Неоспорим тот факт, что тамплиеры и госпитальеры сыграли во время Альбигойского крестового похода очень незначительную роль. Это не может не удивлять: и те и другие были истинными воинами крестовых походов, и так как этот крестовый поход воспоследовал крестовым походам на Восток, они должны были бы примкнуть к нему, как они это делали в Святой Земле. Они представляли собой воинство, преданное святому престолу, от которого они с начала XII в. не прекращали получать привилегии и милости; как находиться в стороне от священной войны, за которую сам папа недвусмысленно взял на себя ответственность? Всё-таки их содействие было бы исключительно ценным: не говоря уже о том, что они были привычными к сражениям солдатами, долгое время жертвовавшими своей жизнью и при этом лучше кого-либо знающими страну, в которой крестоносцы часто оказывались чужаками; они могли бы поставлять коней и вооружение; они могли бы помочь в снабжении, с которым, вероятно, часто возникали трудности; они могли бы сделать из своих командорств опорные пункты.
Наше удивление только усиливается, когда мы констатируем, что наши источники упоминают их очень редко: в Песни о крестовом походе говорится о Храме только два раза [LX-34, CCXIII-11] и, точно так же, всего один раз о Госпитале [X-11]. Всё-таки число командорств было довольно многочисленным в регионах, пересекаемых крестоносцами: как случилось, что эти неизбежные встречи не дали повода к установлению каких-либо отношений? Зададимся вначале вопросом, в каком смысле тамплиеры и госпитальеры были в Лангедоке «представителями Святой Земли и идеала священной войны», чтобы поразмышлять затем о мотивах невмешательства, которое мы отметили, и о действительных условиях существования этих командорств и их вовлечённости в местную жизнь.
I. ТАМПЛИЕРЫ И ГОСПИТАЛЬЕРЫ – ПРЕДСТАВИТЕЛИ СВЯТОЙ ЗЕМЛИ В ЛАНГЕДОКЕ
Ордена тамплиеров и госпитальеров развивались в Лангедоке с необычной быстротой, удивительной прежде всего потому, что эти ордена зародились не здесь. Возможно, воспоминания о крестовом походе Раймона Сен-Жильского особенно поддерживали в этих регионах саму идею крестового похода, тем более что королевство, которое было основано там, явно оставалось в тесных отношениях со своими исходными плацдармами; при этом постоянное передвижение туда и сюда подкреплений крестоносцев, духовных лиц, желающих попытать счастья за морем, пилигримов и коммерсантов, между Триполи и Сен-Жилем, поддерживало в Лангедоке постоянную мысль о Святой Земле, в то же время порт Сен-Жиля отворял домены графа всем влияниям с Востока. Как бы то ни было, но начиная с очень раннего времени в пользу двух новых орденов были сделаны многочисленные дарения. Хотя об этом обычно не говорится прямо, очевидно, что на эти благодеяния вдохновляла преданность Святой Земле. […]
Храм был не менее богатым, [чем Госпиталь]: хотя он и стал развиваться позднее – основание датируется 1128 г., хотя в Испании начало было положено ещё с 1126 г. – он, быстро воспользовался щедростью южной знати: учреждение командорств в Дузане в 1133 г., в Ришеранш в Провансе в 1138 г., в Нарбонне, Пезенасе, Ла Кавалери, Каркассонне, Минервуа и т.д. Благодаря недавнему изданию его картулярия, дом Дузана, вероятно, является наиболее известным в регионе; его тем более интересно рассмотреть потому, что Дузан находится как раз на пути крестоносцев – речь идёт о местности, расположенной в долине реки Од в 20 км к востоку от Каркассонна. У тамплиеров там явно имелся scriptorium, который не встречался особенно часто в ту эпоху, и мы знаем некоторые написанные в нём манускрипты: картулярии A и B, оба начатые в 1171 г.
Конечно, трудно подсчитать имущество земельное – и движимое – которое накопили эти дома к 1200 г.; дарения, которые им делались, происходили часто от людей очень скромного достатка и состояли только из небольших земельных участков. […]
Каковы бы ни были их имущество и их социальное могущество, тамплиеры и госпитальеры поддерживали в Лангедоке мысль о Святой Земле: картулярий Дузана дважды говорит о паломниках в Иерусалим [А 8, 1169; А 45, 1134]. Именно в этом самом картулярии мы обнаруживаем наиболее яркие проявления энтузиазма, который выказывали верные христиане ради деяний на Востоке. Для них само название Храма является почти магическим: honestissima militia [Честнейшее воинство (лат., прим. пер.)] именуемое militia Templi Salomonis Jherosolomitani [Воинство иерусалимского храма Соломонова (лат., прим. пер.)]. Это была эпоха, когда различные Beatus [Книга, содержащая комментарии к Апокалипсису святого Беатуса Лиебанского (c. 730–c. 800), монаха, теолога и географа из Астурии (Северная Испания) (прим. пер.).] – один, например, XII в., находился в монастыре де Лас Уэльгас в Бургосе – иллюстрировали строфы из Апокалипсиса о небесном Иерусалиме посредством эпических сцен вооружённой борьбы с маврами [Jose Maria Garate Cordoba, Espiritu у milicia en la Espana medieval, Madrid, 1967, planches p. 3, 343.].
Ещё более примечателен энтузиазм Лауретты в преамбуле к дарению Дузану [картул. А 40], тем более что подобный язык является уникальным в этих картуляриях – доказательство того, что не сами тамплиеры диктовали эти слова своим благодетелям. Итак, она делает дар «рыцарям иерусалимским, преданных Господу, которому служат и которые отважно сражаются, согласно Евангелию, за веру, против грозных сарацин, постоянно стремящихся нарушить закон божий».
Другое проявление этой благочестивой мысли, обращённой к Святой Земле, обнаруживается в церквях, построенных ad modum sancti sepulchri [По образу Гроба Господня (лат., прим. пер.)]. Эли Ламбер показал, что круглый план не был обязателен для церквей Храма [L’architecture des templiers, Bull monum., 1954, 7-60, 129-165. Cf. G. Sieffert, Ecclesia ad instar dominici sepulchri, Rev. du M-A. latin, V, 1949, 197-202.]: в действительности известны только четыре церкви тамплиеров, построенных по этому плану, и ни одна из них не находится в наших регионах. Этот факт не должен удивлять, если вспомнить, что тамплиеры обосновались в Иерусалиме не у Гроба Господня, а в Храме Соломона; место же воскресения спасителя охранялось канониками [Многочисленные намёки на церковь Гроба Господня были и у госпитальеров, смотреть например, Du Воurg, .P XXVII.], и, вероятно, именно под влиянием их капитулов строились эти церкви в столь характерном стиле. В любом случае, одна из этих церквей, которые позволяли верным вообразить себя в Святом Городе, существует в долине реки Од, в Рьё-Минервуа. Убранство церквей военных орденов нуждается в тщательном изучении, но, к сожалению, сохранилось мало его образцов. Длительную часть времени церкви тамплиеров были, впрочем, почти без убранства, под влиянием святого Бернара, чьи идеи о монастырском искусстве нам известны, и который был вдохновителем устава Храма. Случалось, что некоторые из этих церквей были просто украшены висящими щитами. Здесь нет необходимости изучать случай Монсонеса, который до настоящего времени подвергается попыткам интерпретации различных символов, изображённых на его стенах и своде [Les peintures murales de Toulouse et du Comminges, relevés et photog., Toulouse, Musée Paul Dupuy, 1958, n° 38.]. Нас больше будет интересовать церковь Храма в Крессаке (Шаранта) [Paul Deschamps et M. Thibout, La peinture murale en France, Le Haut-Moyen Âge et l’époque romane, Paris, 1951, 132-137 et pl. LXVI et LXVII.]. Здесь, на стенах, можно видеть не только нападение сарацин на христианский город на Востоке – таким образом, крестовый поход понимается здесь как оборонительная война – но и лагерь на отдыхе, и персонажей, связанных с идеей крестовых походов: Константина и далее святого Георгия, сражающегося с драконом; художник изобразил его похожим на странствующего рыцаря из шансон де жест [Chanson de geste (песнь о подвигах) – средневековая эпическая героическая поэма, посвященная подвигам рыцарей (прим. пер.)]. […]
II. ВОЕННЫЕ ОРДЕНА ПЕРЕД ЛИЦОМ СВЯЩЕННОЙ ВОЙНЫ В ХРИСТИАНСКОЙ ЗЕМЛЕ
Не было ли, столь странное невмешательство, которого придерживались в течение всего альбигойского крестового похода тамплиеры и госпитальеры, обусловлено отказом принимать участие в несправедливой войне? Это, вероятно, был не первый раз, когда была организована «священная война в христианской земле», но первый раз она приняла такой масштаб. Святой Пётр Дамиани некогда порицал подобные войны против христиан; не следовали ли они по его стопам? Впрочем, тамплиерам было достаточно перечитать De laude novae militiae [Похвала новому воинству (лат., прим. пер.)] своего учителя святого Бернара, чтобы вспомнить его требования, касающиеся чистоты намерений у солдата Христова, который в этих войнах Господа должен быть полностью бескорыстным.
Однако мы полагаем, что всё-таки невозможно приписывать рыцарям XII в. сомнения по поводу законности войны. И в особенности не будем забывать о том, что Устав Храма категорически определял необходимость повиновения папе. В этом контексте слабо верится в то, что тамплиеры хотели держаться в стороне от похода, определённо объявленного и организованного Святым Престолом, и под предводительством его легата. Изначальная ориентация ордена тамплиеров на Рим и трансформация концепции крестового похода имели под собой одну и ту же основу – христианские рыцари полагались на папу в вопросах применения своего меча и той точки христианского мира, где следовало прилагать усилия. Враги, с которыми следовало сражаться – это теперь не только противоправные захватчики Гроба Господня; это все те, на кого укажет наместник Христов.
III. ДОМА ХРАМА И ГОСПИТАЛЯ КАК ВОЕННЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ
Тамплиеров и госпитальеров на Западе порой представляют как непрерывно бывших при оружии; они якобы являли собой тип жандармерии, патрулирующей дороги и сопровождающей обозы [John Charpentier, L’ordre des templiers, Paris, 1944, 76: «По завершении крестовых походов, какой деятельностью занимались тамплиеры в местностях, окружающих их дома? Настоящей охраной больших торговых путей… группами по десять, двадцать, тридцать человек, всадник с копьём и пехотинцы».]. Их монастыри якобы были настоящими крепостями, и на самом деле известно, что казна короля порой находила там убежище. Мы знаем, впрочем, причём в том самом изучаемом нами регионе, командорства, главная цитадель которых господствует над местностью, например, церковь-донжон Ваура; господа Игуне и Гардель также отметили на Юго-Западе церкви или орденские Дома, воздвигнутые на скалах. Но в других случаях монастыри не имеют ничего общего с феодальным замком; Монсонес был расположен в самом углублённом месте долины Сала; некоторые дома, учреждённые в епархии Альби, построены в низинах; г-н Анри Блакьер, который изучал командорство Рейссак, очень справедливо замечает, что монахи не всегда обладали свободой выбора места для своего монастыря; они брали то, что им давали. Как бы то ни было, многие из этих учреждений не имели никакой возможности играть важную тактическую роль.
Легко можно понять, что местные сеньоры не очень хорошо смотрели на монахов, способных когда-нибудь противостоять им и принимать их врагов; и именно это объясняет нам то, что произошло во время альбигойской войны, и почему военные ордена не сыграли в них никакой роли. В картулярии Дузана, который был закончен в 1199 г., то есть в эпоху многочисленных частных войн, найма рутьеров, соперничества между Францией и Арагоном, есть один единственный текст [A 168, 1180], который вероятно, намекает на возможную военную активность тамплиеров в регионе, когда даритель просит ita ut vos… deffendatis et custodiatis nos [Для того, чтобы вы защищали нас и охраняли (лат., прим. пер.)]; но возможно, что эти слова должны быть восприняты в их духовном смысле.
Но что думать тогда о частых дарениях военным орденам лошадей [Magnou, 384, и Douzens, XXXIV; Vaour, XVII и n° 98 для случая погребения cum equis et armis.]? Не было ли это желанием пополнить их кавалерию? А дарения оружия? Действия, которые порой имели в Храме характер наполовину литургический: это было traditio cum equis et armis [Передача с лошадьми и оружием (лат., прим. пер.)], дарение, могущее иногда осуществляться задолго до professio ad succurrendum [Имеется ввиду вступление в орден на смертном одре (лат., прим. пер.)], смерти miles’а [Воина, рыцаря (лат., прим. пер.)] и его захоронения на монашеском кладбище. Дарение лошадей и своего оружия было для рыцаря, очевидно, выражением его желания удалиться от мира и не заниматься больше военным делом; таким образом, оно не является в большинстве случаев желанием предоставить тамплиерам или госпитальерам средства для ведения битв. […]
И если мы сейчас перейдём от города к сельским местностям, то у нас сложится впечатление, благодаря разным дошедшим до нас картуляриям, что мы имеем дело с отважными крестьянами, управляющими своими владениями [Montsaunès, 4, 6, 9, 11, 12. 13, и т.д.; Le Puy, 2, 3; Vaour, 2, 3, 14, 21, и т.д. (картулярий Ваура был составлен около 1202 г.); Douzens, многочисленные тексты; для Комменжа, Barrau de Lorde, op. cit., 1947, 95-97; Montsaunès, 218-223, где подчёркивается сельская экономика, преобладавшая в домах Храма этого региона; C. Higounet, Une bastide de colonisation des templiers dans les Pré-pyrénées, Plagne, Rev. de Comm., 1949, 81-97; S. Mondon, Les possessions des ordres de S. Jean de Jerusalem et du Temple dans le Couserans et le Comminges, III, Salau, Rev. de Comm., 1916, 69-101; самый старый акт в пользу Госпиталя датируется 1203 г.; стада охранялись десятью пастухами, 5 донатами и 5 монахами, живущими среди мирян; M.V. Protection apostolique des métairies des templiers dans le diocèse de Comminges (1170), Rev. de Comm.]: в Дузане ни один акт не намекает на войну, политику, даже религию! Но мы видим монахов продающими, обменивающими или покупающими земли. Хорошо известно, что они часто выполняли функции сельскохозяйственного банка. В Каркассоне они спекулировали землями; в других местах мы видим их практикующими ростовщичество. Таким образом представляется, что не следовало бы слишком поспешно приравнивать монахов Запада к монахам Востока; монастыри Лангедока чаще всего являлись, вероятно, всего лишь управляющими организациями, как это говорится на языке сегодняшних миссионеров, уполномоченных поддерживать имение, доходы с которого шли к монахам с Востока; вероятно, они являлись также и хосписами, куда отправлялись на покой инвалиды, прибывшие с Востока. Для того, чтобы лучше отдавать себе в этом отчёт, зададимся вопросом, каков был личный состав этих домов, и из каких категорий монахов он состоял.
М. Урлиак отметил в Руэрге [На коллоквиуме по феодализму в южной Франции и северо-восточной Испании, состоявшемуся в Тулузе в 1967 г., г-н Поль Урлиак говорил о Храме в Ла Сельв в Руэрге; я благодарю его за данное им разрешение использовать заметки, которые я сделал по его докладу, даже до его публикации.] дома с 10 или 15 тамплиерами; точно так же в Сало зафиксированы 13 монахов одновременно [S. Mondon, op.cit., 13.]; но Сало был основан рядом с одноименным портом, и там следовало заботиться о многочисленной пастве. В других случаях мы видим только 2-4 братьев; монастырский устав, каким он практиковался в Монсонесе, предусматривал только четверых [Montsaunès, 218; Ferreol de Ferry, Commanderie et prieuré de S. Jean de Jerusalem à Aix en Provence, thèse de l’Ecole d. Chartes, 1939; здесь находилось всего 2-4 тамплиера].
Впечатление, что речь идёт о весьма немногочисленных сообществах, подкрепляется тем, что нам известны размеры часовен, например известных для района Шаранта [Higounet-Gardelles, 176; С. Daras, Les commanderies et teurs chapelles dans la région charentaise. Bull. mon., 1954, 101 и Barrau de Lorde, op. cit., дают аналогичные цифры.]: здесь обнаруживаются церкви малых размеров, например, 15 x 5 м, даже 9 x 5; если подумать о том, что алтарь церкви того времени уже занимал добрую часть этих 45м2, мы увидим, что не оставалось много места для большого количества народа (25 человек максимум), и следовало принимать в расчёт также famuli [Служители (лат., прим. пер.)], fratres conjugati [Женатые братья (лат., прим. пер.)], если они имелись, а также донатов и соседей. Но каковы были категории монахов внутри каждого сообщества [Magnou, 382 s., является основным трудом для этого анализа и этого различения категорий; cf. De Curson, 23-54.]?
Прибегнув к дошедшим до нас многочисленным текстам, касающимся домов Храма на Юге, можно выделить, по крайней мере как версию, так как эти тексты не всегда хорошо согласуются между собой, следующие категории:
1) milites: это собственно тамплиеры, называемые также milites ad terminum [Воины пожизненно (лат., прим. пер.)]; их предназначение – это битвы, но они обычно отбывают на восток. Много ли их оставалось в Лангедоке в 1200-е годы? Вероятно, здесь находилось несколько инвалидов; Курзон отметил в Париже тамплиеров в летах, которые становятся prudhommes [Рыцари, пользующиеся особым авторитетом благодаря своим рассудительности, жизненному опыту и мудрости.], имеющими голос в капитуле.
2) famuli, о которых неизвестно, являлись ли они комбатантами; возможно, они сопровождали на поле сражения milites, чтобы служить им оруженосцами.
3) clientes, не игравшие, вероятно, никакой военной роли; доказательством является то, что они имели право всего лишь на одно блюдо во время трапезы, в то время как известно, что Устав Храма очень внимательно стремился обеспечить каждого согласно его нуждам. Следует ли сопоставить их с traditio per hominem [Передача (вверение) человека (лат., прим. пер.)], довольно многочисленными в Дузане, соседскими крестьянами, которые, по причине небезопасной обстановки в 1158-1168 гг., просили у Храма ut custodiatis me et res meas [Чтобы вы охраняли меня и моё имущество (лат., прим. пер.)]? И следует ли приравнивать их к донатам [Донаты – люди, отдавшие себя и своё имущество Храму, имевшие полумонашеский статус и иногда жившие в командорстве.], которые, во всяком случае, как представляется, никогда особо не стремились в Святую Землю и следовали тем же самым мотивам безопасности, как и другие люди которые на протяжении многих веков вверяли себя защите аббатств?
Нелегко всегда ясно отвечать на эти разнообразные вопросы, например, в картулярии Монсонеса малопонятно, кем именно являются fratres и в какой мере они отличны от milites или схожи с ними [Montsaunès, сравнить 6 и 58 или 62.]. В любом случае нам представляется ясной одна вещь: большая часть этих домов ордена не была предназначена для формирования подкреплений для Востока, ни для собственной самообороны; в них находился личный состав, состоящий главным образом из inermes [Невооружённых (лат., прим. пер.)], и они не могли, таким образом, играть в крестовом походе против альбигойцев никакой военной роли. […]
IV. СВЯЗИ ВОЕННЫХ ОРДЕНОВ В ЛАНГЕДОКЕ С МЕСТНЫМИ ФЕОДАЛАМИ
Описывать историю тамплиеров и госпитальеров в Лангедоке и в соседних регионах в XII в. означает описывать историю местных сеньоров. Картулярии Дузана изобилуют дарениями, сделанными всеми окрестными феодалами – семействами Барбейра, Гауре и другими; случается даже, что тот или другой член семьи становится «братом», например, в 1153 г. [Douzens, A 1, 6, и т.д., 171, 172, 173.]. То же самое происходит в Монсонесе, где один из графов де Комменж вступает в орден в качестве frater в 1176 г. [Montsaunès, I; дары графского семейства 2, 3, 5; о братьях графа де Комменж – епископах – Du Bourg, 80.], в то время как два его брата становятся епископами Комменжа и Кузерана; или в Вауре в конце XII в. [В Вауре дарителями становятся как раз рыцарь де Пенн, граф де Сен-Жиль, виконт де Сент-Антонен.] […]
Недавнее исследование [П. Урлиак, loc. cit.] привлекло внимание к некоторым из этих учреждений в Руэрге: дом Храма пользовался здесь покровительством мелкой местной знати, в то время как более влиятельные семейства продолжали оказывать покровительство цистерцианцам. Таким образом, замечает Поль Урлиак, можно видеть, как определяются, две аристократические прослойки: мелкая знать, ограниченная конкретными землями, и крупная знать, преимущественно ориентированная на внешний мир, во всяком случае, на Безье и Нарбонн; первая является воплощением развивающегося феодализма, вторая напоминает о дофеодальной эпохе; грамоты в пользу Храма составлены на языке страны, как это порою случалось в Монсонесе и в Дузане, грамоты же в пользу цистерцианских монастырей, напротив, написаны на латыни и свидетельствуют о знании римского права.
Каковы были религиозные мотивации дарений, совершаемых подобным образом знатью военным орденам? Не говоря о тех, которые нетрудно угадать – семейные традиции, отношения со средой, вера в силу монашеской молитвы, инстинкт подражания и социальное давление – стоит отметить, что в определённых случаях дарение и подобные деяния могли выступать как гарантии против отлучения и интердикта [Эти очень интересные гипотезы сформулировали Du Bourg, 182, для Монсонеса, на период после крестового похода, и Ferreol de Ferry, op.cit., на период после 1230 г.]. Интердикта очень опасались в эту эпоху грегорианской реформы, и та же грегорианская реформа придала большое значение церковному погребению, наставляя, что священники принимают определённым образом участие в управлении ключами от Врат Небесных, открывая и закрывая их, например, посредством отпущения грехов, которое они торжественно дают при погребении; и таким образом, опасно умереть отлученным. Становясь братом в доме Храма или Госпиталя, даже если это frater ad succurrendum, который подстрижётся в монахи только на смертном одре, человек получает, таким образом, гарантию христианского погребения; папы, которые не думали тогда о катаризме, действительно даровали военным орденам привилегию совершать богослужения и погребения даже во время интердикта.
Это могло быть впоследствии гарантией против обвинения в ереси. Было замечено, что дома, о которых мы говорили, были порой учреждены в регионах, наиболее затронутых катаризмом, как Дузан или Пьёсс, где также имеет место передача владений в дар Ордену, и который позднее становится местом катарского съезда – около 1225 г. […]
В 1133 г. Рожер Безьерский сделал дарение Дузану [Рожер Безьерский просил о том, чтобы быть похороненным в Храме: H.L., III, 780.]; его наследник Рожер II будет отлучён за катарские симпатии и столкнётся с тем, что кардинал д’Альбано объявит против него крестовый поход, предвещавший поход 1209 г. [По поводу Тренкавелей добавим, что уже виконт Раймон I (брат Рожера I и отец Рожера II) присутствует в 1165 году, в Ломбере, на территории виконтства Альби, на диспуте между Римскими епископами и прелатами и делегацией, возглавляемой катарским епископом Альбижуа, где проявляет явную толерантность, и даже благосклонность в отношении еретического клира; во всяком случае, он категорически отказывается каким-либо образом наказать еретиков (прим. пер.).] Случай Раймона VI более тонкий [Источники по Раймону VI и его отношениям с военными орденами и в особенности с Госпиталем: Chanson de la croisade, X; P. des Vaux-C., IX, 68; Du Bourg, P. IX.]: очевидно, что его поведение вытекало из политической и религиозной ситуации этих трудных лет; мы хорошо это видим с 1209 г., когда он делает дарения Госпиталю и Храму, которые, несомненно, находятся в русле семейной традиции, но которые некоторым образом вызваны желанием заручиться верностью этих домов накануне конфликта.
Деларуэль Э.
фрагменты работы: Тамплиеры и госпитальеры в Лангедоке
во время Альбигойского крестового похода
Templiers et Hospitaliers en Languedoc
pendant la croisade des Albigeois
Перевод выполнен по изданию:
Cahiers de Fanjeaux, vol. iv, Toulouse, 1969
Перевод с французского Бориса Романова
