Наше понимание истории и культуры построено не только на изучении общих процессов и коллективного опыта, но и на восприятии вполне конкретных деяний, переживаний, мировоззрения, опыта отдельной личности. Изучение индивидуального опыта подчас существенно меняет представление об опыте коллективном, а исключения вносят столь необходимую истории конкретику, которая подчас ломает общие и потому — неточные тезисы и постулаты. В культуре средневекового мира совершенно особое (если не сказать — первенствующее) значение отводится религиозному переживанию, осознанию себя частью богоспасаемой паствы Божией, Церкви Христовой.
При воспоминании о Крестовых походах в сознании мгновенно возникают ассоциации с сотнями рыцарей, баронов, монахов, паломников, готовых из религиозного рвения и по первому зову Церкви оставить дома и отправиться на Восток — биться с неверными за дело Христа. Однако вникая в религиозные переживания латинских христиан эпохи Крестовых походов, можно смело утверждать, что в XI-XIII вв. мы сталкиваемся с широчайшим диапазоном чувств и мировоззрений: от ревностного фанатизма до мудрой и взвешенной дипломатии, до превосходящего все принятые нормы антиклерикализма. Данная статья посвящена изучению «индивидуального опыта» одного из наиболее значимых государей крестоносцев XIII в., чьи деяния и чье отношение к Церкви в корне переломили общепринятые представления о благочестии и идеале miles Christi. Речь идет о Боэмунде IV Одноглазом, князе Антиохийском и графе Триполи.
Боэмунд IV родился около 1172 г. на северо-западе Сирии. Будучи вторым сыном князя Боэмунда III Антиохийского и его супруги — Оргуэлиссы д’Аренк, он принадлежал к четвертому поколению франков, рожденных на Востоке [Его отец — Боэмунд III, бабушка — княгиня Констанция, и прабабушка — Алиса принадлежали к числу заморских франков, рожденных и воспитанных в Леванте.]. Эти осевшие в долинах Леванта франки говорили на различных диалектах старофранцузского, служили и молились на латыни, сохраняли
верность Римской церкви, но тем не менее росли в окружении восточных христиан (греков, сирийцев, армян), тюрко- и арабоязычных мусульман, евреев. Они были привычны к той изысканной и не всегда понятной их западным собратьям жизни, которую даровали богатые города византийского и арабского Востока. По словам латинского хрониста, капеллана первых двух королей Иерусалима — Фульхерия Шартрского:
«…мы, уроженцы Запада, ныне стали жителями Востока. Тот, кто был римлянином или франком, ныне стал галилеянином или жителем Палестины. Тот, кто был гражданином Реймса или Шартра, ныне гражданин Тира или Антиохии. Мы уже забыли о местах нашего рождения (…). Некоторые уже владеют здесь домами и слугами, полученными посредством наследования. Некоторые взяли жен не только из представительниц нашего народа, но от сирийцев, армян и даже от сарацин, получивших благодать крещения (…)
И тот и другой начинают говорить на общем наречии, воспринимая выражения из разных языков. Разные языки, ныне ставшие одним наречием, воспринимаются обеими расами, и вера соединяет тех, чьи предки были чуждыми друг другу (…) Те, кто были странниками, ныне стали местными; тот, кто вынужден был скитаться, ныне обрел дом. Наши родители и сородичи ежедневно прибывают к нам, оставляя, пусть и неохотно, все, чем владели. Ибо тех, кто был беден там, Господь наделяет богатством здесь. Те, кто едва мог собрать несколько монет, здесь владеет множеством безантов; те, у кого не было поместья, здесь, по дару Божию, владеют городом. Посему, зачем тому, кто нашел Восток столь благосклонным, возвращаться на Запад?» [Fulcheri Camotensis. Historia Hierosolymitana. Heidelberg, 1913. Lib. III, c. XXXVII. P. 748.]
Не имея и не зная иной родины, кроме завоеванных первыми крестоносцами земель, они далеко не всегда разделяли идеалы принявших крест пилигримов, за что навлекали яростную критику со стороны благочестивого латинского клира и наиболее фанатичных крестоносцев.
Детство Боэмунда IV прошло в Антиохии-на-Оронте, к моменту его рождения уже более семидесяти лет находившейся под франкским правлением Как и другие отпрыски правящих домов Латинского Востока, он получил достойное воспитание, изучая грамоту, Закон Божий, юриспруденцию и прочие науки под руководством просвещенных латинских клириков и постигая искусства верховой езды, джостры [Джостра — конный бой на копьях.], фехтования, охоты под бдительным наставлением рыцарей и сержантов своего отца. Антиохия эпохи франкского правления была одним из важнейших культурных центров христианского Востока; в церковных и монастырских скрипториях шла активная работа по переписыванию и составлению рукописей; патриаршая кафедральная школа и библиотека пополнялись книгами, которые доставлялись из Италии и Константинополя; при княжеском дворце располагалась палата мудрости, где собирались западные и восточные ученые и где находился уникальный для средневекового мира, увенчанный куполом планетарий [Описание культурной жизни франкской Антиохии, со ссылкой на большинство известных источников и исследований, было подробно приведено мной в ранее изданной монографии. См.: Брюн С.П. Ромеи и франки в Антиохии, Сирии и Киликии XI-XIII вв. К истории соприкосновения латинских и византийских христиан на рубежах Востока. М.: Маска, 2015. Т. II. С. 41-63, 117-133, 198-199, 221-233.].
Очевидно, Боэмунд IV действительно получил первоклассное образование; он принадлежал к числу выдающихся феодалов-юристов, коими славилась Заморская земля [Прославленный латинский юрист Филипп Новарский (бывший младшим современником Боэмунда IV) отмечал, что князь был «очень мудр и искушен в юридической науке». См.: Philippe de Navarre. Livre de forme de plait // RHC Lois I. Paris, 1841. P. 570. Дж. Райли-Смит, следуя Филиппу Новарскому, включает Боэмунда IV в число наиболее значимых представителей «школы феодальных юристов», сформировавшийся среди франков восточного Средиземноморья на рубеже XII-XIII вв. Подробнее см.: Riley- Smith J. The Feudal Nobility and the Kingdom of Jerusalem. 1174-1277. London, 1973. P. 121.]. Как и другие франки, он должен был владеть как минимум двумя языками — латынью и одним из разговорных диалектов старофранцузского; однако неизвестно, насколько хорошо он знал восточные наречия, такие как греческий и арабский.
Находясь в тени своего старшего брата — Раймонда, Боэмунд не имел прав на княжеский престол. Однако судьба неожиданно выдвинула его на первый план. Летом 1187 г. Салах-ад-Дин уничтожил армию короля Ги де Лузиньяна у Хаттина, после чего приступил к планомерному завоеванию Иерусалимского королевства. Осенью того же катастрофического для франков года правитель графства Триполи — Раймонд III — оказался на смертном одре; чувствуя приближение кончины и не имея наследников, он обратился к своему северному соседу и сородичу — князю Боэмунду III, предлагая передать престол его старшему сыну. Однако Боэмунд III посчитал, что его старший сын — Раймонд — не сможет одновременно править Антиохией и Триполи, и направил к умирающему графу своего второго сына — едва достигшего совершеннолетия (т.е. пятнадцати лет) Боэмунда IV. Раймонд III смирился с решением князя и утвердил юного Боэмунда IV на графском престоле Триполи [Подробное описание перехода графства Триполи от последнего представителя Тулузской династии (Раймонда III) к первому правителю антиохийской ветви рода де Пуатье (Боэмунду IV) приведено в одной из редакций старофранцузской хроники Продолжателя Гильома Тирского (рукописи Кольбер-Фонтенбло). См.: L’Estoire de Eracles Empereur et la conqueste de la terre d’Outremer // RHC Occ. II. Paris, 1859. P. 71—72.]. Первые годы Боэмунд IV оставался в тени других крестоносных вождей — Ричарда I Львиное Сердце, братьев Лузиньянов, своего отца, вождей так называемого германского крестового похода; однако уже с 1190-х гг. он начинает заявлять о себе как о вполне самостоятельном и амбициозном правителе.
На исходе XII столетия ослабевшее Антиохийское княжество, лишившееся половины своей территории после завоевательных кампаний Салах-ад-Дина (1188 г.), оказалось в прямой орбите интересов Киликийской Армении — мощного, многонационального христианского государства, как раз входившего в зенит славы и расцвета. Лежавшая менее чем в часе пути от южных форпостов Киликийской Армении, Антиохия естественно превращалась в главную цель, завоевания которой так жаждал армянский государь Левон I Рубенид [Армянские правители Киликийской Армении XII в. носили титул «баронов» и «властителей гор». Однако в 1198 г. их государство было признано полноценным королевством. Следовательно, в списке «властителей гор» Левон фигурирует как «Левон II», следуя своему деду, правившему в 1130—1138 гг.; однако в череде «королей Армении» Левона Великого следует именовать «Левоном I», так как он действительно был первым королем.].
Притязаниям получившего в 1198 г. королевский венец Левона I Великого противостояло городское сословие Антиохии — как православные греки и сирийцы, так и латинские бюргеры, не желавшие усиления армян (в то время как многие франкские нобили согласны были признать притязания щедрого на фьефы короля Армении). В 1193 г. — при первой попытке Левона захватить город — в Антиохии вспыхнуло восстание; население объединилось в так называемую Антиохийскую коммуну, призвало войска соседних франкских правителей — графа Генриха Шампанского и Боэмунда IV — и в конечном итоге отстояло независимость Антиохийского княжества. Однако вскоре князь Боэмунд III и Левон I Рубенид заключили династический брак между своими наследниками — Раймондом и Алисой; ребенок от этого брака должен был унаследовать престолы Антиохии и Армении. В 1197 г. Раймонд скоропостижно скончался, оставив свою супругу беременной; в том же году Алиса родила их сына — Раймонда-Рубена. Права этого мальчика на княжеский престол были признаны Боэмундом III Антиохийским и Римской церковью; однако юный Раймонд-Рубен фактически находился на положении приемного сына и воспитанника короля Левона, что вновь обрекало Антиохийское княжество на подчинение королю Армении.
Подобный исход явно не устраивал ни население Антиохии, ни второго сына старого князя и дядю Раймонда-Рубена — Боэмунда IV Триполийского. Уже в 1198 г. граф Триполи, при поддержке коммуны и военно-монашеских орденов, захватил власть в Антиохии, изгнав своего отца. Продержавшись в городе менее года, он принужден был вернуть престол своему отцу. Однако как только старый князь скончался — весной 1201 г. — Боэмунд IV вновь занял город и княжеский престол, поправ отцовские клятвы и права своего племянника — Раймонда-Рубена. Этот кризис наследования положил начало так называемой войне за Антиохийское наследство, которая почти четверть века раздирала земли христиан Киликии и северной Сирии [Традиционной датировкой войны за Антиохийское наследство считаются 1201 — 1216 гг, т.е. период с момента смерти князя Боэмунда III и вплоть до захвата Антиохии армией короля Левона и князя Раймонда-Рубена. В данном случае позволим себе категорически не согласиться с подобным определением временных рамок. Победа Левона I и Раймонда-Рубена в 1216 г. была лишь промежуточной; в 1219 г. Раймонд-Рубен был изгнан из города, и Антиохия вновь перешла к Боэмунду IV. К тому же вооруженные столкновения между правителем Киликийской Армении и различными северосирийскими группировками за обладание Антиохией начались гораздо раньше. Поскольку «война за Антиохийское наследство» была чередой конфликтов, подчас с двух-трехлетними перерывами и перемириями, было бы справедливым считать датой ее начало 1193 г. (год первой попытки Левона Великого захватить Антиохию и провозглашения Антиохийской коммуны) или, самое позднее, — 1198 г. (год первой узурпации Боэмунда IV). Наиболее убедительной датой окончания является 1219 г. — год окончательного перехода Антиохии к победившей партии (т.е. к партии Боэмунда IV). Однако если учесть, что в последующие годы война перешла на земли Киликийской Армении, при прямом участии Раймонда-Рубена и Боэмунда IV, то данную череду кампании следует называть не «войной за Антиохийское наследство», но «войной за престолы Антиохии и Армении». В таком случае датой окончания этих кампаний, войн или войны следует считать 1222 г. (год гибели Раймонда-Рубена в войне за королевский престол Армении) или даже 1226 г. (даты свержения и смерти Филиппа де Пуатье — сына Боэмунда IV, ставшего королем Армении и фактически восстановившего господство антиохийских франков над Киликией).]. На протяжении 15 лет армии короля Армении и его племянника Раймонда-Рубена вторгались в пределы Антиохийского княжества, осаждая столицу и разоряя окрестные поселения. Боэмунд IV, в свою очередь, держал активную оборону и совершал ответные рейды, чаще всего при помощи мусульманских союзников — румского султана и эмира Алеппо.
Несмотря на трехлетнюю оккупацию Антиохии войсками своих соперников (1216—1219 гг.), Боэмунд IV вышел победителем многолетней и изнурительной войны за Антиохийское наследство (1198—1219 гг.), а также из тяжелейшей междоусобицы на землях графства Триполи (1204—1205 гг.), удержав власть как над Антиохией, так и над Триполи; он поддерживал в целом дружественные отношения с окрестными мусульманскими правителями, не уступив сарацинам ни одного значимого замка или поселения; отстоял независимость от вассальной зависимости, которую ему всячески навязывали короли Иерусалима, Армении и император Священной Римской империи; уберег свое государство от раздиравшей королевства Иерусалима и Кипра Ломбардской войны (войны «гибеллинов и Ибелинов»). Французский историк Клод Каэн совершенно точно отмечает, что Боэмунд IV по сути дела создал «четвертое королевство» в пределах Заморской земли, объединив Антиохию и Триполи в сильное централизованное государство, которое мало чем уступало королевствам Иерусалима, Кипра, Армении [Cahen С. La Syrie du Nord a l’époque des Croisades et la principaute franque d’Antioche.Paris, 1940. P. 440.]. Однако нас в данном случае интересует церковная политика Боэмунда IV и его отношение к христианским общинам, монашеству и церковной иерархии Востока.
В лице князя Боэмунда IV Одноглазого мы встречаем крестоносца, который с невиданной ранее жестокостью попирал права латинской Церкви и в то же время шел гораздо дальше других франкских правителей в своем сближении с местными восточнохристианскими общинами. Бесспорно, эта тенденция уже была заложена другими членами Антиохийского княжеского дома. Дед Одноглазого князя — Раймонд де Пуатье — низложил и бросил под стражу латинского патриарха Антиохии — Рауля I Домфрона, который в конечном итоге вынужден был бежать из Сирии в Италию. Преемник Раймонда — князь Рено де Шатильон — отличился тем, что в 1154 г. захватил и зверски избил латинского патриарха Антиохии Амори де Лиможа; израненного патриарха обмазали медом и привязали под лучами палящего солнца на крыше Антиохийской цитадели. Первосвятителя терзали слетевшиеся к его телу насекомые; и эта пытка продолжалась до прибытия послов иерусалимского короля, добившихся освобождения патриарха. Вполне допустимо предположить, что на Боэмунда IV в еще большей степени повлияли религиозный настрой и церковная политика его отца, который дважды оказывался под патриаршим и один раз — под папским отлучением, а также вел открытую, междоусобную войну против латинского патриарха Амори де Лиможа.
Как доказывает недавно раскрытый колофон армянского евангелия, переписанного в 1181 г. в антиохийском монастыре Спасителя, латинский патриарх отнюдь не был в этой войне обороняющейся стороной: по словам армянского переписчика Иоанна, патриарх Амори не только наложил бремя отлучения на Антиохию, но предал многих мечу [Stone M.E., Kedar B.Z. A Notice about Patriarch Aimery of Antioch in an Armenian Colophon // Apocrypha, Pseudepigrapha and Armenian Studies: Collected Papers. Vol. II. Leuven, 2006. P. 4.]. Говоря о церковной политике Боэмунда III, нельзя не вспомнить и о том, что именно он в 1165 г. вернул в Антиохию православного патриарха — Афанасия I Манасси. Решение это было принято исключительно из политических соображений; остро нуждавшийся в военной, дипломатической и экономической поддержке Византии, антиохийский князь не мог отказать в этой просьбе своему сюзерену, ромейскому императору Мануилу I Комнину. На протяжении пяти лет князь и верные ему франки находились под отлучением, наложенным покинувшим город латинским патриархом; интердикт был снят с Антиохии лишь после гибели православного патриарха и триумфального возвращения в город патриарха Амори де Лиможа.
Принимая во внимание все вышесказанное, легко понять двойственность отношения Боэмунда IV к христианской Церкви, ее клиру и иерархии, пастве и землям. С одной стороны, как и любой другой человек своей эпохи, он воспитывался в духе христианского благочестия, посещая с детства богослужения в патриаршем соборе Святого Петра и княжеской дворцовой капелле Святого Илария; Боэмунд IV не мог с малых лет не участвовать в церковной жизни города, в литургических таинствах и торжественных процессиях, принимая Тело Христово и благословения от клира, прикладываясь к чтимым иконам и хранившимся в Антиохии реликвиям. С другой стороны, примеры его отца, отцовского отчима, деда вносили совершенно иные представления о том, какие шаги защитники христиан на Востоке могли позволять себе в отношении церковных земель, клира и даже первоиерархов Заморской земли. Первые упоминания о весьма прагматичном и своевольном отношении Боэмунда IV к правам латинской Церкви относятся к 1195-1196 гг.
Тогда молодой граф передал своим союзникам — пизанцам — часть церковных земель в Триполи и, будучи блистательным юристом, отстоял в рамках открытого разбирательства свое право на подобное дарение перед местным латинским епископом — Петром Ангулемским. Когда в 1196 г. Петр Ангулемский был призван на Антиохийский патриарший престол, он вынужден был сразу же поставить вместо себя нового епископа в Триполи, а потом — оправдываясь за этот самовольный шаг перед папой, объясняя римскому понтифику, что епархию Триполи нельзя оставить без присмотра и защиты прелата, дабы она не пострадала от новых посягательств со стороны Боэмунда IV. Вскоре этим двум людям — патриарху Петру Ангулемскому и Боэмунду IV — суждено было сойтись в смертельной схватке, которая затмила даже известные конфликты старого патриарха Амори с предшествующими князьями Антиохии.
В 1206 г., остро нуждаясь в поддержке населения и коммуны Антиохии — значительную часть которого составляли православные (ромеи и арабоязычные мелькиты), — князь Боэмунд IV пошел на беспрецедентный шаг: он позволил провести в своей столице избрание и хиротонию православного Патриарха Антиохийского. Им стал арабоязычный, мелькитский клирик Абу Шаиб, принявший при восшествии имя Симеона II [Подробнее об избрании Симеона II Абу Шаиба см.: Hamilton B. The Latin Church in the Crusader States. The Secular Church. London, 1980. С. 12. P. 314—315; Брюн С.П. Указ соч. T. II. Гл. V. Разд. V. С. 363-368.]. Беспрецедентным этот шаг был именно потому, что восстановление православного патриархата в Антиохии произошло без какого-либо вмешательства со стороны Византии. Старая Византия — империя Комнинов и Ангелов — лежала в руинах после Четвертого крестового похода; Константинополь был занят латинянами. И в этот самый период, спустя два года после разорения византийской столицы крестоносцами, другой крестоносный правитель — князь Антиохийский — пошел на грандиозное ущемление прав латинской Церкви и невиданный прежде патронаж грекам, восстановив их иерархию в одном из пяти древних центров христианского мира.
