Саладин переправился через Иордан и двинулся к Фавору и Назарету. Отряд из ста пятидесяти тамплиеров, встревоженный приближением мусульман и не знающий об условии, поставленном графом Триполи, совершил героическое безумие, атаковав семь тысяч неверных.>
Под предводительством великого магистра Жерара де Ридфора они ринулись навстречу смерти с таким пылом, что внушили своим врагам невольное уважение… Христиане собрали у источников Сефории приблизительно двадцать тысяч воинов. Узнав о том, что случилось в Тивериаде, король созвал совет. Заседание было очень бурным. Рено де Шатильон хотел немедленно отправиться освобождать Тивериаду. Раймонд Триполийский, более осторожный в своих высказываниях, поскольку Тивериада являлась его фьефом, призвал собравшихся быть благоразумными и не пытаться в период жаркого лета пересечь пустыню без воды с армией, которая будет погибать от жажды. «Я вас прошу, — советовал он, — остерегайтесь в это время года покидать источники Сефории. Положитесь на безрассудство ослепленных легкими победами мусульман, они сами придут к вам. А это все, что нам нужно, потому что пока мы будем оставаться бодрыми и отдохнувшими, они будут пересекать отделяющую нас друг от друга пустыню и подойдут, ослабленные от жажды и изнуренные переходом. Мы атакуем их, не дав им даже времени напиться воды, и без труда уничтожим этих проклятых, которые грабят наши земли и сжигают города». Рено де Шатильон, своими вероломством и разбоями неоднократно подвергавший опасности Иерусалимское королевство, не разделял эту точку зрения.
Он посмел обвинить Раймонда Триполийского в трусости: «Ты долго говорил, чтобы напугать нас, — сказал он ему. Конечно, в глубине души ты должен испытывать к ним некоторые дружеские чувства, и потому ты хочешь помешать нам пойти и разбить их». Страсти накалились. Бароны начали поносить друг друга, не обращая внимания на короля, по-прежнему не знавшего, что предпринять. Один тамплиер упрекнул Раймонда Триполийского в отсутствии энтузиазма, он обвинил его в сговоре с врагом. Но граф Триполи, предчувствуя ужасные несчастья, упорствовал и умолял короля непокидать источники Сефории и не толкать христианскую армию к катастрофе. «Тивериада принадлежит мне, — восклицал он. Моя жена все еще заперта в цитадели. Мне все равно, что Саладин захватит этот город, только бы он убрался со Святой Земли. Поистине я видел много мусульманских армий, но я еще никогда не видел подобной той, которая пришла с султаном сегодня. Если вы отправитесь в Тивериаду, Иерусалимское королевство падет». И он покинул военный совет и удалился в свою палатку. Искренность его речей потрясла большую часть присутствовавших на заседании баронов. Нерешительный король доверил провидению улаживать свои дела и захотел подождать несколько дней, прежде чем принять чью-либо сторону. Была полночь. Каждый вернулся в свою палатку. Но великий магистр ордена тамплиеров Жерар де Ридфор, тот самый, который несколько дней назад так доблестно сражался вместе с Жаклином де Майе, видя личное оскорбление в том, что король склоняется к мнению его врага Раймонда III, неожиданно пришел к Ги де Лузиньяну и попытался заставить его изменить решение. «Не держите на меня зла, — попросил он короля, — за то, что я так смело говорю с вами. Граф Триполи предатель. Вы недавно царствуете и у вас прекрасная армия. Какой позор для вас, если вы не попытаетесь спасти христианский город! Чем вы сможете оправдать подобный поступок? Мы, тамплиеры, свой выбор сделали. Мы скорее снимем наши белые плащи и распродадим свое имущество, чем смиримся с бесчестьем, которому будет подвергнут народ Иисуса Христа. Сир, прикажите войску быть готовым выступить на рассвете и следовать за знаменем святого креста!» Король уступил. Несколько часов спустя, с первыми проблесками зари христианская армия покинула источники Сефории. Поход за смертью начался…
….Жерар де Ридфор был единственным тамплиером, кого пощадили. Почему? Неизвестно, по этому поводу можно строить любые предположения. В общей неразберихе, царившей на Востоке, вызванной сложностью и антагонизмом материальных и духовных интересов как мусульман, так и христиан, политическая роль крупных духовно-рыцарских орденов представлялась порой неясной, и историк не должен позволять себе заблуждаться относительно их материального влияния: ему следует искать, каковы были скрытые составляющие их могущества, тайные причины их триумфа. Вероятно, главы орденов, таких как братства тамплиеров и госпитальеров, находясь в постоянном контакте с мусульманами, были более чувствительны к влиянию цивилизации, достоинства которой не ускользали от их внимания, в отличие от баронов или сеньоров, которые прибывали с Запада, чтобы сражаться с сарацинами. Великие магистры тамплиеров и госпитальеров обсуждали проблемы политической стратегии на тайных советах, под защитой крепостных стен, только в кругу посвященных. Ни один писец никогда не записывал результаты их совещаний для Истории; возможно, на этом основывается одно из самых серьезных обвинений, выдвигаемое против орденов, в частности против ордена тамплиеров. Их упрекнули в сговоре с неверными, и скандал вызвал сенсацию. Сотрудничество с мусульманами невозможно – так гласили строгие правила ордена. Но пока армии сражались, религиозные вожди обоих лагерей продолжали искать возможность реализовать политику сосуществования ислама и христианства и установить между ними длительный мир. Это скрытое могущество тамплиеров и госпитальеров проявляло себя не раз, и порой они открыто противились инструкциям и желаниям светской власти. На этих землях Востока, где государи привыкли вести тонкие политические игры, высшие сановники духовно-рыцарских орденов уважали своих противников, в отличие от фанатиков или низших чинов. Они знали их образ мыслей не хуже, чем их манеру сражаться. Очень часто они умели быть искусными арбитрами между фатимидским халифом Каира и сельджукскими королевствами Северной Сирии. Именно великий магистр тамплиеров в 1118 году уговорил Бодуэна II, иерусалимского короля, договориться с Абу-л-Февой. Почти целый век они поддерживали тесные отношения с вождями секты исмаилитов. Впрочем, эта взаимная терпимость, взаимное уважение распространились и на обе армии. Не один раз после битвы христиане и мусульмане братались под хоругвями и мусульманскими знаменами! Войска обменивались любезностями, вместе пели и разговаривали. Галантная поэзия облаченных в латы трубадуров следовала за газелями поэтов школ Каира, и они хвалили друг друга за удачную рифму так же, как за хорошо отрубленную голову…
В среду двадцать первого дня ша’бана 585 года от хиджры, 4 октября 1189 года состоялась одна из самых великих битв, которая когда-либо происходила на Востоке. Франки покинули свои укрепления. Они расположились на равнине, расстилавшейся от реки Белус до моря. На позициях франкских армий произошли многочисленные изменения. «По словам Дикето (II, 70), франкская армия была разделена на четыре отряда, первым управляли король Ги с госпитальерами, вторым — Конрад Монферратский, третьим — ландграф Тюрингии с немцами, пизанцами и скандинавами, четвертым — тамплиеры, каталонцы и оставшиеся немцы». Согласно продолжателю Гильома Тирского, Ги де Лузиньян вместе со своим братом остался охранять лагерь, в то время как авангард возглавлял великий магистр ордена тамплиеров Жерар де Ридфор, а арьергард — Андре де Бриенн. Так как не принято особенно доверять продолжателю ГильомаТирского, мы обратимся к свидетельству автора, имя которого осталось неизвестным, составившего «Иерусалимскую историю», фрагмент истории Иерусалима с 1177 по 1190 год, свидетельству, которое почти совпадает со свидетельством Дикето: «Король, перед которым четыре военачальника несли Евангелие, покрытое шелковой материей, вместе с французами и госпитальерами занял правый берег реки. Маркграф Монферратский возглавил прилегавший к морю левый фланг, получив в свое распоряжение венецианцев и ломбардцев. Ландграф Тюрингии, англичане и пизанцы находились в центре. Жерар де Ридфор, великий магистр ордена тамплиеров, герцог Гелдернский и каталонцы образовывали резерв, а для охраны лагеря назначили Жоффруа де Лузиньяна, брата короля и Жака д’Авена.
Шамдор А. “Саладин: благородный герой ислама”.
Пер. с французского Кулешова Е. В. — СПб: Евразия. — 352 с.
