На северо-востоке Русь отчаянно сражалась с дикими ордами половцев [куманов], которые появились в южных степях около середины XI века, разорили страну и привели в расстройство торговлю, заняв все дороги, ведущие из Руси на восток и на юг. В. О. Ключевский писал в этой связи: Эта почти двухвековая борьба Руси с половцами имеет свое значение в европейской истории. В то время как Западная Европа крестовыми походами предприняла наступательную борьбу на азиатский Восток, когда и на Пиренейском полуострове началось такое же движение против мавров, Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления. Но эта историческая заслуга Руси стоила ей очень дорого: борьба сдвинула ее с насиженных днепровских мест и круто изменила направление ее дальнейшей жизни [(A. A. Васильев во втором американском издании цитирует английский перевод В. О. Ключевского. В данном издании информация об английском переводе опущена, цитата взята из новейшего русского издания — В. О. Ключевский. I. Курс русской истории. Часть I. М., 1987, с. 284—285. Следующая после скобок информация воспроизводит без изменений оставшуюся часть соответствующего примечания второго американского издания — Науч. ред.) См. также: В. Leib. Rome, Kiev et Byzance… p. 276, n.1, 277. Хотя русские хронисты ничего не сообщают о крестовых походах, крестоносное движение должно было быть известным в России в одиннадцатом веке. Н. Йорга (Choses d’Orient et de Roumanie. Bucharest, Paris, 1924, p. 39—40) отбрасывает всякую связь России с крестоносным движением. См. также: Д. А Pазовский. Половцы. IV. Военная история половцев. — Annales de l’Institut Kondakov, vol. XI, 1940, p. 98.]. Таким образом, Русь участвовала в общем западноевропейском крестоносном движении, защищая себя и в то же время Европу от варваров-язычников [infidels] [Хотелось бы отметить, что этот вывод, видимо, типичный для исторической науки рубежа XIX—XX вв., с современных позиций выглядит неоправданным. Можно говорить о совпадении в чем-то сходных явлений, однако, если подойти к событиям непредвзято, то нельзя не отметить, что между походами западноевропейских рыцарей на Ближний Восток, направленными далеко не только на освобождение Святой Земли от рук неверных, и борьбой Руси с половцами, никаких святынь христианства не захватывавших, нет и не может быть ничего общего даже по формальным моментам. Эти два очень разных исторических явления сближает только одно — борьба христиан с неверными. Однако условия борьбы, ее мотивы, формы, задачи и цели настолько разные, что включение Руси в крестоносное движение с современных позиций представляется невозможным.]. Если бы русские подумали принять крест [Имеется в виду следующее: западноевропейские рыцари, собираясь в крестовый поход, нашивали на одежду большие кресты.], — писал Б. Лейб, — им можно было бы сказать, что их первая обязанность служить христианству заключается в защите своей собственной страны, как писал папа испанцам» [В. Leib. Rome, Kiev et Byzance… p. 276, note 1.].
Скандинавские царства также участвовали в первом крестовом походе, однако они присоединялись к основной армии небольшими соединениями. В 1097 году датский дворянин Свейн [Svein] привел отряд крестоносцев в Палестину. В северных странах избыточный религиозный энтузиазм не проявлялся и, насколько известно, большая часть скандинавских рыцарей была движима менее степени христианскими устремлениями, чем любовью к войне и приключениям, надеждой добычи и славы [К. Gjerset. History of the Norwegian People. New York, 1915, vol. I. pp. 313—314; P. E. Riant. Expéditions et pèlerinages des Scandinaves en Terre Sainte. Paris, 1865, pp. 127—171.].
В это время было две христианские страны на Кавказе Армения и Грузия. Однако после поражения византийской армии при Манцикерте в 1071 году, Армения попала под власть турок, так что не было даже вопроса об участии кавказских армян в первом крестовом походе. Что касается Грузии, то сельджуки захватили страну в XI веке, и только после того как крестоносцы захватили Иерусалим в 1099 году, Давид Строитель изгнал турок. Это произошло около 1100 года, или, как утверждает грузинская хроника, тогда, когда франкская армия двинулась вперед и, с Божьей помощью, взяла Иерусалим и Антиохию, Грузия стала свободной, и Давид стал могущественным [M. Brosset. Histoire de la Géorgie, vol. I. St.-Petersbourg, 1849, pp. 352—353. См. также: A. Dirr. Géorgie. — Encyclopédie de l’Islam, vol. II, pp. 139—140; W. Е. D. Allen. A History of the Georgian People. London, 1932, pp. 95—97.].
Когда в 1095 году, в связи со всеми западноевропейскими осложнениями и проектируемыми реформами, победоносный [victorious] [Этот эпитет появляется только во втором американском издании книги. Он представляется не очень удачным, так как о «победоносности» папы в данном историческом контексте можно говорить только после крестового похода.] папа Урбан II собрал собор в Пьяченце, туда же прибыло посольство от Алексея Комнина с просьбой о помощи. Этот факт некоторыми учеными отрицался, однако современные исследователи этой проблемы пришли к выводу, что Алексей действительно обратился в Пьяченце за помощью [См.: D. С. Munro. Did the Emperor Alexius I Ask for Aid at the Council of Piacenza, 1095? — American Historical Review, vol. XXVII, 1922, pp. 731—733; J. Gay. Les Papes du XIe siècle et la chrétienté. Paris, 1926, p. 366; B. Leib. Rome, Kiev et Byzance… p. 180; L. Bréhier. Charlemagne and Palestine. — Revue historique, vol. CLVII, 1928, pp. 61—62; F. Dölger. Corpus der griechischen Urkunden, Bd. II, S. 43 (n. 1176). Ф. Шаландон (F. Chalandon. Histoire de la première croisade… pp. 17—18, 156) считает, что послы Алексея приезжали в Пьяченцу для возобновления переговоров о воссоединении церквей. В середине XIX века Ф. Палгрейв придумал фантастическую теорию, согласно которой греческие послы в Пьяченце были переодетыми агентами Боемунда Тарентского. См.: F. Palgrave. The History of Normandy and of England, vol. IV. London, 1864, pp. 509—510. Ср. также: R. В. Yewdale. Bohemund I, Prince of Antioch, p. 34, note 1.]. Конечно, это событие еще не было «решающим фактором», приведшим к крестовому походу, как утверждал Зибель [H. Sybel. Geschichte des ersten Kreuzzuges, S. 182.]. Как и раньше, если [Оттенок модальности (частица if) появляется только во втором американском издании. Во французском издании соответствующая фраза выдержана без оттенков сомнения.] Алексей обратился за помощью в Пьяченце, то он не думал о крестоносных армиях, он хотел не крестового похода, а наемников против турок, которые за последние три года [до описываемых событий — Науч. ред.] стали представлять большую опасность в их успешном продвижении в Малой Азии. Примерно в 1095 году Кылыч Арслан был избран султаном в Никее. «Он вызвал в Никею жен и детей тех воинов, которые в то время там находились, поселил их в городе и вновь сделал Никею резиденцией султанов» [Анна Комнина. Алексиада, VI, 12, с. 199.]. Иными словами, Кылыч Арслан сделал Никею своей столицей. В связи с этими турецкими успехами, Алексей мог обратиться за помощью в Пьяченцу, однако, в его намерения крестовый поход в Святую Землю не входил. Его интересовала помощь против турок. К сожалению, об этом эпизоде в источниках мало информации. Один современный исследователь заметил: От собора в Пьяченце до прибытия крестоносцев в Византийскую империю, взаимоотношения Востока и Запада покрыты мраком [F. Duncalf. The Pope’s Plan for the First Crusade. — The Crusades and Other Historical Essays… pp. 48—49.].
В ноябре 1095 года в Клермоне [в Оверни, в центральной Франции] собрался знаменитый собор, на который съехалось так много народа, что в городе не нашлось достаточно жилья для всех прибывших и многие разместились под открытым небом. По окончании собора, на котором был рассмотрен ряд наиболее важных текущих дел, Урбан II обратился к собравшимся с пламенной речью, подлинный текст которой до нас не дошел. Записавшие же речь на память некоторые очевидцы собрания сообщают нам тексты, сильно отличающиеся друг от друга [Cм.: D. C. Munro. Speech of Pope Urban II at Clermont, 1095. — American Historical Review, vol. XI, 1906, pp. 231—242.]. Папа, обрисовав в ярких красках преследования христиан в Святой Земле, убеждал толпу поднять оружие на освобождение Гроба Господня и восточных христиан. С криками Dieu le veut! [Deus lo volt в хронике] толпа бросилась к папе. По его предложению, будущим участникам похода были нашиты на одежду красные кресты [отсюда название «крестоносцы»]. Им было объявлено отпущение грехов, прощение долгов и защита их имущества церковью на время их отсутствия. Крестоносный обет считался непреложным, и его нарушение влекло за собой отлучение от церкви. Из Оверни воодушевление распространилось на всю Францию и в другие страны. Создавалось обширное движение на Восток, истинные размеры которого на Клермонском соборе нельзя было и предвидеть.
Поэтому движение, вызванное на Клермонском соборе и вылившееся в следующем году в форму крестового похода, является личным делом Урбана II, нашедшего для осуществления этого предприятия в жизненных условиях западноевропейского средневековья второй половины XI века в высшей степени благоприятные условия [Весь предшествующий текст A. A. Васильева показывает, что личной заслугой Урбана II является не столько организация на Клермонском соборе движения, подготавливавшегося многочисленными причинами на протяжении XI века, сколько умение в нужный момент почувствовать настроение людей и направить его в нужном для себя направлении.].
Ввиду того, что [турецкая] [В тексте второго американского издания этого слова нет, однако последующее указание на Малую Азию практически исключает какую-либо другую интерпретацию «опасности».] опасность в Малой Азии становилась все более угрожающей, вопрос о первом крестовом походе был практически решен в Клермоне. Новости об этом решении дошли до Алексея как неожиданный и приведший в замешательство сюрприз. Новость приводила в замешательство, ибо он не ждал и не хотел помощи в виде крестового похода. Когда Алексей призывал наемников с Запада, он приглашал их для защиты Константинополя, то есть, иными словами, своего собственного государства. Идея же освобождения Святой Земли, которая не принадлежала империи более четырех столетий, имела для него второстепенное значение.
Для Византии проблема крестового похода в XI веке не существовала. Религиозный энтузиазм не процветал ни в массах, ни у императора, не было и проповедников крестового похода. Для Византии политическая проблема спасения империи от ее восточных и северных врагов не имела ничего общего с далекой экспедицией в Святую Землю. Византия имела свои собственные «крестовые походы». Были блистательные и победоносные экспедиции Ираклия против Персии в VII веке, когда Святая Земля и Крест Животворящий были возвращены империи. Были победоносные кампании при Никифоре Фоке, Иоанне Цимисхии и Василии П против арабов в Сирии, когда императоры планировали окончательно вернуть себе власть над Иерусалимом. Этот план не осуществился, и Византия, под угрожающим нажимом ошеломляющих турецких успехов в Малой Азии в XI веке, отказалась от всякой надежды возвращения Святой Земли. Для Византии палестинская проблема в это время была избыточна. В 1090—1091 гг. она была в двух шагах от гибели, и когда Алексей обратился за западной помощью, а в ответ получил известие о приближении крестоносцев, его первой мыслью стало спасение империи. В написанных Алексеем ямбическими стихами “Музах», поэме, являющейся, как можно думать, своего рода политическим завещанием сыну и наследнику Иоанну, имеются следующие интересные строчки о первом крестовом походе:
“Вспоминаете ли вы о том, что случилось со мной? От движения Запада к этой стране произойти должно уменьшение высокого достоинства Нового Рима и императорского трона. Вот почему, мой сын, необходимо думать о достаточном накоплении, чтобы наполнить открытые рты варваров, которые дышат ненавистью против нас, на тот случай, если против нас поднимется и на нас бросится многочисленная армия, которая в своем гневе стала бы бросать против нас молнии, в то время как большое количество врагов окружило бы наш город» [Р. Maas. Die Musen des Kaisers Alexios I. — Byzantinische Zeitschrift, Bd. ХХII, 1913, S. 357—358, строчки 328—329. Если не ошибаюсь, этот пассаж до сих пор еще не использовался в связи с историей первого крестового похода.]
С этим фрагментом из Муз Алексея можно сравнить следующий отрывок из «Алексиады” Анны Комниной, также о первом крестовом походе:
«И вот, у мужчин и женщин возникло стремление, подобного которому не знала ничья память. Люди простые, искренне хотели поклониться Гробу Господню и посетить святые места. Но некоторые, в особенности такие, как Боемунд и его единомышленники, таили в себе иное намерение: не удастся ли им впридачу к остальной наживе захватить и сам царственный город [Анна Комнина. Алексиада, X, 5, с. 277.].
Эти два утверждения — императора и его ученой дочери — ясно показывают отношение Византии к крестовым походам. В оценке Алексея крестоносцы отнесены в ту же категорию, что и варвары, угрожающие империи, турки и печенеги. Что касается Анны Комниной, то она лишь мимоходом упоминает о простых людях среди крестоносцев, искренне собиравшихся посетить Святую Землю. Идея крестового похода была абсолютно чужда византийскому менталитету конца XI века. У правящих кругов Византии было одно желание — отвернуть грозную турецкую опасность, угрожавшую с востока и севера. Потому-то первый крестовый поход был исключительно западным предприятием, политически лишь слегка связанным с Византией. По правде говоря, Византийская империя предоставила крестоносцам некоторое количество воинских соединений, которые, однако, не выходили за пределы Малой Азии. Византия не принимала никакого участия в завоевании Сирии и Палестины [См. интересную статью М. Канар а [М. Canard]. La Guerre sainte dans le monde islamique et dans le monde chrétien. — Revue africaine, vol. LXXIX, 1936, pp. 605—623. Канар также подчеркивает, что идея крестового похода как священной войны не существовала в Византии в XI веке.]
Весной 1096 года, благодаря проповеди Петра Амьенского, называемого иногда Пустынником, которому отвергнутая теперь историческая легенда приписывает возбуждение крестоносного движения, во Франции собралась толпа, по большей части из бедных людей, мелких рыцарей, бездомных бродяг с женами и детьми, почти без оружия, и двинулась через Германию, Венгрию и Болгарию к Константинополю. Это недисциплинированное ополчение [В исходной русской версии 1923 г. для характеристики этих крестоносцев употреблено иное слово — невежественное ополчение.] под предводительством Петра Амьенского и другого проповедника, Вальтера Неимущего, не дававшее себе отчета, где оно проходило, и не приученное к повиновению и порядку, по пути своего прохождения грабило и разоряло страну. Алексей Комнин с неудовольствием узнал о приближении крестоносцев, и это неудовольствие превратилось в некоторое опасение, когда до него дошли вести о грабежах и разорениях, чинимых крестоносцами по дороге. Подойдя к Константинополю и расположившись в его окрестностях, крестоносцы стали по обыкновению заниматься грабежом. Обеспокоенный император поспешил переправить их в Малую Азию, где они без труда были почти все перебиты турками около Никеи. Петр Пустынник еще до последней катастрофы возвратился в Константинополь.
История с неудачным ополчением Петра и Вальтера была как бы введением в первый крестовый поход. Неблагоприятное впечатление, оставленное этими крестоносцами в Византии, распространялось и на последующих крестоносцев. Турки же, легко покончив с неподготовленными толпами Петра, получили уверенность в такой же легкой победе и над другими крестоносными ополчениями. Летом 1096 года на Западе началось крестоносное движение графов, герцогов и князей, т. е. собралось уже настоящее войско.
Ни один из западноевропейских государей не принял участия в походе. Германский государь Генрих IV был всецело занят борьбой с папами за инвеституру. Французский король Филипп I находился под церковным отлучением за свой развод с законной женой и женитьбу на другой женщине. Вильгельм Рыжий Английский, благодаря своему тираническому правлению, находился в беспрерывной борьбе с феодалами, церковью и народными массами и с трудом удерживал в руках власть.
