Но хронисты проявляют интерес не только к географии, рассказывая о климате, рельефе, природе разных стран, городах и их достопримечательностях, но и к этнографии; пожалуй, впервые в западноевропейской средневековой историографии в хрониках даются зарисовки образа жизни и нравов жителей Центральной Европы. Как же они выстраивают образ Другого, рассказывая о народах Балкан? В этих описаниях, отразивших, как правило, сугубо прагматическое отношение крестоносцев к другим народам, противопоставляются варварство и цивилизация. Своя культура воспринимается здесь как единственно возможная, собственно культура – ей противостоит некультура балканских народов, их зверские обычаи, их варварский язык, их незнакомство с достижениями цивилизации. При этом латиняне, как и описывающие их походы хронисты, полностью игнорируют то обстоятельство, что жители Болгарии, Венгрии и Далмации к моменту Первого крестового похода уже были обращены в христианство.
Вот пример. Раймунд Ажильский говорит о «разбойничьих нравах» жителей Далмации, подразумевая при этом их нежелание торговать с крестоносцами и обеспечивать их войско провиантом, а также их в целом враждебное отношение к рыцарям Христовым. «Жители края, – пишет хронист, – до такой степени просты и грубы (agrestes et rudes), что не желали ни торговать с нами, ни служить нам проводниками, но убегали из деревень и замков и убивали следующих за войском стариков и немощных» [Raimundi de Aguilers Historia Francorum…P. 235.]. По его словам, рыцарям-крестоносцам было нелегко преследовать безоружных бандитов (latrones inermes), хорошо знавших окрестности и прятавшихся по высоким горам и густым лесам (per abrupta montium et condensa sylvarum). Все же благочестивому графу Раймунду Тулузскому удалось поймать шестерых из варваров, и он поступил с ними так, как и подобало человеку цивилизованному поступить с дикарями, – одним выколол глаза, другим отрубил руки и ноги [Ibid.].
Для Гийома Тирского жители Далмации однозначно являются варварами. Эта страна – пишет Гийом, – населена свирепым народом, который добывает себе пропитание грабежами и убийствами. Особенности природных условий – обилие гор, лесов, рек и пастбищ – не располагают жителей к занятиям сельским хозяйством, и это также черта их варварского образа жизни [Guillaume de Tyr. Chronique… Lib. II. Cap. XVI.]. К тому же эти жители говорят на варварском, с точки зрения Гийома, т.е. славянском наречии. В то же время народы, населяющее Далмацию, различаются по степени варварства: так, те, кто расселены по морским берегам, отличаются, по мнению хрониста, от других по языку и нравам – они говорят по-латыни [Ibid.]. Знание латыни для средневекового писателя является неким критерием, позволяющим отличить варваров от более цивилизованных народов.
Описывая народы Балкан как грубых варваров, Гийом Тирский делает исключение для венгерского короля Коломана, который благосклонно принял крестоносцев. Такое гуманное отношение к латинянам хронист объясняет высокими моральными качествами венгерского правителя и называет его «христианнейшим мужем» (vir christianissimus) [Guillaume de Tyr. Chronique… Lib. I. Cap. XVII.].
Хотя описания балканских народов строятся по принципу противопоставления варварства и цивилизации, рассказы о греках, высоко цивилизованном в глазах крестоносцев народе, мало чем отличаются от описания варваров [Мы характеризуем здесь отношение крестоносцев не к византийскому императору, а к грекам в целом. Известна антивизантийская направленность хроник Анонима и Рауля Канского, враждебно относившихся к византийскому императору. См.: Radulfi Cadomensis Gesta Tancredi.P. 609-613; Gesta Francorum…P. 30-40.]. Подход хронистов к народам, населяющим Грецию, также в первую очередь утилитарен. Одо Дейльский обвиняет греков в их нежелании торговать с рыцарями и обеспечить их продовольствием, в их стремлении повысить цены на продукты, – так греки, считает хронист, грабили обедневших вследствие «столь долгого путешествия» (pauperes in tam longe itinere), забирая у них все золото и серебро, оружие и одежду [Odilo Dogilensis De Profectione Ludovici VII… Lib. VI. Col. 1234.]. Еще больше возмутило Одо Дейльского то, что в ряде городов греки и вовсе отказывались впустить рыцарей внутрь крепостных стен и предпочитали спускать им провизию в корзинах на веревке [Ibid. Lib. III. Col. 1215.]. Поступки византийцев, их отношение к латинянам Одо характеризует не иначе как «коварство греков» (Graecorum fraudes) [Ibid. Lib. VI. Col. 1234.] и считает важным рассказать о несчастьях рыцарей Христовых (nostra infortunia), дабы потомки знали о хитрых проделках греков (Graecorum dolosa facinore) [Ibid. Lib. VI. Col. 1232.].
Как и в описаниях «варваров» – жителей Далмации и Болгарии, – главным критерием различия между греками и латинянами являются также прежде всего «язык и нравы» (lingua et mores). Одо Дейльский рассказывает драматичную историю, приключившуюся с немецкими рыцарями в Греции. Они выпивали в одной из таверн в пригороде Филиппополя, когда к ним присоединился фигляр (joculator), не знавший их языка (qui licet eorum linguam ignoraret). Изрядно выпив (post longam ingurgitationem), он достал из-за пазухи дрессированную змею, поставил стакан на землю, на него посадил змею и начал показывать разные фокусы перед теми, с чьими нравами и языком он не был знаком (inter eos quorum mores et linguam nesciebat) [Ibid. Lib. III. Col. 1216.].
Диалог разных культур закончился трагически. Немцы, приняв фокусы за колдовство, легко разъярились и, набросившись на грека, разорвали его в мелкие клочья. Вменяя вину одного всем, они сказали, что византийцы желали их отравить [Ibid.]. Растущее волнение перекинулось из пригорода в город, и комендант поспешил к месту происшествия с целью разрешить конфликт, явившись без оружия и лишь в сопровождении свиты. Разгоряченные вином и яростью немцы набросились в гневе на тех, кто пришел с миром, думая, что те желали отмстить за убийство своего человека. Греки поспешно ретировались, а затем, вооружившись и взяв луки, вернулись назад и очистили пригород от пьяных рыцарей [Ibid.].
Так или иначе, в конфликтах и контактах с местным населением крестоносцы неизбежно знакомились с другими народами, представителями других культур и вероисповеданий, и эти встречи запечатлелись в их памяти, о чем, собственно, и свидетельствуют рассказы хронистов. В целом можно говорить о том, что крестовые походы раздвинули интеллектуальный горизонт средневековых людей, в результате постоянных миграций и перемещений в пространстве отчасти изменилась система средневековых представлений. Конечно, стабильный средневековый мир развил еще большую мобильность, когда был освоен морской путь в Святую Землю.
Итак, обратимся к описанию морских странствий путешественников. Морской путь был в общих чертах известен уже первым паломникам в Палестину. До XI в. пилигримы, как правило, начинали свое путешествие в Святую Землю из портов южной Италии (Салерно, Тарент, Амальфи и Бари). В XII-XIII вв. путники отправлялись в Святую Землю из Мессины, Марселя, Бриндизи или Барлетты. На пути в Палестину пересекали Дарданеллы, арендуя византийские суда. Другой маршрут лежал через канал Отранто (соединявший Адриатическое море с Ионическим), который паломники пересекали на норманно-сицилийских кораблях и далее плыли в Египет и Сирию [См.: Balard M. Les Transports des Occidentaux vers les colonies du Levant au Moyen âge // Maritime Aspects of Navigation / Ed. K. Friedland (Quellen und Darstellungen zur Hansischen Geschichte. Neue Folge. T. XXXIV. Koln, 1989). P. 4-5; Richard J. Le transport d’Outremer des croises et des pelerins (XII0XV ss.) // Orient et Occident au Moyen âge: contacts et relations (XII-XV ss.) L., 1976. P. 27-30.]. В 1241 г. Людовик Святой основал специальный порт Эг-Морт, который стал важнейшим транзитным пунктом в морских путешествиях к Святой Земле. Из Эг-Морта на кораблях переправлялись через Средиземное море. В XIV в. псевдо-Брокар, обобщая опыт средневековых путешественников, пишет, что пилигримы отправлялись в морскую экспедицию чаще всего из Эг-Морта, Ниццы или Марселя. С течением времени морской путь в Палестину возобладал, и произошло это благодаря крестовым походам. Неслучайно средневековые источники называют крестовый поход passagium ultramarinum, passagium magnum, и в самом названии подчеркивается морской характер путешествия.
Немногие отваживались отправиться в морское путешествие, боясь непредвиденных бурь, ненадежности транспортных средств и других опасностей, подстерегавших паломников. Действительно, путешествие по морю было связано с огромным риском. К тому же морские экспедиции были чрезвычайно длительными по времени и зависели от разных факторов: климата, вынужденных остановок в крупных портах, времени года (зимние остановки). «Нет необходимости подвергать себя опасностям моря или зависеть от милости моряков», – писал Гильом Рубрук св. Людовику [Mollat du Jourdain M. Les problèmes navals de croisade // Cahiers de civilisation médiévale. Poitiers, 1967. T. X. № 3-4. P. 360.]. Морские стихии воспринимались символически, они могли быть добрыми и злыми, причем такое отношение к морю было характерно как для тех, кто постоянно с ним сталкивался – моряков или жителей приморских областей, так и для тех, кто не имел подобного эмпирического опыта. Как пишет исто- рик-«маринист» М. Молла дю Журден, море было для средневекового человека и источником жизни, и юдолью смерти [Mollat du Jourdain M.Europa und das Meer. München, 1993. S. 240.].
С путешествиями по морю были связаны многие суеверные страхи. Морские путешествия представлялись настолько опасными, что воспринимались иногда как покаянные паломничества, поскольку на них нередко решались люди, чья совесть была отягощена грехами (causa poenitentiae). Прежде чем ступить на корабль, паломники долго молились, исповедовались в грехах, давали религиозные обеты. Биограф французского короля Людовика Святого (1226-1270) Жан де Жуанвиль, сопровождавший короля в Седьмом крестовом походе, описывая момент, когда королевский корабль пустился в открытое море, восклицает: «Я скажу вам, что безумно смел тот, кто решается подвергнуть себя такой опасности, если только не по причине смертного греха, потому что, засыпая вечером, не знаешь, не окажешься ли на утро на дне моря» [Jean de sire de Joinville. Histoire de Saint Louis /Ed. N. de Wailly. P., 1874. P. 127. См.: Mollat du Jourdain M. Europa und das Meer. München, 1993. S. 244.].
Псевдо-Брокар подчеркивает, что именно «галлам и тевтонам трудно путешествовать по морю», и подробно перечисляет все трудности экспедиции: морские волнения и бури, во время которых люди ощущают себя скорее покойниками, чем живыми, частая перемена погоды, зловоние моря, безвкусная и грубая, а порой дурно пахнущая и испорченная пища; теснота, нехватка мест и прочие неудобства, провоцирующие разные болезни. Присутствие на корабле лошадей, также страдающих от вонючего моря и перемены погоды, увеличивает дурной запах [[Pseudo-] Brocardus. Directorium ad passgium faciendum // Documents arméniens. P., 1906. T. 2. P. 411-412.]. Но все же главная неприятность, – пишет псевдо-Брокар, – это «невероятные и неожиданные бури, из которых происходит телесная слабость, упадок сил, падает дух, вследствие чего многие задерживаются на пути к святыням (sancte vie) или же, начав его, возвращаются» [Ibid. P. 412.].
Все, кто отправляются в море, мечтают только о благополучном путешествии, и если целыми и невредимыми достигают цели, то воспринимают это как чудо. Не случайно паломник Зевульф, избежавший кораблекрушения во время путешествия, пишет следующие строки: «Умоляю вас, мои любезнейшие друзья, подняв руки кверху, рукоплещите; воскликнете Богу вместе со мною гласом радования, ибо Всемогущий оказал мне милосердие во всем пути моем: да будет благословенно имя Его и ныне, и во веки!» [Peregrinationes tres. Saewulf. Iohannes Wirziburgensis. Theodorius / Ed. R.B.C. Huygens. Turnhout, 1994. P. 61-62.] Другой пилигрим XIII в., знаменитый епископ Жак де Витри, участник Пятого крестового похода, также добрался до Святой Земли по морю. Перед тем как сесть на корабль, он обращается в письме к своим близким: «Я, живой и невредимый, вступил вместе со своими спутниками и скарбом на корабль; вы же постоянно молитесь за меня и моих товарищей, чтобы Бог привел нас к порту города Акры» [Lettres de Jacques de Vitry / Ed. R.B.C. Huygens. Leiden, 1960. P. 78.].
Как протекала повседневная жизнь во время морского путешествия, как готовились к нему путники? Будущий пассажир заранее арендовал место на корабле, заключая контракт с судовладельцем в Марселе, Бари и других транзитных пунктах [Контракты пассажиров с марсельскими судовладельцами сохранились в документах, изданных Бланкаром: Blancard L. Documents inédits sur le commerce de Marseille. Marseille, 1885.], а затем запасался провизией перед долгой и опасной дорогой [BalardM. Op. cit.; Richard J. Op. cit.]. На корабле места для пассажиров существенно различались в зависимости от их статуса и материальных возможностей. Самые удобные места на судне – т.н. парадиз – большая каюта, а также специальные надстройки – castellum – их две, у кормы и у носа корабля. Остальные места, распределяемые между кормой и мачтой, предназначены для более скромных паломников; багаж размещается в подводной части судна (cumbae peregrinorum). Паломники везли с собой съестные припасы – от муки до мальвазии, но могут пользоваться и бортовой кухней [Richard J. Op. cit.].
Наверное, чтобы представить себе, как паломники путешествовали по морю, лучше всего обратиться к свидетельству одного из них. К счастью для историка, до нас дошли письма Жака де Витри, в которых он делится опытом путешественника. В 1217 г. епископ прибывает в порт Геную, славившуюся своими прочными и высококачественными кораблями, – эти суда могли выходить в море даже зимой, и потому путешествие не прерывалось на сезонные остановки, к тому же зимой не портилась провизия, которой запасались пассажиры. В Генуе Жак де Витри арендовал корабль за четыре тысячи ливров. За эту сумму епископ купил для себя и своих спутников пять мест, а именно: «1/4 часть верхней надстройки (castellum), где я буду принимать пищу и изучать свои книги и находиться там днем, если не будет бури, – другую комнату, в которой я буду спать ночью вместе со спутниками, еще одну каюту, в которой буду хранить свою одежду и недельные съестные припасы, и еще одну каюту для слуг, которые будут готовить мне пищу, и арендовал еще одно место, в котором помещу переправляемых мною лошадей. В нижней же части корабля (sentina) я буду держать вино, мясо и другую еду, которой мне должно хватить на три месяца» [Lettres de Jacques de Vitry.P. 77-78.].
Примечательно, что помимо каюты для себя и своих спутников, помещений для провизии и скарба, Жак де Витри арендовал помещение для лошадей. Как правило, на средневековом корабле действительно предусматривались помещения для лошадей, ибо путешественники часто перевозили их как средство транспорта, которое им понадобится в дальнейшем пути. Наиболее распространенный вид морского транспорта – судно huissier – имело специальное помещение с открывающейся дверцей, куда лошади и помещались. Жан де Жуанвиль рассказал в своих мемуарах, как происходила погрузка лошадей на такое судно: «В тот день, когда мы взошли на корабли, открыли дверь лодки, и туда поместили всех лошадей, которых мы должны были переправлять через море; и затем двери закрыли» [Jean sire de Joinville…P. 71.]. После погрузки лошадей судно может отправляться в путь. Этот момент также запечатлен в сочинении Жуанвиля: «Наш хозяин моряк (nautonier) окликнул своих моряков, которые находились на носу корабля, и сказал им: «Вы приготовились?» И они ответили: «Да, сир, пусть подготовятся клирики и священники». Как только они вошли, он окликнул их: «Пойте, ради Бога!» И они все в один голос воскликнули: «Veni, Creator Spiritus!» И хозяин крикнул своим морякам: «Распустите паруса, Ради Бога!» И так они и поступили. И в скором времени ветер бил по парусам, и земля исчезла из виду, так что мы не видели ничего, кроме неба и воды, и каждый день ветер удаляет нас от берега…» [Jean sire de Joinville…P. 126-127.]
Историк, желающий узнать о повседневной жизни морских путешественников, ограничен содержанием документов. Как средневековые люди плавали, какие испытания им предстояли и что им приходилось пережить – об этом мы узнаем из источников весьма немного. В самом деле, Альберт Ахенский упоминает в своем сочинении о морском походе брата норвежского короля – Магнуса, который, по словам хрониста, «отбыл из своей страны в полном вооружении и, вместе с армией численностью десять тысяч воинов, сел на сорок кораблей, нагруженных оружием, и бороздил морские просторы в течение двух лет» [Alberti Aquensis Historia Hierosolymitana…P. 675.]. Но что испытали во время этого двухлетнего плавания по морям путники, как они преодолевали препятствия, мы не знаем. Хронист лишь сообщает, что в Аскалоне Магнус сделал остановку, ожидая, что местные жители вступят с ним в бой, но те явно не обнаружили никакого желания конфликтовать со скандинавским правителем, и воинственный Магнус вынужден был отправиться в Яффу, а оттуда в Иерусалим [Ibid.].
Все же некоторые острые моменты опасных путешествий нам удается восстановить благодаря запискам паломников. Опять обратимся к письмам Жака де Витри. Как мы уже упоминали, в 1217 г., сев на корабль в Генуе, он отправился к берегам Сирии. Но очень скоро путникам пришлось встретиться, как говорит епископ, с «серьезной и внушающей страх опасностью» [Lettres de Jacques de Vitry… P.80.] – два корабля в море столкнулись, и судно, на котором находился Жак де Витри со своими спутниками, чуть не разбилось об утес. Путешественники испытали сильнейший страх: «Раздался страшный всеобщий вопль, – пишет в своем письме епископ, – и слышно было, как на обоих кораблях люди проливали слезы и каялись в грехах» [Ibid. P. 81.].
Паломники пересаживались с одного судна на другое, казавшееся им прочнее, скидывали с себя одежду и привязывая к телу все ценное – золото и серебро – пускались вплавь [Ibid. Р. 81.]. К счастью, все обошлось благополучно – корабль, на котором плыл епископ со своими спутниками, в результате столкновения с другим судном сильно накренился влево, но при этом обогнул скалу с правой стороны. А другой корабль, которому, казалось, угрожает неминуемая опасность разбиться о соседнюю скалу, «благодаря милости божьей вышел невредимым» [Ibid. Р. 80.].
Как видим, встречи с опасностями вызывают сильное душевное потрясение средневековых путешественников: они каются в грехах, молятся Богу о спасении. После перенесенных бедствий корабль Жака де Витри сделал вынужденную остановку у одного из греческих островов. Там высадили всех паломников, которым не хватало провианта, чтобы продолжить путь; благочестивый епископ помолился об их благополучии, дабы они избежали смертельной опасности, и корабль вновь пустился в путь [Lettres de Jacques de Vitry…Р. 81.]. Но приключения Жака де Витри на этом закончились – его ждало еще одно суровое испытание. Бог послал им сильнейшую бурю [Ibid.]: волны, по его словам, были такие сильные, что «нос нашего корабля то вздымался до самых звезд, то опускался в бездну» [Ibid.]. Два дня и две ночи продолжалась буря, и многие, не в силах выдержать порыва ветра, другие же от страха не могли ни есть, ни пить» [Lettres de Jacques de Vitry…Р. 82.].
Никто не осмеливался даже зажечь огни на корабле [Ibid.]. Пилигримы уже начали подумывать о том, как запастись пресной воды на случай, если ситуация не изменится. Чтобы сохранить воду, путешественники расстилали под дождем холсты, чтобы пропитать их влагой, и так утоляли жажду [Ibid.]. Все происходящее производило удручающее впечатление на путников: многие из тех, кто, по словам Жака де Витри, «погряз в грехах», в слезах приходили к епископу на исповедь [Ibid. P. 82.]. Купцы, знатные люди являлись к епископу и принимали из его рук крест, взывая к Богу, чтобы он послал им ясную погоду и попутный ветер [«Meractores autem et potentes signum cruces de manu mea receperunt, quibus ad Dominum clamantibus immisit nobis dominus aeris serenutatem et venti commodum.»]. И действительно, через несколько дней море успокоилось, и путники доплыли до Сицилии, затем Крита и, наконец, прибыли в Акру.
Корабли, бороздившие морские просторы в Средиземном море, часто терпели крушение из-за внезапных перемен погоды. Некоторые бури запечатлелись в памяти людей. Рассказ о них можно найти в записках другого путешественника по морю – немецкого паломника Зевульфа (примечательно, что само его имя означает «морской волк»). Пилигрим в Святую Землю проделал путь от небольшого местечка Монополи (около Бари) до Яффы и далее до Иерусалима, при этом описав все тяготы пути. Тот час, когда он 13 июля 1102 г. ступил на корабль в Монополи, – говорит Зевульф, – был часом их бедствия – hora aegyptiaca. Не успели они отплыть от берега, как уже на третьей миле потерпели кораблекрушение, и их корабль отнесло в Бриндизи [Peregrinationes tres. Saewulf. Iohannes Wirziburgensis. Theodorius / Ed. R.B.C. Huygens. Turnhout, 1994. P. 59.]. Вновь отправившись в путь уже из Бриндизи, путники опять пережили «день несчастья» («die aegyptiaca») – буря внезапно настигла корабль, и только благодаря помощи божественного Провидения они благополучно пристали к одному из греческих островов [Ibid. P. 59.]. Посетив ряд островов – Патрос, Родос и др., – они прибыли на Кипр, откуда намеревались отправиться в Яффу. Но когда они покидали остров Кипр, опять начались такие волнения на море, что в течение семи дней они не могли покинуть гавань: противный ветер угнал их корабль назад к Кипру, и семь дней и семь ночей они «подвергались такой буре и опасности, что почти потеряли всякую надежду» [Ibid. P. 61.].
И все же путники усердно молились и призывали милосердие Божие и, конечно, только потому и были спасены: «Рано утром, при восходе солнца, показался перед нашими глазами берег гавани Яффы, и после уныния и отчаяния, в которое повергла нас огромная опасность, внезапное и неожиданное зрелище показалось нам в сто раз радостнее» [Ibid.]. Когда корабль Зевульфа уже был близок к берегам Яффы, пилигриму был дан знак свыше: «Выйди на берег, – говорил ему голос с небес, – чтобы не случилась буря сегодня ночью или на рассвете и завтра ты бы не смог высадиться» [Ibid. P. 62.]. Вняв гласу Божию, Зевульф нанял маленький корабль и поспешил выйти на берег. В то время как путники высаживались, море начало волноваться, волнение росло и разразилось сильной бурей [Ibid.], но путники уже достигли берега невредимыми. В городе они нашли пристанище, где провели ночь и восстановили силы. Проснувшись поутру, они услышали сильный шум моря и крики народа.
Путники поспешили на берег и увидели волны «выше гор», и множество тел утонувших мужчин и женщин, лежавших на берегу в самом жалком виде [Ibid. P. 62.]. А по морю носило разбитые вдребезги корабли. «Ничего не было слышно, кроме рева моря и треска кораблей» [Ibid.], – рассказывает Зевульф, – «Шум этот заглушал даже крик народа и вопли толпы» [Ibid.]. Большие суда благодаря якорям и канатам еще как-то держались на море, но их все время подбрасывали волны. Но скоро «от силы волн якоря оборвались, канаты разорвались, и корабли, оторванные силой волн, без всякой надежды на спасение, то поднимались кверху, то опускались вглубь», и постепенно их отнесло на мели или скалы, где, они, ударяясь бок о бок, разбивались вдребезги и разносились бурей [Ibid. P. 63.]. Потрясенный Зевульф видел, как люди на корабле, пораженные ужасом, сразу же шли ко дну или, стремясь ухватиться за бревна собственного корабля, погибали от их ударов. В этот день погибло тридцать кораблей и утонули тысяча человек. «Никто не видел большего несчастья в один день», – сетует Зевульф и оплакивает жертвы катастрофы: «Кто, смотря на это, был бы так жесток и с таким каменным сердцем, чтобы не заплакать?» [Ibid. P. 63.]
В течение XII-XIII вв. средневековые люди приобрели огромный опыт морских путешествий и научились преодолевать препятствия и избегать катастроф. Морской путь в Святую Землю начинают предпочитать не только крупные европейские суверены – такие, как Ричард Львиное Сердце, Сигурд, Фридрих Барбаросса, располагавшие собственным флотом, – но и более скромные паломники, которые прибегали к услугам средиземноморских портов. Большую роль в морских коммуникациях играли тамплиеры: странноприимные дома ордена в Бари, Бриндизи, Марселе и других городах принимали путешественников, ожидающих очередной passagium [Balard M. Op. cit. P.27-39.]. Из этих портов тамплиеры транспортировали пилигримов к берегам Сирии и Египта – как группы паломников и войска, так и отдельных индивидов.
И в XIII в. индивидуальные паломники выбирают морской путь, чтобы достичь берегов Святой Земли – Бурхард, Гийом Триполитанкский, Вильдебранд Ольденбургский и другие пилигримы, описавшие страны Ближнего Востока, добирались до Святой Земли на кораблях [Peregrinatores medii aevi quatuor: Burchardus de Monte Sion, Ricoldus de Monte Crucis, Odiricus de Foro Julii, Willebrandus de Oldenburg. ed. J.C.M. Laurent Leipzig, 1864. В этих записках паломников практически нет описаний пути, но много рассказов о святынях.]. Время в путешествии по морю сокращается благодаря хорошей ориентации в морском пространстве: в к.XII в. путешествие от Марселя или Бриндизи до Акры составляло от 15 до 25 дней [Dufourcq Ch.-E. L’impossible voyage en Terre Sainte // Les croisades. P., 1988. P. 23.]. Ричард Львиное Сердце покинул Мессину 10 апреля 1189 г., и только 8 июня был в Акре. В 1248 г. Людовик Святой за 23 дня добрался из Эг-Морта до Лимассола [Mollat du Jourdain M. Op. cit. P. 351.]. Морские путешествия становятся все более частыми, и хронисты с полным правом называют Средиземное море Mare nostrum [Fulcheri Camotensis Historia Hierosolymitana. Heidelberg, 1913. Lib. III. Cap. LIX, 2.P. 812.]. Видимо, благодаря приобретенному эмпирическому опыту средневековые люди начинают преодолевать суеверные страхи, связанные с морем [О символических представлениях и страхах, связанных с морем, см.: Mollat du Jourdain M. Europa und das Meer. München, 1993. S. 240-250.]. И все же.
Обратимся к т.н. манускрипту аббата Ротелена, описавшему события, происходившие в Святой Земле с 1229 по 1261 г. [См.: Continuation de Guilaume de Tyr de 1229 a 1261, dite de Manuscript de Rothelin // RHC. Hist. Occ. P., 1859. T. 2. По существу он представляет собой продолжение хроники Гийома Тирского на старофранцузском языке.]. В главе XIV под названием «Об опасностях и муках, которым подвергаются на море» подробно рассказано о перипетиях морского пути. Из этого сочинения мы узнаем, что самая большая опасность, с которой приходится встречаться морским путешественникам, это. сирены. Эти фантастические существа усыпляют моряков сладким пением, а затем набрасываются на корабли, топят их, разрывают на клочья и уносят с собой в открытое море. Аббат Ротелен дает морякам ценный практический совет: при встрече с сиренами сначала заткнуть уши и, вооружившись, стрелять из лука или арбалета, пока те еще далеко в море, а при их приближении наносить им раны мечами, ножами и прочим оружием [Continuation de Guilaume de Tyr de 1229 a 1261…P. 571-572.]. Автор предупреждает морских путешественников и относительно другой серьезной опасности – Харибды – в этом месте, собственно, и находится пуп земли, и не было еще ни одного корабля или какого-либо другого предмета, который бы, приблизившись к этому опасному месту, не был бы вовлечен в морскую пучину [Ibid. Р. 572.].
Путешественников подстерегают и другие опасности: «В море, – рассказывает аббат Ротелен, – есть большие высокие скалы, которые видны с моря, и немало таких гор, которые подчас не видны на поверхности». Иногда корабль, направляемый сильным ветром, случайно ударяется об эту гору, разбивается и терпит крушение. «Иногда случалось так, – пишет аббат Ротелен, – что носовая часть корабля натыкалась на скалу, покрытую морем, и разбивалась, а кормовая часть оставалась целой и плавала по морю». «Так и погибают подчас корабли», – подводит он мрачный итог [Ibid. Р. 572.]. Но на этом описание страхов не кончается. Оказывается, в море есть и другие большие горы и большие скалы, которые трудно заметить морякам, и состоят эти горы и скалы из магнита. Они притягивают к себе корабли, в корпусе которых есть гвозди и другие металлические предметы, а, притянув их, удерживают корабли так крепко, что те не могут двинуться с места. «И так корабли погибают», – опять звучит мрачный рефрен [И еще одна большая опасность – это, по словам аббата Ротелена, брызжущие огненными искрами горы, которые извергают сильный огонь и пламя, а затем это пламя возвращается в них через клокочущие и пылающие пещеры и рвы». Ibid. Р. 573.]. Автор советует морякам быть мудрыми и осмотрительными (saige et pourveant en tiex choses) при встрече с подобными опасностями. Как видим, повседневный опыт морских путешествий отнюдь не развеял многие мифы и предрассудки, связанные с морем…
Повседневная жизнь путешественников – поистине неисчерпаемая тема. В этом очерке я собрала лишь некоторые скудные сведения о тех материальных трудностях, которые встречались путникам в Святую Землю, попыталась рассказать о способах освоения ими пространства, о морских и сухопутных коммуникациях и средствах транспорта. Как оказалось, пространство, которое преодолевали паломники и крестоносцы, – это данность не только физическая, но и спиритуальная. Контакты с незнакомым пространством вызывают у средневековых людей страх и панику – так воспринимаются ими горы, леса, бурные реки и особенно море, непредвиденных взрывов которого они боялись.
И все же в результате экспедиций в Святую Землю в XII-XIII вв. были освоены огромные пространства, накоплен большой опыт в преодолении пространства, и этот опыт, несомненно, пригодился дальнейшим путешественникам. Благодаря морским и сухопутным экспедициям к христианским святыням раздвинулись географические горизонты средневекового общества, расширились знания о мире. Дальнейшим стимулом к познанию мира станет Пятый крестовый поход, когда в поисках царства пресвитера Иоанна европейцы будут засылать миссии в Центральную Азию и на Дальний Восток, и путешественники познакомятся с новыми странами и народами [См.: Olschki L. L’Asia di Marco Polo. 1940; Richard J. L’Extrême Orient légendaire au moyen âge. S. l. 1957.]. Эти новые контакты мощно раздвинут границы замкнутого средневекового мира. В этих путешествиях уже не практические или благочестивые цели будут определяющим мотивом. Таким мотивом станет стремление узнать новое – качество, которое средневековые люди называли curiositas, и именно тогда, видимо, возникнет настоящий феномен путешествия. Этот момент зафиксирован в Иерусалимской истории Жака де Витри. Процитируем соответствующий отрывок:
«Некоторые легкомысленные особы отправляются в паломническое путешествие не из благочестия, а исключительно из любопытства и желания узнать что-то новое. Все, чего они желают, – путешествовать по неизведанным странам с тем, чтобы расследовать абсурдные и преувеличенные истории о Востоке, которые они слышали» [Historia Hieriosolymitana // Gesta Dei per Francos. Hannover, 1611. Cap. LXXXII. P. 1097.]. Но, похоже, что без повседневного опыта, приобретенного паломниками в XII-XIII вв., к новому пониманию путешествия и его целей средневековый мир пришел бы не так скоро.
Лучицкая С.И.
Доктор исторических наук. Возглавляет Центр культурной и исторической антропологии Института всеобщей истории РАН
