Благожелательное отношение Матвея к деятельности тамплиеров в Святой Земле изменилось, вероятно, после Третьего крестового похода и участия в нем Ричарда Львиное Сердце. И все же, изображение хронистом воинского искусства тамплиеров и их взаимоотношений с Ричардом стоит назвать скорее двойственным. С одной стороны, Матвей обвиняет тамплиеров в заключении вероломного соглашения с французами во главе с герцогом Гуго Бургундским, что в конечном итоге помешало Ричарду отвоевать Иерусалим (январь-июнь 1192)[О Ричарде I, его стратегии и военной роли в Святой Земле см.: J. Gillingham, “Richard I and the Science of War in the Middle Ages,” в War and Government in the Middle Ages: Essays in Honor of J. O. Prestwich, ed. J. Gillingham and J. C. Holt (Cambridge, 1984), pp. 78-91; R. D. Pringle, “King Richard I and the Walls of Ascalon,” Palestine Exploration Quarterly 116 (1984): 133-47.]. Согласно Великой Хронике союз тамплиеров и французов вырос «из зависти» (per envidiam), т.е. имел целью помешать Ричарду завоевать славу возвращения Гроба Господня под опеку христиан (C.M. II, 385) [В целом, однако, Матвей воздерживается от приписывания тамплиерам профранцузской политики. Под 1240 годом он сообщает о нежелании и тамплиеров и госпитальеров помогать французским крестоносцам, после того, как их армия была разбита египтянами у Газы (13 ноября 1239 года, C.M., IV, 25).]. С другой стороны, Матвей сообщает о переговорах, имевших место между Ричардом и тамплиерами и приведших в итоге к трехлетнему перемирию с Саладином (C.M. II, 392). Более того, он упоминает об отплытии в Европу короля, одетого в тамплиерскую мантию и сопровождаемого рыцарями ордена (9 октября 1192) – факт, предполагающий, что старые несогласия по политическим вопросам не поколебали в целом доверие Ричарда.
В данном примере позиция Матвея полна предубеждений и ксенофобии, что согласно мнению Дэвида Ноулза было довольно типичным для английских хронистов XIII столетия [David Knowles, The Religious Orders in England, 1216-1340, 3 vols. (Cambridge, 1948), vol. 1, pp. 293-94.]. С наших современных позиций кажется весьма правдоподобным, что избрание Робера де Сабле, близкого друга Ричарда Львиное Сердце, Великим Магистром способствовало союзу тамплиеров и короля Англии. И все же орден имел важные интересы во Франции – ситуация, которая также требовала проведения осторожной политики по отношению к королю Филиппу II Августу. Более того, в течение многих лет тамплиерами была разработана стратегия, согласно которой успешное христианское владычество над Иерусалимом было обусловлено предварительным захватом крепостей на египетской границе, таких как Дарон, Газа, Крак и Монтро [Marion Melville, La vie des Templiers (Paris, 1951), pp. 119-26.]. Таким образом «зависть», приписанная Матвеем Парижским тамплиерам, являлась скорее плодом политических и военных соображений. Некоторая часть латинской знати в Палестине разделяла точку зрения рыцарей Храма, поскольку также прекрасно отдавала себе отчет в проблематичности захвата Иерусалима, без обеспечения контроля над ним в длительной перспективе. Более того, как представители знати, так и тамплиеры отдавали себе отчет в том, что большинство крестоносцев должно было вскоре покинуть Святую Землю и отправиться в Европу, как поступил сам Ричард Львиное Сердце, оставляя многие вопросы безопасности открытыми.
Что же касается Иерусалима, то, сколь бы священным город ни являлся, он был окружен врагами и отрезан от полоски владений крестоносцев на побережье, что в целом еще больше усложняло задачу по его длительному удержанию. Все эти соображения были, однако, проигнорированы Матвеем Парижским, которые предпочел предположить существование некого вероломного договора между тамплиерами и латинской знатью и тем самым сделал загадкой добрые намерения и рыцарское поведение английского короля. Можно ли сделать вывод, по крайней мере в данном конкретном случае, что патриотические чувства взяли верх над историческим здравомыслием хрониста Сент-Олбанса? Или скорее мы имеем дело с очередным доказательством враждебности Матвея по отношению к военно-монашеским орденам за исключением Тевтонстого, и в особенности – к ордену тамплиеров [Это утверждение является основным тезисом Хелены Николсон, правоту которого она распространяет на весь труд Матвея Парижского см.: Helen Nicholson, “Steamy Syrian Scandals,” pp. 80-83.]? Подобное предположение ставит нас перед новыми вопросами и проблемами, оправдывая необходимость более тщательного анализа упоминаний о тамплиерах в хронике.
В следующий раз речь о тамплиерах и их роли в Святой Земле заходит в Chronica Majora при описании первых этапов Пятого крестового похода (1217). Здесь Матвей сочувственно описывает участие рыцарей Храма в неудавшейся кампании у горы Фавор, где многие из них были ранены, «но лишь несколько умерло» (C.M. III, 10-11). Год спустя крепость и поселение тамплиеров в Атлите (Athlit), Замок Паломника (1218), основанная на пути из Акры в Иерусалим, заслуживает полную похвалу Матвея [См.: T. S. R. Boase, “Military Architecture in the Crusader States in Palestine and Syria,” в A History of the Crusades, ed. K. M. Setton et al. (Madison, 1969-), vol. 4, pp. 157 ff.; M. Benvenisti, The Crusaders in the Holy Land (Jerusalem, 1970), p. 176.]. Кроме стратегически важного местоположения, Матвей оправдывает переезд рыцарей в эту крепость их желанием «создать отделение Ордена за стенами греховной Акры до того времени, пока не удастся вернуться в Иерусалим» [О значительной критике современниками крестоносной Акры и ее обитателей, см.: Freidank, Von Ackers, в K. Pannier, Freidanks Bescheidenheit (Leipzig, 1878), pp. 125-31; Jacobus de Vitriaco, Historia Orientalis, ed. F. Moschus (Douai, 1597), pp. 124-36; Sylvia Schein, “The Image of the Crusader Kingdom of Jerusalem in the Thirteenth Century,” Revue Belge de Philologie et d’Histoire 69 (1986): 704 ff. См. изображение Акры на карте Святой Земли, сопровождающей повествование Матвея Парижского, The Illustrated Chronicles of Matthew Paris, p. 185.]. Далее с неподдельным восхищением он сообщает, что данная крепость могла вместить четыре тысячи человек и обеспечить их жизнь всем необходимым внутри стен: там были пастбища и пруды, соляные шахты и источники чистой воды, фруктовые сады и овощные грядки, а также верфь поблизости от естественной гавани (C.M. III, 14).
Участие тамплиеров в кампании у Дамьетты (май 1218 – сентябрь 1220) вновь способствует созданию их героического, почти мифического образа [Гуго, лорд Берзе, увидев в Святой Земле собственными глазами тамплиеров при исполнении их обязанностей, заявил около 1220 года, что тамплиеры и госпитальеры «предают свои тела мученичеству и защищают священную землю, где жил и умер наш Господь». См.: La “Bible” au seigneur de Berze, ed. F. Lecoy (Paris, 1938), lines 261-93.]. Матвей сообщает об участии Великого Магистра Гийома де Шартра, его смерти и преемнике Пьере де Монтегю (C.M. III, 35, 47). В дополнение к описанию неудавшихся атак мусульман на позиции тамплиеров во время осады (C.M. III, 41, 47) Матвей оставил нам подробное описание героизма рыцарей Храма. В одной из битв был потоплен тамплиерский корабль, заполненный сражающимися рыцарями и мусульманами. Согласно Великой хронике на корабле находилось почти две тысячи сарацин – число явно нереальное, заставляющее отнести оценку численности целиком на совесть Матвея. Видя, что спасение невозможно, тамплиеры под палубой решили затопить судно, тем самым уничтожив врага и погибнув, служа Господу. Здесь Матвей одновременно наделяет тамплиеров мифическими чертами библейского Самсона и окутывает их аурой мученичества, сопровождавшей всех защитников христианства [“Et sicut Samson plures stravit moriens quam vivens, sic et isti martires Christi plures secum in aquae voraginem traxerunt, quam gladiis perdere potuerunt” (C.M., III, 44).]. В итоге, ни сколь не является удивительным, что когда речь заходит об оценке достижений воинства Христова за 1219 год, Матвей наряду с милостью Господней особо подчеркивает отвагу тамплиеров и их решающий вклад в успех крестоносного дела (C.M. III, 48). В дальнейшем, рассказывая о поражении крестоносцев и неизбежном уходе из Дамьетты (8 сентября 1220 года), Матвей не перестает подчеркивать мужество и храбрость рыцарей Храма (C.M. III, 49).
Во всех выше процитированных примерах Матвей Парижский во многом следует записям современника событий Оливерия Схоластика [Oliverius Scholasticus, “Historia captionis Damietae,” в Corpus Historicum Medii Aevi, ed. Johann Eckhart, 2 vols. (Leipzig, 1723), vol. 2, cols. 1397-1412.]. Нужно также принять во внимание, что все описанное происходило до того, как Матвей состоялся как историк в Сент-Олбансе. И тем не менее, приняв монашеский сан в 1217 году, Матвей, вероятно, начал почти сразу же помогать Вендоверу в скриптории [Vivian H. Galbraith, “Roger Wendover and Matthew Paris” (первоначально в виде лекции, прочитанной в Глазго в 1944 году), в Id., Kings and Chroniclers (London, 1982), p. 23; Willie R. Thomson, “The Image of the Mendicants in the Chronicles of Matthew Paris,” Archivum Franciscanum Historicum 70 (1977): 6.]. Более того, большинство историков сходится во мнении, что Матвей непрестанно возвращался к своему труду и корректировал его на протяжении многих лет вплоть до своей смерти. Такое положение дел оправдывает, на наш взгляд, отношение к записям в хронике после 1217 года как отражающим взгляды самого Матвея. Обзор материала, приведенный выше, таким образом, подразумевает, что тамплиеры вплоть до 1220-х годов имели в лице Матвея Парижского сторонника, по крайней мере в вопросах военного дела и обороны Святой Земли. Существенными исключениями являются лишь случаи, так или иначе касающиеся английских королей – таких, как Ричард Львиное Сердце – и независимой от них политики тамплиеров. В подобных ситуациях точка зрения Матвея приобретает резко критические оттенки. Данная тенденция только усиливается, когда Матвей описывает взаимодействие тамплиеров, а точнее его отсутствие, с другими европейскими правителями, возглавлявшими крестовые походы.
Крестовый поход Фридриха II (28 июня 1228 года – июнь 1229 года) открывает в этом вопросе новую главу [Переписывая рассказ Роджера Вендовера о событиях 1229 года, Матвей добавил свои яростные нападки на тамплиеров и госпитальеров; сравните с Roger of Wendover, Flores historiarum, ed. H. Hewlett, 3 vols. R.S. (London, 1986-89), vol. 2, pp. 373-81.]. Матвей обильно цитирует обвинения Папы против Фридриха, и среди прочего называет значительный урон, который мог быть нанесен имуществу и интересам орденов, в особенности тамплиерам, как в Европе, так и в Святой Земле (C.M. III, 154-55, 535, 590 ff., C.M. IV, 451-52) [В 1228 году Папа Григорий IX жаловался, что император оспаривает папские привилегии и пытается сделать ордена госпитальеров и тамплиеров объектами своей юрисдикции. Через три года он уже обвиняет Фридриха II в присвоении имущества орденов из-за того, что они не захотели отказываться от покровительства Святейшего престола. См.: Historia diplomatica Fridericii Secundi, ed. J. L. A. Huillard-Breholles, 6 vols. в 11 (Paris, 1852-61, reprint Turin, 1963), vol. 3, p. 74; M.G.H. Epistolae saeculi XIII ex regestis pontificum Romanorum selecti, ed. G. H. Pertz and K. Rodenburg, 3 vols. (Berlin, 1883-94), p. 340, no. 428.]. Однако вслед за прибытием императора в Акру он упоминает, что и госпитальеры и тамплиеры приветствовали Фридриха с большим рвением, распростершись перед ним и обнимая его ноги (C.M., III, 159). Действительно, хотя оба ордена, безусловно, знали об отлучении Фридриха от церкви, он олицетворял их единственную надежду в борьбе с Аюбидами. Однако уже через некоторое время Матвей принимает версию последовавших событий как их видел Фридрих и обвиняет тамплиеров с госпитальерами в злоумышлении против императора [За исключением сообщения антипаписта Бартоломео из Неокастро пятьдесят лет спустя, ни один другой современный событиям хронист не слышал о подобном вымысле. См.: “Historia Sicula,” ed. G. Paladino, R.I.S.N.S., vol. 13-3, pp. 116-17. В своем письме архиепископу Мессины (2 февраля 1240 года) Фридрих, однако, сам упоминает о покушении на его жизнь во время крестового похода; см. Historia diplomatica Fridericii Secundi, vol. 5, p. 708.]. Согласно Chronica Majora сам султан воспрепятствовал осуществлению их коварного плана, придав его огласке [В более поздних своих трудах Матвей, однако, поменял свои обвинения довольно радикально. В «Цветах истории» он обвиняет в вымысле «домочадцев» Фридриха, в то время как в «Краткой хронике» он говорит об обвинениях как о «лжи», хотя и признавая существование враждебности между императором и обоими орденами, см. Flores historiarum, ed. H. R Luard, 3 vols., R.S. (London, 1890),vol. 2, pp. 194-95; Abbreviatio Chronicorum Angliae, ed. F. Madden, 3 vols. R.S. (London, 1866-69), vol. 3, p. 259.]. А чтобы усилить впечатление от дьявольского характера замысла братьев-рыцарей, Матвей заставляет правителя мусульман выступать с позиций христианской морали:
Тамплиеры и госпитальеры, завидующие деяниям императора… и желающие приписать все эти славные дела себе,… вероломно известили султана Египта о том, что император намеревался в тайне отправиться к реке, где Иоанн Предтеча крестил Христа, облачившись в простую рубаху и лишь с небольшой свитой, и предаться там смиренной молитве, султан же мог бы по своему желанию убить или захватить императора. Когда же этот самый султан услышал о подобном, он ужаснулся зависти и вероломству христиан, особенно тех, кто, как казалось бы, носил монашескую рясу со знамением креста [“Detestatus est Christianorum versutiam, invidiam, et proditionem, et maxime eorum qui videbantur habitum religionis cum crucis charactere bajulare,” (C.M., III, 177-78). Хотя присущее Матвею стремление не скрываясь говорить правду было хорошо известно, следует заметить, что он часто вкладывает свою критику в уста других, см.: Hunt, p. 209; David Knowles, The Religious Orders, pp. 293-94.]
Не приводя никакого доказательства, Матвей, однако, заявляет, что госпитальеры были менее запятнаны данным бесчестьем (C.M. III, 179) [Воэн считает, что в целом Матвей более благосклонно относился к госпитальерам, нежели к тамплиерам, но он не приводит этому адекватного объяснения, см.: Vaughan, Matthew Paris, p. 138.]. Это кажется вполне заслуживающим доверия, исходя из политической обстановки, по-разному выстроившей взаимоотношения двух орденов с императором. В отличие от Фридриха и госпитальеров, стоявших за предпочтительность союза с Египтом, тамплиеры имели тесные связи с Дамаском. Поэтому совсем не удивляет тот факт, что в то время как с госпитальерами император примирился к началу 1240-х годов [Historia Diplomatica Friderici Secundi, vol. 5, pp. 324-26 and vol. 6, pp. 116-18. ], с орденом Храма он оставался в ссоре до самой своей смерти.
Несмотря на восхищение Матвея личностью Фридриха и положительные оценки императорской политики [Матвей был очарован персоной императора Фридриха II, в котором он видел жертву произвольной политики пап, см.: A. L. Smith, Church and State, pp. 175-76; см. репродукцию императорской печати в The Illustrated Chronicles of Matthew Paris, p. 129.], «Великая Хроника» несколько смягчает изменнический образ обоих орденов, цитируя письмо Жеральда, патриарха Иерусалимского. Прелат подробно описывает политику Фридриха на Кипре и в Святой Земле, которая восстановила против императора не только тамплиеров и госпитальеров, но и Ибелинов, а также многих членов политической и духовной элиты государств крестоносцев. Более того, чем дольше Фридрих оставался в иерусалимском королевстве, тем сильнее становилось недовольство его действиями. Тамплиеры активно поддерживали патриарха Жеральда, и ходили слухи, что Фридрих был даже готов захватить Великого магистра, Пьера де Монтегю, и увезти его в Апулию в качестве заложника. После возвращения в Акру, люди императора по всей видимости осадили или оцепили квартал тамплиеров (C.M. III, 182-83). Помня об этом, патриарх в письме называет Пьера де Монтегю весьма «почитаемым мужем Магистром» (virum venerabilem magistrum) (C.M. III, 182) [Кроме альянса с Дамаском причиной разногласий тамплиеров с политикой Фридриха был и тот факт, что договор с султаном Каира не возвращал им их владений в Иерусалиме, на территории которых находились некоторые важный мусульманские святыни, например, мечеть Аль-Акса. Они и остались под контролем мусульман. См.: Alain Demurger, Vie et mort de l’ordre du Temple, 1118-1314 (Paris, 1989), p. 235.] и считает отношение Фридриха к тамплиерам хуже и вредоноснее, чем даже отношение мусульман (C.M. III, 183) [Marion Melville, La vie des Templiers, pp. 163-66.]. Кроме того, патриарх всячески оправдывает нежелание ордена Храма подчиняться десятилетнему соглашению о перемирии, подписанному императором с аль-Камилем из Каира. Соглашению [В исламском законодательстве десять лет, десять месяцев, десять недель и десять дней были обычным максимальным сроком, на который могло быть заключено перемирие с неверными. О сущности перемирия и его сроках давности см.: David Abulafia, Frederick II: A Medieval Emperor (London, 1988), pp. 170-85.], которое по мнению тамплиеров оставляло Иерусалим почти беззащитным (C.M. III, 179-81) [После подписания Сен-Жерменского договора (июль 1230 года), Папа Григорий IX поддержал договор Фридриха II с султаном Египта и даже запретил тамплиерам нападать на мусульман. В обмен на это Папа требовал от императора возврата имущества, конфискованного у рыцарей Храма. См.: M.G.H. Epistolae saeculi XIII, vol. 1, nos. 427-28, pp. 345-46. ]. В заключение данной главы своей хроники – и не раскрывая собственного мнения по вопросу – Матвей признает, что письмо патриарха нанесло сильный ущерб имиджу императора в христианском мире (C.M. III, 184) [О крестовых походах Фридриха на Кипре и в Святой Земле см.: D. Jacoby, “The Kingdom of Jerusalem and the Collapse of Hohenstaufen Power in the Levant,” Dumbarton Oaks Papers 40 (1986): 83-103.].
В последующие годы и, что особенно важно, в отсутствие в Святой Земле королей-крестоносцев Матвей возвращается к более снисходительному отношению к тамплиерам и похвале их воинского искусства. Рассказывая об их тщетных попытках захватить замок Гуаскум возле Антиохии в 1237 году, он полностью принимает сторону рыцарей Храма, «возжелавших расширить свои владения во славу Господню». Более того, хотя и признавая безрассудным поступок прецептора Антиохии Гийома де Монферрат, приказавшего атаковать, несмотря на предупреждения пленников-христиан, Матвей не скрывает своего восхищения [В «Цветах истории» данный рассказ не фигурирует. В «Истории англов» и «Краткой хронике» Матвей признает факт вмешательства в экспедицию госпитальеров и опускает все упоминания о поспешности и неблагоразумии прецептора. См.: Historia Anglorum, vol. 2, p. 399; Abbreviatio, vol. 3, p. 274.]:
В этой битве пало более сотни рыцарей Храма и три сотни арбалетчиков ордена, не включая простых солдат и большого числа пехотинцев. Из турок же было убито около трех тысяч. В этом злосчастном бое погиб и один прославленный рыцарь Храма, родом из Англии, по имени Реджинальд д’Аргентон, бывший знаменосцем в тот день. Однако же он, ровно как и многие другие погибшие рыцари, успел нанести противнику чудовищный урон, пока его ноги и руки еще не были отрублены. Сам прецептор до того, как был сражен, лишил жизни по крайней мере шестнадцать врагов, не считая смертельно раненых (C.M. III, 404-405) [Giles, Matthew Paris, vol. 1, p. 63; cf. Alberic des Trois Fontaines, Chronica, ed. P. Scheffer-Boichorst, M.G.H., SS, vol. 23, p. 942. Под 1250 годом Матвей признает тот факт, что многие начали терять веру в успех в результате постоянных поражений в Святой Земле. И все же он продолжает называть рыцарей ордена «прославленным воинством Храма» (Templi inclita militia), описывая их поражение у Антионии (C.M., V, 108).].
Симпатия Матвея оказывается на стороне тамплиеров не только во время их множественных неудач на поле боя. Сообщая о победах рыцарей, Матвей так же не скупится на похвалу и приписывает им «скорее сверхъестественную, нежели человеческую силу» (C.M. IV, ad annum 1242, 197)[Между 1240 и 1244 годами тамплиерам удалось выиграть несколько битв и укрепить свои позиции в Святой Земле, см.: Georges Bordonove, Les Templiers, p. 158.].
Следующее событие, заставляющее внимание Матвея остановиться на тамплиерах, связано с хорезмийским вторжением, которое собственно и привело к утрате Иерусалима (23 августа 1244 года). В начале Матвей подробно цитирует письмо Фридриха II к своему шурину Ричарду Корнуоллу. И вновь императорская версия событий выводит тамплиеров в неприглядном свете. На этот раз грех высокомерия, присущий тамплиерам, заставил правителя Египта обратиться за хорезмийской помощью. Более того, вступая в открытое противоречие с интересами всей Святой Земли, рыцари Храма не соблюдали перемирия, заключенного Фридрихом с султаном Египта аль-Камилем и признанного как госпитальерами, так и Тевтонским орденом [Prawer, The Latin Kingdom, pp. 195-99.]. Довольно парадоксально, что в дальнейшем Фридрих обвиняет тамплиеров наоборот в пособничестве мусульманам:
[Они] принимали вышеупомянутых султанов и их слуг на территории владений своего ордена с радостью и весельем и позволяли им совершать свои кощунственные ритуалы и мирские обряды, упоминая при этом имя Магомета (C.M. IV, 302).
Сам Матвей, однако, отвергает подобные обвинения в «Сокращенной хронике» и «Истории англов», где он описывает перипетии битвы, не намекая ни на какие секретные связи тамплиеров с врагом [Abbreviatio, vol. 2, pp. 312-14, vol. 3, p. 289; Historia Anglorum, vol. 2, pp. 483-84. О политике папства в отношении мусульман и участии тамплиеров в папских делегациях см.: Edward A. Synan, “The Popes’ Other Sheep,” in The Religious Roles of the Papacy: Ideals and Reality, 1150-1300, ed. Christopher Ryan (Toronto, 1989), pp. 400 ff.]. И все же обвинения в тайном сношении с мусульманами и, более того, в подражании тамплиерами их вероисповедальных ритуалов сыграли центральную роль в процессе, приведшем к гибели ордена семьдесят лет спустя после описываемых событий [Le Proces des Templiers, ed. Jules Michelet, 2 vols. (Paris 1841-51), vol. 1, pp. 89-96; Malcolm Barber, “Propaganda in the Middle Ages: The Charges Against the Templars,” Nottingham Medieval Studies 17 (1973): 57 ff.]. Оставляя вопрос о верности этих обвинений в стороне, следует заметить, что показания «Великой хроники» убеждают нас в компилятивном характере данного труда, донесшего до нас мнения, слухи и ожидания, преобладавшие в Англии, а также и в других углах христианского мира, в середине XIII столетия.
Что же касается политики тамплиеров на протяжении 1244 года, Chronica Majora повторяет свидетельства очевидцев, записанные в Святой Земле – первое, принадлежащее Гийому де Шатонёфу, магистру ордена госпитальеров (C.M. IV, 307-11), и второе, подписанное патриархом иерусалимским, христианскими прелатами и Гийомом де Рокфором, вице-магистром ордена тамплиеров (C.M. IV, 337-44). Оба этих сообщения описывают опустошение, вызванное нашествием хорезмийцев, народом, который после изгнания со своей родины монголами отправился на поиски нового места для поселения, пока не заключил соглашение с султаном Каира [O. Z. Zeid, “The Impact of the Khorezmians on Frankish and Moslem Syria (1225-1246),” Bulletin of the Faculty of Arts, University of Alexandria 18 (1983): 3-5.]. 11 июля 1244 года хорезмийцы взяли приступом Иерусалим. Лишь трем сотням из всего населения города удалось спастись, церковь Гроба Господня погибла в огне, а останки иерусалимских королей были выброшены из могил. После этого хорезмийская угроза привела к союзу всех христианских сил региона – во главе с тамплиерами и госпитальерами – с мусульманскими правителями Дамаска, Хомса и Крака. 17 августа 1244 года объединенные силы встретились с общим врагом на равнине у Ла Форби в нескольких милях к северо-востоку от Газы. Однако дамасско-христианская армия не смогла противостоять силе Бейбарса и его хорезмийских союзников. Великий магистр Арман де Перигор, а также 300 других тамплиеров остались на поле боя [Судьба Армана де Перигора оставалась долгое время неясной. Ходили слухи, что он также был увезен пленником в Каир. Лишь в 1247 году Гийом де Соннак наконец фигурирует в документах тамплиеров как Великий магистр.], и лишь 36 рыцарям удалось вернуться живыми (C.M. IV, 304-305, 310-11). Неудача у Газы была крупнейшим поражением крестоносцев со времен Хаттина. Она привела к воссозданию империи Аюбидов (1245 год) и потере восточной Галилеи и Аскалона (1247 год). К 1250 году христиане утратили контроль над территориями на юге и вдоль северной части реки Иордан, и восточная граница государства крестоносцев прошла через Бофор и Сафед [Mayer, The Crusades, pp. 247-50; Prawer, The Latin Kingdom, vol. 2, pp. 294-302.].
