, ed. Susan B. Edgington and Sarah Lambert (Cardiff 2001)]. Подражая Христу не только духовно, но и телесно — через возможность смерти в битве с врагами Господа, стал возможным полный христо-мимезис [Мимесис, или мимезис, — один из основных принципов эстетики, в самом общем смысле — подражание искусства действительности – Прим. пер.]. Принимая это во внимание, кажется разумным, что тамплиеры установили видимый символ своего духовного и телесного подражания Христу, Vergegenwartigung [буквально перенесение в настоящее время] в Атлите, особенно теперь, когда Иерусалим был потерян, а сам Гроб Господень в значительной степени недоступен. В то время, ни Акра, ни какой-либо другой христианский город или крепость на христианских территориях Утремера не давали такого указания на место спасения человечества.
Другие все еще видимые напоминания о выдающейся духовной роли Атлита можно увидеть на кладбище крестоносцев, раскопанном не в самом замке, а за пределами форбурга [faubourg – Внешняя часть замка или крепости, которая построена для защиты основного прохода к центральной части оборонительных сооружений и одновременно служит местом размещения вспомогательных зданий, для которых не нашлось места в цитадели. – Прим. пер.], огороженного предместья к востоку от крепости, рядом с дорогой, проходящей через северные ворота [Johns, Pilgrims’ Castle (‘Atlit), 70.]. Что особенно поражает в этом месте, так это то, что хотя крепость и была населена крестоносцами всего семьдесят четыре года, предполагаемое количество захоронений на этом месте, а это примерно 1900 – «чрезвычайно велико» и все они могут быть датированы временем присутствия тамплиеров в этом районе [Jennifer A. Thompson, “Death and Burial in the Latin East: A Study of the Crusader Cemetery at ‘Atlit, Israel” (PhD thesis, Cardiff University 2006)]. Поскольку отсутствие захоронений младенцев наводит на мысль, что это не было кладбищем жителей соседнего города, возникает вопрос, кем на самом деле являются люди, похороненные на этом кладбище. В исследовании кладбища проведенном Дженнифер Томпсон утверждается, что большое количество захоронений может быть объяснено тем фактом, что после падения Иерусалима ни в одном крупном христианском городе на Латинском Востоке, по-видимому, не было мест для захоронений, посвященных исключительно тамплиерам и тем, кто был связан с их орденом, – даже в Акре; следовательно, Атлит, возможно, служил главным кладбищем для тамплиеров и связанных с ними, и тела умерших, возможно, перевозились это на кладбище через естественный порт Атлита [Thompson, “Death and Burial in the Latin East,” 147, 165. Oliver of Paderborn, “Historia Damiatina”].
Кладбище крестоносцев в Атлите
Значение центрального кладбища, поддерживаемого тамплиерами, поразительно, поскольку такое сооружение представляло бы собой место встречи с Господом и ipso facto представляло собой место набожности и духовности. Внимание к умершим имело первостепенное значение в любом религиозном военном ордене, и многочисленные параграфы в нормативных текстах тамплиеров оговаривают, как следует чтить память погибших братьев и «confratres», при этом особое внимание должно было уделяться тем, кто покоился на собственных орденских кладбищах. Право ордена на собственные кладбища было не само собой разумеющимся, а скорее папской привилегией, дарованной в булле 1139 года Omne Datum Optimum [Papsturkunden fur Templer und Johanniter, ed. Hiestand, 208.]. Хотя привилегия первоначально распространялась только на членов общины, тамплиерам удалось распространить это право и на «confratres» [собратьев] и не связанных с орденом подчиненных — событие, которое повлекло за собой долгожданные денежные выгоды для тамплиеров. Хотя нет уверенности относительно личностей тех, кто похоронен на кладбище крестоносцев Атлита, это «самое большое и лучше всего сохранившееся франкское кладбище, известное на сегодняшний день» [Boas, Archaeology of the Military Orders, 37.], и оно, по-видимому, является ярким примером внимания тамплиеров к загробной жизни. Поскольку кладбище практически не оставило следов в письменных источниках, невозможно сделать окончательные выводы относительно его влияния на общую духовную репутацию Атлита.
Примечательно, что Атлит служил не только местом упокоения умерших членов ордена, но и конечным пунктом назначения для тех его членов, которые нарушили Устав и уложения ордена. Раздел Устава ордена, касающийся епитимий, написанный между 1257 и 1268 годами [Upton Ward, Rule of the Templars, 16.], содержит подробную информацию о жизненно важной роли, которую Атлит [в тексте называемый Шато Пелерин] играл в судебных процессах Ордена:
Ибо случилось в Антиохии, что брат, которого звали брат Парис, и два других брата, которые были в его компании, убили нескольких христианских торговцев; … и неудача дошла до монастыря, и они были приговорены к изгнанию из дома и порке по всей Антиохии, Триполи, Тире и Акре … и они были заключены в вечное заключение в замке Пелерин и умерли там. А затем в Акре подобное случилось с другим братом.
В другом случае трое братьев-тамплиеров из замка Пелерин были обвинены в содомии, и магистр решил, что «это дело не должно попасть в капитул, потому что поступок был настолько оскорбительным, но что братья должны прибыть в Акру»; там всех троих осудили, лишили облачения и заковали в кандалы, но одному из них удалось бежать. Двое других были отправлены обратно в тюрьму в Атлите. В другом случае капитул, состоявшийся в Арсуфе, приговорил брата, поднявшего руку на другого брата, к заковыванию в кандалы «в соответствии с обычаями Дома» и отправке в замок Пелерин. Точно так же брат Георг, который был каменщиком по профессии, захотел присоединиться к сарацинам, но был схвачен и заключен в тюрьму в Атлите, где и умер.
Таким образом, из разных уголков Латинского Востока тамплиеры были приговорены к заключению в крепости Атлит. Хотя точное расположение тюремного комплекса внутри крепости остается неясным, примечательно, что главное исправительное учреждение Ордена находилось не в его штаб-квартире в Акре, где у тамплиеров также была тюрьма [Burgtorf, Central Convent, 92; Pringle, Churches, 4: 166.]. Рассматривая использование тюремного заключения в военных орденах, Устав тамплиеров рисует яркую картину: наказания, такие как закование в цепи или заточение, были жизненно важным аспектом эсхатологического понимания Ордена, поскольку они воспринимались как форма покаяния, «чтобы он [т.е. виновный] мог быть спасен в День суда». Гордость, как главный подстрекатель преступного поведения должна была быть искуплена путем подчинения милосердию и суду Магистра и братьев общины, и если виновный не раскаивался, то «пусть ему будет назначено более суровое наказание». Как показывает Устав, «Атлит, по-видимому, был признан местом покаяния – местом, где тамплиеры «удаляли нечестивых из своей среды», как того требовал их Устав, «розга», так сказать, «чтобы избивать пороки тех, кто грешит».
Церковь, кладбище и тюрьма Атлита представляли собой объекты, которые были принципиально важны для Братьев как благочестивых христиан и как членов религиозного ордена, поскольку они были связаны со средствами обеспечения спасения – так или иначе. Учитывая общую значимость города Акра, расположение этих объектов в Атлите кажется тем более необычным. Хотя, по крайней мере, в отношении кладбища ответ может быть таким простым, как «значительные требования к пространству» [Alex Kesten, The Old City of Acre: Re-examination Report, 1993 (Acre 1993), 70-2.; Thompson, “Death and Burial in the Latin East,” 97.], общая оценка этих сооружений предполагает, что тамплиеры связывали отчетливые сотериологические особенности с Атлитом. Планировка замка идеально отражала их двойной образ жизни, поскольку это был независимый монастырский комплекс, но также и стратегически важная военная крепость. Атлит довольно сильно отличался от Акры: последний был политическим центром королевства и административным центром Ордена, но Атлит предоставлял тамплиерам ключевые духовные активы. Похоже, что, по крайней мере иногда, возникающая в результате этого разобщенность политических, судебных и духовных центров была причиной беспокойства, как показывает пример братьев-тамплиеров, обвиняемых в содомии: судебный авторитет местного отделения Атлита был сочтен недостаточным или неуместным для рассмотрения такого тяжкого греха, вот почему магистр отправил братьев из Атлита в центральный конвент в Акру, где их судили на специальном заседании «в камере» [Alan Forey, “Judicial Processes in the Military Orders: The Use of Imprisonment and Chaining,” in The Hospitallers, the Mediterranean and Europe: Festschrift for Anthony Luttrell, ed. Karl Borchardt, Nikolas Jaspert, and Helen J. Nicholson (Aldershot 2007), 87-97, here 88.]. После признания виновнрсти их отправили обратно в Атлит для отбывания наказания. Было ли это связано с тяжестью этого конкретного греха или с его статусом в Уставе, что братья неоднократно вспоминали этот инцидент во время судебного разбирательства, остается предметом спекуляций.
Когда дело доходит до явных заявлений о духовном значении Атлита среди христианских магнатов или чиновников ордена, исходный материал очень скуден. Что касается тамплиеров, пребывание магистра Гийома Божё в Атлите в 1286 году во время празднования Пятидесятницы могло бы подчеркнуть духовную привлекательность этого места, но вполне вероятно, что визит Гийома носил скорее политический, чем духовный характер. Тем не менее, Атлит, похоже, действительно привлекал христианскую знать в праздничные дни, что задокументировано по крайней мере в одном очень известном случае. В 1249 году Маргарита Прованская, жена французского короля Людовика IX отправилась через Акру в Атлит, чтобы провести там Пасху. Два года спустя она, по-видимому, провела там и Пасху, и Пятидесятницу, поскольку в конце июня родила в Атлите одного из своих сыновей, Пьера Алансонского, крестным отцом которого был магистр тамплиеров Рено де Вишье. Невозможно ответить, что сделало Атлит таким привлекательным для Маргариты. – набожностью, безопасность замка или и то, и другое вместе. В любом случае, Йохен Бургторф, похоже, прав в своей оценке того, что великолепно построенная крепость Атлит ни в коем случае не представляла собой образ бедного и смиренного Ордена [конечно, как и комплекс тамплиеров в Акре, как мы поняли из рассказа «Тирского тамплиера»]; скорее, ‘Атлит действительно должен был быть местом, «подходящим для королевской семьи» [Burgtorf, Central Convent, 94] — и, вероятно, так и должно было быть, поскольку присутствие знати добавляло ему привлекательности и усиливало его репутацию исключительного заведения.
CASTRUM PEREGRINORUM И ПИЛИГРИМЫ
Естественно, расположение Атлита между Акрой и Кесарией, у подножия горы Кармил, было не случайным, а результатом стратегических соображений. Если смотреть с более широкой точки зрения, Атлит представлял собой промежуточный пункт между Тиром и Яффой в регионе, который оставался печально известным своими многочисленными бандами разбойников еще со времен Первого крестового похода и, похоже, оставался опасным участком на пути паломников на протяжении всего XIII века [Joshua Prawer, The Latin Kingdom of Jerusalem: European Colonialism in the Middle Ages (London 1972), 294.]. В начале своей истории тамплиеры захватили небольшой аванпост в этом районе, построенный во времена правления короля Балдуина I [1100-1118] в ответ на эту постоянную угрозу и названный Le Destroit [Khirbat Dustray], название происходит от «узкого пути» или «теснины» на песчано-каменных утесах недалеко от морского берега, которые он должен был защищать. Когда мы вспоминаем «альтернативный рассказ об основании», приведенный в начале этой главы, кажется, что традиция тамплиеров создала искусственную преемственность между аванпостом ордена в начале XII века в Ле Деструа и крепостью Атлит в XIII веке. Утверждая, что место, «ныне» называемое Замком Паломников, на самом деле было самым первым местом исполнения функций их ордена на Святой Земле, тамплиеры подчеркивали законность своего присутствия в регионе. Это также иллюстрирует, что традиционное строительство – примечательная параллель со строительством настоящей крепости — считалось жизненно важным. Хотя присутствие тамплиеров в Ле Деструа, возможно, действительно было одним из их первых практических мероприятий в Леванте, «альтернативный рассказ об основании» незаметно отвлекает внимание от Иерусалима, фактического места происхождения общины в XII и помещает первые шаги ордена в политически более подходящий современный контекст
Нет никаких сомнений в том, что расположение Атлита имело серьезные преимущества. Избегая опасной восточной дороги через преимущественно мусульманские районы Галилеи и Самарии, большинство паломников выбирали прибрежную дорогу, которая вела на юг, в Яффу. Таким образом, Атлит был расположен на главной дороге паломников в Иерусалим и служил жизненно важным краеугольным камнем защиты этой дороги от продолжающихся набегов. Расположение крепости рядом с линией жизни паломников и ее функция безопасного убежища для верующих, которым угрожает опасность, похоже, повлияли на ее общее восприятие и, возможно, даже на название, поскольку латинское название Атлита — Castrum Peregrinorum и его французский эквивалент, Chateau Pelerin, оба означают «Замок паломников». Хотя название, как сообщается, произошло от помощи, оказанной некоторыми паломниками на начальном этапе строительства укреплений, оно, вероятно, не проникло бы в источники так однозначно, если бы это было единственной связью с пилигримами – тем более, что, по словам Оливера из Падерборна, только «несколько» [pauci] паломников помогали в начале стройки.
В рассказе Оливера Атлит также упоминается как Castrum filii Dei, что означает «Замок Сына Божьего», название, представляющее особый интерес в контексте исследований духовности. В тексте не упоминается многоугольная церковь – потому что она еще не была построена, но название Оливером Атлита как крепости самого Христа хорошо согласуется с эсхатологической интерпретацией многоугольной церкви как прямого указания на место смерти Христа. Конечно, фигура Христа всегда была в центре паломничества и христианской набожности, и не следует чрезмерно интерпретировать этот вопрос, но теологическая и литургическая сосредоточенность тамплиеров на Христе была уникальной даже среди современников в XIII веке. В соответствии с многозначительным названием Castrum filii Dei Оливер изображает историю Атлита как историю, которая с самого начала находилась под особым покровительством Христа: чудесное обнаружение древних монет тамплиерами [паломники больше не упоминаются] было «даровано по доброте Сына Божьего его рыцарям» и было, по сути, настолько удивительным, что даже Жаку де Витри оставалось только гадать, откуда тамплиеры могли взять столько денег, чтобы построить такое великолепное укрепление. Поскольку строительные работы теперь были столь явно благословлены, Господь продолжал поддерживать «своих рыцарей» и в изобилии снабжал их пресной водой, камнями и даже цементом, чтобы обеспечить быстроту строительства. Некоторое время спустя, когда замок был осажден мусульманами «день и ночь под ударами машин враг не мог сдвинуть с места ни камня», как будто сам Христос защищал укрепление; когда некоторые христианские предатели рассказали мусульманскому предводителю, сколько людей и оружия получила крепость, он должен был понять, что на самом деле «божественная сила [divina virtus] которая заставили его ретироваться» как гордого и высокомерного человека». Крепость — «ненавистная сарацинам, любимая христианами». — оказалась несокрушимой.
Интересно, что название «Замок Сына Божьего» не было так широко распространено, как «Замок пилигримов», и, фактически, встречается всего три раза за пределами текста Оливера. Доминиканский монах Винсент из Бове [Vincentius Bellovacensis или Vincentius Burgundus] неоднократно использует термин Castrum filii Dei для обозначения Атлита, но он в значительной степени скопировал текст Оливера [лишь с незначительными изменениями] и позже информирует читателя в дополнительном примечании: Castrum filii Dei, quod peregrinorum dicitur [Замок Сына Божьего, который называется пилигримским] [Vincentius Bellovacensis, “Speculum Historiale,” in Testimonia minora de quinto bello sacro e chronicis occidentalibus excerptis, ed. Reinhold Rohricht (Geneva 1882)]. То же самое относится и к сообщению, содержащемуся в Chronica regia Coloniensis [Кёльнская королевская хроника] [Chronica regia Coloniensis (Annales maximi Colonienses), ed. Georg Waitz, Monumenta Germaniae Historica, Scriptores rerum Germanicarum in usum scholarum separatim editi 18 (Hanover 1880)] И все же, хотя Винсент скопировал текст Оливера, он, тем не менее, похоже, располагал информацией об Атлите из первых рук, поскольку он явно поддерживал контакт с одной из его самых знатных гостий, а именно с Маргаритой Прованской [Vincent of Beauvais’s Liber de eruditione filiorum regalium is dedicated to Queen Margaret.]. Другое упоминание о необычном названии Атлита как «Замка Сына Божьего» содержится в Liber Secretorum Fidelium Crucis [Книга Тайн Крестоносцев] Марино Сануто, книге начала XIV века. Однако его рассказ дает другое объяснение названию замка, утверждая, что тамплиеры перестроили замок с помощью некоторых паломников, которые «ранее были известны как [те самые] Сыны Божьи» [quod prius dicebatur filii Dei] [Marinus Sanutus, Liber Secretorum Fidelium Crucis, ed. Jacques Bongars (Jerusalem 1972)].
Это наводит на мысль, что это название носило Ле Деструа, более раннее укрепление тамплиеров в этом районе, а не крепость, которая позже станет известна как Castrum Peregrinorum, как сразу же добавляет Марино Сануто. Однако отличающаяся версия Марино Сануто относительно наименования Атлита, по-видимому, основана на ошибке в тексте, который он копировал, а именно в тексте Винсента из Бове. Винсент, по-видимому, не знал о более раннем названии Le Destroit [Districtum], поскольку он преобразовал это название в причастие: Castrum filii Dei, quod olim destructum, nunc Castrum Peregrinorum appellatur [Замок Сына Божьего, который, будучи однажды разрушен, теперь называется Замком паломников] [Vincentius Bellovacensis, “Speculum Historiale,”]. Между тем, в тексте Оливера, который был источником Винсента, четко указано: Castrum Peregrinorum, quod olim Districtum appellabatur [Замок паломников, который когда-то был разрушен называется Le Destroit] [Oliver of Paderborn, “Historia Damiatina,” 169]. Чтобы разобраться в ошибке Винсента, Марино Сануто просто придумал свое собственное объяснение.
Учитывая презрение Оливера к Акре и его высокое уважение к тамплиерам, его прославляющее изображение Атлита является последовательным и завершается тем, что он называет крепость собственным замком Христа. Хотя несколько авторов повторили описание Оливера, название оставило лишь незначительные следы в источниках, и ни отчеты тамплиеров, ни путеводители паломников не подтверждают этого — удивительный факт, поскольку следует думать, что тамплиеры с готовностью приняли бы такое название для своей крепости. Интересно, было ли осознание Оливером тесной связи между тамплиерами и Христом единственным стимулом для того, чтобы назвать Атлит «Замком Сына Божьего»? Встраивание крепости в библейский и духовный ландшафт может дать дополнительные подсказки в этом отношении. В частности, именно тесная связь Атлита с паломниками послужила движущим фактором в формировании его духовного характера. Христианские паломники, по большей части, не интересовались современными проблемами Святой Земли; вместо этого они заботились о религиозных аспектах, которые часто были оторваны от исторических реалий [Prawer, Latin Kingdom of Jerusalem, chapter 11, passim; Aryeh Grabois, “Christian Pilgrims in the Thirteenth Century and the Latin Kingdom of Jerusalem: Burchard of Mount Sion,” in Outremer: Studies in the History of the Crusading Kingdom of Jerusalem Presented to Joshua Prawer, ed. Benjamin Z. Kedar (Jerusalem 1982), 285-96]. Для них Святая Земля была местом Ветхого и Нового Завета, и именно эту священную географию искали паломники.
Поскольку известно, что тамплиеры «откликнулись» на стремление паломников к святым местам, неудивительно, что, как только они укрепили свое присутствие в Атлите, святые места начали появляться и в окрестностях этого замка. Интересным примером этого является Peroun перед Замком Паломников, на котором, как говорили, отдыхал Господь. Perron описывает скалу, похожую на плато, которую могли видеть паломники, приближаясь к Атлиту по северной дороге. Хотя упоминание Peroun в рассказе, датированном «около 1280 года», остается уникальным среди описаний Атлита и его окрестностей, оно имеет поразительное сходство с традицией так называемого «Трона Иисуса», расположенного на западном конце северной стены эспланады Храма в Иерусалиме [Pringle, Churches, 3: 129-32; Schein, Gateway to the Heavenly City, 86-7; John Wilkinson, Jerusalem Pilgrimage, 1099—1185, with Joyce Hill and William F. Ryan (London 1988), 75.]. Как и скала перед Атлитом, соответствующее место в Иерусалиме ассоциировалось с “Упокоением Христа”, и хотя сооружение в Иерусалиме было напрямую связано со Страстями Христовыми как часть собственной концепции Via Dolorosa тамплиеров, предполагаемый этап жизни Христа на Атлите остается неясным. На первый взгляд, ассоциация этого священного камня с Христом могла бы послужить подходящим объяснением названия замка, но ни Оливер Падерборнский, ни неизвестный паломник, посетивший Атлит в 1231 году, не упоминают об этом, предполагая, что история либо не была распространена, либо пока не получила широкого распространения.
Интересно, что в рассказе некоего Филиппа, относящемся ко второй половине XIII века, также упоминается о скале за пределами замка, но считается, что именно на этой скале «отдыхала Дева Мария». Была ли эта традиция связана с широко популярным почитанием Марии в округе [Beyer, “Gebiet der Kreuzfahrerherrschaft Caesarea,” 28; Johns, Pilgrims’ Castle (‘Atlit), 17.], или источники на самом деле ссылаются на два разных камня — один Марии, а другой Христа — трудно определить. К сожалению, никакие документы тамплиеров не дают представления об этих местных традициях почитания. Поскольку ни одна из традиций не может быть найдена ни в каких маршрутах, предшествовавших строительству Замка Пилигрима, кажется правдоподобным, что тамплиеры были среди тех, кто поощрял эти формы поклонения, связанные с их замком, и, возможно, даже создали их — подобно тому, что они сделали с «Троном Иисуса» в Иерусалиме. Чтобы вербовать новых членов и получать финансовую поддержку, тамплиерам нужно было привлекать как можно больше благосклонного внимания; таким образом, создание и последующее представление священных мест вблизи их заведений считалось жизнеспособным средством интеграции «самих себя в религиозную ткань ландшафта, в котором они поселились» [Schenk, “Some Hagiographical Evidence,” 113.], даже если существовала лишь сомнительная [если таковая вообще имелась] историческая основа для признания этих мест священными.
Фактически, Атлит был свидетелем одной из самых успешных попыток «сконструировать» духовность в ордене тамплиеров. Крепость была широко известна тем, что хранила мощи святой Евфимии [Nicholson, “Head of St Euphemia,” 110-12; Barber, New Knighthood, 199-200.], и путеводители для паломников ссылаются на мощи этой мученицы ранней Церкви и Castrum Peregrinorum в том же контексте. Соответствующие тексты в определенной степени различаются в деталях, которые в них предоставлены: в то время как в одних говорится о “теле [corpus] девы и мученицы cв. Евфимии в замке», где оно «хранится с большим почитанием тамплиеров», в других описания более расплывчаты и упоминают лишь «дом тамплиеров, где хранится святая Евфимия, девственница и мученица». В любом случае, количество текстов, комментирующих реликвии, наводит на мысль, что их присутствии в крепости тамплиеров среди паломников было общеизвестно. В других источниках мощам, хранящимся в Акре и упомянутым Антонио Сичи, уделяется гораздо меньше внимания [Proces des Templiers, ed. Michelet, 1: 646-7; Pringle, Churches, 4: 171; Barber, New Knighthood 199.]. Как подчеркнула Хелен Николсон, мощи св. Евфимии были не просто популярны среди паломников, посещавших Святую землю и тамплиеры, похоже, тоже очень гордились тем, что их орден хранил такие престижные реликвии. Соответственно, многие из братьев, допрошенных во время процесса над орденом, знали о ее святых останках и даже рассматривали обладание ими как знак невиновности ордена Храма [Nicholson, “Head of St Euphemia”].
Существует некоторая неопределенность относительно действительных частей останков святой, хранящихся в Атлите. Тексты паломников умалчивают о точной информации и упоминают реликвии только как «corpus», что оставляет сомнения относительно того, разрешалось ли обычным паломникам вообще приближаться к этим реликвиям. Некоторые тамплиеры упоминают только голову [caput] мученицы Евфимии. Фактически, одно из описаний процесса над тамплиерами исключительно подробное: брат вспомнил, что видел реликвию, когда она находилась в Никосии на Кипре после эвакуации ордена из Атлита; он вспомнил «две головы, украшенные золотом, и говорили, что одна из них принадлежит святой Евфимии, о другой он ничего не знал» [Konrad Schottmuller, Der Untergang des Templer-Ordens: Mit urkundlichen und kritischen Beitragen, 2 vols. (Berlin 1887)]. Другой тамплиер, также во время судебного процесса, утверждал, что слышал о «брате», который дотронулся шнуром от своей рясы до головы, которая была частью сокровищницы в Замке Паломников; предположительно, он также говорил о св. Евфимии [Proces des Templiers, ed. Michelet, 2].
Некоторые тамплиеры знали, что «Тело святой Евфимии прибыло [venit] в Замок Паломников в честь Господа, где оно сотворило много чудес», и они были убеждены, что этого бы не произошло, если бы тамплиеры не были добродетельными и угодными Богу [Proces des Templiers, ed. Michelet, 1]. Вышеупомянутый отчет Филиппа XIII века недвусмысленно комментирует это прибытие мощей в Атлит, заявляя, что «в самой почтенной крепости тамплиеров тело святой Евфимии, девственницы и мученицы, хранится с большим почитанием, которое было чудесным образом перенесено туда из греческого города Халкидон». Тот факт, что рассказы, относящиеся к этому чудесному переносу, циркулировали как внутри Ордена, так и за его пределами, является доказательством того, что обе группы – тамплиеры и паломники – взаимодействовали друг с другом. Это также наводит на мысль, что тамплиеры намеренно распространяли эти нарративы. Тамплиеры, конечно, были глубоко заинтересованы в том, чтобы связать такой духовный опыт со своим орденом, даже если, как объяснила Хелен Дж. Николсон, реликвии Евфимии в Атлите, скорее всего, не были подлинными [Nicholson, “Head of St Euphemia,” 111.]. Тем не менее, сами тамплиеры искренне верили в подлинность реликвий, и большинство из них, вероятно, не знали, что прибытие этих реликвий в Атлит не являлось чудом, а, скорее, было результатом рейда тамплиеров во время Четвертого крестового похода. В случае с мощами Евфимии орден добился большого успеха в распространении информации среди паломников о присутствии святых останков и связал их с одной из своих самых важных крепостей на Святой Земле. В Атлите это создало ауру, которая, безусловно, благотворно сказалась на общей репутации ордена среди латинских христиан.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Атлит XIII века, должно быть, был замечательным местом. Он служил не только castrum inexpugnabile [Matthaei Parisiensis Chronica Maiora, ed. Luard, 4: 560.], военной крепостью внушительных размеров, но и местом духовной заботы для членов Ордена Храма, для сподвижников Ордена и для проходящих мимо паломников. Как мы уже указывали, Замок Паломников предлагал религиозные удобства, которые не имели аналогов в других крупных домах тамплиеров, таких как Акра. Эти сооружения обеспечивали отдельный критерий для Атлита – сильный эсхатологический компонент, который имел абсолютное решающее значение для духовного здоровья военно-религиозной общины, подобной ордену Храма. В то время как кладбище Атлита, его тюрьма и, возможно, также его церковь в основном принадлежали членам или ассоциированным членам ордена, внешние посетители – особенно паломники – были втянуты в ауру крепости тем, что было представлено им с точки зрения библейских традиций и ранней церкви. Созданные таким образом священные места окружали Атлит своей духовностью, которая отвечала стремлению паломников к библейским местам. Это, в свою очередь, привело к усиленному, позитивному восприятию ордена со стороны латинских христиан. Следовательно, Атлит обязательно служил платформой для демонстрации ордена, и эта функция была не только признана, но и полностью инструментализована в пользу репутации Ордена. Нет сомнений в том, что Атлит был значительным во многих отношениях, но его духовная роль добавляет еще один слой к историческому восприятию этого «Замка Сына Божьего» прямо в сердце Латино-Иерусалимского королевства.
Ш. Лотан / Й. Ротер
Перевод с английского
Следите за анонсами новых публикаций В НАШЕЙ ГРУППЕ MILITES TEMPLI ВО ВКОНТАКТЕ
смотреть видео на нашем канале RUTUBE
