Позиция Университета в этом вопросе служит еще одним доказательством провала капетингской пропаганды даже на французской земле. Именно этот провал стал той причиной, которая подвигла Филиппа созвать Генеральные штаты в Туре (Ассамблея длилась с апреля по май 1308 г.), здесь он применил тот же род пропаганды, который помог ему победить в борьбе с Бонифацием VIII. Так как протоколы этой Ассамблеи не сохранились, невозможно судить о том, как на ней разделились мнения. Согласно летописям, «исполнители королевской политики» П. Дюбуа, Г. Ногарэ и Г. Плезьян получили полную поддержку городских депутатов, которые были легкими мишенями для королевского воздействия [Ptolomeo de Lucca в Baluze a:28; Picot :25.]. Сложно сказать, какова была степень поддержки со стороны Церкви и знати. Тем не менее, вывод об их умонастроениях можно сделать из того факта, что большое количество прелатов и представителей нобилитета воздержались от выражения своего мнения на Ассамблее [Picot 803-4, 783, 790; Boutaric, E. La France sous Philippe le Bel. Arromanches, 1861 :33-5.]. Колебания французских прелатов выражают их страх открытого противостояния папе: они прекрасно помнили какими последствиями обернулся конфликт с Бонифацием VIII [Picot: 721, 735, 766 etc.]. Что касается нобилитета, здесь, возможно, следует говорить об их сословных связях с тамплиерами, помимо понимания ими того факта, что арест дал мощный импульс для роста гегемонии короля.
Как бы то ни было, давление со стороны короля положило конец всяким колебаниям, так что большинство в Ассамблее (четыре пятых ее) проголосовало за продолжение королевского политического курса [Picot:25.]. «И в самом деле король, желая поступить мудро, принял совет и согласие каждого в своем королевстве от каждого сословия, таким образом, освобождая себя от народного порицания» [Jean de Paris в Guigniaut: 650.]. Данное высказывание Жана Парижского ясно отражает понимание современниками политики короля и ее целей. Во время встречи короля и Климента V в Пуатье в мае 1308г. папа был вынужден принять французский политический курс. Так религиозный лейтмотив французской пропаганды достиг своего зенита, а приверженцы короля и французский народ вынудили папу поддержать их [Jean de Paris в Guigniaut: 651; Continuateurs de Guillaume de Nangis в Daunout : 597; Chroniques de Saint-Denis в Daunout: 597; Finke: 135-48; Rishanger в Riley, H. William Rishanger, Chronica.RS. London, 1865:492-6.]. Впрочем, встреча в Пуатье не принесла всеобщей поддержки французской политике. Расхождение во взглядах сохранилось до самого Вьеннского собора, на чьих заседаниях оно и выразилось яснее всего.
Главным пунктом папской буллы Regnans in excelsis (данная булла издана в 1570 году и поэтому, скорее всего автор ошибся и булла называется Regnans in coelis – прим. пер.) от 12 августа 1308 г., созвавшей этот собор, было дело о тамплиерах. Вероятно, она встретила одобрение французского короля, так как она фактически освобождала его от всяких обвинений в алчности и зависти по отношению к ордену. Более того, особенный акцент делался на потере Святой Земли по вине тамплиеров. Понтифик напомнил, что Орден Храма был создан именно ради отвоевания Святой Земли, ради Святой Земли ему были щедро дарованы свободы и привилегии. К сожалению, богоотступничество, идолопоклонство, содомия и ересь разрушили его [Regestum Clementis papae V : nos. 3400-1, 3409, 3421-2, 3439, 3462, 3486-92, 3494-7, 3499, 3626-33.].
При открытии собора был назначен комитет из пятидесяти человек, собранный по национальному принципу, чтобы обсудить участь храмовников. Испанские, английские и немецкие делегаты попытались предотвратить проведение антиорденского политического курса. Спустя месяц после открытия собора делегат из Арагона писал Хайме II [Finke: 251.]:
Что касается ордена тамплиеров, мы рассматриваем сведения о предыдущих расследованиях. Согласно сведениям, полученным от кардиналов и других прелатов, невозможно осудить весь орден целиком, так как нет доказательств против него. Но так как большинство его членов были признаны виновными в тяжких преступлениях, папа прикажет распустить орден и создать новый за морем…
Это свидетельство подкрепляется в трактатах Гийома ле Мэр и Жака д’Юэз, рекомендовавших распустить орден rigore juris или de plenitudine potestatis [лат. По строгости закона. По полноте власти.] [Hefèle-Leclercq: 648-9.].
Несмотря на это, слабость французской партии в комитете становится еще более отчетливой с появлением в нем девяти тамплиеров, назначенных туда для самозащиты. Это стало причиной еще одного изменения мнений в их пользу. Теперь уже прелаты хотели, чтобы тамплиеры себя защищали. Из этого следует, что почти все прелаты кроме французских были на стороне тамплиеров [Langlois: 75; Finke: 258; Walter Hemingburgh в Hamilton: 396.]. Как бы то ни было, все изменилось с внезапным приездом Филиппа Красивого [Langlois: 75.]: «… и мы боялись их надсмотра и трепетали перед их приходом». Как и опасались участники собора, король смог навязать свою волю прелатам. Результатом была булла Vox in excelso, которая объявила о решении папы распустить орден, per modum provisionis seu ordinationis apostolicae [лат. Путем папского постановления или приказания.] [Alberigo, J. Conciliorum Oecumenicorum Decreta. Breisgau, 1962 :318.]. Булла Ad providam передавала имущество тамплиеров госпитальерам, «которые постоянно ставят себя под угрозу, защищая веру за морем» [Alberigo: 319-23.]. На заключительном заседании собора 4 мая 1312 г. булла Ad providam была одобрена и были назначены наблюдатели для надзора над передачей имущества тамплиеров. Так завершился Вьеннский собор, который заставил одного летописца задаться вопросом [Walter of Hemingburgh в Hamilton: 398.]: «… можно ли его считать собором, раз папа все решения принял сам, не советуясь и не получив одобрения Священного Собора».
Сомнение в легитимности собора, выраженное в этом высказывании Уолтера из Хеминбурга, возвращает нас к вопросу об успешности капетингской пропаганды. С завершением собора французский король мог праздновать победу над орденом тамплиеров. Но рассматривая дело с позиций пропаганды, это было полным провалом. В 1312 г. лишь немногие связывали роспуск ордена с ересью тамплиеров [Flores historiarum в Luard: 147; Gesta Edwardi de Carnavan в Stubbs b:37.]. Больше того, даже в капетингском окружении были свои сомнения относительно этой ереси. Жерве дю Бюс, писец из Нормандии при французском дворе, подчеркивая вред нанесенный тамплиерами Церкви, признается, что запутан [Langfors: 38.]:
Le templier que je [l’église] tant amoie
et que tant honorés avoie,
m’ont fait despit et vilanie.
Тамплиеры, которых я [церковь] так любила,
и которых я так чтила,
Нанесли мне обиду и совершили гнусность.
Другой французский хронист попытался развеять свои сомнения, делая акцент на признания тамплиеров, сделанные в Парижском университете, на соборе в Реймсе, в Сансе и др. Влияние пыток было с легкостью сведено на нет утверждением, что «тамплиеры воины, которые нелегко поддаются страху» [Chronographia regnum Francorum в Moranvillé: 209; Jean de Paris в Guigniaut: 658. Точка зрения арагонских летописцев абсолютно иная: non es verisimile que tant buen caballero fuesse en tan gran yerro (исп. Мало вероятно, что такие великие рыцари были повинны в таких грехах). См. Finke: 50.].
В целом, оправдывающееся поведение французских хронистов говорит нам о первых проявлениях пренебрежения к капетингской пропаганде. Что касается английских хронистов, тогда как они восприняли прямо перед судом существование ереси тамплиеров, уже после собора они выражают свои сомнения в мотивации его участников в принятии решения о роспуске ордена [Annales Paulini в Stubbs 1882a:271; Murimuth в Thompson: 16; Walsingham в Riley: 127; Thomas de la More в Stubbs b:298.]. Реакция немецких и итальянских летописцев еще более бескомпромиссна. Альберикус де Росате, Тритениус и Аньоло ди Тура считали, что роспуск ордена стал сильным ударом по правосудию, per contentare il re di Francia [ит. Чтобы угодить королю Франции.] [Finke: 245; Baluze b:590; Mansi, J. Sacrorum Conciliorum Nova et Amplissima Collectio, 25. Firenze. 1759:408; Agnolo di Tura в Lisini, A. and F. Iacometti Cronaca senese atribuita ad Agnolo di Tura del Grasso detta la Cronaca Maggiore. RIS 11.6:255-564.Bologna, 1939:299]. Произведение Бернарда Клервоского De Laude Novae Militiae стал источником вдохновения для Йоханн фон Виктринг, когда тот пожаловался Клименту V: «Истребишь ли ты и праведников вместе с нечестивцами?» [Gen. 18:23; Iohannes Victoriensis в Böhmer: 369-70.]. Согласно Данте Алигьери, орден был распущен nuovo Pilato [ит. Новым Пилатом.] и это приведет к разрушению христианского общества [Magugliani, L. Dante Alighieri, Divina Comedia, 3. Milano. 1949: Purgatorio 25, 91-3.]. Безымянный летописец из Пистои еще и уточнил: конец ордена для него был одной из причин Черной смерти [Barbi, S. Storic Pistorcsi. RIS 11.5. Citta di Castello. 1907:224.]. C годами враждебность по отношению к тамплиерам ослабла, и время развеяло их прах. Сожжение глав ордена в Париже в 1314 г. дало начало почитанию их останков, как святых мощей [Agnolo di Tura в Lisini Iacometti: 300; Chronica S. Petri Erfondensis moderna в Holder Egger, O. Cronica Reinhardsbrunnensis. MGH Scriptores 1896:446; Chronica Reinhardsbrunnensis в Holder Egger, O. Cronica S. Petri Erfordensis Moderna MGH. Scriptores 1896 :651; Annales Hibernie в Gilbert: 341.]. Это позднейшее развитие в отношении к тамплиерам подчеркивает провал капетингской пропаганды, а также несоответствие между пропагандой и господствующим мнением во время тяжбы над тамплиерами.
Попытки применения пропаганды, сопровождавшие судебный процесс тамплиеров с самого его начала, характерны для Филиппа Красивого. Этот монарх осознавал намного лучше своих предшественников важность общественного мнения как инструмента для достижения согласия. Попытка завоевать одобрение общественности едва ли специфична для дела о тамплиерах и едва ли вообще нова. Новизна здесь в попытке заполучить поддержку, не получив при этом папского одобрения. Освободив королевскую политику от зависимости от папского одобрения, представители королевской власти сделали вклад в создание централизованной монархии, использующей пропаганду, дабы получить поддержку [Klaitz.J. Printed propaganda under Louis XIV, absolute monarchy and public opinion. Princeton. 1976:3-12.]. Благоденствие христианской веры и французского королевства – два девиза французской пропаганды, оказавшиеся успешными на Ассамблее генеральных штатов в Туре; они находят отражение в словах Ногарэ natio Gallicana, natio notorie christianissima [лат. Народ Галльский, народ, как известно, наихристианнейший.] [Dupuy: 335]. Вопрос, на который нам остается ответить, это до какой степени данная аргументация повлияла на отношение к тамплиерам?
На самых первых этапах процесса, капетингскому двору удавалось убедить общественность в существовании ереси тамплиеров. Атмосфера таинственности, окружавшая орден, только помогала французской пропаганде. Французский король решил взяться за «святое дело», и тамплиеры пали жертвой его главного оружия – обвинений в гомосексуализме, ереси, алчности, измене и святотатстве. К ним можно прибавить и всеобщее любопытство к делам ордена и критика его большинством, как врагов его, так и его сторонников. Но хотя капетингская пропаганда имела большее действие во Франции, даже здесь ее успех едва ли можно назвать окончательным. Низший слой духовенства и городское сословие, как это видно из их мнений, выраженных на Ассамблее генеральных штатов в Туре, были легко восприимчивы к внушению со стороны короля, и они постепенно становились выразителями взглядов капетингского двора. Но нобилитет и прелаты оказываются менее подверженными влиянию капетингской пропаганды. В период между 1308 и 1312 гг. обе эти группы выражают не только уверенность в невиновности тамплиеров, но и опасения о последствиях французско-папской политики. С точки зрения прелатов, политика Климента V по вопросу о тамплиерах, так же как и тесный союз с французским королем, были дурным предзнаменованием централизации церковного управления в руках папы.
Еще менее значительной была поддержка капетингской политики за пределами Франции. Итальянские, немецкие и арагонские летописцы отнеслись чрезвычайно критично к французской политике. Их осознание политических и экономических факторов, повлекших арест тамплиеров, показывает, что даже в средние века аргумент, основанный на христианской вере, еще не давал права действовать, как заблагорассудится. Таким образом, говоря о проблеме несоответствия пропаганды общественному мнению, дело о тамплиерах подчеркивает их отличие друг от друга. Королевская пропаганда была воспринята низшим слоем духовенства и burgenses (лат. городским сословием), но потерпела неудачу, когда дело коснулось знати и прелатов. Если и даже некоторые европейские монархи, такие как Эдуард II и Хайме II, придерживались политики Филиппа, то это происходило не по причине принятия капетингской пропаганды, а из-за желания этих самых монархов заполучить свою долю дележе богатств тамплиеров. И все же капетингская пропагандистская кампания в продолжение всего суда над тамплиерами отражает острое осознание важности поддержки общественности и пытается использовать vox populi как vox Dei. Безусловно, в правление Филиппа Красивого французская королевская пропаганда не достигла своего зенита – это было лишь начало длинного процесса, который достигнет своего апогея лишь в эпоху нового времени.
София Менаше / Sophia Menache
Университет Хайфы / University of Haifa/
Отношение современников к делу тамплиеров: провал пропаганды?
Contemporary attitudes concerning the Templars affair: propaganda’s fiasco ?
