В 1166 друг и покровитель Синана, Великий наставник Хасан II, был убит. Его преемником стал его сын Мухаммед II, который продолжал отстаивать богословское учение своего отца, но оставил всякие попытки приблизить революцию в исламском мире. Он постановил, что неверующими можно пренебречь, так как они уже пребывают в кромешной тьме, и не предпринимал никаких военных действий. За первые 26 лет его правления известно только одно убийство, заказанное Аламутом [Hodgson, Order of Assassins, pp. 180–4.]. Синан не мог проводить такую же пацифистскую политику из-за враждебности Нур ад-Дина и, видимо, порвал связь с Аламутом вскоре после смерти Хасана II. Возможно, он оспаривал заявление Мухаммада II, что он и его отец был истинными имамами и потомками Низара, а не только представителями сокрытых имамов [Daftary, Ismailis, pp. 391–6; Hodgson, Order of Assassins, pp. 160–2.]. Дафтари считает, что сохранившиеся фрагментарные свидетельства подтверждают эту точку зрения:
“Поздние сирийские низаритские тексты… лишь неопределённо ссылаются на то, что могло представлять собой учение Синана. Но в этих сочинениях не подчёркнуты явно статус современного им имама и явление истины в нём. Напротив, в них сделан акцент на самопознание… составляющее важный шаг на пути к познанию Бога” [Daftary, Ismailis, pp. 400–1.].
Несомненно, в своих переговорах с франками Синан выступал в качестве автономного правителя и не запрашивал у Аламута подтверждения своих полномочий. Существует много свидетельств того, что подданные Синана считали его своим высшим религиозным авторитетом при жизни и поддерживали его посмертный культ, который функционирует до сих пор [Ibid., p. 401; Willey, Eagle’s Nest, p. 237.]. Видимо, Аламут негативно воспринял обретение им независимости; Камаль ад-Дин цитирует утраченное сочинение двенадцатого века, в котором говорится, что Мухаммад II “несколько раз высылал своих эмиссаров из Аламута, чтобы убить Синана, опасаясь, что он захватит главенство, но Синан убивал их” [Lewis, ‘Kamal al-Din’, p. 231.].
Таким образом, Синан оказался в незавидном положении – он находился в состоянии войны с Нур ад-Дином, но не мог обратиться за помощью в Аламут. Кроме того, в первые годы своего правления он вёл войну с франками. Об этом пишет раввин Вениамин из Туделы. Пользуясь ранними рукописями его труда, Джошуа Правер убедительно показал, что Вениамин посетил Левант в 1169-1171 годах и был в графстве Триполи 29 июля 1170 г., когда произошло страшное землетрясение [J. Prawer, The History of the Jews in the Latin Kingdom of Jerusalem (Oxford, 1988), pp. 191–4.]. Вениамин пишет:
“Вблизи Гевала живет народ, называемый хашишины, который не принимает учения Магомета, а признает своим пророком некоего Канбата: ему эти горцы во всем повинуются на жизнь и на смерть. Зовут его шейх Аль-Хашишин: он их старейшина, и его приказания исполняются всеми безусловно. Место его жительства город Кармос [Кадмос]… Означенные горцы питают друг к другу неограниченное доверие, следуя правилам своего старейшины. Этих людей все страшатся, потому что они готовы убивать даже властителей, если приказано это сделать. Земля их обнимает пространство восьмидневной ходьбы. Они ведут войну с эдомитянами, которых зовут франками, и с властителем Триполи, иначе Тараблуса Сирийского” [Benjamin of Tudela, Itinerary, ed. and trans. M.N. Adler (London, 1907), pp. 16–17.].
Во время визита Вениамина Раймунд III, граф Триполи, был в плену у Нур ад-Дина, а графством управлял король Амори [M.W. Baldwin, Raymond III of Tripolis and the Fall of Jerusalem (1140–1187) (Princeton, 1936), pp. 10–15.]. Поэтому Синан начал переговоры именно с ним. И Гийом Тирский, и Валтер Мап подчёркивают, что низаритский лидер выразил интерес к христианству, и нет никаких оснований сомневаться в том, что так и было. Гийом Тирский пишет, что Синан изучал Новый Завет, в то время как Вальтер Мап, который, видимо, слышал то же самое, предполагает, что Синан получил священные тексты от латинского патриарха Иерусалима. Этот вывод ложен, поскольку графство Триполи находилось под церковной юрисдикцией латинского патриарха Антиохии [J.G. Rowe, ‘The Papacy and the Ecclesiastical Province of Tyre’, Bulletin of the John Rylands Library 43 (1960–1), pp. 160–89.]. Но сирийским низаритам не было нужды добывать текст Евангелия у франков, ибо, как отметил Маршалл Ходжсон, у исмаилитов “имелась традиция знакомства с христианскими текстами, восходящая по крайней мере к аль-Кирмани [1019]” [Hodgson, Order of Assassins, p. 176.]. Аналогичный интерес к христианским писаниям обнаружил преемник Синана в должности наставника сирийских низаритов, которого в 1250 году посетил доминиканец Ив ле Бретон, посланец Людовика IX Французского. У магистра была “книга, где были записаны слова, кои Господь наш изрёк святому Петру”, и, когда Ив заговорил о ней, Старец сказал: “…Я очень люблю монсеньора святого Петра…” – что послужило началом беседы, впрочем, безрезультатной [John of Joinville, Histoire de Saint Louis, cc. 462–3, ed. N. de Wailly (Paris, 1868), pp. 164–5; B. Hamilton, ‘Knowing the enemy: Western understanding of Islam at the time of the Crusades’, Journal of the Royal Asiatic Society 3rd ser., 7 (1997), p. 377.]. Кажется разумным предположение, что Синан в своём интересе к христианству и знании христианского учения был похож на наставника сирийских низаритов эпохи Людовика IX и что Гийом Тирский, а также, возможно, другие латинские клирики восприняли этот интерес как доказательство того, что Синан всерьёз собирался принять католичество. Достаточно убедительным казалось и то, что низариты, как было известно, отказались от ритуальных практик ислама. Тем не менее надежды латинян покоились на заблуждении; низариты понимали роль Христа в священной истории совершенно иначе, чем учёное франкское духовенство. В сохранившихся текстах сирийских исмаилитов есть некоторые фрагменты, связанные с Синаном. В одном месте он объясняет, что все пророки, признанные Кораном [в число которых, конечно, включён Иисус], были проявлениями одного божественного откровения: “Не позволяйте изменчивым формам вводить себя в заблуждение. Вы говорите, что такой-то умер, а такой-то пришёл; я говорю вам, что все лица должно считать одним лицом” [Hodgson, Order of Assassins, pp. 199–201, 248–50.].
Гийом Тирский и другие священнослужители могли считать обращение ассасинов важной темой переговоров, но, вероятно, у короля Амори были несколько иные приоритеты. Он планировал летом 1174 года напасть на Египет, объединившись с Вильгельмом II Сицилийским [B. Hamilton, The Leper King and his Heirs. Baldwin IV and the Crusader Kingdom of Jerusalem (Cambridge, 2000), pp. 75–6, 86–8.]. Египтом правил наместник Нур ад-Дина Саладин, который после смерти фатимидского халифа аль-Адида в 1171 году вернул Египет под духовное окормление аббасидского халифа. Саладин сохранил жизнь фатимидским князьям, лишив их всякой политической силы [M.C. Lyons and D.E.P. Jackson, Saladin. The Politics of the Holy War (Cambridge, 1982), p. 47.]. Зимой 1173-1174 годов группа египетских военных командиров, служивших Саладину, устроила заговор с целью восстановления халифата Фатимидов и обратилась к Амори за помощью. Саладин узнал об этом плане и в письме к своему визирю аль-Фадилю жаловался, что сирийские низариты также участвуют в заговоре [Ibn al-Athir, Kamil al-Tawarikh, Recueil des Historiens des Croisades, Historiens Orientaux (henceforth RHC Or.) I (Paris, 1872), p. 599; Lyons and Jackson, Saladin, p. 67; Lewis, Assassins, p. 114.]. Хотя само движение низаритов возникло потому, что после 1094 отказалось признать претензии фатимидских халифов на роль имамов, вполне возможно, что Синан, который после 1166 года действовал независимо от Аламута, был готов сотрудничать с профатимидским движением. Конечно, участие сирийских низаритов, которые имели в Египте целую сеть сторонников и были мастерами политического убийства, могло значительно увеличить шансы заговорщиков на успех. Убийство низаритского посла тамплиерами зимой 1173-1174 гг., во время сложных переговоров с профатимидскими диссидентами, сделало невероятным участие ассасинов в войне. Возможно, вследствие этого попытки Амори объединиться с повстанцами потерпели фиаско. Он отправил официальное посольство в Каир, поручив одному из послов связаться с заговорщиками. Об этом доложили Саладину, и тот в ответ прикрепил к франкскому посольству христианина-копта в качестве своего официального представителя, поручив ему выдавать себя за диссидента и организовывать встречи между агентами Амори и заговорщиками. Открыв, таким образом, имена заговорщиков, Саладин казнил их всех 6 апреля 1174 года, после того как франки покинули Каир [Al-Maqrizi, A History of the Ayyubid Sultans of Egypt, trans. R.J.C. Broadhurst (Boston, 1980), p. 47; Hamilton, Leper King, p. 81.].
Магистр Одо де Сент-Аман, видимо, санкционировал убийство посла ассасинов при иерусалимском дворе. Гийом Тирский пишет, что, когда посол “собирался зайти на свои земли, когда на него… напали вышеупомянутые братья [Храма] с обнажёнными мечами и убили его, хотя у него была королевская охранная грамота… [Таким образом,] они были виновны в измене [lese majestatis сriтеn]… говорят, что некий брат [тамплиер], Вальтер дю Мениль, злой одноглазый человек… совершил это преступление, но с полного ведома своих братьев” [WT, 20, 30, pp. 954–5.].
Это убийство должно было сорвать переговоры короля с низаритами. Одо де Сент-Аман сделал прекрасную карьеру на королевской службе в годы правления Балдуина III и Амори, прежде чем стать тамплиером [(около 1170 года], и его быстрое продвижение на пост магистра ордена было, конечно, связано с королевским влиянием [Barber, New Knighthood, p. 107.]. Он мог легко отмежеваться от убийства посла, но решил не делать этого. Когда король потребовал, чтобы Вальтер дю Мениль предстал перед судом по обвинению в измене, Одо отказал, заявив, что он уже взял Вальтера под стражу и отправил дело на рассмотрение в Рим. Несмотря на это, Амори силой захватил Вальтера и заточил его в Тире. Малькольм Барбер отметил, что, хотя Одо де Сент-Аман утверждал, что его орден освобождён от светской юрисдикции, дело было не так однозначно. Хотя “буллу “Omne datum optimum”, безусловно, можно интерпретировать таким образом, повешение двенадцати тамплиеров около 1166 года показывает, что король был не готов уступить в этом вопросе” [Ibid., p. 105.]. Гийом Тирский сообщает, что король намеревался спросить у других правителей совета о том, как ему действовать, но умер прежде, чем успел это сделать [WT, 20, 30, p. 955.].
Одо де Сент-Аман и магистр госпитальеров были отчасти ответственны за защиту Иерусалимского королевства и не могли не знать о переговорах короля с профатимидскими диссидентами, поэтому Одо наверняка был осведомлён о политических последствиях убийства посланника ассасинов. Тамплиеры в принципе не возражали против военных союзов с мусульманами [например храмовник Жоффруа Фульшерий был одним из авторов торгового договора между франками и фатимидскими халифами в 1167, WT, 19, 18, pp. 887–8.], следовательно, у них должны были быть другие мотивы для срыва переговоров. Гийом Тирский, рассказывая об этом, намекает, что обращение 60 000 мусульман, подвластных ассасинам, оказалось невозможным из-за того, что тамплиеры не желали потерять ежегодную дань в размере 2 000 безантов, которую платили им ассасины. Это согласуется с тем, как Гийом изображает орден после 1150 года: он неизменно показывает, что члены ордена стремились накапливать богатство и власть за счет светского духовенства [Barber, New Knighthood, pp. 98–107.]. Кроме того, Гийом особенно враждебен по отношению к Одо де Сент-Аману, на которого хронист возлагает ответственность за смерть своего брата Жерара в битве при Мардж-Уюн [1178] [Abu Shamah, The Book of the Two Gardens, RHC Or. IV (Paris, 1898), p. 202.] и которого описывает так: “Человек, который не боялся Бога и не выказывал уважения к своим ближним” [WT, 21, 28, p. 1002.]. Мнение о корыстолюбии военных орденов было распространено весьма широко, как видно из девятого канона Третьего Латеранского Собора [Conciliorum Oecumenicorum Decreta, ed. Istituto per le scienze religiose, Bologna (Bologna, 1973), pp. 215–17], хотя Вальтера Мапа оно удивило: “Возможно, многие лгут, когда рассказывают эти истории о господах тамплиерах… Как они ведут себя в Иерусалиме, я не знаю; здесь, с нами, они живут достаточно безобидно” [Walter Map, De Nugis, Dist. I, c. 22, p. 69.].
Трудно принять всерьёз объяснение этого инцидента у Гийома Тирского. Две тысячи безантов были довольно значительной суммой, достаточной для содержания семи франкских рыцарей в течение года [J. Riley-Smith, The Feudal Nobility and the Kingdom of Jerusalem, 1174–1277 (London, 1973), p. 10.]. Несомненно, тамплиеры не хотели потерять этот источник дохода, тем более что после землетрясения 1170 года многие их замки нуждались в дорогостоящем ремонте, но вряд ли дело в этом, так как король Амори согласился компенсировать им эту сумму.
Вальтер Мап объясняет действия тамплиеров следующим образом: “[Они] устроили засаду на пути и убили [посланника ассасинов], чтобы (так говорят) покончить с верой неверных и установить царство мира и союза. Ибо ассасины, как говорят, среди всех неверующих главенствуют в неверии” [Walter Map, De Nugis, Dist. I, c. 22, p. 67.]. Это объяснение основано на ложной предпосылке. Ассасины не только не “главенствовали в неверии среди всех неверующих”, но понимали исламскую веру столь радикально, что другие мусульмане побаивались их.
Низаритских исмаилитов двенадцатого века отличало от всех других мусульманских воинов использование убийства как законной формы военных действий. Политические убийства имели место и в католическом мире, но они никогда не считались достойными религиозными актами и расценивались как один из видов убийства, которое является смертным грехом. Тамплиеры же по долгу службы отстаивали идеалы христианского рыцарства, и вполне возможно, что на самом деле они возражали против союза с ассасинами потому, что считали бесчестным вести войну такими методами. С другой стороны, король Амори и его светские советники, по всей видимости, были менее разборчивы в выборе союзников при укреплении обороны королевства.
Король заключил мир с Синаном, сняв с себя всякую ответственность за убийство его посланца [WT, 20, 30, p. 955.], но серьёзные переговоры между этими сторонами так и не были возобновлены. Зимой 1173-1174 годов Нур ад-Дин освободил Раймунда III, и регентство Амори в графстве Триполи завершилось [Baldwin, Raymond III, p. 14, n. 23.]. Затем Амори умер [11 июля 1174 года], оставив малолетнего наследника – Балдуина IV, при котором Раймунд III спустя несколько месяцев был назначен регентом [Hamilton, Leper King, pp. 84–94.]. Поскольку отец Раймунда III был убит ассасинами, можно не сомневаться, что переговоры с ними могли продолжиться не ранее лета 1176, когда король вошёл в возраст.
К этому времени ситуация коренным образом изменилась. Казалось, наиболее серьёзная угроза для независимости Синана миновала: в мае 1174 умер Нур ад-Дин, а его несовершеннолетний наследник и командиры покойного правителя развязали войну за власть. Через шесть месяцев Саладин, правивший Египтом, приобрёл контроль также над Дамаском и стал угрожать Синану [Lyons and Jackson, Saladin, pp. 81–4]. В 1175-1176 годах низаритские фидаины, действуя по приказу Синана, дважды пытались убить Саладина, и в июле 1176 он напал на замок ассасинов Масьяф, но отступил через несколько недель, ничего не добившись. Современники были озадачены этим и предлагали различные объяснения: что его армия хотела вернуться в Египет и не хотела участвовать в долгой осаде или что Синан угрожал дяде Саладина, губернатору Хамы, который убедил своего племянника отступить [B. Lewis, ‘Saladin and the Assassins’, Bulletin of the School of Oriental and African Studies [London] 15 (1953), pp. 240–1.]. Видимо, в действительности причиной было то, что во время этой кампании в Иерусалиме достиг совершеннолетия Балдуин IV и срок перемирия, заключённого между Раймундом Триполийским и Саладином в 1175 году, истёк автоматически. Молодой король повел свою армию на долину Бекаа, тем самым вынуждая Саладина отойти к югу и защищать Дамаск [Hamilton, Leper King, pp. 106–8.]. Возможно, Балдуин IV надеялся, что, придя на помощь Синану, сможет оживить переговоры, которые зашли в тупик в 1174 году. Если таково было его намерение, оно не увенчалось успехом. Камал ад-Дин узнал от сына одного из советников Саладина, что ассасины в третий раз покушались на его жизнь вскоре после его возвращения из похода на Масьяф и что это заставило султана начать с ними мирные переговоры [Lewis, ‘Kamal al-Din’, pp. 236–7.]. Причины, побудившие его к этому, очевидны: принятые меры предосторожности не уберегли его от ассасинов, и было весьма вероятно, что одно из дальнейших покушений окажется удачным. Синан добился своей цели: заключив мир с Саладином, он нейтрализовал своего главного врага. Но это исключало любые переговоры с иерусалимским двором.
Соглашение 1176 года соблюдалось обеими сторонами. Ассасины не предпринимали новых покушений на Саладина, а тот скрепил союз, настояв, чтобы ассасины присоединились к миру, который он заключил с Ричардом I в конце третьего крестового похода [Abu Shamah, Two Gardens, RHC Or. V (Paris, 1906), p. 77.]. Тем не менее Саладин не любил прибегать к помощи Синана и его последователей. Поскольку Саладин оправдывал свои войны против других мусульман, утверждая, что хочет объединить западный ислам в джихаде против франков, он не мог допустить, чтобы в нём видели союзника еретиков-ассасинов, которых все правоверные мусульмане проклинали [Lyons and Jackson, Saladin, pp. 200–41.]. Ибн Джубайр, секретарь мавританского губернатора Гранады, который посетил Левант в 1184 году, даже не пытался скрыть своё отвращение к ассасинам, хотя в это время они состояли в союзе с Саладином: “На ее склонах располагаются крепости еретиков-исмаилитов – секты, отделившейся от ислама; они приписывают человеческому существу божественные черты. Судьба послала им дьявола в образе человеческом по имени Синан, который увлек их ложью и выдумками и очаровал их таким образом, прибегнув к этой хитрости” [Ibn Jubayr, Travels, p. 264.].
Вполне возможно, что тамплиеры, как и Саладин, неприязненно относились к низаритским методам ведения войны и, как религиозное братство, посвятившее себя служению Христу, не хотели связываться с группой людей, чьё поведение столь радикально отличалось от идеалов нового рыцарства.
Гамильтон Б.
Перевод с английского Лобкова Е.
Перевод произведен по изданию: The Hospitallers, the Mediterranean and Europe, ed. K. Borchardt, N. Jaspert, H. J. Nicholson, Ashgate Publishing, 2007, p. 13-24
