По словамъ Вильгельма Тирскаго, Ассизы, даже раньше катастрофы 1187 года, были извѣстны только въ устной формѣ, въ видѣ традиціонныхъ обычаевъ. Рисуя портретъ Балдуина III, хроникеръ выражается слѣдующимъ образомъ: «Балдуинъ обладалъ глубокими свѣдѣніями въ обычномъ правѣ, господствовавшемъ въ восточномъ королевствѣ; во всѣхъ темныхъ вопросахъ самыѳ пожилые принцы искали разъясненія въ его опытности и восхищались его знаніями и его мудростью» [Guill, de Tyr, liv. XVI, chap. II, р. 706: „Juris etiam consuetudinarii, quo regnum regebatur Orientale, plenam habens experientiam: ita ut in rebus dubiis, etiam seniores regni principes ejus consulerent experientiam, et consulti pectoris eruditionem mirarentur“.]. Въ другомъ мѣстѣ, говоря объ Амори I, онъ пишетъ: «Никто не превосходилъ его въ знаніи обычнаго права, царствовавшего въ королевствѣ; король отличался между всѣми принцами проницательностью своего ума и справѳдливостыо своихъ суждѳній [Guill. de Tyr, liv. XIX, chap. II, 884: „In juro consuetudinario, quo regebatur regnum, subtilis plurimum, et nulli secundus; imo qui regni principes et mentis acumine et discretionis praeiret sinceritate universos.“ См. Röhricht, Amalrich I, König von Jerusalem, p. 3.].» Такимъ образомъ въ затруднительныхъ случаяхъ люди обращались за свѣдѣніями къ королямъ и, повидимому, всѣ безъ исключенія, какъ короли, такъ и поддаінные, забыли о почтенной хартіи, скорѣе погребенной, нежели положенной на храненіе въ церкви Гроба Господня.
Слѣдствіемъ этого было то, что никто не имѣлъ случая удостовѣриться въ подлинности этого факта. Такимъ образомъ, нѣтъ ничего невозможнаго въ томъ предположеніи, что люди выдумали существованіе этого воображаемаго кодекса, чтобы санкціонировать традиціонные французскіе обычаи въ Палестинѣ [Мы очень счастливы, что ко времени окончанія нашей работы встрѣтили во Всеобщей Исторіи заявленіе защищаемаго нами мнѣнія: «Долгое время думали, что эти сборники заключаютъ въ себѣ древнейшіе законы, называвшіеся Грамотами Гроба Господня; говорили, что они были редактированы по приказанію Готфрида Бульонскаго тотчасъ послѣ взятія Іерусалима, но затѣмъ, въ 1187 r., послѣ завоеванія города, были уничтожены, Это преданіе было вымышлено уже въ болѣе позднее время для приданія Ассизамъ большаго значенія» (Hist. Gener., t.. II, Les Croisades, chap. VI, p. 318, art. de M. Seignobos.)].. Пришло время, когда вѣра въ подлинный текстъ, положенный на храненіе у Гроба Господня, укрѣпилась повсюду и получила такую прочность, что никому не приходило въ голову сомнѣваться въ этомъ. He менѣе вѣрно также и то, что можно выставить два слѣдующихъ, повидимому, безспорныхъ положенія: 1) преданія, приписывающія эфемерному царствованію Готфрида организацію латинскаго королевства, явились позднѣе той эпохи, въ которую жилъ этотъ государь, и не подтверждаются историками крестовыхъ походовъ. Цѣлыхъ полтора столѣтія отдѣляютъ Жана Ибелина и Филиппа Новарскаго отъ перваго латино – іерусалимскаго короля. Этотъ фактъ, повидимому, не обращалъ на себя вниманія ученыхъ въ такой степени, въ какой онъ этого заслуживаетъ, и намъ кажется, что было бы ошибкой слишкомъ пренебрегать имъ; 2) если даже допустить, что какой-нибудь кодексъ былъ редактированъ въ это время, то не легко объяснить полное отсутствіе гласности, которымъ сопровождалось это редактированіе. Нельзя не видѣть противорѣчія между первою мыслію законодателя, написавшаго законы, и принятымъ имъ рѣшеніемъ, по окончаніи дѣла, насколько возможно скрывать ихъ. Такимъ образомъ приходится думать, что Ассизы были не что иное, какъ обычаи. Развѣ Жанъ Ибелинъ, Филиппъ Новарскій, а за ними и другіе юристы, не смѣшиваютъ повсюду, за исключеніемъ цитированнаго выше мѣста, обязательнаго значенія ассизовъ съ обязательнымъ значеніемъ обычаевъ (us et coutumes) [Revue de legislation et de jurisprudence, 1843, t. XVII, art. de Gh. Giгaud, p. 31: «Заморское военное дворянство комментировало ассизъ, т. е. обычай, потому что ассизъ — то же самое, что обычай».] (1)?
Но, можетъ быть, мы находимъ въ дошедшихъ до насъ разсказахъ о взятіи св. города въ 1187 г. какое-нибудь указаніе на похищеніе этихъ Грамотъ Гроба Господня (Lettres du Sépulcre)? Продолжатель тирскаго епископа, оставившій намъ въ своей хроникѣ самыя обстоятельныя подробности объ этомъ событіи, не дѣлаетъ на это ни малѣйшаго намека [Ernoul, chap. XVIII, р. 211 et suiv.; chap. XIX, p. 221 et suiv.]. Однако мы не можемъ сдѣлать изъ этого факта никакого вывода, такъ какъ молчанію Продолжателя было-бы легко противопоставить въ вышей степени точныя утвержденія Жана Ибелина или Филиппа Новарскаго. Мы хотѣли бы только напомнить самыя обстоятельства взятія Іерусалима. Въ такомъ видѣ, въ какомъ они разсказаны намъ, они съ трудомъ позволяютъ повѣрить предполагаемому похищенію этого документа.
Въ самомъ дѣлѣ, столица латинянъ не была взята приступомъ. Ни христіане, ни сарацины не предавались при этомъ крайностямъ, допускавшимся законами войны: первые захотѣли капитулировать, вторые исполнили просимыя и принятыя условія капитуляціи. На улицахъ города не происходило никакого сраженія, a слѣдовательно — никакой суматохи, никакихъ стычекъ, во время которыхъ, подъ вліяніемъ кроваваго опьяненія, всякій грабитъ и уничтожаетъ по своему произволу. Напротивъ того, Саладинъ обѣщалъ христіанамъ, разъ только будетъ заплаченъ выкупъ, щадить ихъ пожитки и ихъ имущество (lor meuble et lor avoir). Но развѣ Lettres du Sépulcre не составляли части имущества христіанъ? Продолжатель два раза напоминаетъ объ этомъ обѣщаніи несомнѣнно вѣжливаго побѣдителя, не только не нарушившаго даннаго слова, но тщательно соблюдавшаго его [Ernoul приписываетъ Саладину такія слова (chap. XVIII, p. 217): «Они сдадутся мнѣ, какъ будто захваченные силой, и я имъ оставлю ихъ утварь и ихъ имущество, они будутъ ими пользоваться, какъ своей собственностью». И нѣсколько строкъ далѣе, гл. XIX, стр. 222, лѣтописецъ выражается такъ: „И если y нихъ будутъ какіе нибудь пожитки, которыхъ они не смогутъ ни продать, ни отдать на сохраненіе, и унесутъ ихъ сохранно съ собой, то никто ихъ не обидитъ»]..
Болѣе этого, Саладинъ, прежде чѣмъ войти въ Іерусалимъ, даровалъ его жителямъ сорокодневную отсрочку, чтобы позволить, имъ сдѣлать выборъ между имуществомъ, которое они желали продать, и тѣмъ, которое они предпочитали оставить y себя [Ernoul, chap. XIX, p. 223: „И онъ повелѣлъ, чтобы они въ теченіе сорока дней заплатили бы выкупъ и покинули бы городъ; кто же, по истѳченiи сорока дней, найденъ будетъ въ городѣ», то и самъ онъ, и имущество его останутся по власти Саладина.“]. Не можетъ быть сомнѣнія, что христіанамъ не пришло-бы въ голову разстаться со столь драгоцѣннымъ для нихъ и такимъ удобнымъ для переноски предметомъ, какимъ былъ ихъ сводъ законовъ. Трудно допустить, чтобы они покинули его, такъ какъ имъ было предоставлено право унести ихъ имущество съ собой. Что касается этого права, то арабскіе авторы также категоричны въ этомъ случаѣ, какъ и христіанскіе писатели. У Ибнъ-аль-Асира находится драгоцѣнная фраза, на которую слѣдуетъ обратить вниманіе; это — именно въ томъ мѣстѣ, гдѣ историкъ рисуетъ Саладина, смотрящаго съ высоты своего трона на выходъ крестносцевъ изъ св. города. «Великій патріархъ франковъ, говоритъ онъ, вышелъ изъ города, унося съ собой церковныя сокровища въ такомъ количествѣ, что только Богу одному извѣстна ихъ цѣнность» [Ibn-al-Athir, le Kamel (Hist, ar., t. I, p. 704).]. Не менѣе характерны слова, съ которыми Эмадъ-эддинъ обратился къ своему повелителю Саладину. Увидѣвши, что патріархъ уносилъ всѣ золотыя и серебряныя украшенія, покрывавшія гробницу Христа, секретарь-историкъ бросился къ Саладину: «Вотъ, вскричалъ онъ, вещей болѣе чѣмъ на двѣсти тысячъ золотыхъ монетъ; вы обезпечили христіанамъ безопасность ихъ имущества, но не церковныхъ украшеній! — Оставимъ ихъ въ покоѣ, отвѣчалъ султанъ, иначе они обвинили-бы насъ въ недобросовѣстности; они не знаютъ настоящаго смысла договора; дадимъ имъ случай восхвалить милосердіе нашей религіи» [Emad-eddin (Michaud, Bibl. des Crois., t. IV, p. 211). Другіе арабскіе историки, описывавшіе взятіе Іерусалима Саладиномъ, нѳ говорятъ ничего, что могло бы опровергнуть или подтвердить разсказы Продолжателя, Ибнъ-аль-Асира и Эмадъ-эддина. См. Beha-eddin, Anecdotes et Beaux traits de la vie du Sultan Youssouf (Hist. ar., t. III, p. 99—102); Aboulféda, Annales (Hist. ar., t.. I, p. 57); Amadi, p. 66— 73.— Разсказъ o взятіи Iepyсаліма y Мишо, Hist. des Crois, t. II, p. 336— 347.].
Я предполагаю наконѳцъ, что жители, пораженные громадностью бѣдствія и озабоченные больше всего тѣмъ, чтобы избавиться посредствомъ выкупа отъ рабства, забыли въ церкви Гроба Господня знаменитую хартію, написанную ихъ предками. Въ такомъ случаѣ надо допустить, что эта послѣдняя еще находилась тамъ, когда туда вошелъ Саладинъ, и что онъ самъ приказалъ уничтожить ее. Подобная профанація произвела-бы такую печаль и такое озлобленіе, которыя долго оставались-бы въ сердцахъ. Правда, разсказъ о взятіи Іерусалима Рауля Когешаля (Coggeshal), очевидца и даже раненаго стрѣлой въ лицо, дышетъ страстною, выходящею изъ всякихъ предѣловъ ненавистью. Въ противоположность Продолжателю, восхваляющему гуманность Саладина, Рауль не находитъ достаточно сильныхъ проклятій для нечестиваго побѣдителя, въ руки котораго христіане готовились отдать гробницу ихъ Бога. Но здѣсь именно и таится причина его ненависти. Рауль Коггешаль раздѣлялъ трогательную и возвышенную прѳданность небольшого числа крестносцевъ, которые, предпочитая капитуляціи славу геройской смерти на могилѣ ихъ Спасителя, говорили о томъ, чтобы защищаться до послѣдней капли крови [Raoul de Coggeshal, Hist, de Fr., t. XVIII, p. 61, Chronicon Terrae Sanctae.]. Разсказъ Рауля, написанный въ духѣ, совершенно отличномъ отъ разсказа Продолжателя, не можетъ служить аргументомъ въ подтвержденіе профанаціи, въ которой можно было бы обвинить Саладина. Если бы этотъ султанъ совершилъ ее, то историкъ имѣлъ бы теперь для выясненія своихъ сомнѣній нѣчто большее, нежели хотя безспорно опредѣленное, но также и чрезвычайно краткое свидѣтельство Жана Ибелина или Филиппа Новарскаго.
Все было потеряно, когда Саладинъ взялъ Іерусалимъ; вотъ все, что знали юристы, и вотъ все, что повторяли за ними историки. Но если, подойдя ближе къ вопросу, начать изслѣдовать обстоятельства, сопровождавшія эту потерю, если спросить себя, на кого должна падать отвѣтственность за нее, то тутъ начинается неизвѣстность. Тогда въ умѣ зарождается сомнѣніе не только относительно уничтоженія въ 1187 году свода законовъ, приписываемыхъ Готфриду Бульонскому, но и относительно самаго существованія этого свода. Мы не хотимъ настаивать на абсолютной авторитетности этого вывода, но признаемъ, по крайней мѣрѣ, что онъ основанъ на очень большой вѣроятности.
Зибель охотно допускаетъ, что Готфридъ положилъ на храненіе въ церкви Гроба Господня нѣсколько различныхъ указовъ, не имѣвшихъ никакой связи между собой, изданныхъ подъ вліяніемъ потребностей минуты и вовсе не представлявшихъ собою готовой конституціи: «Было-бы безуміемъ, говоритъ онъ, разсматривать Готфрида, какъ законодателя, и восхвалять его, какъ такового. Онъ заслужилъ достаточно большую славу уже тѣмъ, что съумѣль съ тѣми средствами, которыми онъ располагалъ, удержаться въ своемъ новомъ государствѣ и подготовить будущее» [Sybel, Gesch. des erst. Kreuz., гл. XII, стр. 526.]. Того же самаго порядка идей держатся П. Парисъ [J Journ. des Sav., 1841, p. 291.] и Сатасъ [Sathas (Віbl. gr. med. cevi, t. VI) думаетъ, что Ассизы были произведеніемъ не Готфрида, но одного изъ его преемніковъ. Грамотами- жѳ Гроба Господня, по его мнѣнію, назывались не Ассизы, но Книга ленныхъ владѣній Іерусалимскаго княжества.]. Эти ученые полагали, что Грамоты Гроба Господня (Lettres du Sépulcre) были не ассизы, но что такъ называлась Книга ленныхъ владѣній Іерусалимскаго княжества. По ихъ мнѣнію, въ сундукѣ Гроба Господня находился не сводъ законовъ королевства, но простое собраніе грамотъ, въ которыхъ вписывались документы, утверждавшіе въ феодальныхъ владѣніяхъ, списки леновъ, имена вассаловъ и под-вассаловъ, условія ихъ службы, правила принесенія ленной присяги.
Грамоты Гроба Господня, говоритъ также Прутцъ, но могли быть ничѣмъ инымъ, какъ реестромъ ленныхъ владѣній королевства [Prutz, Kulturgesch, der Kreuz., кн. III, гл. III, стр. 218, 219.]. Если остановиться на этой теоріи, то легко объяснить, почему крестоносцы не позаботились захватить съ собою въ 1187 г. Грамоты Гроба Господня; какой интересъ могли имѣть для нихъ документа, обезпечивавшіе ихъ права на территорію, которую они потеряли? Ио если-бы Грамоты Гроба Господня были простою Ленною книгою, то въ такомъ случаѣ надо было-бы заключить, что въ нихъ не находилось ничего относившагося до сословія горожанъ, что явно противорѣчило-бы свидѣтельству Жана Ибелина [Жанъ Ибелинъ утверждаетъ, что Готфридъ издалъ сводъ Ассизовъ для горожанъ (гл. II, стр. 23), a приводя описаніе сборниковъ, содержавшихъ законы Готфрида, онъ оговаривается, что Ассизы каждаго трибунала находились въ особомъ томѣ (гл. IV, стр. 25).]. Такимъ образомъ, было-бы слишкомъ смѣло высказать что-нибудь категорическое относительно истиннаго характера документа, приписываемаго Готфриду Бульонскому. Съ одной стороны, невозможно утверждать, чтобы это была конституціонная хартія новаго королевства; мы видѣли, что трѳбованія здраваго смысла не согласуются съ подобнымъ взглядомъ, и что настаиваніе на немъ можетъ повести къ отрицанію самаго существованія подлиннаго текста. Съ другой стороны, гипотеза, разсматривающая Грамоты Гроба Господня, какъ Книгу ленныхъ владеній Іерусалимскаго княжества, точно также не выдерживаетъ критики. Все, что остаѳтся для насъ безспорнымъ, заключается въ томъ, что если допустить, что грамоты Гроба Господня дѣйствительно существовали раньше 1187 года, то ихъ уже не было больше послѣ этого года.
