Состоятельные и многочисленные православные горожане Антиохии — сановники, члены коммуны, судьи, ремесленники, врачи — смогли добиться того, чего на протяжении всего XII столетия фактически не могли добиться ромейские василевсы, с их колоссальными военными, дипломатическими и экономическими возможностями [Конечно, единственным и весьма значимым исключением следует считать договор императора Мануила I Комнина и князя Боэмунда III, благодаря которому в Антиохию в 1165 г. был допущен ранее пребывавший в Константинополе православный патриарх Афанасий I Манасси. Однако после его гибели в 1170 г. во время землетрясения император Мануил (на протяжении последующих десяти лет своего правления) не предпринял ни одной серьезной попытки восстановить православный патриархат в Антиохии, в то же время сохраняя теснейшие связи со своим шурином и вассалом — князем Антиохийским и местным латинским патриархом. О данном взаимодействии (в частности — об обращении василевса к «Господину князю и Господину Патриарху») упоминает архиепископ Гильом Тирский, см.: Guillaume de Tyr. Historia rerum in partibus transmarinis gestarum // RHC Occ. I. Paris, 1844. Lib. XXII. С. 4. P. 1010. Также, о взаимодействии ромейского императора с латинским патриархом Антиохии, см.: Hamilton B. Aimery of Limoges, Latin Patriarch of Antioch (c. 1142—1196), and the Unity of the Churches // East and West in the Crusades States. Context — Contacts — Confrontations. Vol. II. Leuven, 1999. P. 7.].
Решение Боэмунда IV имело неоценимое значение для Антиохийской церкви. Со времен императора Василия II Болгаробойцы (точнее — с 996 г.) православные патриархи Антиохии избирались василевсом из числа клириков константинопольской Великой Церкви и рукополагались Вселенским Патриархом; сирийские и киликийские митрополиты, клир и паства не имели права голоса при избрании и поставлении своего первосвятителя [Об этом подчинении Антиохийской церкви светской и церковной власти Константинополя (во время фактического низложения патриарха Агапия II и «поставления» в имперской столице его преемника — Иоанна III Полита) подробно писал Никон Черногорец. Подробнее см.: Aerts W.J. Nikon of the Black Mountain. Logos 31 (Translation) // East and West in the Medieval Eastern Mediterranean. Antioch from the Byzantine Reconquest until the End of the Crusader Principality. Leuven, 2006. P. 164.]. На протяжении ста пятидесяти лет на восточную кафедру Апостола Петра не восходили уроженцы Сирии; более 210 лет прошло с момента, как Патриарший престол Антиохии покинул последний мелькитский (сиро- или арабоязычный) иерарх [Последним известным уроженцем Антиохии, взошедшим на кафедру Святого Петра в эпоху второго византийского правления, был патриарх Петр III (ок. 1052—1056 гг.), бывший антиохийским греком. Последним же арабоязычным патриархом Антиохии до Симеона II был вышеупомянутый Агапий II (978—996 гг.).]. Благодаря действиям князя Боэмунда IV Одноглазого в 1206 г. Антиохийская православная церковь полностью восстановила свою независимость, утраченную на рубеже X—XI вв. из-за посягательств светских и церковных властей Константинополя.
Вполне естественно, что подобное возрождение православного патриархата в Антиохии было сопряжено с колоссальными каноническими и материальными потерями для латинской Церкви. В самой Антиохии и ее окрестностях имело место разделения церквей между двумя патриархами. Православный первосвятитель служил в тех церквях, которые сохраняли за собой греки и сириане, прежде всего — в великой Юстиниановой (Круглой) церкви Пресвятой Богородицы, в монастырях Святого Арсения и Святой Параскевы, в башне Святого Дометиана, в лежавшей близ города великой лавре Святого Симеона Дивногорца. Латинский же первоиерарх сохранил контроль над франкскими церквями — собором Святого Апостола Петра, монастырями Святого Павла и Святого Георгия и другими храмами. Хотя также возможно, что кафедральный собор князя Апостолов переходил из рук в руки, или что князь и коммуна все же сумели провести интронизацию православного патриарха на хранившейся в соборе кафедре Святого Петра [Во всяком случае, сиро-яковитские патриархи — начиная с Михаила I Сирийца — совершали, с дозволения франкских князей, церемонию интронизации на кафедре Святого Петра, невзирая на то, что кафедра, как и сама базилика князя Апостолов находились в ведении кафолических, халкидонских христиан Антиохии.].
За подобное разделение Церкви греков и латинян, Церкви которую латинские христиане считали единой, князь Боэмунд IV, его бароны, соратники и члены коммуны были отлучены — вначале латинским патриархом Петром I Ангулемским, а затем и самим римским понтификом — Иннокентием III. Однако, как отмечает Каэн, отлучение от Церкви и наложенный на город интердикт никак не повлияли на Одноглазого князя и его соратников; вместо того чтобы принести покаяние, Боэмунд IV и верные ему антиохийские франки стали посещать богослужение и принимать таинства в церквях, где служили патриарх Симеон II и его греки [Cahen С. Op. cit. P. 712.]. Как гневно писал в своем послании, обращенном к патриарху Альберу Иерусалимскому римский понтифик: «До нас дошло, что, по собственному волеизъявлению, граф Триполи, совместно с нобилитетом, гражданами и частью греческого клира Антиохии, презрев страх Божий, поставил над Антиохией и всей областью греческого Патриарха. При этом греческие клирики, доселе хранившие верность нашему брату, Патриарху Антиохийскому (т. е. латинскому патриарху Петру I Ангулемскому. — С. Б.) и получившие от него места служения и бенефиции, ныне отреклись от него, отказываются признавать наложенный на них интердикт, латинское отлучение, и продолжают совершать и принимать таинства» [Innocentius III Pontifex Romanus. Epistolae // PL. Vol. 215. Paris, 1855. № 9. С. 1345.].
Этот «спокойный» и стремительный переход князя и значительной части франков Антиохии к византийскому литургическому обряду представляет собой один из наиболее интересных аспектов культурного взаимодействия греков и латинян эпохи Крестовых походов. В сознании как латинских, так и византийских христиан указанного периода смена обряда была едва ли не тождественна смене самого исповедания. Полемисты с обеих сторон изливали моря чернил, рассуждая о смысле квасного или пресного хлеба в Евхаристии, об эпиклезе, о брачном и безбрачном духовенстве. И Рим, и Византия отстаивали предпочтительность и истинность своего обряда, своей традиции. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что если Римская церковь все же не посягала на право восточных христиан совершать богослужения, следуя их исконным обрядам, и сохраняла за ними целый ряд крупных храмов, приходских церквей, монастырей, приделов, то византийские (константинопольские) иерархи и полемисты всячески обличали обрядовые практики не только латинян и армян, но даже собственных ближневосточных единоверцев, налагая прещения на литургии Святого Иакова — Брата Господня, Святого Марка, Святого Петра и т.д. (как это, в частности, на исходе XII столетия делал Феодор Вальсамон) [Theodore Balsamon. Responsa as Interrogationes Marci // PG. Vol. 138. Paris, 1865. С. 954-955.].
Отец Одноглазого князя — Боэмунд III — принял в Антиохии православного патриарха и вынужден был посещать навязанные ромейским василевсом византийские богослужения; тетка Боэмунда IV — Мария Антиохийская — перешла в лоно православной церкви, когда была выдана замуж за императора Мануила I Комнина (1161 г.), оставаясь верной византийскому обряду до конца своей жизни. Так, в силу различных исторических факторов, антиохийские франки и их правящая династия оказались наиболее открытыми среди латинян Средиземноморья к рецепции церковных обрядов традиций Византии; хотя, бесспорно, эта открытость и была проявлением политического экуменизма.
Противостояние Боэмунда IV с латинским патриархом — Петром I Ангулемским — отнюдь не сводилось лишь к установлению параллельной иерархии и череде отлучений. Латинский первосвятитель открыто встал на сторону короля Армении и его юного ставленника — Раймонда-Рубена, надеясь, что эти два католических государя смогут защитить единую, соборную Церковь Христову от посягательств Одноглазого князя. В 1207 г. армия Левона I Рубенида вновь осадила Антиохию. Выждав подходящий момент, латинский патриарх и его сторонники открыли ворота, впустив войска армянского короля в город, встречая их как освободителей. Боэмунд IV со своими войсками принужден был отступить к цитадели. Однако когда воины короля Армении рассредоточились по кварталам, ведя уличные бои, Одноглазый князь повел свои войска в решительное контрнаступление. Левон был вновь выбит из Антиохии — на этот раз после череды кровопролитных боев в самом городе, стоивших обеим сторонам больших потерь.
Армия короля покинула земли северной Сирии лишь после того, как Боэмунд IV призвал на помощь своего союзника — румского султана Кей-Хосрова I, обрушившегося на киликийские земли [Подробное описание этой кампании, с детальным указанием источников, см.: Брюн С.П. Указ. соч. T. II. С. 352-354.]. Когда боевые действия в самой Антиохии закончились, не успевшего покинуть город патриарха Петра немедленно взяли под стражу княжеские воины. Латинский первоиерарх был осужден светским судом и брошен на медленную смерть в цитадель. Он умер в 1208 г., когда обезумев от голода и жажды, выпил масло из горевшей в его камере лампады.
Старофранцузская хроника Тирского Тамплиера подчеркнуто говорит о том, что суд и убийство патриарха совершили «князь Боэмунд Антиохийский, его рыцари и коммуна» [Les gestes des Chiprois. Geneva, 1887. Lib. I. P. 17.]. Стоит ли напоминать о том, что столь масштабное, открытое выступление светской власти против Церкви затмило — для культуры латинского мира — даже такие вопиющие прецеденты, как изгнание римских понтификов германскими императорами, убийство Томаса Беккета или публичные издевательства над патриархом Амори де Лиможем, совершенные в той же антиохийской цитадели князем Рено де Шатильоном? Так, медленной, садистской казнью патриарха закончилось многолетнее противостояние между князем Боэмундом IV и Петром Ангулемским, начавшееся еще на исходе XII столетия в Триполи, когда Петр был епископом этого города, а молодой франкский государь только начинал перенимать бразды правления в свои руки.
В 1206-1210 гг. из-за политики, инициированной Боэмундом IV, латинская Церковь в Сирии лишилась канонической власти над греками, мелькитами, грузинами, армянами-халкидонитами; латинский патриарх был брошен в темницу и умерщвлен. Восточнохристианские общины, светская власть и коммуна Антиохии в то же самое время пользовались несравненно большим расположением крестоносного правителя. Однако и в отношениях со своими православными подданными Одноглазый князь позволял себе почти такие же вольности, что и с латинской Церковью (не доходя, конечно же, до убийств и истязаний). Как только князь почувствовал необходимость в срочном примирении с Римом и с латинской Церковью на Востоке, он немедленно принудил Симеона II покинуть Антиохию и с почестями принял в городе нового латинского патриарха — Петра II Иврейского (1210—1211 гг.) [Изгнанный православный первоиерарх получил убежище при дворе короля Левона, где ему было оказано исключительное благоволение. Эта своеобразная рокировка церковных альянсов (т.е. новая приверженность Боэмунда IV — латинской иерархии, а Левона — восстановленному его главным противником православному патриарху) вполне естественна. Князю Антиохии-Триполи был необходим альянс с Римом и Иерусалимским королевством в связи с внезапно открывшейся возможностью наступления на Киликию. Королю Армении, в свою очередь, было выгодно держать у себя православного патриарха Антиохийского, так как значительную часть населения, воинства и знати Киликии составляли ромеи и армяне-халкидониты. Благодаря армянскому королю Симеон II обогатился за счет передачи его патриархату храмов и земель, прежде принадлежавших латинским архиепископиям в Киликии (архиепископиям Тарса и Мамистры). Подробнее о пребывании патриарха Симеона II в Киликии см.: Брюн С.П. Указ соч. Т. II. Гл. V. Разд. V. С. 371 — 374. Послание папы Иннокентия III, обращенное к Левону и обличающее короля Армении за то, что тот передал «грекам» храмы и земли латинской Церкви в Тарсе, приведено в «Патрологии» Миня. См.: Innocentius III Pontifex Romanus. Epistolae // PL. Vol. 216. Paris, 1855. №2. С. 785.].
Сохранились и сведения о жалобах братии величайшей из православных обителей северной Сирии — лавры Святого Симеона на Дивной горе — о поборах, которые князь наложил на монастырские земли и владения [Подробнее см.: Cahen С. Op. cit. P . 628. Если верить мелькитскому врачу и будущему лаврскому иноку Юханне ибн Бутлану (XI в.), монастырские владения были сопоставимы «с половиной Багдада». См.: Le Strange G. Palestine under the Moslems. A Description of Syria and the Holy Land from AD 650 to 1500. London, 1890. P. 434. Следовательно, у остро нуждавшегося в средствах Боэмунда IV были все основания посягать на богатства православной обители, исторически пользовавшейся покровительством византийских и франкских правителей Антиохии.]. Тем не менее — несмотря на конфликты с дивногорской лаврой и изгнание Симеона II (который провел последующие четверть века своего патриаршества в своих киликийских епархиях, на территории королевства Армении, и при дворе ромейского василевса в Никее), Боэмунд IV дозволил православным (грекам, сирианам, армянам-халкидонитам, грузинам) своего государства сохранить церковную независимость от латинской иерархии [Патриарх Симеон II ибн Абу Саиб явно продолжал поддерживать прямую связь со своими епископами, клиром и паствой в Антиохии, горах Аманоса и на сиро-ливанском побережье — как при жизни Одноглазого князя, так и в правление его сына — Боэмунда V Хромого. Это находит прямое отражение в череде письменных и материальных свидетельств, среди которых — поминовение православного патриарха Антиохийского и всего Востока при обновлении великолепного фрескового ансамбля церкви Святых Сергия и Вакха в Кафтуне (в непосредственной близости от Триполи), или послание папы Григория IX, направленное летом 1238 г. к «греческим, армянским и грузинским аббатам и клирикам града Антиохии и ее епархии», в котором понтифик тщетно призывает их вернуться в подчинение к латинскому патриарху. См.: Auvray L, ed. Les Registres de Grégoire IX. Paris, 1896. №. 4467. С. 1098.].
Смерть короля Левона (1219 г.) и последовавшее поражение и гибель Раймонда-Рубена в войне за престолы Антиохии и Армении (1219-1222 гг.) ознаменовали триумфальную полосу в жизни и правлении Боэмунда IV. В 1222-1226 гг. Одноглазый князь смог не только прочно отстоять свое господство над Антиохией, Триполи и всеми христианскими землями от реки Нахр-аль-Кальб на юге до гор Аманоса на севере; он распространил свой фактический сюзеренитет гораздо дальше — на само королевство Армении, посадив на королевский престол своего третьего сына — Филиппа. Единственным условием для коронации Филиппа и его брака с наследницей престола — дочерью Левона Изабеллой — был переход антиохийского принца в лоно Армянской Апостольской церкви [Об этом, в частности, упоминает армянский продолжатель хроники Михаила Сирийца. См.: Chronique de Michel le Grand, Patriarche des Syriens Jacobite. Venise, 1868. P. 359.]. Здесь вновь проступает невероятная открытость членов Антиохийского княжеского дома к восточным литургическим обрядам и отделенным от Рима Церквям. Хотя в отличие от более ранних прецедентов (обращения Марии Антиохийской, Боэмунда III, Боэмунда IV Одноглазого к византийской церкви и обряду), переход Филиппа кажется еще более радикальным; он все же переходил не к схизматикам, а к еретикам. К этому времени было ясно, что обещанная и номинально провозглашенная в 1198 г. королем Левоном и католикосом Григорием V уния Армянской церкви с Римом не состоялась. Следовательно, их Церковь, обвиненная в ереси монофизитства, так и пребывала в расколе, продолжавшемся со времен Халкидонского собора (451 г.). Однако вновь антиохийские франки и их князья проявили чудеса дипломатического экуменизма — вопреки всякому представлению латинян об идеалах крестоносца и о верности Римской церкви. Ради получения прав на престол, т.е. исключительно из политических соображений, очередной отпрыск княжеской династии де Пуатье оставлял лоно Матери-Церкви и родной, римский обряд, обращаясь к традициям и богослужению христианского Востока.
Восшествие Филиппа Антиохийского на королевский престол Армении подводит нас к еще одному, крайне важному аспекту взаимоотношений князя Боэмунда IV с христианами Леванта. Оно ознаменовало единственное и кратковременное сближение Одноглазого князя с христианами Киликии. Ранее населенное армянами, ромеями, франками, сирийцами королевство не раз страдало из-за действий князя Антиохийского: Боэмунд IV либо сам вторгался во главе своей армии в юго-восточные пределы Киликии, либо призывал на христианские земли войска своих исламских союзников — румского султана и эмира Алеппского. Теперь же, поставив над королевством собственного сына, Боэмунд IV первый — и единственный — раз выступил в защиту христиан Киликии.
В 1222 г. князь Боэмунд IV и его сын — король Филипп, встав во главе объединенных сил Антиохии и Армении, успешно отразили вторжение румского султана Кайкобада I, вторгшегося во главе многочисленного войска в северные области Киликии. Этой кампанией Боэмунд IV стяжал искреннее признание как у христиан Востока, так и у западных крестоносцев. Латинский хронист, летописец Пятого крестового похода Оливье Падерборнский, прямо восхваляет действия антиохийского князя: «Невзирая на то, что с ним было лишь несколько латинян (ибо он не предвидел подобной беды), он все же со своим сыном королем спешно и непреклонно преследовал противника по длинными труднопроходимым дорогам. И несмотря на то, что многие из его войска были убиты, он, будучи выносливым мужем, опытным в бою, изгнал их за пределы Армении» [Oliver of Paderborn. The Capture of Damietta // Bird J., Peters E, Powell J.M., ed. Crusade and Christendom. Annotated Documents in Translation from Innocent III to the Fall of Acre, 1187—1291. Pennsylvania State University, 2013. С. 88. P. 233.].
Этому «идиллическому» союзу княжества Антиохии и королевства Армении не суждено было долго продлиться. Молодой король Филипп откровенно раздражал своих армянских подданных: он окружил себя исключительно франкской свитой, презирал армянские обычаи, и самое главное — король вел себя как верный сын и вассал антиохийского князя. Он даже переслал королевские регалии и драгоценный трон покойного Левона I Рубенида в Антиохию, в качестве дара отцу. Учитывая их двадцатилетнее противостояние, многочисленные сражения, осады, рейды, князь Боэмунд IV вряд ли мог удержаться от соблазна получить регалии почившего короля Армении и подчинить себе его государство. Печальная развязка не заставила себя ждать: в 1224 г. король Филипп, направлявшийся в очередной раз к отцу — в Антиохию, был схвачен собственными воинами и заточен в крепости Тель-Хамдун. Новый правитель Киликийской Армении — Константин Хетумид (посадивший на престол своего юного сына — Хетума I) выдал Филиппа Боэмунду IV лишь после того, как предварительно напоил низложенного короля ядом. Король Филипп умер на руках своего отца, который немедленно возобновил войну на землях Киликийской Армении. Однако его рейды по долинам юго-восточной Киликии вновь не дали желанного результата, а союз бальи королевства Армении с новым эмиром Алеппо вынудил Одноглазого князя отступить и оборонять уже саму Антиохию от нашествия сарацин. К 1226 г. Киликийская Армения окончательно была потеряна для антиохийских франков. Однако Одноглазый князь все же смог расширить свои владения на севере; отныне франки (в частности — тамплиеры) прочно контролировали замок Баграс и перевалы гор Аманоса, надежно прикрывая Антиохию с севера.
Последние годы правления Боэмунда IV также были омрачены чередой столкновений с христианами. В 1226 г. он со своими рыцарями и сержантами участвовал в борьбе императора Фридриха II Гогенштауфена против партии Ибелинов на Кипре; однако после кипрских боев Одноглазый князь смог ловко воздержаться от дальнейшего конфликта и не пустить разгоравшуюся войну Гибеллинов и Ибелинов на свои земли. Однако сам он посвятил себя другой междоусобице, точнее — открытому военному конфликту с орденом госпитальеров. В период войны за Антиохийское наследство госпитальеры неоднократно выступали на стороне короля Левона и поддерживали притязания на княжеский престол Раймонда-Рубена. Более того, госпитальеры заключили тесный союз с ассасинами, периодически совместно или поочередно выступая против Боэмунда IV. В 1213 г. ассасины (возможно — по просьбе своих союзников-госпитальеров) убили старшего сына и наследника Одноглазого князя — Раймонда. В 1229-1230 гг. ассасины атаковали триполийские земли, вовлекая Боэмунда IV в новую войну и череду ответных рейдов в Нусайрийские горы.
Одновременно князь прямо обратился и против госпитальеров. Триполийские и прилегавшие к ним антиохийские территории были разделены между противоборствующими сторонами; большая их часть оставалась под властью князя, в то время как сеньория Валании и Маркаба на севере и фьеф Крака де Шевалье в долине Бекаа были подконтрольны иоаннитам. В Триполи князь устраивал показательные расправы над пленными братьями-рыцарями ордена Святого Иоанна. Это противостояние с иоаннитами стоило князю нового отлучения от Церкви, на этот раз произнесенного устами папы Григория IX (5 марта 1230 г.) [Delaville le Roulx J., ed. Cartulaire général de l’Ordre des Hospitaliers de Saint Jean de Jérusalem (1100-1311). Paris, 1894. № 1955, 1965.].
На южную столицу и резиденцию князя — Триполи — был наложен интердикт, который князь и местные франки, очевидно, игнорировали. Примирение князя Антиохии-Триполи с Римской церковью, латинскими патриархатами Востока и госпитальерами состоялось лишь осенью 1232 г. После череды переговоров, проходивших в Триполи под председательством латинского патриарха Иерусалима — Жерольда и сеньора Бейрута — Жана I Ибелина, князь Боэмунд IV согласился даровать госпитальерам новые земли и ренты, иоанниты — признать его право на престолы Антиохии и Триполи. Подписание договора дало основание патриарху Жерольду — обладавшего легатскими полномочиями — снять отлучение с Боэмунда IV, восстановив его в лоне Римской церкви. Однако добрым католиком князь оставался всего несколько месяцев: в марте он умер в возрасте примерно 58 лет. Папская грамота с вестью об окончательном снятии отлучения достигла триполийской гавани уже после кончины Одноглазого князя. Отпевание и торжественное погребение князя Боэмунда IV было совершено в кафедральном соборе Пресвятой Девы Марии в Триполи (перестроенной и освященной франками соборной мечети Джами Умари).
Боэмунд IV Одноглазый оставил крайне неоднозначное и бесспорно впечатляющее наследие. Он по праву может считаться наиболее способным среди франкских государей, правивших в Леванте в XIII в. Однако образ и действия этого государя отнюдь не соответствовали идеалам крестоносца. Большую часть жизни он воевал против своих собратьев-христиан, зачастую — в союзе с сарацинами. Среди более чем двадцати проведенных под его началом наступательных и оборонительных кампаний лишь семь были обращены против мусульман и более тринадцати — против христиан (королевства Армении, мятежных триполийских баронов, партии Ибелинов на Кипре, госпитальеров на сиро-ливанском побережье). Более того, этот неустанно воевавший со своими собратьями-христианами государь крестоносцев был виновен в неслыханных преступлениях против латинской Церкви. Речь не просто шла о насильственной конфискации церковных земель и сокровищ или о заточении отдельных представителей клира; дело до доходило до прямых, возмущавших христианский мир убийств, будь это измор голодом латинского патриарха Антиохии или публичные пытки и казни братьев-рыцарей ордена Святого Иоанна. Постоянно находясь в борьбе за власть в Сирии, Боэмунд IV многократно подвергался отлучению от Церкви, ища примирения и прощения Апостольского престола лишь тогда, когда это соответствовало его политическим интересам.
Однако в жестокой и крайне парадоксальной церковной политике Боэмунда IV прослеживается абсолютно четкая логика, отражавшая жизненные интересы франков Заморской земли, принужденных лавировать между подчас несовместимыми интересами латинской Церкви, военно-монашеских орденов западных крестоносцев, восточных христиан, сарацин. Противостояние Боэмунда IV с госпитальерами отнюдь не было продиктовано лишь местью или иным иррациональным устремлением. Одноглазый князь всячески пытался избежать тотальной зависимости от военно-монашеских орденов, и поддерживал достаточно многочисленные, боеспособные контингенты секулярных франков — своих вассалов, рыцарей, сержантов, туркополов и наемников, что позволяло ему не только воевать с госпитальерами, но и провести свою третью (пусть и не столь успешную) кампанию в Киликии, без какого-либо участия отрядов Храма и Госпиталя. Положение ордена Святого Иоанна как государства в государстве, при этом враждебного политике князя, не могло не вызвать острого, открытого противостояния. Неслыханное по своей дерзости отношение князя к латинской Церкви было явно мотивировано его устремлением освободиться от клерикального давления, желанием любой ценой отстоять права, свободу и превосходство светской власти над церковной.
В своем стремлении завоевать искреннюю поддержку ближневосточных христиан Боэмунд IV пошел гораздо дальше своих предшественников, восстановив православный патриархат в Леванте. С экономической и военно-политической точки зрения эта политика оправдывалась, поскольку — находясь в состоянии постоянной конфронтации с Римской церковью и латинским клиром — Боэмунд IV мог надежно опираться на богатое восточнохристианское население Антиохии и Триполи. Греки Антиохийской коммуны, хорошо знавшие византийские порядки, открыли перед своими франкскими собратьями и государем неведомые ранее латинянам перспективы налогообложения церковных земель — и эти перспективы были полностью реализованы Одноглазым князем. Открытость князя, его семьи и значительной части сирийских франков к восточным литургическим обрядам также беспрецедентна по своим масштабам и определенной дерзости. Это касается и принятия князем и его рыцарям таинств, совершаемых православным патриархом и византийским клиром в Антиохии (в 1206-1210 гг.), и перехода младшего княжеского сына — Филиппа — в лоно Армянской церкви в 1222 г. При всех свершениях Боэмунда IV ни его династия, ни его государство, ни его города, ни родные ему заморские франки не пережили мамлюкских завоеваний конца XIII столетия. Однако одно деяние Одноглазого князя имело поистине многовековые последствия для христиан Леванта: речь идет о восстановлении им в Сирии православного Антиохийского патриархата. Восстановленная в 1206 г. линия православных патриархов Антиохийских более никогда не пресекалась.
Антиохийская патриархия вернулась в Левант и прочно там закрепилась; восточные, православные преемники Святого Петра избирались сиро-ливанскими и киликийскими архиереями и клиром, пребывая то в Антиохии, на Черной горе, в Ливане, Киликии, Дамаске, на Кипре. Церковь Антиохии и ее Патриарший престол оставались свободными от нового константинопольского пленения, вплоть до мелькитской схизмы 1724 г., когда немалая часть христиан Востока перешла в общение с Римом (создав Мелькитскую католическую церковь), а оставшиеся православные Сирии были вынуждены принимать греческих патриархов, отныне избираемых в Константинополе [В указанный период (1206-1724 гг.) антиохийские первосвятители лишь изредка — и то в исключительных обстоятельствах — избирались и возводились в сан в Константинополе. Среди редких примеров можно назвать Феодосия V Виллардуэна (избранного и поставленного императором Михаилом VIII Палеологом в Константинополе в 1275 г.) и Неофита Хиосского (рукоположенного Вселенским Патриархом Дионисием IV на Фанаре в 1672 г.). Подробнее о взаимоотношениях Антиохийской церкви с Константинополем, о мелькитской схизме и об установлении нового греческого господства над восточным престолом Святого Петра в XVIII—XIX вв. см.: Панченко К.А. Ближневосточное Православие под османским владычеством. Первые три столетия. 1516—1831 гг. М.: Индрик, 2012.]. Это возрождение сирийского патриаршества, бесспорно, можно считать важнейшим вкладом столь парадоксально-жестокого, прагматичного, секулярно настроенного государя крестоносцев в историю и культуру христианского Востока.
Брюн С.П. ЦЕРКВИ ВОСТОКА ПРЕД КРЕСТОНОСНЫМ ПРАВИТЕЛЕМ ЗАМОРСКОЙ ЗЕМЛИ: Князь Боэмунд IV Одноглазый и христиане Леванта
