Иерусалим крестоносцы захватили 15 июля 1099 г. Во время крестового похода граф Тулузский, союзник Алексея, потерпел несколько неудач, жестоко ранивших его самолюбие. Ни один из его планов не удался, и он при всем желании не смог добиться, чтобы его выбрали королем Иерусалимским; его покинули даже свои [Raimundus de Aguilers. Historia Francorum qui ceperunt Iherusalem. Op. cit. P. 301.]. Избран был Готфрид Бульонский, который, как некогда и Боэмунд в Антиохии, потребовал от графа сдать башню, которую тот захватил [Ibid. Loc. cit.]. Раймунд, очень недовольный, пошел к Аскалону только скрепя сердце [Cp. Gesta Francorum et aliorum Hierosolymitanorum. Op. cit. L. IV, c. LII, p. 161.]. Однако победой, которую крестоносцы одержали под этим городом, они были в немалой мере обязаны ему, и жители Аскалона предложили, что они ему сдадутся. Готфрид Бульонский, сочтя, несомненно, что граф будет слишком опасным соседом, не согласился на эту сделку [Radulfus Cadomensis. Gesta Tancredi in expeditione Hierosolymitana. Op. cit. C. CXXXVIII, p. 225. — Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Op. cit. L. VI, cap. XXXI.]. Все эти трения, видимо, были для Раймунда тем более болезненны, что он мог надеяться на больший успех. По дороге к Иерусалиму он по существу был вождем всего похода и какое-то время мог рассчитывать, что сохранит это главенство. После того как все его замыслы рухнули, ему не оставалось ничего, кроме как попытаться, при помощи Алексея, выкроить и себе княжество.
После битвы при Аскалоне многие сеньоры собрались вернуться по домам; Раймунд, давший обет остаться на Востоке, отправился провожать Роберта Нормандского и графа Фландрского до Лаодикеи [Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana.]. По дороге, в Джебайле, крестоносцы узнали, что Лаодикею осаждает Боэмунд. Эта новость Раймунду очень не понравилась: еще когда он выступил осаждать Арку, Боэмунд изгнал гарнизон, оставленный им в Антиохии. Так мало того — теперь князь Антиохии напал на город, который был отдан Раймунду и который последний вернул своему союзнику Алексею. То есть граф Тулузский видел, что все латиняне, осевшие на Востоке, по очереди становятся его противниками.
Вскоре после того, как возвращавшиеся из Иерусалима крестоносцы миновали Джебайл, они встретили Даимберта, архиепископа Пизанского. Его осыпали резкими упреками за поддержку, которую его флот оказал Боэмунду; в оправдание, если верить Альберту Ахенскому [Ibid. L. VI, cap. LVII, p. 502.], он заявил, что князь Антиохийский обманул его в отношении греков, представив их врагами крестоносцев. Он немедленно лишил Боэмунда содействия своего флота, и тот снял осаду, не дожидаясь возвращения Раймунда.
Эти детали приводит Альберт Ахенский, и они довольно хорошо согласуются с текстом письма, написанного крестоносцами папе 11 сентября 1099 г. Это письмо, автором которого, несомненно, был Раймунд Анжильский, — провансальский документ, из которого ясно видны враждебные отношения между Раймундом и Боэмундом. Так, Боэмунд среди отправителей не числится, и письмо определенно свидетельствует о конфликте между норманнами и провансальцами, коль скоро там сказано, что архиепископ Пизанский примирил тех, кто пребывал в разладе. Несмотря на это примирение, отношения между Раймундом и Боэмундом остались очень натянутыми. Кстати, ни одного упоминания об Алексее в письме нет.
В предыдущей главе я попытался показать, что полного разрыва между крестоносцами и Алексеем не произошло, разрыв был только между Алексеем и Боэмундом. Поведение греков по отношению к крестоносцам, возвращающимся на Запад, дает еще один аргумент в поддержку этого тезиса. Впрочем, возможно, чтобы ничего не преувеличить, мы должны сделать лишь вывод, что Алексей желал остаться в хороших отношениях с крестоносцами, которые возвращались на Запад, чтобы не навлечь на себя обвинения в измене. Как бы то ни было, мы видим, что греческие власти Лаодикеи предлагали латинянам перевезти их обратно по морю в Константинополь, сделав все расходы на дорогу за счет императора. Греческие должностные лица знали, что, поступая так, они доставят удовольствие Комнину, и только просили взамен, чтобы им вернули несколько крепостей, занятых латинянами.
Ордерик Виталий [Orderic Vital. Op. cit. T. IV, 1. X, p. 73-75.], приводящий эти сведения, добавляет, что франки не доверяли императору. Но поскольку они, с одной стороны, видели, что Боэмунд не позволит создавать княжества, которые бы соперничали с его княжеством, а с другой — нуждались в императоре, чтобы вернуться хоть сушей, хоть морем, в конечном счете они принимали предложения греков. То есть они отплывали и встречали очень хороший прием в Константинополе, где Алексей предлагал им остаться у него на службе и делал богатые подарки. Утверждение Ордерика о недоверии франков василевсу, как мне кажется, порождено чувством, аналогичным тому, какое побуждало всех историков той эпохи сопровождать имя Алексея более или менее оскорбительными определениями, — это было нечто вроде клише, которое всякий западный автор считал себя обязанным использовать. Ничто в поведении Алексея до тех пор не оправдывало подобных страхов.
Уже из-за обстоятельств, только что описанных нами, союз между Раймундом и Алексеем стал теснее, а поведение Боэмунда позже поспособствует дальнейшему укреплению этого союза. Боэмунд решился сходить в Иерусалим; он прибыл туда на Рождество [Fulcherius Carnotensis. Gesta Francorum Iherusalem peregrinantium. Op. cit. Т. I. С. XXXI.] и вернулся в первые месяцы 1100 г. Он прошел мимо Лаодикеи, куда Раймунд, сославшись на нехватку продовольствия, его не пустил [Ibid. Т. I. С. XXXIV.]. Очевидно, что отношения между обоими князьями были непростыми. Завоевательная политика, какую тогда проводил Боэмунд, лишь усложняла ситуацию. Раймунд осадил Триполи, возможно, при поддержке греков. Тем временем Боэмунд принялся расширять свое государство за счет греков и турок. В июне он, сначала напав на Апамею [Ibn el-Athir. Extrait de la chronique intitulée Kamel-Altevarykh. Op. cit. T. 1. P. 204.] и Алеппо, двинулся на Мараш [Matthieu d’Edesse. Op. cit. C. CLXVII. P. 229-230.]. Эта крепость принадлежала тогда грекам, которым крестоносцы вернули ее в первый год крестового похода, и управлял ею князь князей. Этот титул, который Матфей Эдесский дает губернатору, носил греческий правитель Киликии и Малой Армении [ibid. P. 437. Note de É. Dulaurier.]. Боэмунд разорил окрестность, но не смог захватить город [Ibid. Р. 229-230.]. Вероятно, во время осады он узнал, что Малик-гази Мухаммед, которого европейцы обычно называют Гюмюштекин, напал на правителя Мелитены, армянина Гавриила, более или менее зависимого от императора. Эмир Малик-гази основал в восточной части Малой Азии государство, главным городом которого была Севастия [ныне Сивас]. Гавриил призвал Боэмунда, пообещав отдать город, если тот защитит его от Малика-гази; Боэмунд примчался, но в июле 1100 г. потерпел поражение и попал в плен к туркам.
Куглер [Kugler B. Boemund und Tankred, Fürsten von Antiochien. Op. cit. S. 11, 12. — Rohricht R. Geschichte des Konigreichs Jerusalem. Op. cit. S.70.] ошибается, приводя рассказ о походе Монастры на Киликию и Мараш прежде рассказа об этой кампании. Алексей, разорвав отношения с Боэмундом после отправки к нему Вутумита, довольствовался тем, что послал евнуха Евстафия, великого друнгария флота, занять Курик [B устье Курка; ныне Корикос.] и Селевкию [Силифке, в устье Салефа.] на киликийском побережье [Алексиада. XI, 10,121.], а возможно, также Тарс, Адану и Мамистру. Судя по тексту Анны Комниной, поход Монастры состоялся после отправки Алексеем письма Боэмунду с требованием вернуть Антиохию и Лаодикею; но ведь последняя была взята Танкредом, когда его дядя был в плену. Судя по роли, какую Танкред играет в рассказе Анны [Алексиада. XI, 9, 115.], эти события происходили не в 1100 г., потому что этот князь прибыл в Антиохию только после пленения Боэмунда. Алексей ограничился тем, что помешал последнему захватить порт, и в результате греки со своим кипрским флотом могли стать почти что хозяевами моря. То есть пока что ни одного похода греков на Боэмунда не было. Но василевс не мог сразу же воспользоваться пленением врага, потому что в то время, когда оно случилось, графа Тулузского на Востоке уже не было, он плыл в Константинополь — несомненно, чтобы договориться с Алексеем о совместной акции против Антиохии. Мы знаем, что он отбыл в июне, потому что тогда его встретили венецианцы недалеко от побережья Кипра [De translatione sanctorum magni Nicolai. Op. cit. P. 19. — Hagenmeyer H. Die Translatio Sancti Nicolai// Ekkardus de Uraugia. Ekkehardi Uraugiensis abbatis Hierosolymita. Op. cit. S. 377.]. То есть о пленении Боэмунда он должен был узнать только по прибытии в Константинополь, и приблизительно тогда же — о смерти Готфрида Бульонского [случившейся 8 июля 1100 г.] [Rohricht R. Geschichte des Konigreichs Jerusalem. Op. cit. S.l.].
Сблизившись на почве общей ненависти, Алексей и Раймунд легко могли договориться. Новый приезд графа Тулузского в Константинополь, конечно, изгладил из памяти Комнина враждебность графа во время первого пребывания; при дворе уже не вспоминали, что, прежде чем стать союзником, Раймунд был врагом; этим и объясняются похвалы, какие Анна расточает графу Тулузскому, по ошибке соединяя их с рассказом о первом визите графа в Византий. В результате событий, произошедших тогда, Алексей и Раймунд, должно быть, обсудили особо важные политические вопросы. Смерть Готфрида, пленение Боэмунда повлекли за собой целый ряд интриг, которые мы знаем плохо. Анна Комнина [Алексиада. XI, 8,108.] пишет, что Раймунда прочили на иерусалимский престол. Каффаро [Cafaro de Caschifelone. De liberatione civitatum Orientis. Op. cit. С. XII. P. 50.] говорит о ведущей роли, какую на выборах играли генуэзцы, а Матфей Эдесский [Matthieu d’Edesse. Op. cit. C. CLXVII. P. 231.] обвиняет Балдуина в покупке голосов выборщиков. Балдуин победил и был коронован 25 декабря 1100 г. [Rohricht R. Geschichte des Konigreichs Jerusalem. Op. cit. S. 17.]; в то же время Танкред, которого пригласили горожане, прибыл управлять Антиохией.
Иерусалимское королевство интересовало Алексея лишь косвенно — предметом всех его забот была Антиохия. Особо заклятым врагом Боэмунд был и для графа Тулузского. Танкред, едва появившись, дал понять, что намерен проводить по отношению к грекам такую же политику, как дядя, и в качестве одного из первых шагов отнял у них Тарс, Адану и Мамистру [Radulfus Cadomensis. Gesta Tancredi in expeditione Hierosolymitana. Op. cit. C. CXLIII.], а потом осадил Лаодикею [Ibid. C. CXLIV.]. Следовательно, заключенное между Алексеем и Раймундом соглашение почти наверняка оговаривало способы борьбы с растущим могуществом князей Антиохийских.
Алексей не мог немедленно приняться за организацию сопротивления атакам норманнов — его отвлекли другие проблемы, поскольку на территории его государства появились новые крестоносцы.
В результате слухов о победах первых крестоносцев на Востоке и в ответ на просьбы о помощи от вождей, поселившихся на Святой земле, была организована новая экспедиция. Впрочем, движение с Запада на Восток и прежде не прерывалось. Вдоль берегов Сирии крейсировали генуэзский и пизанский флоты; мы уже видели авантюры Гинемера и Эдгара Этелинга. Возможно, одним из походов итальянских флотов был и тот, который упоминается в Житии святого Мелетия [Васильевский В. Г. Николая en. Мефонского и Феодора Продрома житие Мелетия Нового… Цит. соч. С. 32 и далее.]. Этот агиографический источник интересен тем, что, полагаю, он один упоминает Афины и Пирей как порты захода судов, шедших на Святую землю; кроме того, он позволяет живо представить отношения между крестоносцами и греками. В Пирее пристали моряки — несомненно, итальянцы. Губернатор города, видя, что эти паломники враждебны грекам и дурно относятся к василевсу, довольно плохо их принял и не позволял продолжать путь. Тогда крестоносцы попросили о помощи Мелетия, который, убедившись, что они проникнуты благоодобрительным настроением по отношению к Богу и к царю, рекомендовал их губернатору, а тот добился для них пропуска от Алексея. После этого паломники посещали Мелетия и его монастырь ежегодно и в довольно большом количестве.
Помимо этих морских экспедиций, крупная армия готовилась проследовать по суше. В последние месяцы 1100 г. в поход выступили ломбардцы, пришедшие зимовать в Болгарию. Они попросили у Комнина разрешить им пройти через земли империи. Алексей удовлетворил их просьбу, но попросил не заниматься грабежом. Этот первый отряд зазимовал на византийской территории [Ekkardus de Uraugia. Ekkehardi Uraugiensis abbatis Hierosolymita. Op. cit. С. XXII. P. 224 и далее.]; согласно Альберту Ахенскому, латинян поселили в окрестностях Родосто, Дидимотики, Селимврии [Силиври], Адрианополя и Филиппополя. Снова беспричинно начались грабежи, какими отметили свой путь и первые банды. Алексею сообщили об этом, и он пригласил крестоносцев в Константинополь, куда они пришли самое раннее в марте 1101 г.; продолжили путь они, видимо, в апреле [Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Op. cit. L. Vlll, cap. III, p. 560. Cp. Ekkardus de Uraugia. Ekkehardi Uraugiensis abbatis Hierosolymita. Op. cit. P. 228, note.]. В состоявшихся тогда переговорах большую пользу принес Раймунд де Сен-Жиль; но европейцы были настолько недисциплинированны, а их грабежи в окрестностях столицы наносили ей такой тяжелый ущерб, что василевс прибегнул к средству, которое принесло ему успех в 1097 г., — в ответ на отказ крестоносцев переправляться в Азию он прекратил им поставки продовольствия. В результате они напали на столицу, и конфликт, перешедший в острую стадию, удалось погасить только благодаря графу Бьяндрате и епископу Миланскому. В конечном счете крестоносцы переправились через Босфор. Любопытно, что Альберт Ахенский относится к ним откровенно враждебно и при этом выказывает симпатию к императору. Эккехард из Ауры, который входил в состав банды, пришедшей чуть позже, обвиняет Алексея в том, что тот подставил ломбардцев под удар турок. Этот упрек не слишком обоснован, ведь коль скоро Никея и Никомедия принадлежали грекам, паломники могли оставаться на азиатском берегу, не подвергаясь опасности.
К ломбардцам добавились другие банды. Главными их вождями были Стефан Блуаский, вернувшийся на Восток по настоянию жены, которую возмутило его бегство из Антиохии [Orderic Vital. Op. cit. T. IV, 1. Х, p. 118.], Балдуин де Гранпре, Гуго де Бруа, Гуго до Пьерфон [Gallia Christiana, in provincias ecclesiasticas distributa. Parisiis: ex Typographia Regia, 1715-1785. 13 v. T. Х. P. 353-354.], епископ Суассонский, и два брата Бьяндрате. К ним присоединился Конрад, коннетабль императора Генриха IV [Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Op. cit. L. Vlll, cap. VI, p. 562-563.]; к этим новым бандам Алексей отнесся так же, как и к участникам первого крестового похода; похоже, его поведение теперь было более бескорыстным, поскольку он не мог надеяться извлечь какие-либо выгоды из этой экспедиции. По соглашению со Стефаном Блуаским он хотел направить крестоносцев по пути, каким следовала армия 1097 г.; но они отказались выполнять этот план, упорно желая идти в Хорасан, чтобы освободить Боэмунда. Обвинять Алексея за то, что он внушал им эту идею, нельзя — ведь пленение Боэмунда было ему слишком на руку, чтобы император что-либо делал ради его освобождения. В качестве вождя Комнин дал крестоносцам Раймунда де Сен-Жиля и придал им корпус туркополов под командованием Циты. Не исключено, что Алексей назначил Раймунда по просьбе крестоносцев, желающих воспользоваться опытом, какой тот приобрел в предыдущей кампании. Эта экспедиция выступила в начале июня из Никомедии. Она двинулась военной дорогой из Никомедии в Анкиру через горный район Пафлагонии и пришла в Анкиру 23 июня [Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Op. cit. L. Vlll, cap. Vlll. — Алексиада. XI, 8, 109. — Orderic Vital. Op. cit. T. IV, 1. Х, p. 126: через три недели. Ср. Ekkardus de Uraugia. Ekkehardi Uraugiensis abbatis Hierosolymita. Op. cit. P. 230, note.]. Из Анкиры, передав ее грекам, армия направилась к Ганграм. Оттуда она повернула на север к Кастамону [Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Op. cit. L. Vlll, cap. XII, p. 566.], потом форсировала Галис [Кызылырмак] и вышла к Амасье, где часть ее войск под командованием Конрада была разбита турками.
Ведь прибытие новых крестоносцев побудило турок объединиться — чего последним прежде сделать не удавалось. Малик-гази, Кылыч-Арслан и Ридван, эмир Алеппо, собрали значительные силы и напали на крестоносцев между Амасьей и Сивасом. Это стало настоящей катастрофой для европейцев [Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Op. cit. L. Vlll, cap. XIII.]. Большинство их бежало и добралось до Синопа, который принадлежал грекам. Раймунд вышел к Бафре [Tomaschek W. Zur historischen Topographie von Kleinasien im Mittelalter. Op. cit. S. 88.] на черноморском побережье [Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Loc. cit.]. Выжившие участники похода вернулись в Константинополь только в конце 1101 г. [Алексиада. XI, 9, 109. — Cafaro de Caschifelone. De liberatione civitatum Orientis. Op. cit. С. XII.]
Раймунда обвинили в том, что в сговоре с Алексеем и по приказу последнего он предал армию, которую ему было поручено вести. Ни у одного, ни у другого обвинения серьезных оснований нет, и Альберт Ахенский [Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Op. cit. L. Vlll, cap. IX, p. 564.] упоминает их лишь затем, чтобы опровергнуть [Одним из самых враждебных Алексею авторов был Ордерик Виталий (Orderic Vital. Op. cit. T. IV, 1. Х, p. 120).]. Исток этого слуха надо искать в пленении Раймунда, которого под этим предлогом захватил Танкред, притом что на самом деле князь Антиохийский действовал совсем из других побуждений, как мы увидим далее. Крестоносцы провели в Константинополе осень и зиму; всем снабжал их Алексей, и ушли они в первые месяцы 1102 г. Это поражение латинян, видимо, получило тем больший резонанс, что за ним последовало уничтожение еще двух крестоносных армий — графа Гильома Неверского и Гильома Аквитанского.
Граф Неверский прошел через Италию, высадился в Авлоне и направился в Фессалоники. Его войска, похоже, были более дисциплинированными и подчинялись приказам командующего, запретившего всякий грабеж [Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Op. cit. L. Vlll, cap. XXV, p. 574-575.]. Алексей принял графа хорошо и придал ему греческий воинский корпус [Ibid. L. Vlll, cap. XXXII, p. 578.]. Граф Неверский покинул Византий 23 июня [Ibid. L. Vlll, cap. XXVI, p. 575. Cp. Ekkardus de Uraugia. Ekkehardi Uraugiensis abbatis Hierosolymita. Op. cit. P. 241, note.], собираясь присоединиться к предыдущей экспедиции. Он дошел до Анкиры, но оттуда, отчаявшись догнать крестоносцев, вернулся обратно в Иконий. Под Гераклеей [Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Op. cit. L. Vlll» cap. XXXIII;] на него напали войска Кылыч-Арслана и Малика-гази [в августе] [Ibid. L. Vlll, cap. XXXI.]. Потерпев поражение, он бежал в Германикополь [ibid. L. Vlll, cap. XXX]; близ замка святого Андрея [ibid. L. Vlll, cap. XXX] его снова атаковали и ограбили, однако ему удалось добраться до Антиохии.
Участником третьей экспедиции был Эккехард из Ауры. Ею командовали Гильом IX Аквитанский, автор множества легкомысленных стихов, принявший крест, и Вельф IV, герцог Баварский; благодаря Эккехарду об этой экспедиции мы знаем больше подробностей, чем о предыдущих. Алексей принял такие же меры — отправку послов с требованием воздержаться от грабежа греческой территории, надзор, осуществляемый печенегами; со стороны крестоносцев проявилась такая же разнузданность; хоть они и попытались захватить Адрианополь, Алексей их принял, по выражению одного из них, «как сыновей» [Ekkardus de Uraugia. Ekkehardi Uraugiensis abbatis Hierosolymita. Op. cit. С. XXIII. P. 232-233.]. Они принесли клятву, были осыпаны дарами и подаянием для бедных и получили все возможности запастись провизией [Ibid.]; но Алексей обязал их переправиться через пролив. Меж тем разнесся слух, что он предает латинян туркам и что суда, которым предстоит перевезти сколько-то крестоносцев, должны потерпеть крушение. Объявленного крушения не случилось, и Эккехард, который здесь проявляет довольно слабый ум, поскольку готов верить любым слухам, беспрепятственно прибыл в Яффу [Ibid. С. XXIV. P. 238-239.]. Основные силы крестоносцев во главе с Гильомом и Вельфом пошли по Киликийской дороге. В сентябре под Эрегли на них напали Малик-гази и Караджа, эмир Харрана, крестоносцы потерпели поражение [Aibertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Op. cit. L. Vlll, cap. XXXIV-XL. — Ekkardus de Uraugia. Ekkehardi Uraugiensis abbatis Hierosolymita. Op. cit. P. 240-241, note. — Матфей Эдесский (Matthieu d’Edesse. Op. cit. C. CLXXII, CLXXIII. P. 241 и далее) смешал все экспедиции.], и Гильом едва добежал до Лонгиниады, откуда достиг Антиохии.
Движение с Запада на Восток по-прежнему продолжалось. Через год, в 1102 г., Алексей должен был дать приют скандинавам Эрика Доброго. Все, что мы знаем об этом сюжете, относится к области легенд. На нескольких страницах, которые Риан [Riant P. Expéditions et pèlerinages des Scandinaves en Terre sainte au temps des croisades. Op. cit. P. 159-161.] посвятил истории скандинавского монарха, показано, что Алексей поначалу испытывал к Эрику такое же недоверие, как и к другим крестоносцам, и боялся, что тот переманит у него варягов. Но, убедившись, что скандинавским королем движет исключительно благочестие, Комнин отбросил всякие подозрения. Он великолепно принял Эрика, осыпал дарами, предложил ему выбрать игру на ипподроме и даже выделил сумму, необходимую на эту игру, наконец, снарядил флот из четырнадцати кораблей, чтобы перевезти его на Святую землю. Несомненно, авторы саг наверняка многое преувеличили, но не исключено, что Алексей, поскольку его гвардию составляли варяги, хотел почтить скандинавского монарха совершенно особо. С другой стороны, коль скоро василевс здесь ведет себя почти так же, как вел в отношении к другим крестоносцам, можно допустить, что основные реалии этого приема описаны верно.
Различные походы, которые я только что описал, и их плачевные поражения в Малой Азии весьма способствовали формированию дурной репутации Алексея. Восточные историки, Матфей Эдесский и Самуил Анийский, используют ее как повод, чтобы характеризовать василевса в самых резких словах. Если верить им, Алексей вел себя как Иуда [Matthieu d’Edesse. Op. cit. C. CLXXII. P. 241.], подмешивал известь в хлеб для крестоносцев [Ibid. C. CLXXII. P. 243.], он и его мать поклонялись демону [Samouel d’Ani. Tables chronologuques. Op. cit. T. 2. P. 457.]. Эти обвинения, в которых досталось и Раймунду, были опровергнуты Альбертом Ахенским. С другой стороны, судя по поведению крестоносцев, они не возлагали ответственность за свое поражение на графа Тулузского, коль скоро требовали его освобождения и умоляли его вести их в Иерусалим. Надо искать другие причины неудач этих экспедиций, чем измена Комнина.
Алексей хотел добиться расположения европейцев, давая им деньги, продовольствие, подаяние; они отвечали грабежами [Алексиада. XI, 8,109.], насилиями и массовыми убийствами греков-христиан. Поведение Комнина в этой ситуации даже выглядит довольно бескорыстным, поскольку не видно, какую выгоду он мог бы извлечь из союза с крестоносцами. Он не мог всерьез рассчитывать на их помощь в возвращении Антиохии. Возможно, замыслив напасть на Антиохию при поддержке графа Тулузского, он беспокоился исключительно о том, как бы его не обвинили в ненависти к латинянам. Как бы то ни было, не его вина, что экспедиции крестоносцев потерпели провал. Истинную причину их неудач следует искать в объединении главных турецких эмиров, понявших, что станется с ними, если они пропустят в Сирию столь крупные подкрепления своего противника.
Мы видели, что в Константинополь вернулись только немногие участники первого крестового похода. В начале 1102 г. Алексей по-прежнему переправлял крестоносцев через море. Среди тех, кто тогда отплыл, был и граф Тулузский. Его союз с Алексеем должен был стать еще тесней, чем прежде. Анна Комнина говорит, что он блистал среди латинских князей, как солнце среди звезд, и добавляет, что отец просил у него помощи и поддержки в борьбе с коварством Боэмунда. Какое же соглашение заключили меж собой василевс и Раймунд?
Нам ничто не позволяет этого сказать. Может быть, Алексей тогда пообещал ему помощь греков в осаде Триполи. Если бы Раймунд овладел этим портом, Алексей получил бы оперативную базу к югу от Антиохии. Ничего позитивного на этот счет мы не знаем. Бесспорно одно: союз Раймунда и Алексея создавал угрозу для Антиохийского княжества. Танкред должен был смотреть на него очень косо, и когда ему подвернулась возможность захватить Раймунда в плен, он обрадовался. Альберт Ахенский рассказывает, что граф Тулузский был схвачен Бернаром Иноземцем в порту Святой Симеон и выдан Танкреду [Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Op. cit. L. Vlll, cap. XLII, p. 582. — Radulfus Cadomensis. Gesta Tancredi in expeditione Hierosolymitana. Op. cit. C. CXLV.], который обвинил его в сговоре с Алексеем, врагом крестоносцев. Но через недолгое время Танкред был вынужден уступить настояниям патриарха Антиохийского, латинского духовенства и, может быть, других вождей, отдававших себе отчет, какой ущерб их делу наносят эти внутренние распри [Matthieu d’Edesse. Op. cit. C. CLXXII. P. 242.]. И он отпустил Раймунда, взяв клятву, что тот не нападет ни на какой город между Азией и Антиохией [Albertus Aquensis. Historia Hierosolymitana. Loc. cit.]. Едва освободившись, Раймунд осадил Тортосу при помощи крестоносцев и генуэзского флота, и город не замедлил попасть в его руки. Тортоса должна была стать ядром будущего Триполитанского графства. Победив Кылыч-Арслана, потом Джанаха ад-Даулу и Дукака [Алексиада. XI, 7, 105. — Ibn Khaldün. Ibn Khalduni Narratio de expeditionibus Francorum. Op. cit. P. 57-58. — Ibn el-Athir. Extrait de la chronique intitulée Kamel-Altevarykh. Op. cit. T. 1. P. 211-212.], Раймунд атаковал и взял Антартас и Замок Курдов до октября 1102 г., а потом начал осаду Триполи и занял территорию Эмесы после смерти Джанаха ад-Даулы, убитого батинитом. Соглашение с Алексеем сохраняло силу. Раймунд попросил Алексея построить Мон-Пелерен напротив Триполи, и греческий флот Евмафия Кипрского поставлял ему все, что требовалось. С тех пор это зарождающееся княжество всецело занимало графа Раймунда, отныне игравшего в греческой политике лишь скромную роль.
Теперь завязалась борьба между княжеством Антиохией и Греческой империей. Мы видели, что в 1101 г. Танкред отнял у греков киликийские города и осадил Лаодикею. Город был взят лишь через полтора года [Radulfus Cadomensis. Gesta Tancredi in expeditione Hierosolymitana. Op. cit. C. CXLIV.]. Он еще держался, когда Раймунд начал осаду Триполи, коль скоро Анна Комнина, говоря о том времени, упоминает обращение Раймунда к Танкреду в пользу своего союзника [Алексиада. XI, 7,107.], которое, впрочем, не возымело действия. Городу предстояло попасть в руки норманнов во второй половине 1102 г. К тому времени княжество Антиохия стало могущественным. От него зависели все земли до Алеппо, и Ридван платил ему дань — семь тысяч золотых монет. Завоевав Лаодикею, Танкред получил порт, который ему был необходим, чтобы поддерживать постоянную связь с Западом. Поскольку после пленения Боэмунда княжество значительно расширилось и оказалось у самой границы империи, оно стало угрозой для Византии. Кроме того, у Алексея должны были сохраняться тягостные воспоминания о том, как Боэмунд его обманул. Именно в этом надо искать причину тогдашних поступков василевса. Он вступил с Маликом-гази в переговоры о выкупе Боэмунда. Переговоры ни к чему не привели, и Боэмунда выкупил и освободил летом 1103 г. [Rohricht R. Geschichte des Konigreichs Jerusalem. Op. cit. S.45.] один армянский князь, союзник крестоносцев, — Васил Гох. Боэмунд поспешил забрать у Танкреда свое княжество вместе с завоеваниями, сделанными племянником, который, похоже, повиновался ему лишь неохотно [Radulfus Cadomensis. Gesta Tancredi in expeditione Hierosolymitana. Op. cit. C. CXLVII.].
