Во имя Господа, аминь. Мы, милостью Божией Беренгар (Berengar) – кардинал, священник церкви Святых Нерея и Ахилея, Этьенн (Etienne) – кардинал, священник церкви Святого Кириака в Термах, и Ландольф (Landolfo) – кардинал, дьякон церкви Святого Анждело, доводим до сведения всякого, кто ознакомится с этим публичным документом, следующее. По окончании расследования относительно некоторых капелланов, рыцарей, прецепторов и сержантов ордена Храма – которое святейший отец и господин наш Климент, Провидением Божиим – великий понтифик Священной Вселенской Церкви – провел, вследствие распространения слухов в обществе и настойчивого обвинения светлейшего короля Франции, дабы пролить свет на факты, касающиеся состояния ордена и [на вопросы, относящиеся к католической вере], из-за которых Тамплиеры публично были оклеветаны; пожелал понтифик провести расследование и относительно глав ордена, то есть Великого Магистра брата Жака де Моле (Jacques de Molay), Прецептора Заморья брата Рембо де Карона (Raymbaud de Caron), Прецептора Франции брата Гуго де Пейро (Hugues de Perraud), Прецептора Аквитании и Пуату брата Жоффруа де Гонневилля (Geoffroy de Gonneville) и [Прецептора] Нормандии брата Жоффруа де Шарни (Geoffroy de Charny) – рыцарей Храма, и узнать от них всю правду относительно упомянутых фактов; посему назначил он нас специальным мандатом, приказав нам лично, при встрече провести тщательное расследование относительно Великого Магистра и прочих прецепторов, в сопровождении государственных нотариусов и свидетелей, достойных доверия. Мы, повинуясь приказу господина нашего, Папы, провели расследование относительно Великого Магистра и прочих прецепторов, и их утверждения и признания, сделанные в присутствии нижеперечисленных свидетелей, были записаны государственными нотариусами в официальном акте, который был скреплен и подтвержден нашими личными печатями.
В год тысяча триста восьмой от Рождества Христова, шестого индикта, в семнадцатый день месяца августа, в третий год понтификата господина нашего Папы Климента V, предстал перед нами – кардиналами – в замке Шинон, в епархии города Тура, брат-рыцарь Рембо де Карон, Прецептор Заморья ордена Храма, присягнул он, прикоснувшись к Святым Евангелиям, сказать всю правду о себе самом, о других братьях и обо всем ордене, относительно вопросов, касающихся католической веры и состоянии ордена; будучи допрошен о том времени, и о способе, которым был он принят в орден, сказал он, что примерно сорок три года назад был он пострижен в монахи и принят в орден братом Ронселеном де Фо (Roncelin de Fos), тогда – прецептором провинции Прованс, в Ришеранше, (Richarenches) в епархии Карпентра (Carpentras) или Сен-Поль-Труа-Шато (Saint-Paul-Trois-Chateaux), в капелле местного Дома тамлпиеров. Во время церемонии прецептор говорил лишь доброе; затем же, по окончании ритуала, явился некий брат-сержант, имя которого он не помнит, потому как тот давно уж умер. Сей [брат] отозвал его в сторону и заметил он, что держал тот под плащом маленький крест. После того, как все остальные собраться, присутствовавшие при ритуале, ушли, остались они вдвоем, и этот брат-сержант показал ему крест (не помнит он – было ли на нем изображение Распятия или же нет, но кажется ему, что было: нарисованное или резное). Затем сказал ему брат-сержант: «Нужно, чтобы ты отрекся от него». И он, разумеется, не думая, что совершает грех, ответил: «В таком случае, я от него отрекаюсь!»
После чего брат-сержант посоветовал ему хранить целомудрие, сказав, что, даже если ему это и не удастся, должен он хотя бы делать это [т.е. грешить] тайно, не вызывая скандала. Брат Рембо сказал, что то отречение совершил он лишь на словах, без истинного желания, и затем, на следующий день, рассказал обо всем епископу Карпентра, который был его родственником и присутствовал на церемонии приема; епископ укорил его, сказав, что согрешил он; тогда он покаялся и выполнил епитимью, что была на него наложена. Будучи допрошен о пороке содомии, сказал он, что никогда он ему не предавался – ни совершая его, ни подвергаясь ему, и никогда он ни от кого не слышал, что порок этот в ходу у Тамплиеров, за исключением тех троих, что были из-за этого прегрешения приговорены к пожизненному тюремному заключению в застенках Шато-Пелерен (Chateua-Pelerin). Будучи допрошен о том, принимаются ли Тамплиеры в орден тем же самым образом, что был использован в его случае, ответил он, что не знает, потому что он никогда не проводил церемонию приема и лишь присутствовал при приеме двух или трех братьев, о которых, однако, не знал он – отрекались они от Христа или нет. Будучи допрошен об именах сих братьев, ответил он, что один звался Пьетро, фамилия же его ему неизвестна. Будучи допрошенным о возрасте, в котором он вступил в Орден, ответил он, что было ему около семнадцати лет. Будучи допрошен о плевании на крест и об идоле, имеющем форму головы, сказал он, что не знает он ничего, и никогда не слышал об этом до тех пор, пока не сказал об этом господин наш – Папа Климент – в этом году. Будучи допрошен о поцелуе, ответил он, что брат Ронселен поцеловал его в уста на церемонии вступления в орден, о других же поцелуях ничего не знает он. Когда спросили его, желает ли он настаивать на этом своем признании, и сказал ли он правду, и не сказал ли он нечто ложное или же умолчал какой-либо истинный факт, ответил он, что желает упорствовать в своих показаниях, которые являются истинными во всем. Когда спросили его, не признался ли он по просьбе кого-либо, либо же за денежное вознаграждение, либо за услугу, либо за уступки, либо из страха или ненависти, либо же по убеждению кого-либо, либо же – уступив насилию, либо из страха перед пытками, ответил он отрицательно. Затем брат Рембо прелонил перед нами колени и, сложив [молитвенно] руки, торжественно испросил прощения за вышеупомянутые действия; и коль скоро он его испросил, нашей властью заставили мы его клятвенно отречься от этой и любой другой возможной формы ереси; поклялся он дважды, прикасаясь к Святым Евангелиям, подчиняться Церкви и придерживаться, верить и соблюдать доктрину веры, которой придерживается Святая Римская Церковь [и которую она] заповедует, соблюдает, проповедует, [которой она] учит и [которую] приказывает исполнять, и что будет он жить и умрет христианином. После клятвы, данной нам Папой властью и в силу его особого мандата, пожаловали мы брату Рембо, (что испрашивал его смиренно) по обычной формуле Церкви оправдание по приговору отлучения, который был ему вынесен из-за упомянутых фактов, и вернули мы его в лоно Церкви, возвратив к общине верущих и к совершению таинств.
В тот же самый день, с теми же формальностями предстал перед нами, нотариусами и упомянутыми свидетелями рыцарь-тамплиер, брат Жоффруа де Шарни, прецептор всех областей Нормандии, который присягнул, прикоснувшись к Святым Евангелиям; будучи допрошенным о способе, коим был он принят в орден, ответил он, что прошло около сорока лет с того момента, когда он был принят в Орден братом Амори де ла Роше (Amaury de la Roche), Прецептором Франции, в капелле Дома тамплиеров в Этампе, в епархии Сенса; присутствовали при этом брат Жан ле Франсис (Jean le Franceys) – прецептор Педенака (Pedenac), и еще девять или десять собратьев, которые ныне, как он полагает, уже все умерли. После завершения церемонии вступления и повязывания ему на шее плаща тамплиера, прецептор отозвал его в сторону, в той же самой капелле, и показал ему крест, на котором был образ Христа; сказал он ему, что не должен он был в это верить, а – напротив – должен был отречься от него. И тогда он, дабы подчиниться приказу, отрекся от него на словах, однако же – совершенно без убеждения. И во время церемонии вступления целовал он прецептора в уста, а потом – в грудь поверх платья, в знак почтения. Будучи допрошенным о том, принимаются ли Тамплиеры в орден тем же самым образом, что был использован в его случае, ответил он, что не знает. Сказал он также, что принял он в орден одного брата, следуя той же процедуре, но в дальнейшем принял он многих, не заставляя их отрекаться, и честным образом. Об отречении же, что должен он был совершить на своей церемонии, а также – и о том, к которому принудил он брата, им принятого, покаялся он Патриарху Иерусалимскому, который дал ему отпущение грехов. Что же касается плевания на крест, непристойных поцелуев, порока содомии и идола в форме головы, ответил он, что не знает ничего об этом. Сказал он также, что полагает, что и другие тамплиеры были приняты в орден тем же самым способом, что был использован в его случае, но не может он этого сказать с уверенностью, потому как по традиции, после церемонии вступления, новые Тамплиеры отзываются в сторону таким образом, чтобы прочие присутствующие собратья не могли ни видеть, ни слышать то, что происходит. Будучи допрошенным о возрасте, в котором он вступил в орден, ответил он, что было ему около шестнадцати или семнадцати лет. Когда спросили его, не признался ли он по просьбе кого-либо, либо же за денежное вознаграждение, либо за услугу, либо за уступки, либо из страха или ненависти, либо же по убеждению кого-либо, либо же – уступив насилию, либо из боязни пыток, ответил он отрицательно. Когда спросили его, желает ли он настаивать на этом своем признании, и сказал ли он правду, и не сказал ли он нечто ложное или же умолчал какой-либо истинный факт, ответил он, что желает упорствовать в своих показаниях, которые являются истинными во всем. Затем брат Жоффруа прелонил перед нами колени и, сложив [молитвенно] руки, торжественно испросил прощения за вышеупомянутые действия; и коль скоро он его испросил, нашей властью заставили мы его клятвенно отречься от этой и любой другой возможной формы ереси; поклялся он дважды, прикасаясь к Святым Евангелиям, подчиняться Церкви и придерживаться, верить и соблюдать доктрину веры, которой придерживается Святая Римская Церковь [и которую она] заповедует, соблюдает, проповедует, [которой она] учит и [которую] приказывает исполнять, и что будет он жить и умрет христианином. После клятвы, данной нам Папой властью и в силу его особого мандата, пожаловали мы брату Рембо (что испрашивал его смиренно) по обычной формуле Церкви оправдание по приговору отлучения, который был ему вынесен из-за упомянутых фактов, и вернули мы его в лоно Церкви, возвратив его к общине верущих и к совершению таинств.
Затем, в тот же день, явился в присутствие наше, нотариусов и вышеупомянутых свидетелей брат Жоффруа де Гонневиль, который, будучи допрошен о времени и способе своего принятия в Орден, ответил, что прошло, по меньшей мере, двадцать лет с того момента, как был он принят [в Орден] братом-рыцарем Робером де Торвилем (Robert de Torville) – прецептором Домов Англии, в капелле лондонского командорства. Тогда прецептор – после того, как повязал ему плащ Храма – показал ему крест, нарисованный в книге, и сказал ему, что должен он обязательно отречься от того, кого изображала эта картина в книге; и – поскольку он совершенно не желал совершать этого – прецептор настаивал весьма. Однако, коль скоро ничего он не достиг, и, видя, что не сумел он склонить его, прецептор сказал ему:
«Ты поклянешься мне, что будешь говорить всем братьям – если кто спросит тебя – что совершил ты отречение, если я не заставлю тебя совершить его?» И он ответил согласием, пообещав говорить, что отрекся он, если кто-либо из других Тамплиеров спросит его об этом; и не было другого типа отречения. Тогда прецептор сказал ему, что должен он обязательно плюнуть на этот крест; и – поскольку он совершенно не желал совершать этого – прецептор положил руку на книгу, дабы закрыть крест, и сказал ему: «Плюнь хотя бы поверх моей руки!».
Но он опасался, что, в конце концов, прецептор уберет руку и некая часть слюны его попадет на крест, посему ограничился он тем, что плюнул на землю, в том направлении, где был крест.
Относительно порока содомии, идола в форме головы, непристойных поцелуев и прочих вопросов, по которым оклеветаны были Тамплиеры, ответил он, что не знает ничего. Когда спросили его, были ли другие Тамплиеры приняты в орден в соответствии с процедурой, которой следовали в его случае, ответил он, что, по его мнению, с ним было сделано то же, что и со всеми другими.
Когда спросили его, не признался ли он по просьбе кого-либо, либо же за денежное вознаграждение, либо за услугу, либо за уступки, либо из страха или ненависти, либо же по убеждению кого-либо, либо же – уступив насилию, либо из боязни пыток, ответил он отрицательно. Затем брату Жоффруа – который отрекся от этой и любой другой возможной ереси уже упомянутым способом, торжественно поклялся, прикасаясь к Святым Евангелиям, и смиренно испросил милость оправдания – пожаловали мы властью нашей сие оправдание по обычной формуле Церкви, и вернули мы его в лоно Церкви, возвратив к общине верущих и к совершению таинств.
В день 19-й того же месяца в присутствие наше, нотариусов и упомянутых свидетелей явился брат-рыцарь Гуго де Пейро – Прецептор Ордена во Франции, который присягнул, уже упомянутым способом, прикоснувшись к Святым Евангелиям. Будучи допрошенным о церемонии вступления в орден, ответил он, что был принят в капелле Дома Тамплиеров тому уж сорок шесть лет назад, в день праздника святой Магдалины; принимал его брат-рыцарь Убер де Пейро (Hubert de Perraud) – его дядя с отцовской стороны – бывший Визитатором Ордена во Франции и Пуату. Повязал он ему плащ ордена на шее; затем некий брат Жан – который в дальнейшем стал прецептором Дома в Ла Муше – отвел его в сторону в той же самой капелле и показал ему крест, на котором было нарисован образ Распятия. Приказал он ему отречься от того, кто был на сем изображении, но он отказывался, пока мог, как утверждает. Наконец, склонившись перед угрозами и давлением, отрекся он один только раз от того, кто был там изображен. И, несмотря на то, что упомянутый брат Жан несколько раз приказал ему плюнуть на крест, не пожелал он совершить этого. Будучи допрошен о том, должен ли он был целовать того, кто принимал его в орден, ответил он утвердительно, но – только в уста. Будучи допрошен о грехе содомском, ответил он, что никогда его к нему не принуждали, и никогда он его не практиковал. Будучи допрошен о том, принимал ли он кого-либо в Орден, ответил он утвердительно: множество раз и более, чем кто-либо из других, ныне живущих, Тамплиеров. Будучи допрошен о способе, который он использовал, ответил он, что проводил церемонию вступления и повязывал им на шею плащ тамплиеров, затем заставлял он всех отрекаться от Распятия и предостерегал от отношений с женщинами; и говорил, что, если уж не смогут они противостоять искушениям похоти, пусть совокупляются со своими собратьями.
Заявил он под присягой, что отречение, сделанное в день церемонии его принятия в орден, и то, к которому принуждал он братьев, принятых им в орден, совершил он лишь на словах, совершенно без убеждения. Будучи спрошенным – зачем же он это делал, коль скоро говорит он с сожалением об этом, ответил он, что так было заповедано уставами или – лучше сказать – традициями ордена; и всегда он надеялся, что это заблуждение будет рано или поздно устранено. Будучи допрошен о том, не случалось ли когда-либо, что кто-то из тех, кого принимал он, воспротивился подобным предписаниям, ответил он, что было таких немного, но, в конце концов, подчинялись все. Кроме того, даже если и давал он позволение тем, кого принимал, соединяться телесно с братьями, сам он никогда не практиковал сии отношения, и никогда не слышал, чтобы другие в них вступали, за исключением тех троих, что на Востоке были посажены в тюрьму в Шато-Пелерен за это прегрешение. Будучи допрошен о том, все ли братья принимались в орден тем же способом, что соблюдал он, ответил он, что не может он точно знать этого, разве что – в том лишь, что касалось его самого и тех, кого он принимал; действительно, церемония проводится в таком секрете, что невозможно ничего узнать о ней [ни от кого], кроме как от тех, кто принимал в ней участие. Когда его спросили, каково его мнение [на сей счет], ответил он, что полагает, что придерживаются всегда одного и того же способа, что был использован в его случае, и которым он воспользовался с другими. Будучи допрошен об идоле в форме головы, которому – как говорили – поклонялись Тамплиеры, ответил он, что видел его в Монпелье, когда прецептор того командорства – брат Пьер Аллеманден (Pierre Allemandin) проводил [церемонию] вступления [в орден]; и голова та осталась у брата Пьера. Будучи допрошен о том, сколько лет ему было, когда вступил он в орден, ответил он, что от матери своей он слышал, что было ему около восемнадцати лет. Кроме того, сказал он, что дал он показания еще и в Париже, перед Инквизитором – братом Гийомом де Пари (Guillaume de Paris) или его комиссаром; и показания те были записаны все тем же нотариусом Амизе д’Орлеаном (Amise d’Orleans) и прочими государственными нотариусами. Той версии – которая правдива – желает он придерживаться, а в этой же подтверждает он то, что совпадает с той [версией]; в случае, если та [версия] содержит что-либо большее, он его одобряет и подтверждает. Когда спросили его, не признался ли он по просьбе кого-либо, либо же за денежное вознаграждение, либо за услугу, либо за уступки, либо из страха или ненависти, либо же по убеждению кого-либо, либо же – уступив насилию, либо из боязни пыток, ответил он отрицательно. Когда спросили его, был ли он после ареста подвергнут пыткам, или оказывалось ли на него давление, ответил он отрицательно. Затем брату Гуго – который отрекся от этой и любой другой возможной ереси уже упомянутым способом, торжественно поклялся, прикасаясь к Святым Евангелиям, и смиренно испросил милость оправдания – пожаловали мы властью нашей сие оправдание по обычной формуле Церкви, и вернули мы его в лоно Церкви, возвратив к общине верущих и к совершению таинств.
В день двадцатый того же месяца в присутствие наше, нотариусов и упомянутых свидетелей явился брат-рыцарь Жак де Моле – Великий Магистр Ордена Храма, и после присяги и допроса по вышеупомянутой форме, сказал он, что прошло примерно пятьдесят два года с того момента, как стал он монахом-тамплиером, будучи принятым в орден братом Убером де Пейро – в то время визитатором Франции и Пуату, в капелле командорства в Бёне (Belna) [Бёне (Belna) (лат.), Beune (фр.)], в епархии Отуна (Eduensis) [Отун (Eduensis (лат), Autun (фр.)]
О своем вступлении [в орден] сказал он, что тот, кто принимал его, показал ему крест – перед тем, как передать ему плащ – и приказал ему отречься от Господа, образ которого был изображен на том кресте, и плюнуть на него; он подчинился, но не пожелал плюнуть на него [на образ] и ограничился тем, что плюнул в его направлении, как он утверждает. И то отречение совершил он совершенно не по убеждению. Касаемо греха содомии, идола в форме головы и поцелуев нечестивых, ответил он, что не знает ничего. Когда спросили его, не признался ли он по просьбе кого-либо, либо же за денежное вознаграждение, либо за услугу, либо за уступки, либо из страха или ненависти, либо же по убеждению кого-либо, либо же – уступив насилию, либо из боязни пыток, ответил он отрицательно. Затем брату Жаку, Великому Магистру ордена – который отрекся от этой и любой другой возможной ереси уже упомянутым способом, торжественно поклялся, прикасаясь к Святым Евангелиям, и смиренно испросил милость оправдания – пожаловали мы властью нашей сие оправдание по обычной формуле Церкви, и вернули мы его в лоно Церкви, возвратив к общине верущих и к совершению таинств.
В тот же самый день 20-й, уже упомянутый брат Жоффруа де Гонневиль явился в присутствие наше, нотариусов и упомянутых свидетелей, и одобрил и подтвердил по собственной воле свои вышеописанные показания – после того, как последние были ему зачитаны и переведены на вольгаре (vulgari) [на вольгаре (vulgari) – народная латынь, называемая, также, «вульгарная латынь» – разговорная разновидность латыни, имевшая региональные различия своих устных вариантов, тогда как письменный и официальный язык сохранялся практически без изменений и использовался в ведении государственных дел и документов] – утверждая, что желает он упорствовать в них, так же, как и в тех [показаниях], что уже дал он перед Инквизитором или его помощниками, потому как эти две версии совпадают; если же та [версия], изложенная перед Инквизитором, содержит что-либо большее, он его подтверждает и одобряет.
В тот же самый день 20-й, уже упомянутый брат Гуго де Пейро явился в присутствие наше, нотариусов и упомянутых свидетелей, и одобрил и подтвердил по собственной воле свои вышеописанные показания – после того, как последние были ему зачитаны и переведены на вольгаре. Во свидетельство того, что произошло в присутствии нашем, нотариусов и упомянутых свидетелей, как было указано выше, приказали мы брату Роберу де Конде (Robert de Conde) – священнику епархии Суассона и нотариусу апостольским декретом – который присутствовал при всем вместе с нами и вышеупомянутыми свидетелями – записать эти показания в форме публичного акта и скрепить их нашими личными печатями. Все это произошло в вышеупомянутые год, индикт, месяц, день, понтификат и [в вышеупомянутом] месте, перед нами, в присутствии Умберто Верчеллани (Umberto Vercellani), Николо Николаи (Nicolo Nicolai) из Беневенто (Benevento) и уже упомянутого Робера де Конде, мастера Амизе д’Орлеан по прозвищу Ле Ратиф (le Ratif), всех, апостольским декретом государственных нотариусов, и, кроме того – священнослужителей брата Раймонда (Raymond) – аббата бенедиктинского монастыря Святого Теофреда (monasterii de sancto Theotfredo) в епархии Аннеси (Aniciensis), мастера Берардо да Бойано (Berardo da Boiano) – архидьякона Труа (archidiacono Troiano) Рауля де Бозе (Raoul de Boset) – парижского исповедника с особыми правами и каноника, и Пьера де Суаре (Pierre de Soire) – смотрителя церквей Сен-Гожери (custode sancti Gaugerici) [Сен-Гожери – в тексте на латыни – «custode sancti Gaugerici Cameracensis», а в итальянском тексте указано на французском – «Saint-Gaugery». Святой Горик (или Жери) – родился около 550 года, умер примерно в 626 году, епископ Камбре] в епархии Камбре (Cameracensis) [Камбре (Cameracensis) – в итальянском тексте дан французский вариант названия Cambresis] – специально призванных свидетелей.
Я, Робер де Конде, священник епархии Суассона, декретом апостольским государственный нотариус, находился при всех вышеупомянутых событиях, произошедших в моем присутствии, и [в присутствии] вышеупомянутых досточтимых отцов и господ кардиналов, и прочих нотариусов и свидетелей; и по указанию сих господ кардиналов составил я этот публичный акт, согласно должной форме, и поставил я на нем мой личный нотариальный знак.
Я, вышеупомянутый Умберто Верчеллани, священник Безье, декретом апостольским государственный нотариус, находился наряду с другими нотариусами при даче показаний и всем прочем, [описание чего] содержится в данном документе, в присутствии вышеупомянутых господ кардиналов, и при всем, ими совершенном, как это должным образом записано выше, и по приказу сих господ кардиналов поставил я под этим актом свою подпись и мой личный нотариальный знак ради дополнительной гарантии достоверности.
Я, вышеупомянутый Николо Николаи из Беневенто, декретом апостольским государственный нотариус, находился наряду с другими нотариусами при даче показаний и всем прочем, [описание чего] содержится в данном документе, в присутствии вышеупомянутых господ кардиналов, и при всем, ими совершенном, как это должным образом записано выше, и по приказу сих господ кардиналов поставил я под этим актом свою подпись и мой личный нотариальный знак ради дополнительной гарантии достоверности.
Я, Арнульф д’Орлеан по прозвищу Ле Ратиф, священник и нотариус декретом Святой Римской Церкви, декретом апостольским государственный нотариус, находился наряду с другими нотариусами при даче показаний и всем прочем, [описание чего] содержится в данном документе, в присутствии вышеупомянутых досточтимых отцов и господ кардиналов, и при всем, ими совершенном, как это должным образом записано выше, и по приказу сих господ кардиналов поставил я под этим актом свою подпись – дабы засвидетельствовать его достоверность – и мой личный нотариальный знак.
