Рекрутирование в военные ордена [XII

Поскольку лица, вступившие в монастырь или религиозный орден, не могли покинуть его по своему желанию, военные ордена не могли свободно принимать отступников из других религиозных образований. Это ограничение четко выражено как в папских письмах, так и в описаниях церемоний приема. Когда Иннокентий II подтвердил право ордена Храма принимать клириков, он исключил тех, кто был связан с другой «религией» [religio]; и всех желающих принять в орден Храм спрашивали se vos eussies este en autre religion, ou vos eussies fait vou ne promission [«вы исповедуете другую религию, или вы даете обещание, что не будете исповедовать другую религию»] [79]. Но угрозы изгнания, сопровождавшие подобные вопросы, не отпугивали всех, кто бежал без разрешения из других религиозных учреждений [80]. Военные ордена сами подвергались критике за недостаточно строгую проверку новобранцев. В 1220 году Гонорий III приказал госпитальерам прекратить прием вероотступников из Калатравы, а в последующие годы тот же папа высказал еще несколько претензий к военным орденам за прием дезертиров из Грандмонта [орден Грандмонта – религиозный орден, основанный св. Стефаном Тьерским в конце XI века. Орден был назван в честь своего материнского дома, аббатства Грандмон в одноименной деревне, ныне являющейся частью коммуны Сен-Сильвестр, в департаменте Верхняя Вьенна, в Лимузене, Франция. Монахи этого ордена также были известны как Boni Homines или Bonshommes. – прим. пер.] [81]. Переход из одного ордена в другой, конечно, мог быть осуществлен, если было получено разрешение, но предполагалось, что он будет связан с принятием более строгого, а не менее аскетичного образа жизни. Поэтому частых переходов в военные ордена ожидать не стоило: как указал Иннокентий III в письме, касающемся каноника из Арруаза, который позже присоединился к Госпиталю, de laxiore ascendendum sit ad ordinem arctiorem, non autem de arctiore ad laxiorem sit ratione aliqua descendum [«от более слабого к более строгому порядку, но не от более строгого к более свободному по какой-либо причине»] [82]; и когда Иннокентий IV разрешил монашеским орденам позволять переход братьев в монашеские учреждения, он запретил переходы в военные ордена [83].

Тем не менее, некоторые переходы в военные ордена были разрешены, хотя обычно они происходили только в исключительных обстоятельствах. Гонорий III в 1220 году был готов разрешить бывшему бенедиктинцу остаться госпитальером на том основании, что его первоначальное вступление в религиозную жизнь было симоническим и что он вступил в Госпиталь после того, как получил разрешение от своего епархиального архиерея на переход в другое религиозное учреждение [84]. Более распространенными были переходы из одного военного ордена в другой лиц, которые рассорились со своими коллегами. Иннокентий IV разрешил один перевод из ордена Сантьяго в орден Храма, поскольку брат, о котором шла речь, propter capitales inimicitias quas incurrit non posset absque periculo proprii corporis in eodem ordine remanere [«из-за серьезной вражды, которую он навлек на себя, он не мог оставаться в том же ордене, не рискуя собственным телом»], а перевод тамплиера в Госпиталь в начале XIV века был разрешен occasione… quorumdam gravaminum et injuriarum intollerabilium et enormium… in eodem ordine iliatorum» [из-за … некоторых невыносимых и чрезмерных обид … в том ордене] [85].

В то время как прием людей из других орденов мог вызвать жалобы со стороны их бывших начальников, существовала опасность, что рекрутов из светского мира будут преследовать кредиторы. Как и другие религиозные учреждения, военные ордена стремились уберечь себя от претензий по поводу долгов, возникших у новобранцев до их принятия. Претендентов расспрашивали об их финансовых делах, а на церемониях приема в орденах Храма и Госпиталя ясно давали понять, что те, кто будет уличен в предоставлении ложной информации, потеряют место и будут переданы кредиторам [86]. В некоторых случаях семья рекрута обеспечивала выплату его долгов [87], но кредиторы не всегда получали удовлетворение. В 1182 году орден Сантьяго счел необходимым получить от Луция III привилегию, в которой говорилось, что орден не несет ответственности за долги рекрута, если его имущество перешло к наследникам, а если наследников нет, то орден Сантьяго не должен платить больше той суммы, которую рекрут отдал ордену во время своего приема [88]; а в 1222 году Фридрих II признал, что никто из принятых в Тевтонский орден не должен отвечать за долги, сделанные до вступления: его наследники, а не орден должны были нести ответственность за погашение долга [89]. Неэффективность принятых мер предосторожности по-другому иллюстрирует папская булла, изданная в 1255 году, в которой упоминаются братья Тевтонского ордена, которых мучила совесть из-за неуплаты долгов, возникших до вступления; а один тамплиер, который предстал перед папскими комиссарами в 1311 году, даже утверждал, что вступил в орден cum esset gravatus debitis [когда он был обременен долгами] [90].

Даже если новобранцы были свободны от долгов, их все равно нужно было содержать. Вплоть до XII века от лиц, принимаемых в религиозные организации, обычно ожидали дарений при вступлении, но в период становления военных орденов канонисты начали сомневаться в уместности требования пожертвований от новобранцев [91]. Однако эти взгляды распространялись медленно, и религиозные организации, включая военные ордена, продолжали ожидать подарков от претендентов. Поэтому невозможность сделать подходящее пожертвование была препятствием для приема. Те, кто принимал новобранцев в военные ордена, очевидно, часто не знали о том, что отношение к ним меняется: в 1213 году Иннокентий III признал, что симония проникла в орден Храма simplicitate tamen potius quam malitia [«но с простотой, а не со злобой»], а несколько лет спустя Гонорий III аналогичным образом отозвался о тех, кто «просто» был принят в орден Госпиталя [92]. Иннокентий пытался бороться с невежеством, приказав магистру тамплиеров издать запрет для всех своих монастырей ne pro alicujus receptione aliquid exigatur, nec etiam sub pretextu subventionis ad exactionem procedatur hujusmodi [«чтобы ничего не требовали за прием кого-либо, и даже под предлогом субсидирования не приступали к такого рода взысканиям»]. Он также постановил, предвосхитив постановления Латеранского собора 1215 года [93], что в будущем те, кто будет уличен в симонии – как новобранцы, так и те, кто их принимал, – должны быть изгнаны и переданы в более строгий орден. Неспособность сделать пожертвование теперь должна была быть заменена преступлением симонии как препятствие для принятия в военный орден.

На практике, однако, вопрос не был столь однозначным. Орден Сантьяго, похоже, оставался глух к современным взглядам на симонию на протяжении всего XIII века, поскольку между 1271 и 1274 годами его генеральный капитул издал устав, который предписывал, что если магистр или командиры дадут орденское одеяние кому-либо, кроме рыцаря, то denlo commo a sirviente dando de sus heredades a la orden de que la orden se aproveche [«отдать его в слуги,, передав его имущество ордену, которым орден воспользуется»] [94]. Но в других орденах в XIII веке можно заметить изменение отношения, хотя, как и в других случаях, к нарушителям проявлялась большая снисходительность, чем предусматривалось в постановлении Иннокентия, строгое исполнение которого создало бы практические проблемы [95]. В ответ на прошение Тевтонского ордена Александр IV в 1258 году согласился смягчить суровость Латеранских постановлений как для тех, кто вступил в орден используя симонию, так и для тех, кто их принимал. Он согласился с тем, что некоторым должно быть позволено остаться в их собственных монастырях, а остальные должны были быть отправлены в другие дома ордена; если эти дома возражали, то нарушители «ne tanquam oves errantes lupi rapacis morsibus pateant» [чтобы, как бродячие овцы, не подвергнуться укусам хищных волков] должны были быть приняты «tamquam de novo» [как будто снова] и назначены на самые низкие места в хоре и трапезной [96]. Устав Тевтонского ордена, похоже, отражает это постановление, поскольку классифицирует симонию как gravissima culpa [«самая большая вина»], но не настаивает на изгнании преступников из ордена [97].

Устав тамплиеров, с другой стороны, предписывает изгнание тех, кто вступил в орден путем симонии; а сохранившийся отчет о церемонии приема в тамплиеры показывает, что новобранцев не только расспрашивали о каких-либо платежах, сделанных братьям или другим лицам, чтобы обеспечить вступление, но и говорили, что они будут изгнаны, если их проступок будет позже обнаружен [98]. Однако тамплиеры, требовавшие плату от новобранцев, лишались этого пристрастия лишь на время, хотя им запрещалось занимать руководящие должности по отношению к другим братьям и не разрешалось принимать новобранцев в будущем [99]. Но случай, произошедший во время магистратуры Германа [Армана] Перигора, показывает, что практическая необходимость не позволяла строго выполнять эти постановления. Несколько руководящих тамплиеров признались, что вступили в орден используя симонию; магистр, понимая, что Храм не мог позволить себе потерять их, попросил Папу передать дело в руки архиепископа Кесарии, который был благосклонен к ордену; и когда архиепископ отпустил виновных, они были приняты в орден de novel, tout aussi come se il n’eussent onques este freres [«по новому, как если бы они никогда не были братьями»] [100]. Эти свидетельства показывают, конечно, не только то, что симония не обязательно влекла за собой наказание в виде изгнания, но и то, что от некоторых новобранцев все еще ожидали подарков, чтобы добиться вступления.

На то, что эта практика оставалась распространенной, указывают различные источники конца XIII и начала XIV веков. В 1278 году было признано, что многие госпитальеры, принадлежавшие монастырю Фюрстенфельд, вступили в орден через симонию [101], а ряд тамплиеров, допрошенных в начале XIV века, свидетельствовали, что симония была распространена в их ордене. Иоанн из Шалона, который давал показания папе в Пуатье в июне 1308 года, сказал, что nullus recipitur in ordine nisi det magnam peccuniam [«никто не принимается в орден, если он не дает большую сумму денег»], и утверждал, что сам заплатил 500 ливров; а Хуго из Нарсака свидетельствовал перед папскими комиссарами в Париже в 1311 году, что приемы в орден frequenter fiebant per symoniam, data peccunia vel aliis equipolentibus [«часто делались с помощью симонии, денег или других эквивалентов»] [102]. Помимо тамплиеров, которые делали конкретные заявления такого рода, было еще несколько человек, которые, не делая определенных заявлений, говорили, что, по их мнению, подарки были необходимы для обеспечения приема. Например, Аудеберт из Порту, который был прецептором Озона во время ареста тамплиеров, дал ренту в размере 10 ливров, credens quod aliter non recepissent eundem [«полагая, что иначе они не получили бы того же»] [103]. Поэтому людей, подумывающих о вступлении в Храм, могли отпугивать не только фактические требования даров, но и уверенность в том, что потребуется пожертвование. И даже если ордена законодательно запрещали вымогательство денег и земли у новобранцев, они все равно открыто предъявляли некоторые требования к претендентам. Статут, принятый госпитальерами в 1263 году, предписывал, что новобранцы должны по возможности сами обеспечивать себя одеждой [104].

Это было просто закреплением уже существующей практики, ведь когда Юлиан Бонатс в 1227 году собирался поступить в госпиталь в арагонском доме Сигена, он обязался предоставить лошадь, одежду и кровать, sicut statutum est in ordini Hospitalis [«как это установлено в ордене Госпиталя»] [105]. Более значимыми, чем этот устав госпитальеров, были постановление тамплиеров, в котором говорилось, что новобранцы в рыцарское звание должны быть посвящены в рыцари перед вступлением, и указ ордена Сантьяго, в котором аналогичным образом оговаривалось, что еsi algund omne fidalgo viniese pedir el abito de la nuestra orden e quisiere ser nuestro freyre non sea asi rescebido nin Ie sea dado cl dicho abito de ser primeramente cavallero [«Если какой-либо дворянин приходил просить облачение нашего ордена и желал быть нашим братом, его нельзя было так принимать, и давать упомянутое облачение, надо было в первую очередь стать рыцарем»] [106]. Свидетельства, почерпнутые из судебного процесса над тамплиерами, говорят о том, что на практике нередко новобранцев посвящали в рыцари незадолго до вступления в орден: Гвискар Марсак, бывший сенешаль Тулузы, выступавший в качестве светского свидетеля, заявил, что он организовал прием своего родственника Хуго Маршана et in die recepcionis idem dominus Guischardus fecit eum militem in magna aula domus Templariorum Tholose [«и в день приема тот же сеньор Гишар сделал его рыцарем в большом зале дома тамплиеров на Тулузе»], а тамплиер Ги Дофин аналогичным образом заявил, что он был посвящен в рыцари в день своего приема в орден [107]. Но, как уже упоминалось, в конце XIII века все меньше семей могли позволить себе расходы на посвящение сыновей в рыцари. Некоторые новобранцы, по общему признанию, получали от покровителей одежду и снаряжение [108] , но правила, касающиеся посвящения в рыцари, в какой-то степени должны были служить сдерживающим фактором при наборе в рыцарские военные ордена.

Вводя ограничения на прием, военные ордена не были новаторами: большинство препятствий, встречающихся в этих учреждениях, можно встретить и в других религиозных учреждениях. Посредством таких предписаний значительная часть населения, по крайней мере теоретически, была лишена возможности вступить в религиозную жизнь, хотя ясно, что запреты не всегда могли быть исполнены. Тем не менее, необходимо выяснить, несмотря на попытки исключить определенные группы населения, военные ордена привлекали столько рекрутов, сколько позволяли их ресурсы и сколько им было необходимо для выполнения различных функций.

ПОСТАВКА НОВОБРАНЦЕВ

Очевидно, что любой новый религиозный фонд в первые годы своего существования, пока он еще не стал широко известен, столкнулся бы с трудностями при наборе рекрутов, и военные ордена не стали исключением. В течение почти десяти лет после своего создания Храм практически не расширялся. Хотя утверждение Вильгельма Тирского о том, что через девять лет в нем было всего девять членов, не следует воспринимать слишком буквально [109], тамплиеры стали пользоваться широкой поддержкой только после того, как в конце 1120-х годов орден стал известен на Западе. Орден Монжуа, по-видимому, столкнулся с аналогичными трудностями, поскольку в 1180 году, всего через несколько лет после своего основания, он обратился к Папе с просьбой разрешить набирать наемников из Брабансона, Арагона и Басков, против которых в предыдущем году на Латеранском соборе были приняты постановления [110].

Если орден Монжуа, как и некоторые другие ордена, просуществовавшие недолго, возможно, так и не решил проблему привлечения достаточного количества рекрутов любого рода, то международные ордена, похоже, испытывали длительные трудности с поиском достаточного количества клириков, желающих вступить в орден. Военные ордена пользовались большей популярностью в светских кругах, чем среди церковников. Хотя в 1179 году магистр Госпиталя утверждал, что на его службе состояло более 14 000 клириков [111], во многих домах ведущих орденов не было ни одного капеллана, который был бы братом-исповедником. Уставы Госпиталя и Тевтонского ордена XIII века свидетельствуют о том, что в некоторых домах вообще не было священника-резидента, а в 1338 году только в одиннадцати из тридцати четырех госпитальеров в Англии и Уэльсе были капелланы, являвшиеся членами ордена [112]. Дальнейшие свидетельства ограниченного набора священников приводятся в записях суда над тамплиерами, поскольку среди 113 тамплиеров известного ранга, дававших показания в Париже перед папскими комиссарами, было только двадцать капелланов, и только три из семидесяти шести тамплиеров, допрошенных на Кипре, были священниками [113].

При изучении вопроса о наборе мирян в созданные военные ордена необходимо проводить различие между разными орденами и разными регионами. Хотя свидетельства о наборе отрывочны, различные источники говорят о том, что в большинстве регионов Западной Европы ордена Храма и Госпиталя обычно не испытывали особых трудностей с привлечением достаточного количества мирян. Очевидно, что потенциальным рекрутам не всегда было легко получить место в одном из этих орденов. Во время суда над тамплиерами Гвискар Марсак заявил, что по настоянию его самого и Уильяма Флоте в орден Храма был принят сын гражданина Лиона, а сержант тамплиеров, совершивший свое посвящение около 1276 года, утверждал, что он был принят только после того, как instetisset per bienium per se et amicos suos quod reciperetur in dicto ordine [«он сам и его друзья настояли на том, чтобы его приняли в вышеупомянутом ордене»], а другой, принявший посвящение около двадцати лет спустя, утверждал, что его прошение о вступлении было поддержано архиепископом Безье [114]. За несколько лет до ареста тамплиеров английский король попросил госпитальеров принять Беренгера Савертейса, который после долгой и верной службы короне пожелал вступить в орден [115]. Гораздо раньше в Англии, в начале правления Генриха II, Вильгельм Харкортский аналогичным образом помог Николасу Бернехусу получить допуск в орден Храма [116]. Большинство примеров, взятых из записей суда над тамплиерами, конечно, касаются набора сержантов, и возможно, что в некоторых случаях, когда оказывалось давление, возникали препятствия для поступления; но формулировка церемонии приема госпитальеров XIII века, похоже, подразумевает, что необходимость оказывать давление была широко распространена и поэтому не касалась только тех, кто не отвечал требованиям для поступления:

Biaus amis, vos requeres la compaignie de la maison et aves raison, car mostz de gentis homes font grans prieres et ont grant joe quant il pont metre aucuns de leur enfanis ou de leur amis en ceste religion [117].

Дорогие друзья, вы просите о месте в доме и имеете право, потому что большинство благородных семей с удовольствием отдают в туда своих детей и друзей и радуются этому

Свидетельство иного рода, указывающее на наличие рекрутов, представлено Матвеем Парижскимв его Flores historiarum, поскольку там он сообщает, что после битвы при Газе в 1244 году Templarii et Hospitalarii, ad restaurationem jacture suorum fratrum, multos seculares, quos potuerunt eligere, in suum ordinem suscipientes, in Terram Sanctam… succursum destinarunt [«Тамплиеры и госпитальеры, для восстановления жертвоприношения своих братьев, приняли в свой орден столько светских людей, сколько могли выбрать, на Святую Землю…они планировали спасение»] [118]. Можно также отметить, что в конце XIII и начале XIV веков госпитальерам было необходимо ограничить набор, чтобы ослабить влияние на сокращающиеся ресурсы. Поскольку nonnulli priores sunt nimis onerati fratribus militibus et donatis nobilibus [«некоторые из приоров были слишком обременены братьями рыцарями и дворянами»], генеральный капитул госпитальеров в 1292 году запретил набирать рыцарей без специального разрешения магистра; в 1301 году, когда в Германии возникли серьезные финансовые трудности, генеральный капитул постановил, что тамошние приоры госпитальеров не должны принимать никаких рекрутов без разрешения великого магистра; а в 1330 году более поздний капитул постановил, что каждое командорство должно иметь то количество братьев, которое оно считает способным содержать, и что эта цифра не должна быть превышена без согласия магистра [119].

В отличие от этих свидетельств о наборе в Западной Европе в целом двумя ведущими орденами, существуют некоторые испанские источники XII и XIII веков, которые можно интерпретировать как свидетельство трудностей с набором, хотя некоторые из этих свидетельств допускают и другие объяснения. Арагонские записи о тамплиерах и госпитальерах показывают, что в разное время отдельные лица заключали соглашения, в которых обещали вступить в течение определенного периода времени: Петр из Барбастро, например, в 1221 году обязался поступить в госпиталь в Сигене в течение трех лет: est convenientia quod accipiam habitum Hospitalis usque ad tres annos [«мне удобно принять отношение Госпиталя на срок до трех лет»] [120]. Можно также отметить, что в конце XIII века – в то время, когда сохранившиеся документы становятся более полными и подробными – число тамплиеров, которых можно проследить в некоторых арагонских монастырях, уменьшается, а около 1300 года командор тамплиеров на Майорке просил магистра провинции прислать несколько братьев, которые были нужны на острове, на что получил ответ, что dels frares que demanats queus enviassem, vos fem saber que nos non havem negu que trametre vos en puscam [«Относительно братьев, которых вы просили, чтобы мы отправили вам, мы сообщаем вам, что у нас нет никого, кого мы могли бы направить к вам»] [121]. То, что к концу XIII века Госпиталь нуждался в рекрутах на полуострове, видно из того, что Испания была освобождена от запрета на прием рыцарей, наложенного в 1292 году. На трудности с набором в ордене Сантьяго указывает отправка братьев в Германию в 1250 году с полномочиями принимать новых членов: очевидно, возникла необходимость искать рекрутов за пределами страны [122]. А объединение ордена Сантьяго с орденом Санта-Мария-де-Эспана примерно тридцать лет спустя является еще одним свидетельством трудностей с кадрами [123].

Еще одной областью, где в XIII веке существовали проблемы с рекрутированием, была Балтия. Слияние, произошедшее в 1237 году между Тевтонским орденом и Меченосцами, было вызвано в основном нехваткой членов в Ливонском ордене [124].

На потребности в рекрутах, очевидно, влияли изменения в финансовом положении ордена: еще одним фактором были военные действия, которые неизбежно приводили к более высокой смертности, чем обычно в религиозных домах. Но некоторые ордена имели больше возможностей, чем другие, для привлечения рекрутов, необходимых для восполнения потерь. Меченосцы, сражавшиеся в Ливонии, не обладали обширной собственностью или многочисленными монастырями за пределами этого региона, и им наверняка было трудно конкурировать за рекрутов в Германии с более могущественным Тевтонским орденом. Поэтому пятьдесят братьев, погибших в битве при Сауле в 1236 году, было нелегко заменить; и если до этого поражения переговоры о союзе с Тевтонским орденом продвигались слабо, то после него объединение было быстро осуществлено [125]. Таким же образом объединение ордена Сантьяго с Санта-Марла-де-Эспана было вызвано, очевидно, трудностями, возникшими после катастрофы в Моклине в 1280 году, когда погибли магистр Сантьяго и пятьдесят пять братьев. Похоже, что ордену не удалось быстро набрать достаточное количество новых членов [126].

Все ордена, участвовавшие в «реконкисте», включая ордена Храма и Госпиталя в Испании, в основном зависели от рекрутов, набранных внутри полуострова: они обычно не получали рабочую силу из других западных стран; и хотя по мере продвижения «реконкисты» все большее число их домов удалялось от границы, от них по-прежнему ожидали контингентов для кампаний против мавров [127]. Особые проблемы, возникшие в результате реконкисты, иллюстрирует указ госпитальеров 1292 года о наборе рыцарей, поскольку, объясняя освобождение, предоставленное Испании, он ссылается на полуостров как на регион ubi cum Sarracenis assiduatur conflictus [«где идет постоянный конфликт с мусульманами»] [128]. Конечно, можно возразить, что к 1292 году завоевание в некоторых частях полуострова было завершено, в то время как в других местах оно остановилось. Но от военных орденов все еще ожидали военной службы против мавров; а в более поздние годы XIII века их также призывали испанские короли для борьбы с христианскими соседями [129].

Члены Храма и Госпиталя за пределами Испании были в первую очередь озабочены борьбой с неверными на Востоке, но из людей, завербованных в эти два ордена по всему западному христианству, лишь сравнительно небольшое число стало непосредственно участвовать в конфликте в восточном Средиземноморье, особенно к концу XIII века. Как мы уже видели, военное подразделение Госпиталя на Кипре на рубеже веков насчитывало всего восемьдесят человек, и только семьдесят шесть тамплиеров были арестованы и допрошены там в начале XIV века [130]. Многие тамплиеры и госпитальеры, особенно те, кто принадлежал к званию сержанта, всю жизнь мирно жили в Западной Европе [131]. Таким образом, лишь небольшая часть подвергалась риску. Те, кто сражался в Сирии в XII и XIII веках, конечно, иногда терпели тяжелые поражения, как при Хаттине в 1187 году и Газе в 1244 году, но очень серьезные потери личного состава, похоже, были нечастыми: в обращениях, которые тамплиеры и госпитальеры в Восточном Средиземноморье посылали своим коллегам на Западе, обычно запрашивалась материальная помощь, а не рабочая сила.

Когда требовалась замена на Востоке, проблема с кадрами там могла быть довольно быстро решена, по крайней мере, частично, путем обращения к существующим резервам на Западе: когда, например, Госпиталь потерял сорок братьев при осаде Триполи в 1289 году, магистр смог вызвать подкрепление из западных провинций: ordinaverimus de singulis provinciis ad partes istas de fratribus nostris, pro raparatione conventus nostri, aliquos convocare [«мы договорились созвать в эти места по нескольку наших братьев из каждой провинции»] [132]. В случае тяжелых поражений, очевидно, необходимо было быстро набирать новых братьев, чтобы заполнить вакансии либо на Востоке, либо в Западной Европе, но это облегчалось сетью монастырей по всему западно-христианскому миру, которой обладали и орден Храма, и орден Госпиталя; а во многих районах не было местных военных орденов, конкурирующих за рекрутов. Поэтому – как следует из комментария Матвея Парижскогно о поражении в Газе – даже очень серьезные потери, очевидно, можно было восполнить [133].

Если война повлияла на потребности в рекрутах, то на поступление рекрутов в военные ордена в целом могли повлиять меняющиеся обстоятельства и отношение западных христиан: причины, побудившие мужчин вступать в военные ордена, не обязательно были постоянными между XII и XIV веками. Однако нелегко точно определить мотивы, которые побуждали людей вступать в военный орден.

МОТИВАЦИЯ

В некоторых случаях вступление не было вопросом индивидуального выбора, так как в ряде случаев новые члены были получены путем присоединения к существующим религиозным организациям. Анрикус из Фавероля сообщил папским комиссарам в Париже, что он и три его товарища, которые ранее были conversi seu donati [«конверсы или донаты»] Госпиталя в Мормане в епархии Лангра, стали тамплиерами в 1301 году, когда их госпиталь был объединен с военным орденом [134]. Однако подобные слияния, хотя и нередкие, часто вызывали противодействие со стороны членов организации, который терял свою идентичность. Тамплиеры столкнулись с трудностями, когда пытались включить в свой состав орден Монжуа в конце XII века, а также когда в конце XIII века было предложено объединиться с орденом Святого Фомы в Акре [135]. Аналогичное противодействие было высказано, когда Тевтонский орден попытался взять под свой контроль госпиталь Святого Иакова в Андравиде в Латинской империи [136]. Такие слияния часто были в лучшем случае лишь частично успешными, и обычно они касались приходящих в упадок учреждений с небольшим количеством участников. Поэтому военные ордена получали лишь сравнительно небольшое число рекрутов за счет присоединения к существующим религиозным организациям; и хотя было несколько отдельных переходов из одного ордена в другой, большинство рекрутов привлекалось из светского мира.

Причины, побуждавшие мужчин оставлять мир и вступать в военные ордена, были неизбежно сложными и не полностью описаны в сохранившихся источниках. Сами новобранцы не всегда четко анализировали свою мотивацию, и, несомненно, существовало место для самообмана. Поэтому трудно объяснить мотивы конкретных людей. Можно попытаться разделить некоторые из действующих влияний, но значимость конкретных мотивов не поддается количественной оценке, и редко можно определить, приобрели они или утратили свою важность.

Несмотря на растущее уважение к личности в XII веке и объявление вне закона детского послушания, родительское и семейное давление, очевидно, оставалось важным фактором. Несмотря на то, что прием детей был осужден в статуте тамплиеров, из его формулировки видно, что составители не намеревались лишить родителей права голоса в выборе карьеры их детей; а слова церемонии приема госпитальеров показывают, что на практике родители по-прежнему стремились определить своих отпрысков в военные ордена [137]. Об этом также свидетельствуют документы, в которых родители договаривались о будущем своих детей. Когда Вильгельм VII из Монпелье составлял свое завещание в 1172 году, он постановил, что один из его сыновей должен стать тамплиером, и точно так же в 1288 году Манфред из Лоннига, гражданин Кобленца, посвятил двух сыновей Христу и Деве Марии в местном доме Тевтонского ордена [138].

Даже когда детям, отданным на попечение военного ордена, предоставлялся выбор: остаться или уйти по достижении совершеннолетия, они иногда оставались в неведении относительно того, что от них ожидается: В 1267 году Вальтер Нордекский предложил своего сына братьям Тевтонского ордена в Марбурге, cum fratribus ibidem deo famulantibus perpetuo serviendum, tali condicione, si spontaneus elegerit, cum ad annos legitimos pervenerit, quod optamus [«с братьями, которые поклоняются Богу, при таком условии, которое он выберет свободно, когда он достигнет совершеннолетия, которого мы желаем»], а более позднее предложение в документе начинается: Si vero, quod absit, apud eandem domum et fratres recusaverit permanere, cum ad annos legitimos pervenerit… [«Если он отказался остаться с тем же домом и братьями, когда он достиг совершеннолетия»] [139]. Свидетельства самих новобранцев представлены в протоколах суда над тамплиерами. Папские комиссары в Париже услышали от Ги Дофина, что он вступил в Храм «от того, что его отец и мать пожелали», а Иаков из Труа рассказал им, что отговорил свою мать от вступления брата в этот орден [140].

Родительские решения, несомненно, во многих случаях руководствовались практическими соображениями – желанием избавиться от физически или умственно неполноценных детей или желанием сохранить единство семейных владений, обеспечив младшим сыновьям карьеру в церкви. Конечно, можно утверждать, что расширение западного христианства, а также аграрные и городские изменения, происходившие на Западе, предоставили новые возможности для младших сыновей в XII и XIII веках: однако территории на границах христианства не всегда обеспечивали безопасность, а в некоторых частях Западной Европы мелиорация и заселение земель закончились задолго до конца XIII века. Помещение младших детей в церковь, кроме того, имело вес традиции в свою пользу. Но следует также помнить, что духовные блага получались при принесении сына в жертву Богу, так же как и при пожертвовании имущества. Во время церемонии приема в орден Госпиталя новобранцу говорили, что:

nos recevons l’arme de vos, et de vostre peire et de vostre meire, et de vos parens en messes, en matines, en vespres, en hores, en raysons, en jeunis, en aumosnes, en tous les bien fais, que son fais et se farons en la mayson puisque la religion fu comencee jusques au jour dou juise;

[мы принимаем руку твою, и твоего отца, и твоей матери, и твоих сродников в обеднях, на заутренях, в вечернях, в хорах, в лучах, в постах, в милостынях, во всех добрых делах, что делаем и будем делать…]

и подобное обязательство, данное Храмом, упоминается не только в статутах тамплиеров, но и в показаниях братьев, допрошенных после их ареста в начале XIV века [141]. Некоторые родители, возможно, желали сделать не больше, чем посвятить сына служению Богу и получить духовное вознаграждение; и, конечно, именно этот аспект подчеркивается в современных источниках.

Однако сохранившиеся свидетельства о возрасте новобранцев тамплиеров позволяют предположить, что желание родителей получить материальную или духовную выгоду было менее важным фактором при привлечении новобранцев в военные ордена, чем ранее при поступлении в монастыри. Но если только ограниченное число детей и подростков принимали обеты в военных орденах из-за родительских желаний такого рода, рекруты, тем не менее, могли подвергаться другим видам давления со стороны семей и посторонних. Когда, как это иногда случалось [142] , несколько членов одной семьи одновременно вступали в орден, можно сомневаться, что все они были одинаково полны энтузиазма: возможно, некоторых уговаривали более решительные родственники. Сомнения можно выразить и по поводу приверженности тех, кто вступал в орден вместе со своими сеньорами или по их приказу. Петр из Дусбурга сообщает, например, что Конрад Тюрингский вступил в Тевтонский орден cum copiosa comitiva nobilium [«с большой свитой дворян»], а Теодерих, маркграф Мейсена, находясь в Пруссии в 1272 году, XXIIII viros nobiles et in armis strenuos de familia sua vestiri fecit in ordinem domus Theutonice [«Он приказал облачить 24 человека из своей семьи, знатных и активных в оружии, по ордену Тевтонского дома»] [143].

Кроме того, хотя обычай отдавать детей в жертву был отвергнут военными орденами, младшие сыновья часто все еще нуждались в средствах к существованию; и по мере распространения обычая первородства и возможного увеличения размеров семей [144], все большее число людей оказывалось в этой категории. Конечно, можно указать на то, что средний возраст новобранцев тамплиеров в некоторых областях, по-видимому, составлял двадцать семь или двадцать восемь лет, и что лишь немногие из них были на пороге зрелости, когда совершали свое ремесло. Но младшие сыновья не обязательно сразу посвящали себя карьере на всю жизнь: например, было показано, что группы молодых дворян, juvenes, обычно проводили несколько лет в поисках приключений и славы на войне и турнирах [145]. И хотя сравнительно немногие новобранцы вступали в орден Храма в подростковом возрасте, большинство, по-видимому, вступали до достижения тридцатилетнего возраста. Более того, значительное число претендентов можно идентифицировать как младших сыновей.

Для таких людей, как и для некоторых других, военные ордена могли казаться более комфортным существованием, чем альтернативы, доступные в светском мире. Строки Ростана Беренгьера, начинающиеся словами

Pos de sa mar man cavalier del Temple,
Man cavall gris cavalcant si solombran,
E lurs cabeils saurs remiran s’enombran

отражают общепринятое мнение о том, что в Западной Европе братья военных орденов вели нетребовательную жизнь [146]. Слова, обращенные к новобранцам на церемониях приема, показывают, что ордена сами осознавали этот образ и, как и другие религиозные организации, стремились подчеркнуть строгость религиозной жизни. В Госпитале новобранцу говорили, что:

ja soit ce que vous nos vees bien vestus et grans chevaus, et cuidies ayens tous les aises, vos estes enginies, quar quant vos voudres mangier, il vous covendra a jeunier, et quant vos voures jeunier, il vos covendra a mangier. Et quant vos voures dormir, si vos covendra a veillier… [147].

[«Хоть и кажется, что вы очень хорошо одеты и ездите на хороших конях, и все, кажется, хорошо у вас, вы все равно обманываетесь. Потому что когда вы захотите есть, вам придется голодать, а когда вы будете голодать, вам придется есть. И когда вы захотите спать, вам придется бодрствовать…»]

Входящие в храм были предупреждены, чтобы их не вводили в заблуждение

l’escorche qui est par defors. Car l’escorche si est que vos nos vees avoir beaus chevaus, et beaus hernois, et bien boivre et bien mangier, et beles robes, et ensi vos semble que vos fussies mult aise. Mais vos ne savуs pas les fors comandemens qui sont par dedans [148].

[«Обнаженное тело, которое видно снаружи. Потому что, хотя у вас есть красивые лошади, красивые одежды, хороший напиток и пища, и вам кажется, что вы очень довольны. Но вы не знаете заповедей, которые находятся внутри»]

ПРИМЕЧАНИЯ ко второй странице

[79] Marquis d’Albon, Cartulaire général de l’ordre du Temple, 1119?-1150 (Paris 1913) 375-378 Bullaire doc. 5; Hiestand (n. 12 above) 204-210 doc. 3; Régle du Temple 342 chap. 670. IВ ордене Храма также проводилась проверка, не были ли посвящены в рыцари или сержанты новобранцы: Michelet (n. 10 above) 1.353, 380, 539, 548; Regle du Temple 166, 234, 343 chaps. 272, 431, 674; cf. PL 216.890- 891.

[80] Aurea L. Javierre Mur, la orden de Calatrava en Portugal (Madrid 1952) 21.

[81] Delaville Le Roulx (n. 8 above) 2.278, 291-292 docs. 1699, 1724; 4.275 doc. 1770 bis; Mansilla (n. 2 above) 250 doc. 338.

[82] Delaville Le Roulx (n. 8 above) 1.672-673 doc. 1082.

[83] Ibid. 2.636 docs. 2381. 2384.

[84] Ibid. 2.278-279 docs. 1700. 1701.

[85] Les registres d’Innocent IV, ed. Elie Berger 3 (Paris 1897) 21 doc. 5548; Delaville Le Roulx (n. 8 above) 4.171 doc. 4795. Аналогичным образом Иннокентий IV разрешил бывшему магистру Тевтонского ордена Герхарду Мальбергскому перейти в орден Храма, поскольку тот не мог оставаться в Тевтонском ордене без серьезного скандала.: Strehlke (n. 78 above) 361-362 doc. 483; MGH Epistulae saeculi XIII. ed. Carl Rodenberg, 2 (Berlin 1887) 60 doc. 83 Несмотря на папское разрешение, он фактически не вступил в Храм: Marie L. Bulst. “Zur Geschichte der Ritterorden und des Konigreichs Jerusalem im 13. Jahrhundert bis zur Schlacht bei La Forbie am 17. Okt. 1244”, Deutsches Archiv fur Erforschung des Mittelalters 22 (1966) 217-218.

[86] Règle du Temple (n. 1 above) 234. 337-338. 342-343 chaps. 431, 658, 671; Perlbach (n. 10 above) 127; Delaville Le Roulx (n. 8 above) 2.536-561 doc. 2213 chap. 121.

[87] Wyss (n. 13 above) 1.43 doc. 44.

[88] José L. Martin. Origenes de la orden militar de Santiago (1170-119)) (Barcelona 1974) 333-334 doc. 148.

[89] Hennes (n. 62 above) 1.67 doc. 62.

[90] Strehlke (n. 78 above) 375-376 doc. 532; Michelet (n. 10 above) 2.188.

[91] The subject is discussed by Joseph H. Lynch, Simoniacal Entry into Religious Life from 1000 to 1260: A Social, Economic and Legal Study (Columbus 1976).

[92] 216.890-891; Delaville Le Roulx (n. 8 above) 2.351-352 doc. 1839.

[93] Существовали и другие прецеденты Латеранского постановления: Lynch (n. 91 above) 126-127, 151, 156, 182, 184.

[94] Madrid, B.N. MS 8582, fol. 44v.

[95] Cf. Lynch (n. 91 above) 204-208.

[96] Strehlke (n. 78 above) 401-402 doc. 595.

[97] Perlbach (n. 10 above) 86.Перлбах относит этот устав к годам до 1251 г., но, по-видимому, он датируется позже папского декрета. Александр IV мог, конечно, повторять более ранние папские постановления.

[98] Régie du Temple (n. 1 above) 153, 228, 234. 285. 343 chaps. 224, 417, 431. 544. 673.

[99] Ibid. 158-159, 228. 285 chaps. 246, 417, 544.

[100] Ibid. 285-287 chaps. 545-548.

[101] Delaville Le Roulx (n. 8 above) 3-363 doc. 3661.

[102] Finke (n. 30 above) 2.338 doc. 155; Michelet (n. 10 above) 2.206.

[103] Michelet 2.171.

[104] Delaville Le Roulx (n. 8 above) 3 75-77 doc. 3075 chap. 3.

[105] Ubieto Arteta (n. 63 above) 1.175-176 doc. 118.

[106] Régie du Temple (n. 1 above) 241 chap. 448; Madrid, B.N. MS 8582, fol. 44v.

[107] Michelet (n. 10 above) 1.183, 186, 417.

[108] Например, в 1245 г. хранитель гардероба получил приказ английского короля Генриха III выделить средства для рекрута-тамплиера. “in robis et aliis necessariis sicut provideri solet vadlettis regis quibus rex arma dederit“: Close Roils, 1242-1247 (London 1916) 311; see also Close Rolls, 1251-1253 (London 1927) 273; Calender of Liberate Rolls, 1245-1251 (London 1937) 18.

[109] William of Tyre, Historia rerum in partibus transmarinis gestarum 12.7, in Recueil des historiens des croisades: Historiens occidentaux 1 (Paris 1844) 521.

[110] DeIaviIle Le Roulx (n. 12 above) 54 doc. 2; Hiestand (n. 12 above) 319-321 doc. 126; Giovanni D. Mansi, Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio 22 (Venice 1778) 232.

[111] Riley-Smith (n. 7 above) 235.

[112] Delaville Le Roulx (n. 8 above) 3.43-54 doc. 3039 chap. 17; Perlbach (n. 10 above) 87; Larking (n. 34 above) 3-101.

[113] Michelet (n. 10 above) passim; Schottmüller (n. 6 above) 2.143-400; see also Forey (n. 2 above) 272-273.

[114] Michelet 1.186-187. 359, 449.

[115] Calendar of Close Rolls, 1302-1307 (London 1908) 354.

[116] Beatrice A. Lees, Records of the Templars in England in the Twelfth Century, British Academy Records of the Social and Economic History of England and Wales 9 (1935) 238-239 Sussex Charters no. 13.

[117] Delaville Le Roulx (n. 8 above) 2.536-561 doc. 2213 chap. 121. В Тевтонском ордене ситуация, по-видимому, была аналогичной, поскольку в некоторых документах зафиксирована благодарность, которую выражали люди, когда их сыновей или родственников принимали в братья.: Wyss (n. 13 above) 1.346-347, 403-404 docs. 465, 534; 2.62 doc. 84.

[118] Matthew Paris, Flores historiarum, ed. Henry R. Luard, 2 (Rolls Series 1890) 287.

[119] Delaville Le Roulx (n. 8 above) 3.608-609 doc. 4194 chap. 2; 4.23-24 doc. 4550 chap. 2; Charles L. Tipton, “The 1330 Chapter General of the Knights Hospitaliers at Montpellier,” Traditio 24 (1968) 305-306.

[120] Ubieto Arteta (n. 63 above) 1.147-148 doc. 96; see also ibid. 1.175-176 doc. 118; Madrid, Archivo histôrico nacional, Secciôn de côdices, côd. 468 p. 215 doc. 186; côd. 689 p. 93 doc. 99; Archivo de la Corona de Aragon, pergaminos de Alfonso I [II] no. 348; Marla L. Ledesma Rubio. “Colecciôn diplomatica de Grisén (siglos XII y XIII),“ Estudios de edad media de la Corona de Aragon 10 (1975) 777-778 doc. 77.

[121] Forey (n. 2 above) 278; Archivo de la Corona de Aragôn, Cartas reales diplomaticas, Templarios no.. 285; see also no. 371.

[122] Bullarium (n. 2 above) 178.

[123] См. источники, указанные в n. 126 below.

[124] См. следующее примечание.

[125] Benninghoven (n. 4 above) 307-312. 347-348. 354-358. 406-407.

[126] Ambrosio de Morales. Opusculos castellanos (Madrid 1793) 2.25; Juan Torres Fontes, “La orden de Santa Maria de Espana,” Miscelanea medieval murciana 3 (1977) 94-95; Juan Menéndez Pidal, “Noticias acerca de la orden militar de Santa Maria de Espaтa“, Revista de archivos, bibliotecas y museos 17 (1907) 169-170. Поскольку новым главой Сантьяго стал магистр из Санта-Марии, частью проблемы могла стать потеря старших братьев..

[127] Тамплиеры и госпитальеры полуострова также были вынуждены отправлять своих собратьев в восточное Средиземноморье.

[128] Delaville Le Roulx (n. 8 above) 3.608-609 doc. 4194 chap. 2.

[129] Forey (n. 2 above) 134.

[130] Schottmüller (n. 6 above) 2.143-400. Согласно летописным источникам, на момент ареста на Кипре находилось 118 тамплиеров, однако эта цифра составляет лишь небольшую часть от общего числа членов ордена: Chroniques (n. 28 above) 1.286; “Chronique de l’île de Chypre par Florio Bustron,” ed. René de Mas Latrie. Mélanges historiques 5 (Paris 1886) 167.

[131] Во время суда над тамплиерами многие братья заявили, что никогда не были на Востоке..

[132] Delaville Le Roulx (n. 8 above) 3.541 doc. 4050; see also ibid. 4.203-204 doc. 4841; Matthew Paris, Chronica majora, ed. Henry R. Luard 3 (Rolls Series 1876) 406.

[133] On losses at Gaza, see Annales de Burton, in Annales monastici, ed. Henry R. Luard 1 (Rolls Series 1864) 260-261 ; Cronica fratris Salimbene de Adam, ed. Oswald Holder-Egger, MGH Scriptores 32 (Hanover 1913) 177. Однако в Храме, как и в Тевтонском ордене, необходимость восполнения потерь, понесенных в войне, по-видимому, способствовала сокращению числа послушников.: Michelet (n. 10 above) 1.523, 528, 607; 2.10, 451; Strehlke (n. 78 above) 387-388 doc. 560.

[134] Michelet 1.635.

[135] Forey (n. 5 above) 255-263. (n. 3 above) 494-495.

[136] Forstreuter (n. 4 above) 73. 237-238; Strehlke (n. 78 above) 132-139 docs. 131-139; Registres de Grégoire IX (n. 12 above) 3.94-96, 531 docs. 4917, 4918, 6070.

[137] См. выше на n. 55 and at n. 117.

[138] Layettes du trésor des chartes d. Auguste Teulet, 1 (Paris 1863) 100 doc. 257; Hennes(n. 62 above) 1.276-277 doc. 315. Однако, судя по всему, это заявление Вильгельма Монпелье не было принято во внимание.: Jean Baumel. Histoire d’une seigneurie du Midi de la France: Naissance de Montpellier (985-1213) (Montpellier 1969) 183-184. Один из бюргеров Монтелимара, составивший свое завещание в 1271 году, даже поручил еще не родившегося ребенка Госпиталю: Ursmer Berlière, Le recrutement dans les monastères bénédictins aux XIIIe et XlVe siècles, Académie royale de Belgique: Classe des lettres et des sciences morales et politiques. Mémoires, ser. 2,18.6 (Brussels 1923) 8.

[139] Wyss (n. 13 above) 1.185-186 doc. 241.

[140] Michelet (n. 10 above) 1.257. 416.

[141] Delaville Le Roulx (n. 8 above) 2.536-561 doc. 2213 chap. 121; Règle du Temple (n. 1 above) 345 chap. 677; Michelet 1.360, 382; 2.2, 93.

[142] Например, Delaville Le Roulx (n. 8 above) 1.548 doc. 861; Feger (n. 25 above) 51.

[143] Chronicon terrae Prussiae 1.5, 3.133, ed. Max Toeppen, Scriptores rerum Prussicarum 1 (Leipzig 1861) 31, 116-117; cf. Wojtecki (n. 24 above) 133, 156.

[144] Robert Fossier, La terre et les hommes en Picardie jusqu’à la fin du XIIIe siècle (Paris 1968) 1.282-286.

[145] Georges Duby. “Dans la France du Nord-Ouest au XIIe siècle: Les ‘jeunes’ dans la société aristocratique.” Annales: Economies, sociétés, civilisations 19 (1964) 835-846.