Если доводы, с помощью которых исследователи стараются доказать, что либо братьями, либо церковными властями предполагаемые надругательства не воспринимались как еретические действия, столь неубедительны, то попытки иначе объяснить гипотетические надругательства убедительны не более. Некоторые действия, которые якобы происходили на церемониях приёма, например, вряд ли согласуются с теорией испытания послушания. Если то, что якобы делалось, делалось с целью проверить, хорошо ли неофиты повинуются ордену, то неофиты должны были бы реагировать незамедлительно. Тем не менее, хотя многие братья показали, что им во время приема говорили о приемлемости гомосексуализма [см. ниже], они отнюдь не свидетельствовали о том, что от них ожидали участия в гомосексуальных сношениях прямо во время церемонии. Аналогичным образом священники, которые показали, что во время приёма им велели опускать слова освящения во время Причастия, не говорили, что были обязаны тут же, на месте, провести службу.
Если проверка послушания действительно проводилась, то удивительно также, что столь многие братья утверждали, что были избавлены по крайней мере от некоторых аспектов предполагаемого ритуала. Некоторые также утверждали, что братья, принимавшие их, не очень настаивали на строгом выполнении требований. Например, Стефан де Селье, допрошенный в Клермоне в 1309 году, говорил, что “принимавший его не очень-то следил, плюнул ли рекрут на крест, если он плюнул в сторону креста, выразив неуважение к распятию”, и некоторые другие тамплиеры, допрошенные там же, дали аналогичные показания [PTA 133–134: “recipiens non multum curabat quod receptus spueret supra crucem, dum tamen versus crucem et in despectum crucifixi spueret;” см. там же. 150, 163, 179, 195, 208].
Версия, что отрицание Христа и плевок на крест представляли собой испытание мужества, что таким образом тамплиерам давали понять, что случится, если их захватят в плен, тоже неубедительна. Обстоятельства церемонии приёма вряд ли сопоставимы с положением пленника-христианина в руках мусульман. Этот аргумент также основан на предположении, что на пленных тамплиеров давили, пытаясь обратить их в ислам. Конечно, на западе был распространено именно такое мнение – что тамплиерам и других христианским пленникам предлагают на выбор смерть или отречение от веры; например, во время следствия по делу тамплиеров заявлялось, на Кипре и в других странах, что братья, которые сдались мусульманам в Цфате в 1266 году, были убиты потому, что отказались принять ислам, и о том же ранее писал Фиденций Падуанский [UT 2.162, 387–388; Gilmour-Bryson, Trial of the Templars in Cyprus (n. 13 above) 71, 422–423; PT 1.170; Fidentius of Padua, Liber recuperationis Terre Sancte, в G. Golubovich, Biblioteca bio-bibliografica della Terra Santa e dell’oriente francescano, 5 vols. (Quaracchi 1906–1927) 2.24; and J. Paviot, Projets de croisade (v.1290–v.1330) (Paris 2008) 89.]. Однако и мусульманские, и христианские хроники предлагают другие объяснения причин гибели тамплиеров, захваченных в Цфате: тамплиеры-де нарушили соглашение о капитуляции, попытавшись захватить в замке оружие и деньги, или же султан стремился отомстить за тяжёлые потери, понесённые в ходе осады [Makrizi, Histoire des sultans mamlouks de l’Egypte, trans. F. Quatremère, 2 vols. (Paris 1837–1845) 1.2.30; Ayyubids, Mamlukes and Crusaders: Selections from the Tarikh al-Duwal wa’l Muluk of Ibn al-Furat, trans. U. and M. C. Lyons, 2 vols. (Cambridge 1971) 2.95; Les Gestes des Chiprois, cap. 347, ed. G. Raynaud (Paris 1887) 179–181.]. На самом деле пленных членов военных орденов обычно ждала казнь, как было несколько раз во второй половине двенадцатого века при Саладине; в некоторых случаях им удавалось договориться о своей безопасности перед сдачей замка; или же они много лет сидели в тюрьме [См., например, A. J. Forey, “The Military Orders and the Ransoming of Captives from Islam (Twelfth to Early Fourteenth Centuries),” Studia monastica 33 (1991) 259–261.]. Уверенность, что их неизбежно постарались бы принудительно обратить в ислам, является заблуждением, а так как пленные братья военных орденов иногда обретали свободу, их коллеги на востоке вряд ли могли не знать, что обычно происходило с пленными. Можно также отметить, что многие тамплиеры были приняты в орден в качестве прислуги или сельскохозяйственных работников, а не как воины: они жили на западе, и проверять их мужество было бы излишне.Если уж это было испытание мужества, то французы, судя по их же показаниям, если только мы им поверим, в большинстве своём его не выдержали. Обычно, обращают внимание на тот факт, что некоторые тамплиеры, например, Жак де Моле, были отправлены на восток почти сразу после приёма в орден, в то время как остальные делали карьеру на западе: из этого выводят, что назначение новобранца определяли, исходя из его поведения на церемонии приема [Frale, Templari (n. 6 above) 141.]. Да, конечно, Жак де Моле признался, что отрёкся от Христа, как и другие, отправленные вскоре в Святую Землю. Рыцарь Гийом Разе, например, который признался в Пуатье в 1308 году, что отрёкся от Христа и плюнул на крест, говорил, что он был послан на восток сразу же после поступления в орден [UT 2.19.].
Есть ещё одна трудность: если бы неофитов испытывали, проверяя их способность противостоять давлению мусульман в плену, то они, будучи в то же время связаны обетом послушания и будучи вынуждены выполнять то, что от них требовали, оказались бы в безвыходном положении.
Утверждение, что тамплиеры попали под влияние ислама, вследствие чего ввели в церемонию приёма отречение от Христа и плевок на крест, опирается на весьма сомнительные предположения. Приходится сначала предположить, что многие тамплиеры не знали основных положений христианской веры, а это вряд ли находит подтверждение в их показаниях. Многие, несомненно, были неграмотными, но неграмотность не означает невежество и глупость; а среди членов ордена в любом случае имелись священники, которые исправили бы любую тенденцию к отклонению. Далее нужно предположить, что между тамплиерами и мусульманами были значительные контакты и что тамплиеры познакомились с некоторыми аспектами исламской веры. Действительно, члены военных орденов на востоке время от времени вели переговоры с силами мусульман, но в них участвовали лишь немногочисленные ведущие должностные лица [По поводу договора между султаном мамелюков и тамплиеров с госпитальерами в конце 13 века смотреть P. M. Holt, Early Mamluk Diplomacy (1260–1290). Treaties of Baybars and Qalawun with Christian Rulers (Leiden 1995) 32–41, 48–57, 66–68.]. У них также были мусульманские поселенцы и рабы, но единственная возможность контакта с неверными, которая предоставлялась на востоке большинству тамплиеров, была на поле боя, что вряд ли способствовало приобретению знаний об исламе. Неформальное общение в любом случае было затруднено языковым барьером: переводчиков обычно использовали только в дипломатических переговорах [A. J. Forey, “Literacy and Learning in the Military Orders during the Twelfth and Thirteenth Centuries, ”The Military Orders. 2. Welfare and Warfare, ed. H. Nicholson (Aldershot 1998) 200. H. M. Attiya, “Knowledge of Arabic in the Crusader States in the Twelfth and Thirteenth Centuries,” Journal of Medieval History 25 (1999) 206, утверждает, что гораздо больше европейцев на Востоке знали арабский язык, чем это считалось ранее, но это основывается лишь на отдельных предположениях и малочисленных свидетельствах.]. Следует также помнить, что многие братья, послужив в Святой Земле, оставались на востоке лишь недолгое время, а затем возвращались на запад [A. J. Forey, “Towards a Profile of the Templars in the Early Fourteenth Century,” The Military Orders: Fighting for the Faith and Caring for the Sick, ed. M. Barber (Aldershot 1994) 200–201.]. Их понимание исламской веры, вероятно, формировалось скорее под влиянием популярных на западе взглядов (а там, к примеру, ислам считался идолопоклонством), чем благодаря точному знанию [A. J. Forey, “The Military Orders and the Conversion of Muslims in the Twelfth and Thirteenth Centuries,” Journal of Medieval History 28 (2002) 13–15.]. Наконец, мусульмане отрицают божественность Христа, а сторонники рассматриваемой версии предполагают, что манера плевать на крест не приписывалась им западными авторами, а была им действительно присуща [См. например, Albert of Aachen, Historia Ierosolimitana 6.8, ed. и перевод S. B. Edgington (Oxford 2007) 414; Fidentius of Padua, Liber recuperationis Terre Sancte, in Golubovich, Biblioteca bio-bibliografica (n. 163 above) 2.21; and Paviot, Projets de croisade (n. 163 above) 81.].
Хотя иногда утверждается, что надругательства представляют собой форму ритуала посвящения, который встречается в военных институтах, для средневекового периода доказательств таких обрядов обнаружено мало. Обычно указывают на устав, принятый госпитальерами в 1270 году, в котором постановлялось, что, когда donatus превращается в брата ордена, не следует маршировать по городу, трубить и бить в барабаны [J. Delaville Le Roulx, Cartulaire général de l’ordre des Hospitaliers de Saint-Jean de Jérusalem, 4 vols. (Paris 1894–1906) 3.225–229 doc. 3396 art. 19.]. Очевидно, что госпитальеры отмечали появление нового члена ордена. Но обычай госпитальеров никоим образом не сопоставим с тем, что якобы делали тамплиеры, и трудно поверить, что в то время, когда церковь боролась против широко распространённой народной ереси, братья военного ордена участвовали в обряде инициации или разыгрывали грубые шутки, из-за которых рисковали попасть под подозрение в отступлении от веры.
Таким образом, каждое из предложенных объяснений надругательств вызывает критику. Кроме того, если бы любое из них объясняло причины надругательства, можно было бы ожидать, что сами тамплиеры часто будут предлагать это объяснение при даче показаний, доказывая тем самым, что они не еретики. Но формулировки показаний тамплиеров плохо сочетаются с объяснениями, выдвинутыми современными исследователями. Вряд ли можно утверждать, как это попыталась сделать Фрале [Frale, Templari (n. 6 above) 143.], что они могли не знать причин надругательств, так как, если бы это была проверка послушания или подготовка к плену, неофиты должны были узнать, почему от них чего-то добиваются, чтобы дать правильный ответ; и даже если предполагаемые надругательства должны были стать не более чем грубой шуткой, было бы необходимо, учитывая характер предполагаемых действий, явно предупредить, что это шутка, иначе были возможны недоразумения и нежелательная реакция.
Конечно, ряд тамплиеров упоминают проверку послушания, говоря о том, что произошло, когда их принимали в орден, но нет чётких указаний, что братьев действительно испытывали таким образом. В некоторых случаях тамплиеры просто говорили, что отреклись от Христа или плюнули на крест, потому что поклялись подчиняться своим начальникам; например, Жан де Фригервилль сказал в Париже папским уполномоченным, что плюнул, “потому что он обещал слушаться” [PT 2.38: “quia promiserat obedienciam”; см. там же. 1.335, 622; 2.51, 251; UT 2.22, 24.]. Такие заявления можно понимать как свидетельства дальнейших усилий дистанцироваться от того, что якобы происходило, объяснить и оправдать действия, которые приписывались тамплиерам. Другие утверждали, что, когда они возражали против отречения или плевка, им сказали, что они должны подчиниться, потому что поклялись являть послушание [PT 1.501, 516, 635; 2.5, 176, 178, 196–197, 239, 257, 264, 337; HN 1, Preuves 204; PUT 2.337 doc. 155.]. Аналогичным образом эти реплики можно рассматривать как попытки оправдать предполагаемые действия, от которых братья хотели отречься. Однако несколько братьев показали, что тамплиер, проводивший церемонию приёма, говорил об обете послушания перед тем, как требовал, чтобы рекрут отрёкся от Христа и плюнул на крест. Но иногда за подобными утверждениями следовало заявление, что рекрут отказался именно потому, что поклялся повиноваться [PT 1.214, 451, 546.]: в таких случаях тоже возможна интерпретация показаний как попытки реабилитировать членов ордена в их предполагаемом поведении. Кроме того, тамплиер Гийом Эрмон сказал, что брат, принимавший его, не только велел ему плюнуть на крест “в силу послушания”, но также наставлял его не верить в Христа, который-де является лжепророком; эта формулировка, если не подвергать её сомнению, означает, что на карту было поставлено нечто большее, чем проверка послушания [PT 2.333: “virtute obediencie.” De la Croix, Reniement (n. 6 above) 66–68, это представляет собой поддержку своих аргументов о послушании, однако нет никаких причин для принятия этих доказательств. Хотя говорят, что храмовники были слишком напуганы, чтобы оставить орден, дезертирство было на самом деле не редкость.].
Точные указания на то, что отречение, плевок и поцелуй были задуманы как испытание послушания, вряд ли можно усмотреть во всём массиве показаний тамплиеров, и даже если считать, что их можно там найти, вряд ли они убедительны. Бертран де Гаск сказал, что после церемонии его приёма он спросил у брата, который руководил процедурой, почему ему велели отречься от Христа, а тот ответил, что это сделано, “чтобы испытать его” [PT 2.260: “ad probandum eumdem.”], хотя и не уточнил, что именно хотели испытать; даже если это действительно было испытание послушания, всё доверие к заявлению разрушает тот факт, что тамплиер якобы добавил: “И в шутку, для розыгрыша” [“et causa joci seu truphe.”] – эти резоны трудно совместимы друг с другом. Гийом де Соромина заявил, что брат, принимавший его, сказал: “Я хочу испытать, будешь ли ты исполнять то, в чём поклялся, поэтому я приказываю тебе отрицать Бога” [PT 2.200: “Ego volo probare si servabis quod jurasti: unde precipio tibi quod abneges Deum.”]. Но Гийом также сказал, что тамплиер говорил с улыбкой, это не вызывает доверия к его показаниям. Юг де Нарзак заявил, что неофитам велели отречься от Бога, “потому что они поклялись повиноваться во всём своим наставникам и исполнять всё, чего от них потребуют, и поэтому они отреклись от Бога, чтобы их не сочли клятвопреступниками и непослушными” [PT 2.205: “quia juraverant obedire omnibus preceptoribus suis et preceptis que eis fierent, unde ne reputarentur perjuri et inobedientes, abnegabant Deum.”]. Эту фразу можно понимать как доказательство того, что отречение от Бога служило проверкой на послушание, но последняя её часть свидетельствует о том, что тамплиер просто стремился оправдать отречение, которое якобы совершали неофиты, в том числе он сам. По сути он сказал, что отрёкся, так как “поклялся делать всё, что ему скажут, и подчиняться своим наставникам” [там же: “juraverat obedire quibuscumque preceptis que sibi fierent et preceptoribus suis.”]; и его высказывания по этому вопросу плохо сочетаются с тем, что он позже говорил о происхождении надругательств, которое он связывал с влиянием мусульман [PT 2.209.]. Матфей де Тиллей сказал папским комиссарам, что думал, что просьба отречься от Христа и плюнуть на крест была для того, “чтобы он был более покорен им [своим начальникам]”, это нельзя считать однозначным свидетельством испытания послушания [PT 1.361: “ad hoc ut esset eis magis subjectus.”]; вдобавок этот свидетель прямо указывает, что излагает свою собственную интерпретацию. Итак, свидетельства о проверке послушания не только сомнительны, но и крайне малочисленны: в подавляющем большинстве показаний об этом нет речи.
Мало аргументов в показаниях тамплиеров и в пользу версии, что их готовили к попаданию в плен. Только четверо братьев упомянули об этом и все четверо заявили, что это объяснение было предложено им монахами или светскими священниками, которым они исповедовались. Как мы уже видели, сомнительно, что исповедники действительно так говорили, но и братья на допросе не говорили, что они знали, что причина надругательств именно такова [PT 1.404–405, 523, 573, 590.].
Версия, что это была просто грубая шутка, также не подтверждается показаниями тамплиеров, хотя слово trufa использовано ещё несколькими братьями, помимо Бертрана де Гаска. Бодуэн де Сен-Жюст заявил, что воспринимал разговоры о том, что крест топчут, плюют на него, и мочатся, как шутки, а равно и как разговоры об идолах [PT 1.244–245.]. Пьер де Серсель сказал, что спросил у того, кто его принимал, в шутку ли ему велят отрицать Христа, и услышал в ответ, что это не шутка [PT 1.576; см. так же. 1.504, 536.]. Пьер де Черуто показал, что, когда он отрёкся от Христа и плюнул на крест, брат, принимавший его, “начал улыбаться, как будто презирая свидетеля”; но это довольно туманное свидетельство [PT 1.531: “incepit subridere quasi dispiciendo ipsum testem.”]. Жан де Илемозин показал, что после плевка на крест ему сказали: “поди исповедуйся, дурак” [PT 1.590: “vade, fatue, confitearis.”]; Жан де Баффовен сказал, что, когда ему велели отречься от Христа, принимавший его храмовник улыбнулся и сказал: “Не беспокойся, это не что иное, как шутка” [PT 1.510: “non cures, quia hoc non est nisi quedam truffa.”]; а Одо де Бюр сказал, что и ему так говорили [PT 2.111. Один из тамплиеров заявил, что светский священник которому он признался в отрицании Христа и плевках предположил, что это была всего лишь шутка: там же. 1.585.]. Тем не менее, эти высказывания можно расценить только как попытки тамплиеров минимизировать свою виновность в предполагаемом отрицании Христа; вдобавок с заявлениями подобного рода выступила лишь горстка арестованных
Если предполагаемые надругательства были введены в церемонию приёма неофитов в качестве проверки послушания, или как предупреждение об опасностях, угрожающих тамплиерам в плену, или вместо обряда посвящения, или ради рискованной шутки, можно было бы ожидать, что сами тамплиеры упомянут одно из этих объяснений и что показания тех немногих, кто говорил о цели надругательств, будут более согласованны. Однако большинство тамплиеров, объясняя причины этих действий, могли только сказать, что таковы были “правила ордена” (puncta ordinis). В таком случае трудно понять, почему те немногочисленные храмовники, которые пытались объяснить подробнее происхождение этих практик и историю их укоренения, обычно приводили причины, совершенно не связанные ни с одним из вышеперечисленных объяснений. Жак де Труа сказал, что он слышал, что некий рыцарь Храма, который “побывал среди язычников”, привёз эти обычаи на запад, по крайней мере пятьдесят лет назад [PT 1.258–259: “fuerat inter paganos.”], а Юг де Нарзак, ссылаясь на исламское влияние, заявил, что лидеры тамплиеров поддерживали контакт с мусульманами: в частности, он упомянул связи с неверными магистра Гийома де Божё и наставника Матфея де Соважа [PT 2.209. Мэтью Саваж был прецептором тамплиеров на Святой Земле, он был захвачен в плен мусульманами в 1261 году, после своего освобождения участвовал в нескольких переговорах с мамелюками. см.: J.Burgtorf, The Central Convent of Hospitallers and Templars. History, Organization, and Personnel (1099/1120–1310) (Leiden 2008) 593–594.]. Жоффруа де Гонневилль, магистр провинции Аквитания, также утверждал в 1307 году, что при приёме в орден ему было сказано, что предполагаемые надругательства были введены в обиход пленным магистром ордена, который поклялся сделать это, так как это был единственный способ освободиться из тюрьмы султана; но он же говорил, что другие полагали, будто эти отклонения связаны с другими магистрами, а кое-кто предполагал, что так тамплиеры пытались подражать отречению Петра; однако Жоффруа так не объяснил, почему нужно было имитировать историю Петра [PT 2.398, 400. Доминиканец дававший показания в Париже заявил, что слышал, что магистр был выпущен из темницы с условием, что введет ошибочные практики в ордене Храма. там же: 2.196.]. Конечно, можно предположить, что существует связь между объяснениями Фавье и этими речами о мусульманском влиянии, но Фавье пишет о постепенном усвоении мусульманских обычаев, тогда как рассматриваемые заявления тамплиеров предполагают, что изменения в правилах ордена стали результатом деятельности отдельных его членов [В работе одного мудехара написанной в начале 14 в. утверждается, что тамплиеры были монотеистами и верили в Христа, как посланника и раба Божия, и что эта вера была в соответствии с исламом, но комментарии автора о тамплиера включают множество заблуждений по различным вопросам: P. S. van Koningveld and G. A. Wiegers, “The Polemical Works of Muhammad al-Qaysi (fl. 1309) также издано и на арабском Aljamiado among the Mudejars in the Fourteenth Century,” al-Qantara 15 (1994) 172–174.]. И, в конце концов, эти свидетели просто повторяют то, что якобы слышали и думали. Они не утверждают ничего определённо, и даже слова Жоффруа де Гонневилля о мусульманах – не единственное его объяснение истории приписываемых ордену практик. Сами свидетельства об исламском влияния противоречат друг другу, о мусульманском происхождении действий говорится лишь в нескольких свидетельствах. Как и другие объяснения приписываемых тамплиерам практик, попытка связать их с осмотическим воздействием ислама лишена убедительных доказательств в протоколах допросов тамплиеров.
Не доказано, что на церемониях приема неофитов тамплиеры совершали надругательства, будь то в малом или большом масштабе. Не хватает доказательств, а предложенные аргументы в некоторых случаях связаны с достаточно произвольным отбором сведений. Гипотеза, что приписываемые ордену надругательства над реликвиями не означают наличие ереси, а имеют другое объяснение, также основана на выборочном использовании источников и не подтверждается имеющимися документами. Поэтому трудно согласиться с нынешними интерпретациями процесса над храмовниками, авторы которых пишут, что братья были виновны, но не были ни еретиками, ни отступниками. Более убедительны доводы в пользу версии, что тамплиеры признавались под пытками или под угрозой пыток и различных других форм жестокого обращения, будучи невиновными в том, в чём их обвиняли. Вот что заключает здравый смысл: кажется крайне маловероятным, что религиозный орден, нацеленный на борьбу с неверными, в то самое время, когда церковь стремилась искоренить распространённую ересь, практиковал действия, которые сами по себе предполагали ересь и отступничество; а убедительных доказательств этого до сих пор не представлено.
Фори А. “Were the templars guilty, even if they were not heretics or apostates?”
Перевод произведен по изданию Viator 42 No. 2 115–142, Brepols Publishers, 2011
Перевод с английского Екатерины Лобковой
