Церковь всегда крайне подозрительно относилась к любой таинственности, и не стоит сомневаться, что решение использовать пытки во время процесса проистекало из знания, что тамплиеры клялись соблюдать секретность. Следователи на допросе верили, что стойкости тамплиеров им придется противопоставить силу, если на то будет необходимость, и заявления некоторых из братьев подтверждают данное убеждение. Сержант Жан де Кужи признался после пыток, что не говорил ранее, поскольку ему за неделю до арестов это запретил его командир, прецептор ордена Храма в Париже [Schottmüller. Untergang. II. 42.], Сержант Рамон Эльенн, которого подвергли тяжелым пыткам в Каркассоне, дал показания только после совещания с другими тамплиерами [Ibid.. II. 50.]. Командир тамплиеров в Полаке, Имбер де Комбор, который после отказа от своих показаний был вынужден под пыткой снова вернуться к ним, объяснял, что отказываясь от сказанного, он следовал совету, полученному в одном письме. Он не осмелился назвать отправителя, но складывалось впечатление, что ему угрожали [Finke. Papsttum, II, 332-3.]. Сержант Гийом Пеншен рассказывал, что он и трое его коллег совместно решили, что, учитывая обещание, данное ими при принятии обета, и страх перед возмездием, они не станут говорить на допросе, пока к ним не будут применены пытки [Menard. Nismes. I. 213.]. Наконец, согласно одному враждебно настроенному, но заслуживающему доверие комментатору, сам Жак де Моле, которого не подвергали пыткам, с самого начала просил следствие об этом, «чтобы его братья не сказали, что он погубил их сознательно» [Finke. Papsttum. II. 102.].
Столь существенное значение секретному характеру церемонии принятия в орден придавалось по той причине, что многие из допрошенных тамплиеров отмечали, что данная процедура включала в себя отказ от Христа и плевок на распятие. Члены ордена Храма подвергались всевозможному давлению, обсуждали между собой, что следует говорить на допросах и располагали достаточным количеством времени, чтобы придумать различные истории. Память подводит порой всех нас, особенно если вспоминать приходится под давлением, а от большинства допрашиваемых к тому же требовалось рассказать о событиях, происходивших одно или два десятилетия до этого. Данные показания, поэтому, не отличались стройностью, и в каждом конкретном случае трудно решить, являлось ли сказанное правдой, или было выдумано (или ошибочно принято за действительность) отдельными лицами, или стало плодом обсуждения с другими тамплиерами в тюрьме [И хотя порой удается найти двух свидетелей с одинаковыми показаниями, все равно невозможно сказать, является ли это результатом их сговора или представляет интересы нотариуса, протоколировавшего допрос в тот конкретный день.]. Тем не менее, наблюдается некая общая модель повествования. События происходили, предположительно, либо сразу после формальностей инициации, когда кандидат уводился прецептором или другим братом в отдельную комнату или укромную часть церкви, зачастую для облачения в одеяние, либо дни или даже месяцы спустя [О том, почему иногда вся процедура отречения проходила с задержкой см. Schottmüller. Untergang. II, 132-3; Michelet. Procès, I, 444-5, 559, 562; II. 75, 99, 118, 205; Finke. Papsttum. II. 348-9, 354; Wilkins. Concilia. II. 383-4, 387.]. Там новопринятому приказывали трижды отречься от утверждения, что Христос – спаситель человечества, и плюнуть (гораздо более реже стать ногой или помочиться) на распятие или его изображение в служебнике, или просто на крест, сделанный из дерева или металла, или же на крест на своем плаще. Отмечалось, что применялись угрозы, но некоторые допрошенные утверждали, что сопротивлялись.
Любой, кто внимательно читает материалы допросов, оказывается озадачен и сбит с толку, а если нет, то ему следовало бы испытывать нечто подобное. Тем не менее, я был удивлен тем, как некоторые темы из раза в раз повторяются в показаниях, а также некоторыми комментариями допрошенных, которые столь детальны, что вряд ли могли быть выдуманы. Так заявлялось, что в некоторых случаях отречение и осквернение креста могли быть опущены. Сержант по имени Рауль Мойсе заявлял, что во время своего принятия в 1262 году его пожалели, поскольку он был молод и с самого детства воспитывался своим прецептором [Michelet. Procès. II, 409-10.]. Священник Гиль де Ронтанж, который сам признался в участии в недозволенной церемонии, сообщил, что сжалился над одним из братьев «по причине особой любви, которую он испытывал к нему» [Ibid.. I. 465-6.]. Выходцы из могущественных семей могли, по всей видимости, без труда избежать неприятной процедуры. Одним из тех прецепторов, которые подобно Гилю де Ронтанжу, сознались в том, что требовали отречься от Христа от тех, кого они принимали в орден, был сержант-командор Гуго де Нарзак. Он прямо заявил папской комиссии в Париже, что это требование иногда опускали в тех случаях, когда кандидаты были людьми могущественными и знатными и располагали за пределами ордена многочисленными связями, с помощью которых могли предать огласке столь неприглядный факт [Ibid, II. 205-7. О признаниях других прецепторов см. Schottmüller. Untergang, II, 32; Finke. Papsttum, II, 318, 326-7, 349; Michelet. Procès, I. 396-7; II. 235]. Данное утверждение, как кажется, находит опору и в других показаниях. Рыцарь Гуго де Шомон рассказывал, что он категорически отказался отрекаться от Христа, и, поскольку он имел весьма влиятельные связи, как и человек, посвятивший его в рыцари, прецептор не стал его заставлять, но взял обещание, что если другой брат спросит его, произнес ли он отречение, то он ответил утвердительно [Michelet. Procès, I, 404. Жоффруа де Гонневилль, командор Пуату и Аквитании, утверждал, что обошелся без отречения от Христа и плюнул лишь на руку своего рецептора благодаря положению его дяди, ожидавшего его снаружи. Однако Жоффруа также поклялся, что станет уверять любого спросившего его брата, что на самом деле совершил богохульство. Finke. Papsttum, II. 326; Michelet, Procès, II. 399.].
Рыцарь Ги Дофин, которому исполнилось всего лишь 11 лет ко времени его принятия в орден, сказал, что ему было позволено плюнуть на землю, потому что его отец и сеньор, посвятивший его в рыцари, ждали снаружи, и он угрожал, что расскажет все им [ Michelet. Procès, I, 417.]. Рыцарь Бараллус де Гузиньян, командовавший Ле Пуи в 1307 году, рассказывал, что ему было разрешено обойтись без осквернения креста, поскольку он собирался позвать своих друзей [Finke. Papsttum. II. 357.]. Рыцарь Гийом Мальмон утверждал, что он должен был плюнуть всего один раз, потому что его рецептор, Пьер де Мадик, командор Оверни и Лимузена, состоял с ним в родстве [Schottmüller. Untergang. II, 27]. Размер дара, совершаемого при принятии в орден, мог, очевидно, тоже повлиять на форму церемонии. Пожилой священник Альбер де Румакор описал, как он с негодованием отреагировал на приказ плюнуть на изображение распятия в служебнике: «Святая Дева Мария! Почему я должен делать это? Я отдаю ордену все мое имущество – стоимостью сорок фунтов – а вы хотите, чтобы я совершил нечто столь исключительное. Я ни в каком случае не стану этого делать!» Как сообщает Альбер далее, его прецептор вяло ответил, что его пожалеют в силу его возраста [Michèlet. Procès. II, 407.].
Рыцарь Ренар де Бон, выходец из одной из наиболее прославленных тамплиерских семей, вспоминая о том, как он был принят в орден в конце 1270-х годов своим дядей Франко де Бортом, магистром Оверни и Лимузена, в присутствие своего отца Роджера, также рыцаря Храма, сообщает, что вся церемония проходила довольно поспешно, поскольку в командорстве Бельшассань, где события и имели место быть, ожидали приезд виконта Вентадора и других знатных гостей. Ренар был поражен, когда ему приказали плюнуть на металлическое распятие, но его дядя сказал: «Давай же, смелее, ведь это не имеет большого значения». Он также тихо добавил, что Ренар может плюнуть не на крест, а на землю рядом [Ibid., II. 152]. Ренар был не единственным из тамплиеров, кого призывали не волноваться. Так еще один допрошенный рассказывал, что отречься от Христа и плюнуть на крест ему советовал капеллан ордена, бывший его родным братом [Ibid., I. 206.]. Другим говорили, что этот грех им могут отпустить на исповеди; так, согласно одну из признаний, рецептор заявлял: «Вперед же, болван, ты сможешь исповедаться» [Ibid., I. 589-90; а также I. 555; A. 268 (где священник весьма опрометчиво заявляет новопринятому, что может отпустить ему грехи властью, данной Папой). То также сравните со случаями, когда исповедники полагали, что грех был такой силы, что освободить от него мог разве что святой. См.: ibid.,I. 593; II. 342. См. также ibid., II, 178, 200; Menard, Nismes, I. 176.]. Многие из братьев рассказывали, что они действительно были на исповеди после принятия в орден. По их утверждениям, обычно исповедник выглядел ошеломленным или шокированным и иногда даже предлагал, чтобы брат, о котором шла речь, покинул орден. Один из тех, кто решил исповедаться и сделал это у своего прецептора, рассказывал, что тот был опечален существовавшей практикой, но считал, что заслуги ордена все же перевесят все прегрешения [Michclet. Procès, II. 45-6.]. Другому тамплиеру было сказано не беспокоиться, поскольку сам Папа гарантировал ордену особую силу отпущения грехов [Finke, Papsttum. II, 347.]. Еще одному было даже поставлено в упрек, что он не выполнил все богохульные инструкции своего прецептора [Ibid., II. 359.].
Из числа же тех тамплиеров, кто решил исповедаться вне ордена, один рассказывал, что ему было сказано избегать подобных проявлений греха [Michelet, Procès, I, 570.], а еще двоим посоветовали отправиться за море, в том числе в одном из случаев – чтобы разузнать, существуют ли схожие практики в Святой Земле [Ibid., I. 563; II, 138.]. Четверо исповедников предположили, что братья были скорее всего подвергнуты испытанию с целью проверить, смогут ли они не отступиться от веры, если будут захвачены мусульманами и на них будет оказано давление [Ibid,. I, 405, 523, 573, 590.]. Еще один посчитал всю процедуру глупой шуткой [Ibid, I, 585.]. Действительно, сразу несколько допрошенных утверждали, что, как им рассказывали, совращение кандидатов в орден к богохульству делалось шутки ради. Один сообщал, что тамплиер, склонивший его на греховную процедуру, презрительно смеялся при виде его лица [Ibid., I, 531. См. также I. 510; II. 111, 384.]. Сержант по имени Бертран Васко рассказал, что после своего вступления в орден, произошедшего в Сидоне в Палестине, его попытался заставить отречься от Христа рыцарь по имени Райне Лорне, но этому помешал внезапный сигнал боевой тревоги. Бертран также добавил, что когда он впоследствии спросил у Райне о причине такого его поведения, то услышал в ответ, что все это было затеяно, «чтобы испытать его, и являлось шуткой или ловушкой» [Ibid., II, 260. Жена одного йоркширского шерифа нашла записанный ритуал отречения от Христа, прикрепленный к концу книги, которую ей одолжил командор тамплиеров. Шериф рассказал, что когда он обратился к командору за разъяснениями, тот ответил, что все это всего лишь шутка. Wilkins, Concilia. II. 358.].
Вполне вероятно, что сами тамплиеры порой придерживались убеждения, что некоторые вещи в ордене требовали пересмотра. Сразу несколько допрошенных упомянули о том, как они сами или другие тамплиеры обсуждали еще до арестов, что не так с орденом и какие реформы ему необходимы, хотя многие из этих историй могли быть специально выдуманными для доказательства своей невиновности [H Michelet, Procès, I, 401-2, 569; II. 12, 193, 229-30, 236, 242, 285, 314-15; Wilkins, Concilia, II, 386.]. Среди материалов процесса также можно различить эхо бесед между заключенными, которые, должно быть, и породили большинство теорий о проникновении богохульной церемонии в орден. Была ли в этом вина некого «брата из Наблуса» (возможно имеется в виду великий магистр XII в. Филипп Наблусский [Raynouard, Monuments, 283.]) или иного магистра, который, предположительно, пообещал мусульманскому султану, что его собратья станут отрекаться от Христа, в обмен на свое освобождение [Michelet, Procès, II, 196, 209, 224, 398-400.]? Или же в этом виновны все тамплиеры Святой Земли в целом [Ibid., II, 104, 231, 247.]? Или в этом стоит усматривать последствие дьявольского обольщения на самой заре истории ордена [Ibid., II, 195-6.], или же результат пагубного влияния мусульман [Ibid., I, 258-9; Wilkins. Concilia. II. 363, 377.]? Или исток этой заразы стоит искать наоборот на Западе? Например, родиной назывался город Ажен в юго-западной Франции [Wilkins. Concilia. II. 384.].
Существовали ли названные прегрешения с незапамятных времен [Bini. „Tempieri“ 484, 498. “0 Michelet, Procès, II. 247.] или они появились в годы деятельности последних четырех великих магистров [Michelet, Procès, II. 247.], или же вообще лишь после смерти Гийома де Боже в 1291 году [Ibid., II. 131-2. В Англии введение греховных новшеств приписывалось различным великим магистрам. Wilkins, Concilia, II, 363, 387.]? Или, может быть, простой символический ритуал, напоминавший об отречении апостола Петра от Христа в ночь перед распятием, был неверно интерпретирован [Michelet. Procès, II. 400. См. также Schottmüller. Untergang, II. 129; Michelet. Procès, II, 9, 61, 181, 230.]? Жан Рошер де Грандевиль, представитель еще одного именитого рода тамплиерских сержантов, рассказал членам папской комиссии, что знал двоих тамплиеров, один из которых был его родственником, а второй был сожжен на костре в 1310 году, и оба утверждали, что их принятие в орден было абсолютно чистым. Однако он добавил, что иным братьям приходилось испытать тот же печальный опыт, что и ему самому [Michelet. Procès. II. 79.]. Столь же противоречивые воспоминания отразились и в показаниях командира сержантов Пьера де Тура: от некоторых братьев он слышал рассказы о непристойных действиях, имевших место во время их принятия или немного позже; в то же время от ряда тамплиеров ему довелось услышать и прямо противоположное [Ibid., II, 173.]. Находились такие тамплиеры, которые утверждали, что не видели и намека на какие-либо греховные дела до своего ареста [lbid., II. 190, 457.] – один из них оставил сообщение об удивлении своего командира, который никогда прежде ничего не слышал о богохульстве и был ошеломлен услышанным [Ibid., II, 113.] – или тамплиеры, которые считали, что их греховный опыт был единичным [Ibid., I, 179, 293, 411; II, 111, 185, 260, 262.].
Некоторые из допрошенных высказывали предположение или надеялись, что подобные практики имели место лишь в отдельных коммунах [Ibid., I, 244, 379, 408, 417, 464, 562-3.]. Конечно, можно предположить, что тем самым они пытались избежать подозрения конкретно их общины или, что более вероятно, старались, руководствуясь полученными инструкциями, отвести обвинение от всего ордена в целом. Однако их точка зрения была поддержана весьма важным свидетелем. 19 апреля 1311 года доминиканский монах Пьер де Ла Палю предстал перед папской комиссией в Париже. Пьер, живший в свои сорок с небольшим лет в доминиканском монастыре в Париже, был весьма плодовитым писателем в области теологии, толкования библейских текстов и канонического права. Ему предстояла блистательная карьера, ведь в 1329 году он должен был принять титул патриарха Иерусалимского. Он сообщил, что присутствовал на допросах многих тамплиеров. Некоторые их них согласились со многими обвинениями, но другие решительно отвергли их все. Как казалось Пьеру, доверять стоит скорее тем, кто настаивал на своей невиновности, чем тем, кто сознался. Тем не менее, после совещания с коллегами он пришел к выводу, что многое из описанных в обвинениях непристойных поступков на самом деле происходило на некоторых церемониях приема в орден [Ibid., II. 195-6, О карьере Пьера см. Lexikon des Mittelalters. vol. 6 (Stuttgart, 1999). cols. 1979-80.].
Уверенность Пьера де Ла Палю и некоторых тамплиеров в том, что от кандидатов в орден в ряде командорств требовали непристойного для христианина поведения – порой прямо под носом у командующего, – но что подобные требования не были типичны для всего ордена, находит подтверждение в показаниях четырех свидетелей. Сержант Гийом де Кардальяк рассказал, что после завершения формальной процедуры принятия его провели в другую комнату для облачения в одеяние трое сержантов, которые, угрожая обнаженным мечом, попытались заставить его отречься от Христа и плюнуть на распятие. Он отказался и поднял такой шум, что его прецептор вошел в комнату и приказал сержантам удалиться и оставить его одного [Michelet. Procès. II. 257-8.]. Сержант Пьер де Монтшаве сообщил, что после принятия он был отправлен в другое командорство. Спустя шесть месяцев его командир позвал его к себе в комнату и, утверждая, что тот пока все еще не может называться тамплиером, заставил Пьера произнести слова отречения от Господа и плюнуть на крест на своем плаще [Ibid.. II. 99-100.]. Гуго де Керне, который в 1307 году был командором во владении тамплиеров в Бриндизи, прошел весьма каноническую процедуру принятия в орден во Франции, после чего незамедлительно был отправлен в Лимасол на Кипре, где в течение двенадцати лет служил при штабе. Шесть лет спустя после своего прибытия он однажды ехал верхом по окрестностям вместе с французским рыцарем-тамплиером по имени Жоффруа де Виллепре. Вдруг Жоффруа спросил его, «сделал ли он уже то, что должен был». Узнав, что имелось в виду отречение от распятия, Гуго наотрез отказался, на что Жоффруа ответил, что постарается, чтобы Гуго оказался в такой ситуации, в которой ему придется это сделать. Через шесть месяцев великий магистр назначил Гуго командующим тамплиерским командорством в Хирокитии. В один день туда прибыл и Жоффруа де Виллепре вместе с другими десятью братьями. Они внесли в комнату Гуго связку кусков железа, когда тот спал, разбудили его и затем, пока Гуго сидел на кровати, расположили два железных стержня на полу в форме креста и потребовали, чтобы Гуго отрекся от него. Позже Гуго добавил, что подобное часто случалось в ордене [Schottmüller, Untergang. II. 132-4.].
Четвертое сообщение принадлежит священнику Этьену де Туру, который был принят вместе с еще пятью коллегами визитатором ордена Гуго де Пейро на переполненном заседании капитула в Париже в 1303 году. Он описывает, как сразу же после завершения всех формальностей процедуры и к крайнему удивлению новопринятых один из братьев, стоявший в окружавшей их толпе, сказал Гуго де Пейро, что тот пропустил попрание креста. И тут же предложил найти крест, который мог бы быть попран. Визитатор, однако же, со всей очевидностью проигнорировал это замечание и просто сказал, что должен уйти и оставляет новопринятых братьев для инструктажа, вводящего в жизнь ордена. Таким образом, никакого креста не принесли, но еще один тамплиер заявил, что согласно обычаям ордена новички должны отречься от Христа. Однако ничего подобного не произошло, и более речь об этом не заходила [Michelet. Procès. II. 35-7.].
Во всех перечисленных случаях мы сталкиваемся с тамплиерами, происходившими из командорств, где богохульство практиковалось и считалось вполне в порядке вещей. Кажется важным понять то, насколько изолированными могли быть многие из командорств ордена. С самого начала там сохранялись сильные традиции местной автономии, по причине чего, вероятно, сержант Гийом де Льеж, в 1307 году командовавший в Ла Рошели, счет возможным обвинить ряд вышестоящих тамплиеров в пособничестве прокравшимся в орден нарушений [Ibid., II. 9.]. Этот факт, однако, не освобождает главных руководителей ордена от соблюдения повсюду единых стандартов. В этом отношении кажется важным отметить, что в первом из четырех приведенных мною свидетельств прецептор, рыцарь по имени Сенебрун де Пюни, командовавший соседним владением ордена, не сделал ни малейшего замечания сержантам, пытавшимся силой склонить только что принятого брата к богохульству. В четвертом же сообщении весьма показательным кажется тот факт, что визитатор, представлявший самого великого магистра и имевший все основания крайне серьезно отнестись к любому предложению о попрании креста, предпочел всего лишь не обращать на это внимания. Такое поведение подтверждает обвинение, что главные руководители ордена знали о недозволенных практиках, но ничего не предпринимали для их искоренения. Гийом де Льеж, настаивавший на своей невиновности, но утверждавший, что слышал о происходивших непристойностях еще за 50 лет до ареста, говорил, что никогда бы не стал допускать никакого богохульства на церемонии принятия, поскольку сам пожертвовал свыше 200 фунтов турских ливров для спасения своей души при вступлении в орден в 1249 году.
Он всегда проводил церемонии положенным образом, и одновременно старался не становиться свидетелем ничего греховного в других местах, покидая собрания сразу же после того, как кандидату вручали его плащ [Ibid., II. 8-9. Но сравните I. 501.]. Командующий Дузеном, рыцарь Итьер де Рошфор, сообщал, что хотя он руководил несколькими командорствами, сам он никогда не хотел проводить церемонии приема после собственного опыта [Schottmüllcr, Untergang, II. 48.]. Командующий Ле Пуи, рыцарь Бараллус де Гузиньян, заявлял, что, поскольку он не мог подвергать других такому же обращению, что перетерпел сам, он обычно просил вышестоящих по званию братьев, присутствовавших в командорстве, вместо него обратиться с необходимыми требованиями к кандидатам [Finke. Papsttum, II. 358.]. И даже сам великий магистр сознался, что предпринимал нечто подобное [Michelet, Procès. II. 306.]. Просто удивительно, насколько часто описывается, что грязную работу выполнял кто-то другой, но не сам прецептор. Обычно, но не всегда, это был сержант, в то время как сам прецептор нарочито делал вид, что почти ничего не знает о происходящем [Schottmüller. Untergang. II, 35, 59-60, 65, 125-6; Finke. Papsttum. II. 324-5; Gilmour-Bryson. The Trial. 173, 215, 251-2; Michelet, Procès. I. 386, 410-11, 413-14, 417, 426, 434, 451, 462, 497, 501, 516, 518-19, 530, 536, 539, 544, 562, 565, 572-3, 576-7, 584, 603, 605, 612, 615, 617, 620; II, 72, 75-6, 99-100, 120, 221, 232, 257, 259-60, 287, 310, 355, 362, 391.]. Кажется правдоподобным, что многие из руководителей ордена, насколько бы чисты они сами не были, знали, что в некоторых отделениях ордена богохульство процветало.
Так или иначе, я склонен считать, что в некоторых командорствах от кандидатов в орден требовали совершения богохульства во время или же немногим после церемонии инициации. Изначально подобная практика, видимо, существовала в небольшом количестве командорств и среди небольшого числа прецепторов во Франции, но их кругом она не ограничилась. Похоже, что братья, считавшие подобные непристойности в порядке вещей, донесли их до Италии и Леванта. В обоих регионах доля французов в тамплиерских общинах была довольно высока. Священник Джованни де Тудеро из Римини, принятый в орден командором Ломбардии Джакомо да Монкукко на провинциальном собрании в Болоньи в 1305 году, рассказывал, что на протяжении большей части времени он не понимал, что вообще происходит, потому что очень много слов произносились на galico [Tommasi. “Inlerrogatorio.” 288.]. С другой стороны, Германия кажется вне подозрений – капеллан Конрад из Майнца был сильно раздражен, когда его задержали и допросили в Шомоне по пути домой из Парижа [Pruiz. Entwicklung und Untergang. 327.]. Не находим следов богохульства мы и на Иберийском полуострове включая Руссийон, а также, вероятно, и на Британских островах. Исходя из современных знаний мы не можем с уверенностью сказать, когда и почему столь эксцентричные практики проникли в прославленный и могущественный орден католической церкви. Но если невозможно ответить на вопрос «почему?», то, как мне кажется, можно приблизиться к ответу на вопрос «как?». Чем больше изучаешь историю ордена Храма, тем больше приходишь к убеждению, что независимо от того, были ли обвинения справедливы или нет, он остро нуждался в реформах.
Райли-Смит Д. Фрагменты работы “Were the templars guilty?”
Перевод с английского: Казаков Г.
