В своем рассказе об атаке франков Абу Шама ударяется в лирику: «Быстрые, как волки, лающие, как собаки… они набросились, как набрасывается жадный огонь» [Там же. С. 185.]. Момент был выбран удачно: Саладин как раз пытался перестроить свои войска, и это вызвало заминку [Richards, Rare and Excellent History of Saladin, 54.]. Тем не менее бой был тяжелым. Племянник Саладина, знатный полководец эмир Таки ад-Дин, «храбро сражался мечом и копьем», но вокруг него люди падали сотнями. Многие из его храбрых офицеров встретили мученическую смерть, — писал Абу Шама, — и отправились вкушать радости вечного дома [Abu Shama, “The Book of the Two Gardens”, 185.].
Сам Саладин сражался в окружении личной охраны — мамлюков: солдат-рабов, которых еще детьми похищали в азиатских степях и воспитывали воинами. Они носили поверх доспехов желтые шелковые одежды такого же цвета, как у султана. Всегда окружая своего господина, они единодушно стараются защитить его от зла и до самой своей смерти не покидают ег», — так описал их Гийом Тирский [Babcock and Krey, A History of Deeds Done Beyond the Sea, II, 431.]. Как и тамплиеры, эти самоотверженные люди были умелыми воинами и не покидали поле битвы, даже когда поражение представлялось неизбежным. «Часто бывает так, что, пока остальные спасаются бегством, почти все мамлюки погибают» [Там же. С. 431.].
При Монжизаре их пало великое множество. Тех сарацинов, кто пытался бежать, бросив доспехи и оружие, христиане преследовали многие километры по коварной трясине, называвшейся Болото скворцов. Более сотни ценных доспехов собрали франки на поле битвы после сражения. Саладин избежал смерти, но его ждало позорное отступление в Египет. Подгоняемые зимней непогодой, его люди шли, страдая от жажды и голода и оплакивая погибших друзей, а его караваны по дороге в Каир ограбили бедуины. Это было одно из самых серьезных поражений, которое когда-либо терпел Саладин, и он много лет не мог забыть пережитое унижение: оно требовало отмщения [Richards, Rare and Excellent History of Saladin, 54.].
Восемьдесят тамплиеров из гарнизона Газы, сражавшиеся при Монжизаре, разделили славу «счастливой победы над неисчислимой ордой сарацинов», как назвал ее магистр госпитальеров [Barber and Bate, Letters from the East, 73.]. Немногие знали, что орден Храма внес вклад в эту победу не только на поле боя, но и с помощью хитрости. В сражении участвовали два сына племянника Саладина Таки ад-Дина. Один из них, Ахмад, очень красивый юноша», у которого только начала пробиваться борода, сумел поразить христианского рыцаря стрелой, но вскоре был убит [Richards, Chronicle of Ibn al-Athir, II, 253.]. Со вторым, которого Абу Шама назвал Шахиншахом, история была гораздо сложнее. Еще до битвы к нему в Дамаске явился тайный агент тамплиеров. Этот человек сумел убедить Шахиншаха в том, что в обмен на обещание верности король Балдуин готов сделать его правителем Каира вместо двоюродного деда. Несмотря на очевидную невозможность того, чтобы прокаженный король сумел изгнать Саладина из Египта, не говоря уже о том, чтобы назначать ему преемников, простофиля во все это поверил, и агент из Дамаска даже передал ему документы, якобы дающие возможность перейти на сторону христиан. Позже, когда Шахиншах согласился на личную встречу с представителем другой стороны, его повели по садовой дорожке в «уединенное место», а там передали тамплиерам, которые заковали его в цепи и увезли в заточение.
При всем своем прославленном военном мастерстве тамплиеры готовы были прибегать и к хитрости. И они сделали это в 1177 году, чтобы помочь остановить Саладина, когда тот предпринял первую серьезную попытку вторгнуться в королевство франков. Но султан Сирии и Египта не привык терпеть поражения.
***
За рекой Иордан, между долиной Хула и Галилейским морем, в месте под названием брод Иакова на склоне холма строился новый замок крестоносцев. Землю под него отвели в октябре 1178 года по приказу короля Иерусалима, после чего за полгода был заложен фундамент и начали возводиться стены необыкновенной толщины и надлежащей высоты [Babcock and Krey, A History of Deeds Done Beyond the Sea, II, 437.].
Местоположение новой крепости было не только стратегически выгодным, но и освященным библейской историей: именно здесь ветхозаветный патриарх Иаков остановился, чтобы разделить стан свой на две половины, отправил посланников к мсттельному брату Исаву и боролся с ангелом Божьим, который повредил ему бедро [Книга Бытия 32:10-32.]. Мусульмане называли это место «бродом плача» и почитали его не меньше, чем христиане. Практическая же его ценность заключалась в том, что этот брод через реку Иордан был ключевой переправой на одной из главных дорог между Акрой и Дамаском и частью гораздо более долгого караванного пути, который назывался Via Maris [Приморский путь] и соединял Египет с Месопотамией. Больше того, этот путь представлял собой важнейшую центральную часть торгового маршрута от Китая до Марокко.
Переправа у брода Иакова слыла опасным местом, где легко было угодить в засаду разбойников. Они нападали на путников, грабили их, после чего скрывались в горах за долиной Завулона. Проехать по дороге без охраны было почти невозможно. Новая крепость с постоянным гарнизоном смогла бы обеспечить безопасность паломникам и торговцам, путешествующим через христианскую Палестину, а также стала бы препятствием на пути вторжения из Дамаска, который находился всего в дне езды. В свете прошлогоднего рейда Саладина на Иерусалим это было особенно актуально.
Строилась крепость на средства короны и ордена Храма. Всю зиму 1178-1179 годов каменотесы работали над возведением стен, а разъезды франкских солдат охраняли дорогу склоны холмов, устраивая засады разбойников безжалостно расправляясь с ними. К апрелю 1179 года были готовы три четверти фундаментов, стена пятью воротами одной башней, печь резервуар для воды. Строители продолжали усердно работать лопатами мотыгами бегать тачками между грудами камней, извести гальки [Ellenblum, R., Crusader Castles and Modern Histories (Cambridge: 2007), 264.]. Поскольку другие части королевства нуждались в его внимании, Балдуин IV возвратился Иерусалим передал незавершенную Одону де Сент-Аману рыцарям Храма, чтобы те достроили ее, заселили обороняли. Дел было еще много: планировалась вторая, внешняя стена, ров проездные башни, соединяющие два внутренних двора. Поэтому рядом рыцарями сержантами, которые составляли военный гарнизон, жили сотни людей: каменщики, архитекторы, кузнецы, мечники, оружейники пленники-мусульмане, работавшие стройке [Там же. С. 273; Abu Shama]. Около полутора тысяч человек стояли лагерем за стеной. Орден был в состоянии финансировать это масштабное строительство и содержание крепости благодаря тому, что получил права на земли вокруг нее. И хотя она была еще не полностью завершена, все необходимое в ней имелось, и она могла служить своей цели [Babcock and Krey, A History of Deeds Done Beyond the Sea, II, 444.].
Не прошло и нескольких недель после того, как над стенами крепости подняли знамя тамплиеров, как ее укрепления были испытаны на прочность. Крупное строительство не могло остаться незамеченным Саладином. Он верно оценил возведение крепости как попытку изменить баланс сил в регионе между христианской Акрой и мусульманским Дамаском. Кроме того, это было оскорбление: латиняне строили на земле, которая считалась у мусульман священной. Почти сразу после того, как король Балдуин и его свита покинули брод Иакова, Саладин пришел со своей армией в Банияс — ближайший к крепости город — и, по свидетельству Ибн аль- Асира, «оставался там некоторое время, совершая налеты на земли франков» [Richards, Chronicle of Ibn al-Athir II, 264.]. Ибн аль-Асир слышал, что султан предложил за прекращение строительства шестьдесят тысяч динаров, но предложение было отвергнуто [Там же. С. 266.]. Поэтому за несколько дней до праздника Троицы, 27 мая 1179 года, Саладин решил силой заставить тамплиеров покинуть крепость.
Согласно Гийому Тирскому, он привел войска к ее стенам и беспрерывно посылал тучи стрел, изводя осажденных штурмами [Babcock and Krey, A History of Deeds Done Beyond the Sea, II, 440.]. Но это была только первая проба, и через несколько дней все закончилось, когда тамплиер по имени Ренье Марейский, выпустив стрелу из-за незавершенной крепостной стены, сумел смертельно ранить одного из главных эмиров Саладина. Султан отступил, но ненадолго.
Понимая, что Одон и его тамплиеры не смогут до бесконечности защищать строящуюся крепость своими силами, королевский совет решил направить войска обратно к броду Иакова через Тивериаду. Проходя через земли близ Банияса, христиане видели, как дым поднимался от деревень, сожженных армией султана. Надо было спешить. В воскресенье 9 июня королевская конница откололась от сопровождавших ее пехотинцев. Всадники, ехавшие впереди остальной армии, столкнулись с отрядом Саладина, совершавшим грабительский рейд. Бой окончился победой латинян. Рыцари франков преследовали грабителей на протяжении нескольких миль, но вскоре столкнулись с самим Саладином в сопровождении всей остальной армии. Внезапно судьба переменилась к ним: после недолгой попытки сопротивления теперь уже латиняне вынуждены были спасаться бегством. Одни рассеялись по горам, другие устремились к ближайшей крепости Бофор. Короля Балдуина IV, который был со своим войском, спас его телохранитель, но около двухсот семидесяти христиан попали в плен. К несчастью для тамплиеров, среди них был и великий магистр Одон де Сент-Аман.
Одону уже доводилось быть в плену: во времена Нур ад-Дина он томился в заточении в Дамаске вместе с Бертраном де Бланфором. Гийом Тирский отзывался о нем особенно презрительно, намеренно исказив цитату из книги Иова, чтобы описать его как «человека, из ноздрей которого вырывается ярость, не боящегося Бога, не уважающего людей” [Там же, с. 443, цитируя Книгу Иова 27:3-4: …доколе еще дыхание мое во мне и дух Божий в ноздрях моих, не скажут уста мои неправды, и язык мой не произнесет лжи!].
Не уточняя, что именно Одон сделал не так, Гийом обвинил его в поражении и написал, что «многие люди возложили на него вину за потери и позор этого несчастья» [Там же. С. 443.]. Но Одон был не одинок: Ибн аль-Асир называл среди других пленников, захваченных у брода Иакова, Балиана Ибелина — самого высокородного франка после короля», Гуго Галилейского — князя Тивериады, магистра ордена госпитальеров и других прославленных рыцарей и баронов. Саладин увез пленников в Банияс: многих из них ждало долгое заточение в ожидании выкупа.
Для Одона де Сент-Амана та битва с Саладином стала последним глотком свободы: В первый же год он умер в грязной тюрьме, никем не оплакиваемый, — сообщил Гийом Тирский. Персидский ученый Имад ад-Дин высказался еще более сурово: Магистр тамплиеров перешел из темницы в подземелье ада [Imad al-Din, in Recueil des historiens des croisades: Historiens orientaux Tome IV (Paris: 1898), 200.]. Впоследствии орден выменял его тело на мусульманского командира, которого тамплиеры держали в плену. Таков был печальный конец восьмого магистра ордена. Имад ад-Дин записал слова, произнесенные Саладином, когда тот узнал, что у брода Иакова строится крепость. Скорее всего, это не столько дословное воспроизведение, сколько литературный пересказ, но он в полной мере отражает подход Саладина к решению этой проблемы:
Тем, кто сказал ему, что, когда крепость достроят, станет трудно безопасно пересекать границу мусульманских и христианских земель, Саладин ответил: Пусть они закончат, и тогда мы пойдем и уничтожим ее, чтобы от нее не осталось и следа [Там же. С. 194.]. Именно это султан собрался сделать в конце лета 1179 года. В пятницу 24 августа армия Саладина пришла из Банияса со всем необходимым для осады. Мусульмане привезли лестницы, лопаты, мотыги, требушеты, срубили деревья и срезали лозы, чтобы изготовить щиты для расчетов метательных машин [Richards, Chronicle of Ibn al-Athir, II, 265.]. Зная, что подкрепление христиан, вероятно, прибудет быстро, Саладин планировал взять крепость самое большее за неделю. Осада началась около пяти часов вечера с атаки на барбакан [укрепленную внешнюю сторожевую башню] рядом с главными стенами замка. Воинов сопровождали добровольцы, которые присоединились к армии ради добычи или джихада, или того и другого вместе. По описанию Ибн аль-Асира, «бой был жарким и яростным. Один из простых людей в рваной одежде забрался на барбакан форта и стал сражаться на стене. Другие его товарищи последовали за ним. К ним присоединились войска, и барбакан был взят» [Там же. С. 265.].
К этому времени наступила ночь, и на недавно взятом барбакане – не поставили дозорных-мусульман, чтобы не дать противнику напасть неожиданно. Возле каждого входа в замок зажгли костры, так что никто не смог бы пройти незамеченным. Взятые в кольцо, тамплиеры внутри замка решили оставаться за стенами семиметровой толщины и дожидаться подкрепления. Недостатка в продовольствии и оружии у них не было, и они могли, если потребуется, находиться в крепости много недель. Должно быть, укрывшись внутри, они ожидали услышать адский грохот от обстрела из требушетов. Но вместо этого раздался другой, но не менее ужасный звук: стук лопат. Саперы из Алеппо начали рыть подкоп под единственную большую башню крепости, чтобы разрушить ее.
Через два дня работы у них получился туннель около двадцати метров в длину и двух с половиной в ширину. Этого было достаточно, чтобы разрушить башню. Деревянные опоры внутри туннеля подожгли, но… ничего не произошло: огромная башня осталась невредима. С наступлением утра понедельника Саладину пришлось отправить всех своих рабочих тушить пожар внутри шахты: каждому, кто приносил кувшин воды, чтобы вылить ее в огонь, давали динар. Ко вторнику пришла весть, что помощь христианам уже в пути. Тамплиерам внутри крепости оставалось подождать всего несколько дней, после чего они могли рассчитывать заставить осаждающих отступить.
Саладин тоже понимал, что время работает против него, и отправил своих саперов обратно в обугленный туннель, чтобы копать так, как они не копали никогда прежде. Еще два дня они трудились, расширяя и углубляя шахту под башней. В среду вечером снова зажгли огонь, и на этот раз мощные стены не выдержали. Часть стены обрушилась — к бурной радости тех, кто находился снаружи [Imad al-Din, 205; Richards, Chronicle of Ibn al-Athir, II, 266.]. Ликующие люди Саладина хлынули внутрь. Спешащая на подмогу армия Балдуина все еще находилась в нескольких часах пути от крепости, и вместо того, чтобы просто ждать, тамплиерам пришлось вступить в решительный бой.
Провал в стене они завалили деревянными заграждениями и шатрами. Но когда упала и башня, обжигающий раскаленный воздух затянуло внутрь крепости, и начался пожар, а вместе с ним и паника [Imad al-Din, 205.]. Солдаты Саладина продвигались по крепости, брали в плен христиан и безжалостно убивали мусульман — изменников веры и наемных лучников, которые попадались на их пути. Но тамплиеры, верные духу своего устава, не шли смиренно в руки врагов. Канцлер Саладина аль-Кади аль-Фадил написал суннитскому халифу в Багдаде эмоциональное письмо, в котором рассказал о смертельной битве на руинах горящей крепости. Он описал слезы огня», падающие с рушащейся башни, и дал своему перу волю, чтобы передать весь ужас того, что видел
Тьма растворилась в багряном зареве… казалось, в ночи наступил рассвет, и небо было освещено, но не тем огнем, что горит на востоке и западе… Огненное дыхание пожирало людей и камень, и зловещий голос бедствия восклицал: «Я говорю с тобой, ближний! Слушай меня!», а неверные возопили: «Воистину, это внушает ужас!» [Там же. С. 206-7.]
В этом же письме аль-Фадил описал последние мгновения командующего тамплиеров:
Человек, который командовал этой крепостью, видел, как она разрушилась и какие бедствия постигли его друзей и соратников. И когда пожар подобрался к нему, он без страха бросился в огненную пропасть. Пламя охватило его, и вскоре уже он попал в другое пекло [т.е. в ад].
К полудню четверга 30 августа замок у брода Иакова был захвачен. На земле валялись сотни стрел, брошенные орудия и скрюченные тела мертвых — у одних головы расколоты ударом меча, у других отрублены конечности. Лошадей, мулов и ослов, не погибших при взятии крепости, мусульмане поймали и забрали с собой, равно как и тысячу доспехов со склада оружия. Часть тел оставили гнить, а часть сбросили в колодец. В результате в войске султана начались эпидемии.
Разграбив крепость, Саладин выполнил свое страшное обещание. Его армия оставалась в этом районе до октября, к этому времени «он разрушил крепость и сровнял ее с землей» [Историк и археолог Ронни Элленблюм раскопал это место в начале XXI века и обнаружил «тело по крайней мере одного из защитников… напротив пролома в стене». Ellenblum, R., Crusader Castles and Modern Histories, (Cambridge: 2007), 273.]. Так Саладин отомстил за поражение при Монжизаре. Один мусульманский автор того времени назвал крепость у брода Иакова гнездилищем несчастья» [Imad al-Din, 203.]. Поэт ан-Нашв ибн Нафаза ликовал:
Истребление франков было стремительным,
Пришло время разбить их кресты.
Если бы время их смерти не было близко,
Они не построили бы дом плача [Richards, Chronicle of Ibn al-Athir, II, 266.].
Пытаясь найти объяснение этому несчастью, Гийом Тирский увидел причину в общей греховности и порочности латинян. Свое описание поражения у брода Иакова он завершил отчаянным восклицанием: «Господь Бог оставил их» [Babcock and Krey, A History of Deeds Done Beyond the Sea, II, 444.].
Какое-то время казалось, что так оно и было…
Джонс Д. “Тамплиеры. Рождение и гибель великого ордена”
