Орден Святого Лазаря Иерусалимского интригует многих историков и все чаще обсуждается в историографии крестоносцев. Этот научный интерес отражает не только современное возрождение этого ордена, основанного в Иерусалиме, но и внимание к его особенностям и значению [D. Marcombe, Leper Knights (Woodbridge: Boydell, 2003). R. Hyacinthe, L’Ordre de Saint-Lazare de Jérusalem au Moyen Age (Millau : CLTH, 2003)].
ВВЕДЕНИЕ: LEPROSARIA ПРОТИВ MILITIA
После победы в Первом крестовом походе [1095-99 гг.] латинские крестоносцы основали leprosarium за стенами Иерусалима, рядом с башней, названной в честь Танкреда. Утверждается, что его происхождение восходит к более раннему восточному учреждению, но отсутствие точных источников, к сожалению, не позволяет нам подтвердить этот факт [F.-O. Touati, ‘De Prima origine Sancti Lazari Hierosolymitani’, in Chemin d’outre-mer: études d’histoire sur la Méditerranée médiévale offertes à Michel Balard (Paris : Publications de la Sorbonne, 2004), vol. 2, pp. 801-812. F.-O. Touati, ‘La terre sainte: un laboratoire hospitalier au Moyen Age?’ in N. Bulst & K.H. Spiess (eds), Sozialgeschichte Mittelalterlicher Hospitäler (Otsfildern : J. Thorbecke, 2007), pp. 169-211.]. Первые точные упоминания о нем относятся к третьему десятилетию XII века, как о простом приюте для больных проказой [C. de Marsy (ed.), ‘Fragment d’un cartulaire de l’ordre de Saint-Lazare en Terre sainte’, Archives de l’Orient Latin, 2 (1884), pp. 149-156.]. С тех пор он быстро развивался. Вначале больные жили вместе, но вскоре образовали религиозную общину, признанную другими монашескими общинами, расположенными поблизости.
Почти с самого начала члены общины были преданы святому Лазарю, другу Христа из Вифании, который восстал из гроба, дабы последовать гласу Христову [Иоанн 11, 1-44]. Его история напоминала о воскресении, на которое могут надеяться больные после своего физического разложения. Наряду с одноименным нищим, которого ангелы унесли на лоно Авраамово в притче [Лк. 16, 19-31], он выделяется как пример, составной источник для идентификации [L. Demaitre, Leprosy in Premodern Medicine (Baltimore: Johns Hopskins University Press, 2007), pp. 80-81.]. Хотя, возможно, существовали и другие покровители домов прокаженных, Лазарь был святым, наиболее сильно ассоциировавшимся с больными проказой в то время [R. Hyacinthe, ‘Lazare et les autres : pistes de recherche sur les dédicaces et les cultes hagiographiques dans les léproseries médiévales’, Revue de la société française d’histoire des hôpitaux (152, Nov. 2014), pp. 7-1].
Более того, монастырь святого Лазаря был частью целого ряда мест для покаяния, доступных паломникам, прибывавшим в Иерусалим. Паломники помогали больным проказой, подавая милостыню или вступая в общину в качестве здоровых братьев для ухода за больными . Важно, что они помогали тем, кто не мог оправиться от болезни, поскольку в эпоху крестовых походов умереть в Иерусалиме считалось равносильным мученичеству. Более того, именно эта болезнь считалась знаком Божьим [F. Bériac, Histoire des lépreux au Moyen Age : une société d’exclus (Paris : Imago, 1988). F.-O. Touati and N. Bériou (eds), Voluntate Dei Leprosus : les lépreux entre conversion et exclusion (Spoleto : Centro italiano di Studi sull’Alto Medioevo, 1991).], и была тесно связана с Христом, распятым в Иерусалиме. Таким образом, новая община больных в Иерусалиме имела особое значение [R. Hyacinthe, ‘Living for the Dead of Jerusalem: Medical Isolation and Holy Deeds in the Leprosarium of Jerusalem during the Crusades’, in Christopher Bonfield, Jonathan Reinarz and Teresa Huguet-Termes (eds), Hospitals and Communities, 1100–1960 (Oxford: Peter Lang, 2013), pp. 75–95.].
В этой статье мы исследуем идентичность и статус братьев Святого Лазаря, а также рассмотрим, как менялась их идентичность в период с XII по XIII века. В частности, будет рассмотрено, что означало в середине XIII века для рыцарей, страдающих проказой, активно участвовать в боях. Действительно ли те, кто сражался, были больны проказой, или же военные обязанности выполняли здоровые члены ордена? Все братья Святого Лазаря по-прежнему отождествляли себя с болезнью и ее страдальцами, и забота о больных оставалась в центре внимания ордена даже после того, как больные рыцари отошли от военных обязанностей во второй половине XIII века. Изменения в идентичности рыцарей Святого Лазаря в XII и XIII веках проливают свет на реакцию на проказу как на Востоке, так и на европейском Западе, а также на особое место больных проказой в военной обстановке крестовых походов.
С 1187 года, когда Иерусалим был потерян христианами после поражения от Саладина, орден Святого Лазаря вступил во вторую фазу своего существования. После этой даты, как крестоносный идеал должен был адаптироваться к новому геополитическому контексту, так и сам орден должен был снова эволюционировать [R. Hyacinthe, ‘L’Ordre de Saint-Lazare de Jérusalem dans le contexte spirituel des croisades : une réévaluation’, in A. Luttrell & F. Tommasi (eds), Religiones Militares : contributi alla storia degli ordini religioso-militari nel medioevo’ (Castello: Selecta, 2008), pp. 43-59.]. Одна из главных особенностей этой эволюции была связана с более широкой концептуальной адаптацией цели крестовых походов. К началу XIII века западные христиане, принявшие крестоносный обет, были вовлечены в напряженную борьбу за возвращение Святой земли. Таким образом, она стала центром активных боевых действий, а не паломничества и покаяния [C. Maier, Preaching the Crusades (Cambridge: Cambridge University Press, 1994). P.J. Cole, The Preaching of the Crusades to the Holy land (1095-1270) (Cambridge: Cambridge University Press, 1991).]. Этот сдвиг отразился на различных крестоносных орденах, акцент которых становился все более военным.
В первые десятилетия после Первого крестового похода единственным настоящим военным орденом были тамплиеры, чьи братья поклялись сражаться за крест. Но к первой половине XIII века появилось еще несколько военных орденов. Братья святого Иоанна Иерусалимского, которые первоначально занимались благотворительностью и больничным уходом, постепенно стали выполнять и военные функции. Их новый устав, составленный в 1203 году, подтверждает эту эволюцию: братья должны были не только заботиться о больных, но и по возможности брать в руки оружие, чтобы поддержать дело веры против неверных [A. Forey, ‘The Militarisation of the Hospital of Saint John’, Studia Monastica, 26 (1984), pp. 75-89.]. В Акре госпиталь для немецких паломников к 1198 году стал главой нового военного ордена – Тевтонского . Похоже, что с этого момента военные инвестиции стали обязательными для каждого регулярного и светского образования. Например, монахи-каноники святого Фомы, основанные в Акре в 1228 году, вскоре были признаны военным орденом, хотя и довольно незначительным по статусу. Таким образом, почти все крестоносные ордена сосредоточили свои действия и ресурсы на ведении войны, скорректировав и переориентировав крестоносный идеал, заложенный более чем столетием ранее [A. Forey, ‘The Military Order of Saint Thomas of Acre’, English Historical Review, 92 (1977), pp. 481-503.].
Так было и с орденом святого Лазаря. После периода молчания, последовавшего за разрушением его первого монастыря, расположенного за стенами Иерусалима во время осады 1187 года, он постепенно вновь появляется в документальных источниках. В 1216-1228 годах Вальтер из Ново-Кастро, магистр ордена, просил официального подтверждения и признания пожалований имущества в местах, которые все еще входили в состав уменьшающихся государств крестоносцев. В 1234 году то же самое сделал его преемник Рено де Флори. Благодаря полученной поддержке, к 1240 году братья святого Лазаря обосновались в новом монастыре в Акре, новой столице Латинского королевства, спустя чуть более полувека после потери Иерусалима [C. de Marsy (ed.), ‘Fragment d’un cartulaire de l’ordre de Saint-Lazare en Terre sainte’, pp. 149-156.].
С этого момента папская поддержка ордена была адресована не общине лепрозориев, как это иногда случалось до 1234 года, а гостеприимному и военному ордену, подобному ордену Святого Иоанна. В 1255 году папа Александр IV разрешил и подтвердил использование устава святого Августина для развития ордена. К 1262 году Урбан IV освободил лазаритов от епископального контроля, предоставив им тем самым большую автономию [Hyacinthe, L’Ordre de Saint-Lazare de Jérusalem au Moyen Age, pp. 44-46.].
Эволюция монастыря госпитальеров в крестоносное ополчение подтверждается нормативными документами. Самым полезным документом является Устав святого Лазаря. К сожалению, оно сохранилось только в виде копии XIV века на немецком языке, состоящей из двух отдельных частей [P.G. Morel (ed), ‘Die ältesten Statuten für die Lazaritenklöster Seedorf, im Gfenn und in Slatte’, Der Geschichtsfreund – Mittheilungen des historischen Vereins der fünf Orte, Lucern, Uri, Schwyz, Unterwalden und Zug, 4 (1857), pp. 145-154. P.K. Jankrift, Leprose als Streiter Gottes (Münster: LIT, 1996)]. Первая часть была составлена «в Иерусалиме», следовательно, между 1130 и 1187 годами. Она посвящена положению больных проказой: о них, как о мучениках в Иерусалиме, должны были благочестиво заботиться, носить в церковь и молиться за них здоровые братья, давшие обет помогать им на их пути через физическое разложение к смерти. Но к этому документу был добавлен дополнительный раздел, датируемый последней третью XIII века. Здесь изменилось положение здоровых братьев. Как и прежде, они должны были молиться, служить и ухаживать за больными братьями. Но теперь они должны были также сражаться за «защиту Святого Креста». Мы явно имеем дело со здоровыми рыцарями, готовыми сражаться: с этой точки зрения они должны были носить герб и щит, а также, что немаловажно, уметь носить щит. Но, помимо сражений, они также должны были заботиться о своих больных собратьях. Когда лазарит не находился на поле боя, он должен был посвящать свое время борьбе со страданиями больных братьев. Правило говорит нам, что он отвечал за две кровати в монастыре: одну для себя, а другую для больного, которому он должен был посвящать свое время и силы. Как и рыцари святого Иоанна, рыцари святого Лазаря должны были сражаться и заботиться о больных одновременно, как два параллельных занятия. Таким образом, Орден святого Лазаря был определен в своем Уставе как военный и гостеприимный орден. Его признание в качестве такового и его положение по отношению к другим крестоносным орденам обсуждалось в другом месте [R. Hyacinthe, ‘De domo Sancti Lazari Milites Leprosi: knighthood and leprosy in the Holy Land’, in B. Bowers (ed.), The Medieval Hospital and Medical Practice (Aldershot: Ashgate, 2007), pp. 209–24.].
Тем не менее, остается вопрос, который не был тщательно рассмотрен в истории Ордена Святого Лазаря. В большинстве литературы, посвященной ордену, чувствуется некая неловкость, когда речь заходит о том, что можно назвать мифом о рыцарях, страдающих проказой. Некоторые ученые упоминают эту тему [M. Barber, ‘The Order of Saint Lazarus and the Crusades’, The Catholical Historical Review, 80 (1994), pp. 439-456. A. Demurger, Chevaliers du Christ : les Ordres religieux-militaires au Moyen Age (Paris : Seuil, 2001), pp. 43-45. Bériac, Histoire des lépreux au Moyen Age : une société d’exclus, pp. 233-234.], другие даже используют ее в качестве названия книги [Marcombe, Leper Knights.], но, как правило, не объясняют, что под этим подразумевается. Орден святого Лазаря очень похож на другие ордена крестоносцев, за тем важным исключением, что в его состав входили как больные проказой, так и здоровые рыцари. Этот феномен требует более пристального внимания, и мы надеемся пролить новый свет на этот хорошо известный, но несколько недооцененный аспект крестовых походов.
Четверть века с 1240 по 1265 год – особенно важный период для понимания этого вопроса, поскольку это был ключевой момент в эволюции ордена от лепрозория к чему-то новому. Внимательное изучение источников, от документов до миниатюр в рукописях и печатей, помогает нам оценить, как это учреждение порой играло с двусмысленностью своей идентичности. Какие слова использовались? Какие использовались образы, прямо или косвенно? Как они взаимодействовали с общепринятыми представлениями о проказе? Что понятие активной крестоносной войны добавило к прежней идентичности ордена?
ЗАБЫТЫЕ ПИСЬМЕНА ИЗ УТРЕМЕРА
Сначала рассмотрим письменные источники. Примерно в середине XIII века орден святого Лазаря действительно вновь появляется в текстах. Но не в документах, касающихся благосостояния, как раньше. Он фигурирует в документах, которые распространялись на Западе в связи с боевыми действиями за границей. Отголоски этих военных столкновений распространялись по всему Западу через письма, хроники и другие описания, которые копировались и распространялись среди церковных и светских общин.
Первый документ, который нас интересует, датирован октябрем 1244 года. Тогда армия крестоносцев столкнулась с египтянами у Ла-Форби, расположенного между Аскалоном и Газой. Латинская армия вскоре была окружена, и тысячи крестоносцев погибли. В письме, отправленном на Запад Робертом, патриархом Иерусалимским [1240-54], приводятся подробности:
«Ego Robertus patriarcha de Ierusalem, licet indignus, notum facio cunctis qui Christiano censentur nomine, quod in anno Domini MCCXLIIII, XV kal. Octobris, hoc est in vigilia Sancti Luche evangeliste, facta fuerunt bella et traditiones multe apud nos, hoc est videlicet in Terra Sancta. Prima destruction que facta fuit in Augusto, quando civitas Ierusalem destructa fuit a Colosininis. Secundo destruction que facta fuit in vigilia Sancte Lucie in planicie de Gador, hoc est ‘sabulo albo’, quando de domo Templi fuerunt CCCXII fratres milites et CCCXXIIII turropli penitus occisi. De domo sancti Iohannis CCCXXV fratres milites et CC turropli similiter occisi sunt. De domo Alamannorum non remanserunt nisi tres fratres, alii omnes occisi sunt, videlicet CCCC de eadem domo. De domo sancti Laçari milites leprosis omnes fuerunt occisi».
[Я, Роберт, патриарх Иерусалимский, хотя и недостойный, хочу сообщить всем, кого волнует христианское дело, что в год Господа нашего 1244, в 15 календ октября, который является бдением святого Луки Евангелиста, здесь, в Святой земле, были войны, и многие другие факты были донесены до нас. Первое разрушение произошло в августе, когда город Иерусалим был разрушен хорезмийцами. Второе разрушение произошло в бдение Святой Люсии на равнинах Гадора, более известных как Белые Пески. Из дома Храма были полностью истреблены 312 братьев-рыцарей и 324 туркопола. Из дома святого Иоанна было убито 325 братьев-рыцарей и 200 туркополов. От дома немцев не осталось никого, кроме трех братьев, все остальные 400 человек из этого дома погибли. Из дома святого Лазаря все рыцари, больные проказой, были убиты] [Cronica Fratris Salimbene de Adam’, Monumenta Germaniae Historica: Scriptores (Hanover : A. Hiersemann, 1905), vol. 32, p. 177.].
Это письмо, сохранившееся в виде копии, сделанной францисканским монахом Салимбене ди Адамом [1221 – 1290 гг.] в его Chronicle, начатой около 1282 года, очень точно. В ней проводится различие между военными орденами и орденом святого Лазаря. Тамплиеры, госпитальеры и тевтонцы названы «братьями-рыцарями». Те же, кто принадлежит Святому Лазарю, – просто «рыцари с проказой». Означает ли это, что они не являются религиозными братьями, принятыми в орден, а скорее рыцарями, получившими там приют после того, как у них обнаружили проказу?
Следующие письменные упоминания ясны. Они датируются февралем 1250 года. Людовик IX, король Франции, вел тогда свою армию к египетскому Мансуру. Армии нужно было переправиться через реку, чтобы начать осаду города, но король приказал войскам подождать на другом берегу реки, прежде чем атаковать. Тем не менее его брат, Робер д’Артуа, форсировал реку вместе с военными орденами, ворвался в город. В хронике Жана де Жуанвиля [1224-1317] рассказывается, как все они оказались в тупике и как жители города убили их стрелами и камнями, сброшенными с крыш. Среди жертв он называет три главных военных ордена [Храма, Святого Иоанна и тевтонских рыцарей] [Jean de Joinville, Histoire de Saint-Louis (Paris : Jules Renouard, 1868), pp. 107-109.]. В своей Chronica Majora, составленной по 1259 год, Матвей Парижский также дважды точно упоминает об этом событии. Но в каждом случае он добавляет имя святого Лазаря:
«Capti sunt, occisi et dissipati conventus Templi, Hospitalis, Sanctae Mariae Theutonicorum et Sancti Lazari, bis».
[Братья монастырей Храма и Госпитальеров, Тевтонского ордена Святой Марии и Святого Лазаря были дважды взяты в плен, рассеяны и преданы смерти] [H.R. Luard (ed), Matthew Paris: Chronica Majora (London: Longman & co, 1880), vol. 5, p. 192.].
Далее он пишет:
Sarracenis hoc ultimo hujus quadragenue annorum ad votum triumphantibus, totus Christianorum exercitus, proh dolor, trucidatur in Egipto, ex omni Franciae, Templi, Hospitalis, Sanctae Mariae Theutonicorum et Sancti Lazari, constans nobilitate; ubi etiam captus est cum duobus fratribus Pictaviae et Provinciae comitibus, pius Francorum rex Ludowicus».
[В этот последний год последнего полувека сарацины одержали волевую победу, и, к несчастью, вся христианская армия, состоявшая из дворян всей Франции, тамплиеров, госпитальеров, рыцарей Тевтонского ордена Святой Марии и рыцарей Святого Лазаря, была разрублена на части в Египте; и в то же время Людовик, благочестивый король французов, был взят в плен вместе с двумя своими братьями, графами Пуату и Прованса] [H.R. Luard (ed), Matthew Paris: Chronica Majora , p. 196.].
Здесь он упоминает орден святого Лазаря вместе с братьями из других военных монастырей, как будто они были частью другого военного ордена, без каких-либо конкретных или функциональных различий.
Последнее упоминание, также из хроники Жуанвиля, датируется июнем 1253 года [Jean de Joinville, Histoire de Saint-Louis, p. 193.]. Войска франков закрепились в окрестностях Яффы. Однажды ночью было получено сообщение о том, что магистр и братья ордена святого Лазаря, отправившиеся за добычей неподалеку, подверглись нападению мусульманских войск. Крестоносцы бросились спасать последних четырех рыцарей-лазаритов, которые еще оставались в живых. К сожалению, Жуанвиль не сообщает, сколько рыцарей Святого Лазаря участвовало в операции:
CIV. Tandis que li roys estoit en l’ost devant Jaffe, li maistres de Saint-Ladre ot espié delez Rames, à trois grans lieues, bestes et autres choses, là où il cuidoit faire un grant gaaing. Et il, qui ne tenoit nul conroy en l’ost, ainçois fesoit sa volentei en l’ost, sanz parler au roy ala là. Quant il ot aqueillie sa praie, li Sarrazin li coururent sus et le desconfirent en tel manière, que de toute sa gent que il avoit avec li en sa bataille, il n’en eschappa que quatre. Sitost comme il entra en l’ost, il commença à crier aux armes. Je m’alai armer, et priai au roy que il me lessast aller là, et il m’en donna congié, et me commanda que je menasse avec moy le Temple et l’Ospital. Quand nous venimes là, nous trouvames que autre Sarrazin estrange estoient embatu en la vallée où li maistres de Saint-Ladre avoit estei desconfiz. Ainsi comme cist Sarrazin estrange regardoient ces mors, li maistres des arbalestriers le roy lour courut sus ; et avant que nous venissiens là, nostre gent les orent desconfiz et plusiours en occirent.
[Пока король стоял лагерем у Яффы, настоятель монастыря Святого Лазаря услышал, что в Раме, в трех лигах от него, есть скот и другие вещи, которыми он мог бы неплохо поживиться. Итак, поскольку у него не было чина в армии и он поступил так, как ему заблагорассудится, он отправился туда, не предупредив короля. Как только он собрал свою добычу, сарацины напали на него и разгромили так сильно, что из всех людей, бывших с ним в отряде, только четверым удалось спастись. Как только он вернулся в лагерь, он начал звать на помощь. Я пошел вооружиться и умолял короля позволить мне отправиться туда. Он отпустил меня и приказал взять с собой рыцарей Храма и Госпиталя. Когда мы прибыли, то обнаружили, что в долину, где произошло нападение на настоятеля монастыря Святого Лазаря, спустились другие сарацины. Пока они осматривали трупы, начальник королевских арбалетчиков бросился на них, и прежде чем мы прибыли, наши люди обратили их в бегство и убили нескольких человек.] [M. Shaw (ed.), J. de Joinville and G. de Villardouin, Chronicles of the Crusades (London: Penguin, 1974), p. 300.].
Эти тексты свидетельствуют о точном использовании лексики. Прилагательное, относящееся к проказе, было связано со словом «рыцарь» в письме 1244 года. Оно исчезает в упоминании Матвея Парижского в 1250 году; описание Жуанвиля в 1253 году, хотя и не упоминает о болезни, намекает на то, что эти рыцари были отделены от остальной части армии, не имея определенного ранга в военной организации крестоносцев. Значит ли это, что их держали отдельно из-за болезни, возможно, опасаясь заражения? Тем не менее, они погибли вместе с остальными войсками: в Мансуре они, очевидно, бросились в город вместе с другими частями армии. Каков был точный состав и статус военной части ордена святого Лазаря? Были ли эти сражающиеся рыцари-лазариты на самом деле больны проказой?
Несколько забытых слов из Заморья проливают свет на эти вопросы. Они относятся к упомянутому выше письму, в котором рассказывается о поражении при Ла Форби в 1244 году. Это письмо многократно переписывалось, чтобы распространиться по Европе, и работа Салимбене де Адама существует в различных списках. Однако в большинстве версий этого текста отсутствуют два важных слова. Предложение гласит: «Все рыцари с проказой из дома святого Лазаря также были убиты». А академическая транскрипция сообщает нам в небольшой сноске, что в двух рукописях добавлены два слова, пропущенные всеми остальными: Milites leprosi, следовательно, изменено на milites leprosi et sani. Маленькая, но очень важная деталь. Прокаженные рыцари «становятся» прокаженными и здоровыми рыцарями из дома святого Лазаря. Эти дополнительные слова показывают, что отряд братьев святого Лазаря состоял из двух частей: здоровой и больной, и обе они сражались бок о бок. Возникают новые вопросы. В какой пропорции сражались эти две фракции одного ордена? Всегда ли все это время существовали прокаженные рыцари? И кем на самом деле были эти рыцари? Некоторые из сражавшихся рыцарей ордена Святого Лазаря, следовательно, не были больны проказой.
ПРОКАЖЕННЫЕ РЫЦАРИ?
Мы находим несколько конкретных примеров на Латинском Востоке, касающихся личностей рыцарей, страдающих проказой. Согласно арабской хронике, граф Роберт из Зарданы был захвачен в плен в 1119 году мусульманами, которые быстро казнили его, обнаружив язвы на его теле под доспехами [K. Ed-Dîn, ‘Extraits de la chronique d’Alep’, in Recueil des historiens des croisades : historiens orientaux (Paris : Imprimerie nationale, 1884), vol. 3, pp. 621-622.]. Если эти язвы свидетельствовали проказу, то граф Роберт, очевидно, продолжал управлять своей территорией и участвовать в битвах, несмотря на болезнь.
Самый известный случай такого рода – Балдуин IV, «прокаженный король» Иерусалима с 1174 по 1185 год [B. Hamilton, The Leper King and his Heirs: Baldwin IV and the Crusader Kingdom of Jerusalem (Cambridge: Cambridge University Press, 2000).]. Династическая замена была невозможна для такого важного поста. Даже папа согласился с тем, что исчезновение Балдуина с политической сцены вызвало бы катастрофический фракционный кризис в Латинском королевстве. Балдуин продолжал управлять страной и даже лидировал на поле боя, хотя под конец жизни, когда его силы ослабли, он появился на носилках. Однако в 1174 году в своей энциклике Cor Nostrum папа Александр III обвинил короля Балдуина IV и его болезнь в том, что они физически, морально и фигурально ответственны за неудачу крестовых походов: проказа была названа главной причиной и следствием [M.G. Pegg, ‘Le corps et l’autorité : la lèpre de Baudouin IV’, Annales ESC (2, March & April 1990), pp. 265-287.].
Некоторые ученые утверждают, что Латинский Восток во времена крестовых походов был местом и временем, где к больным проказой проявлялась исключительная терпимость, позволявшая им не отстраняться от общества, а оставаться его частью [P. Mitchell, Medecine in the Crusades (Cambridge: Cambridge University Press, 2004), p. 106. S. Shahar, ‘Des lépreux pas comme les autres’, Revue historique, 267 (1982), pp. 19-41.]. Однако если мы внимательно посмотрим на другие источники, то обнаружим, что их так называемая интеграция ограничивалась лишь некоторыми случаями. Феодальное положение Балдуина IV и графа Роберта Зарданского, возможно, не позволяло им отказаться от своих социальных и военных функций. В остальных случаях больные проказой должны были оставаться вместе, но все же отдельно от общества.
В 1160 году Хуго I Гренье сделал пожертвование в иерусалимский leprosarium в пользу своего старшего брата Евстахия III Гренье, который к тому времени «обитал среди прокаженных» [C. de Marsy (ed.), ‘Fragment d’un cartulaire de l’ordre de Saint-Lazare en Terre sainte’, pp. 135-136.]. К этому времени Евстахий уступил Хуго владения Кесарии: болезнь лишила его возможности управлять.
Религиозные обряды XII века, о которых упоминает Ф.О. Туати, касающихся паломников и тамплиеров, приходящих кормить и ухаживать за больными проказой, проходили именно в лепрозории, а не на улице, не среди здоровых людей. Их место оставалось на обочине общества, за стенами Святого города [B. Kedar, ‘Gerard de Nazareth, a neglected twelfth century writer in the Latin East’, Dumbarton Oaks Papers, 37 (1983), pp. 55-78.].
К началу XIII века государства крестоносцев были действительно хорошо организованы, и в них действовало строгое законодательство, касающееся именно проказы. В Livre au Roi, юридическом кодексе Иерусалимского королевства, составленном между 1196 и 1205 годами, четко сказано, что все рыцари, страдающие проказой, должны отойти от общественной жизни:
Chapitre XLII. S’il avient que par la volenté de nostre Seignor un home lige devient mesel, si que mais ne puisse garir de sele meselerie qui fort s’est prise sur luy, le dreit juge et coumande que il deit estre rendue en l’ordre de saint Lasre, là où est estably que les gens de tel maladie deivent estre ; et si juge la raison que tant come il vivra, si peut faire deservir son fié par un autre chevaler en son leuc ou par un sergent, se le fié est de sergent ; et le remanant des biens de son fié det il aver tant come il vivra là où il est rendus; et après sa mort, s’il n’a nul heir, si torne tout au seignor de par qui il teneet celuy fié. Mais se celuy home lige avoit feme, la raison et le dreit juge que celui mariages det estre partis, si que mais ne devent estre ensemble, ains det estre sa moillet rendue en l’ordre des femes nounains, por ce que ce autres homes touchassent à luy charnelment, si porreent estre mahaignés de cele maladie, puis que elle a esté charnaument o ces maris despuis qu’il ot cele maladie ; et por ce det estre en ordre auci come ses maris.
[Вот закон, который следует соблюдать, если рыцарь-сеньор заболеет проказой, и правила, которые должны действовать для него и его вотчины, как только наступит болезнь, где он должен находиться и оставаться. Если по воле Господа нашего сеньор заболеет проказой, и ничто не сможет излечить овладевшую им болезнь, закон постановляет и предписывает ему вступить в орден святого Лазаря, где, как установлено, должны находиться люди, страдающие подобной болезнью. А если закон постановит, что, пока он жив, его вотчина может управляться другим рыцарем или сержантом от его имени, то вотчина должна быть сохранена таким образом, и доходы от вотчины должны принадлежать ему, пока он жив, где он живет, а после его смерти, если у него нет наследника, она должна вернуться к тому, кому была передана в качестве вотчины. Но если у сеньора есть жена, закон постановляют, что брак должен быть сохранен, но они не должны оставаться вместе. Таким образом, его жена должна вступить в женский орден монахинь, потому что если другой мужчина соединится с ней физически, то их может коснуться болезнь, поскольку они совокупились со своими мужьями после того, как он заразился. Поэтому она должна вступить в орден, подобный ордену их мужей]. [A.A. Beugnot [ed.], “Le Livre au Roi”, in Recueil des Historiens des Croisades : Lois [Paris : Imprimerie nationale, 1841], vol. 2, pp. 636-637.].
Поэтому они должны были вступить в орден святого Лазаря, чтобы вести уединенный образ жизни. Они могли сохранить свой социальный статус и доходы, но их делами до самой смерти должен был заниматься сержант. Если они были женаты, их жены также должны были уйти в монахини, чтобы избежать любых сексуальных контактов, которые могут привести к дальнейшему распространению болезни. Официально живые рыцари Латинского королевства Иерусалима, больные проказой, таким образом, не могли оставаться вместе с остальным обществом. То же самое происходило и в военных орденах.
По уставам других военных орденов, рыцарь, у которого была обнаружена проказа, не мог оставаться с другими рыцарями. К 1260 году в Устав тамплиеров была добавлена дополнительная глава по этому вопросу: рыцарь-тамплиер, у которого была обнаружена проказа, должен был покинуть орден и присоединиться к братьям святого Лазаря:
443. Quant il avient a aucun frere que par volonté de nostre Seignor il chiet en meselerie et la chose est provée, li prodome frere de la maison le doivent amonester et prier que il demande congié de la maison et que il se rende a saint Ladre : et le frere malade se il est home de bien lor en doit obeir, et encores lor seroit plus bele chose queil requist ledit congié par sei meismes devant que l’on l’eust amonesté ne prié. Et se le frere requiert ledit congié, le Maistre ou celui a qui il affiert li doit doner ledit congié, mès il le doit faire esgard des freres ; et après, le Maistre et li prodome de la maison li doivent porchacier et aidier com li abit de saint Ladre li soit donés. Et se doivent prendre garde estudiousement que tel nostre frere, que en tel manière sera rendus a saint Ladre, n’i ait grant mesaie de les choses qui li soient mestier a sa povre soustenance tant come il vivra.
[Если когда-либо, по воле Господа нашего, братья заболеют проказой, и этот факт будет доказан, хозяин дома должен напутствовать их и молить, чтобы они попросили разрешения покинуть дом и отправиться к святому Лазарю. И больные братья, если они доброй воли, должны послушаться. Будет даже лучше, если он сам попросит об отпуске, прежде чем его напутствуют и помолятся. А если брат просит об уходе, то хозяин или тот, кто занимается этим, должен дать ему отпуск в отношении других братьев. После этого хозяин дома должен продолжать помогать ему после того, как он примет одежду святого Лазаря. Они должны заботиться о том, как он будет принят в святом Лазаре, и обеспечивать то, в чем он смиренно нуждается, пока он жив”] [H. de Curzon [ed.], La Règle du Temple [Paris : J. Renouart, 1886], pp. 239-240.].
Орден Храма должен позаботиться о том, чтобы рыцарю, больному проказой, хватало на жизнь в ордене святого Лазаря. Но его не принимают среди других тамплиеров, наряду со здоровыми рыцарями. Он также должен оставить свой официальный статус. Правило госпитальеров от 1270 года также утверждает, что братьям, больным проказой, не разрешается носить свою орденскую одежду и жить вместе с другими братьями. Как и в ордене Храма, их должны кормить и одевать в другом месте.
17. Item establi est que, se en aucune terre a frere mesel, que il ne doie porter l’abit deu qui en avant, ne qu’il ne voise entre les freres, et que l’en le doie porveyr de viandes et de vestir.
[Установлено также, что, где бы братья ни заболели проказой, они не должны иметь возможность хранить одежду, как прежде, и не должны быть среди других братьев. Они должны быть обеспечены одеждой и мясом] [J. Delaville Le Roulx [ed.], Cartulaire général de l’Ordre des Hospitaliers de Saint-Jean de Jérusalem [Paris: Ernest Leroux, 1899], vol. 3, p. 229.].
В «Тевтонском уставе» указано то же требование: братьям, страдающим проказой, предписывалось отказаться от сражений совместно с другими рыцарями и жить отдельно от них [I. Sterns, ‘Care of the Sick Brothers by the Crusader Orders in the Holy Land’, Bulletin of the History of Medicine, 57 (1983), pp. 43-69.].
Итак, все эти юридические документы ясно показывают, что проказа, похоже, не была социально приемлемой в крестоносном обществе XIII века. Мы имеем дело не с управлением монашеской общиной, как в XII веке: мы имеем дело с добровольным светским гигиеническим контролем, продиктованным страхом перед заразой. Следовательно, как мы должны понимать присутствие рыцарей святого Лазаря с проказой на поле боя с 1244 по 1253 год? Мы можем привести несколько примеров, которые могут объяснить ситуацию.
Хорошо известно, что к XIII веку государства крестоносцев испытывали постоянную нехватку людей для защиты от мусульманских войск. Спустя столетие после Первого крестового похода, в ходе которого тысячи мужчин и женщин пересекли море, чтобы поклониться и отвоевать Иерусалим, Латинское королевство на Востоке с трудом могло создать и содержать регулярную армию. На Запад регулярно поступали призывы о подкреплении, лишь немногие из которых приводили к новым passagia [Термин passagium (множественное число passagia) был общим средневековым латинским термином для крестового похода. К концу XIII века passagia квалифицировались либо как generale, либо как particulare в зависимости от их масштаба и цели – Прим. пер.] [C. Marshall, Warfare in the Latin East (1192-1291) (Cambridge: Cambridge University Press, 1992)], Несмотря на то что для пополнения скудных сил латинян часто привлекались наемники, крестоносцы нередко оказывались в меньшинстве на поле боя.
В такой ситуации, когда нехватка людей была постоянной проблемой, вполне возможно, что рыцари, страдающие проказой, могли составлять часть франкской армии. Это не было постоянной практикой и они не имели определенного звания, как описывает Жан де Жуанвиль. Очевидно, что их не рассматривали и тем более не принимали в ряды своих товарищей по оружию. Они сопровождали остальную армию как особая, уникальная часть христианского войска. Если не полностью, то в исключительных случаях и в течение ограниченного периода времени эти рыцари могли быть допущены. Недостаток войск, таким образом, может оправдать то, что рыцари, страдающие проказой, иногда привлекались к военным действиям.
Еще одним поводом для споров может стать вопрос об их физической готовности к подобным действиям. Медленное развитие болезни также может объяснить, как это стало возможным. Период времени между постановкой диагноза и серьезной физической инвалидностью может растянуться на несколько лет, прежде чем уродство и деформация распространятся на все тело. Таким образом, проказа вполне могла позволить организму пациента продолжать нормально функционировать в этот период. Не говоря уже о том, что до XIV века не существовало твердых медицинских вердиктов: это могло привести к тому, что людям, зараженным другой болезнью с теми же симптомами, ставили неправильный диагноз [L. Demaitre, Luke, Leprosy in Premodern Medicine, pp. 197-198.].
Наконец, что не менее важно, это активное участие в военных действиях могло быть связано с духовными и эсхатологическими верованиями, которые только и связаны с крестовыми походами. Эти убеждения, хотя и не находят точного выражения в текстах, связанных с орденом Св.Лазаря, удивительным образом вписываются в ситуацию и могут помочь ее понять.
Помимо милосердия и сострадания, мы должны помнить, что Иерусалим в XII веке был местом Воплощения. Проказа была знаком, клеймом, посланным Богом, чтобы призвать своих верных к покаянию. Как «пресвятые», они должны были страдать во имя Его, мучиться рядом с местом, где страдал Христос, чтобы быть искупленными в Его лоне. Обреченные на смерть, они должны были никогда не покидать, но оставаться рядом с Гробом Христовым. Как особые заступники, они были частью мессианских и эсхатологических ожиданий, связанных с небесным Иерусалимом. Большинство из них к тому времени были паломниками и крестоносцами из других стран, не имевшими никаких других социальных связей с Латинским королевством [R. Hyacinthe, ‘Crusaders, patients and brethren of Saint-Lazarus of Jerusalem : another perception of exile in the Holy Land’ (unpublished paper presented at the International Medieval Congress of Leeds, 2002).]. Поэтому их хоронили рядом с лепрозорием, за дверью, посвященной Святому Стефану, в общей братской могиле, в то время как местные жители предпочитали более идентифицируемые и индивидуальные кладбища [C. Rouxpetel, ‘Mourir à Jérusalem : ensevelir les morts, latiniser la Terre sainte’, in Société des historiens médiévistes de l’Enseignement supérieur public (ed.), Les vivants et les morts dans les sociétés médiévales (Paris : Editions de la Sorbonne, 2018), pp. 309-322]. Они образовали своего рода неформальную общину.
Но к XIII веку картина сложилась уже не та. Иерусалим утрачен вместе с прежними символами крестоносцев. Крестоносцы берут с собой крест, чтобы сражаться за границей, готовы рисковать жизнью, сражаясь во имя креста, чтобы получить вечную индульгенцию. Призывы папства тогда явно были направлены на поддержание военной силы, а не на то, чтобы люди, как раньше, пересекали море, чтобы поклониться святыне. Отношения с окружающим миром изменились. На смену паломникам пришли рыцари.
Кто же это были? Как мы уже говорили, это были не паломники XII века, массово прибывающие из Европы в Иерусалим и пораженные неизлечимой болезнью. В представлении Livre au Roi мы, возможно, имеем дело с рыцарями-аристократами, которые из-за болезни вышли из местного феодального общества. Рыцари, которые должны были сохранить свою прежнюю социальную принадлежность, несмотря на то, что болезнь изгнала их.
Эти люди были искусны в ношении оружия гораздо больше, чем паломники, задолго до того, как болезнь поразила их. И разве больные рыцари, уже считавшиеся избранниками Божьими благодаря своей заклейменной болезни, не стремились к особой форме мученичества?
Вместо того чтобы просто умереть от проказы за стенами лепрозория, они, возможно, ожидали, что их снова призовут и при этом они будут умирать как активные воины Христа. Первоначальная привлекательность роли духовных заступников казалась тогда менее убедительной. С мечом в руке против неверных они, возможно, хотели стать дополнительной формой того, что Малкольм Барбер называет новым рыцарством [M. Barber, A New Knighthood (Cambridge: Cambridge University Press, 1994).]. Можно даже сказать, новой формой искупления, тесно связывающей проказу и крестоношение.
Святая Земля считается экспериментальным пространством для институциональной формы госпиталя [F.-O. Touati, ‘La terre sainte: un laboratoire hospitalier au Moyen Age?’. P. Mitchell, Medecine in the Crusades.]; этот эксперимент вполне мог распространиться на уникальные отношения между болезнью и войной.
Идея рыцарей, преодолевающих свою неизлечимую болезнь в последнем бою во имя Креста, кажется современному глазу совершенно потрясающей. Она привносит нюансы, касающиеся традиционного трехстороннего деления общества: здесь больные, конечно, могут молиться, но также и сражаться. Кароль Роуклифф вспоминает, как Жак де Витри выделил больных проказой в отдельную категорию: чуть ниже членов военных орденов, но на первом месте среди различных групп мирян. У нас есть доказательство того, что их даже включали в состав военных орденов.
К сожалению, эта удивительная картина продолжалась недолго. Из-за явной нехватки рекрутов, а также из-за императивов военной ситуации в Латино-Иерусалимском королевстве ордену Святого Лазаря пришлось быстро эволюционировать.
ПЕТИЦИЯ О ПЕРЕМЕНАХ
Петиция, отправленная папе Иннокентию IV в 1253 году, проливает иной свет на значение проказы в Ордене [E. Berger (ed), Registres d’Innocent IV (Paris : Ecole française de Rome, 1897), vol. 3, p. 153]. Представленное положение дел знаменует собой третий этап в его эволюции. В этой петиции, написанной братьями-лазаритами, рассказывается о том, что община госпитальеров всегда следовала традиции избирать одного из больных проказой своим магистром – практика, которую можно встретить и в некоторых европейских лепрозориях. Но они сообщают, что в последнее время все больные рыцари были убиты, сражаясь за веру. Поэтому они просят разрешения выбрать себе магистра из числа здоровых рыцарей ордена:
«Episcopo Tusculano, apostolice sedis legato, sua nobis dilecti filii magister et fratres domus Sancti Lazari Jerosolimitani petitione monstrarunt quod in domo ipsa, de antiqua et approbata et hactenus pacifice observata consuetudine, est obtentum ut miles leprosus, frater ipsius domus, in magistrum assumatur ejusdem. Verum quia fere omnes milites leprosi dicte domus fuerunt ab inimicis fidei miserabiliter interfecti, hujusmodi consuetudo nequit comode observari. Quare fuit nobis humiliter supplicatum ut eligendi de cetero aliquem militem sanum ex fratribus predicte domus in magistrum ipsius, non obstante consuetudine hujusmodi, sibi licentiam concedere curaremus. Nos itaque, de circumspectione tua gerentes in Domino fiduciam pleniorem, mandamus quatinus super hoc facias auctoritate nostra, quod secundum Deum videris expedire. Datum Perusii, XV Kalenas Februarii, anno X.»
[Епископу Тускуланскому, легату Апостольского престола, поскольку наши дорогие сыновья, хозяин и братья дома святого Лазаря Иерусалимского, указывают в прошении, что в их доме всегда и в течение долгого времени существовал одобренный обычай называть рыцаря, больного проказой, среди братьев этого дома, ответственным за то, чтобы быть магистром. Но поскольку все прокаженные рыцари этого дома были несчастно убиты врагами веры, соблюдение этого обычая стало невозможным. Поскольку смиренно было испрошено разрешение избирать магистра из здоровых рыцарей среди братьев дома, несмотря на обычай, мы хотим дать такое разрешение. Поэтому мы просим вас одобрить это вашей властью как вы сочтете нужным согласно Богу. Датировано в Перудже, XV календ февраля, десятый год.] [Archivio Segreto Vaticano, Registro Vaticano XXII, fol. 230.].
Это заявление подтверждает, что рыцари, страдающие проказой, действительно отправлялись на битву, по крайней мере, до этого времени. Однако, возможно, они были не слишком многочисленны. К 1250 году Латино-Иерусалимское королевство уже утратило значительную часть своего былого территориального значения: оно ограничилось несколькими владениями вдоль побережья. Его население и социальная составляющая резко сократились со времен золотого века латинской колонизации [J. Prawer, ‘colonization activities in the Latin Kingdom of Jerusalem’, Revue belge de philology et d’histoire, 29-4 (1951), pp. 1063-1118.]. Если проказа и была распространена в то время, то уж точно не настолько, чтобы больные братья святого Лазаря могли составлять достаточное подкрепление для постоянной армии. Таким образом, военные действия могли потребовать гораздо более важной поддержки ордена со стороны его здоровых членов.
Иннокентий IV, очевидно, был согласен с тем, что она преобладала. Папе Александру IV и его преемникам в десятилетие между 1255 и 1265 годами постепенно удалось уменьшить военную роль прокаженных. Действительно, поразительно, как папская дипломатия с тех пор использовала другие, более нормативные слова. Вплоть до 1255 года папские буллы и донаты издавались в адрес «госпиталя» Святого Лазаря. Тогда тексты по-прежнему были адресованы «сообществу рыцарей, здоровых и больных, оба сражающихся против врагов христианского имени» признавая двойной состав ордена [C. Cocquelines [ed.], Bullarum Privilegiorum ac Diplomatum Romanorum Pontificum Amplissima Collectio [Rome: F. Gaude, 1739], vol. 4, part 2, p. 216. C. Bourel de la Roncière [ed.], Registres d’Alexandre IV [Paris : Fontemoing, 1902], v. 1, p. 107.]. Но с тех пор слово militia, обозначавшее военную функцию, все чаще становилось наиболее часто ассоциируемым словом, вплоть до потери Акры в 1291 году [R. Hyacinthe, L’Ordre de Saint-Lazare de Jérusalem au Moyen Age, pp. 44-46.]. Самый яркий пример: в 1256 году пожертвования в Англии в пользу лазаритов официально поощрялись королем уже не для поддержания больных проказой, а для отправки «лошадей, людей и снаряжения» из порта Дувра на Латинский Восток [Pro fratre Milone. Mandatum est baronibus et ballivis regis Dovor’ quod fratrem Milonem, magistrum generalem milicie Sancti Lazari Jerusalem, et magistrum Willelmum de Hereford, cum fratribus, hominibus, equis et hernesio suo, in portu Dovor’ libere transfretare permittant. Teste rege ut supra.” в Calendar of Close Rolls : 1254-1256 [London: His Majesty’s Stationery Office, 1892], p. 419. Calendar of Close Rolls : 1256-1259 [London: His Majesty’s Stationery Office, 1932], p. 130.]. С этого момента все пожертвования и поддержка должны были идти на пользу здоровым рыцарям, которые, хотя и продолжали ухаживать за больными, сражались за границей во имя Креста.
Заключительная глава Устава лазаритов, составленного в 1265 году, подтверждает это, добавляя новое предписание: при составлении дальнейших правил братья должны были вдохновляться уставами тамплиеров или госпитальеров [P.G. Morel [ed], “Die ältesten Statuten für die Lazaritenklöster Seedorf, im Gfenn und in Slatte”, pp. 144-145.]. Таким образом, орден решительно сместился в сторону модели госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, которые были в основном здоровыми рыцарями, заботившимися о больных, а не больными рыцарями. Таким образом, орден Святого Лазаря стал восприниматься и функционировать как обычный военный орден, здоровые рыцари которого участвовали в битвах. Больные члены ордена, очевидно, оставались в стенах своего последнего монастыря в Акре.
Последний источник подтверждает изменение идентичности рыцарей Святого Лазаря. В анале своей Chronica Majora, написанной между 1234 и 1259 годами, английский монах Матвей Парижский описал маршрут паломничества из Лондона в Иерусалим [S. Lewis, The Art of Matthew Paris in the Chronica Majora (Cambridge: Scholar Press, 1978), pp. 350 and 360]. Этот маршрут включает в себя изображение Акры, бывшей к тому времени столицей Латинского королевства Востока. В двух манускриптах содержатся подробные изображения зданий, дающих приют каждому крестоносному ордену, обосновавшемуся в стенах города. Так, резиденция каноников Святого Фомы представлена в виде церкви с колоннами и башней. Госпиталь святого Иоанна изображен как строение с двумя башнями и подземельем в центре. Дом тамплиеров – это огромный купол, расположенный на берегу моря.
Монастырь лазаритов расположен в квартале Монмузар. В первом манускрипте монастырь представлен в виде круглой башни, обращенной к морю, с бойницами на вершине. Легенда гласит: Domus militum Sancti Lazari [дом рыцарей Святого Лазаря] [Cambridge, Corpus Christi College, ms. 26, fol. III v.]. Здесь нет образного намека на гостеприимный характер здания: слова и изображение указывают лишь на военную и оборонительную функцию.
Во втором манускрипте изображение представлено иначе. Бастионы исчезли, а крыша защищает здание от небес. Описание теперь гласит: «Dom[us] militu[m] ecc[lesi]e s[anc]ti Lazari q[ui] s[un]t i[n] bellu[m] p[er]ambuli». [дом рыцарей церкви Святого Лазаря, занятых войной] [British Library, ms Roy. 14 C VII, fol. 4v].
Некоторые утверждают, что Матвей Парижский, черпавший сведения в английских манускриптах, составленных далеко от полей сражений на Востоке, не должен рассматриваться как надежный источник [F.-O. Touati, Actes et cartulaire de Saint-Lazare de Jérusalem : 1124 ?-1291 (Unpublished Habilitation à diriger les recherches, Paris I University, 2001).]. Однако следует учитывать, что английский монах мог выражать идеи обновленной идентичности лазаритов, которая к тому времени распространилась за границу, в качестве пояснения для аудитории, которая могла предположить, что из-за своей болезни эти рыцари не будут сражаться на поле боя.
В Европу создалось совсем другое представление об ордене. Действительно, к тому времени лазаритам было разрешено собирать милостыню, а также продавать индульгенции, как и другим орденам. Им удалось получить пожалования земель и доменов в различных королевствах, подобно другим активным крестоносным militia [R. Hyacinthe, L’Ordre de Saint-Lazare de Jérusalem au Moyen Age, pp. 47-74.]. Больше не должно было быть упоминаний о прокаженных рыцарях. Их известность на поле боя была недолгой и продолжалась менее десяти лет [с 1244 по 1253 год]. Тем не менее постепенное изменение идентичности прокаженного – от покаянного паломничества к активному рыцарству – было уникальным. Если здесь мы смогли проследить его в основном через слова, то теперь давайте рассмотрим его через изображения, которые использовались в то время.
ПЕЧАТИ ИДЕНТИФИКАТОРЫ
Помимо рукописных иллюстраций, в этом вопросе весьма показателен другой аспект визуальной культуры, а именно иконография печатей. Печати прикреплялись к уставам, и то, что на них официально изображено, является ключевым признаком идентичности отдельных людей, семей и религиозных общин. Все печати, использовавшиеся орденом Святого Лазаря Иерусалимского, имеют точные изображения. Изучение их эволюции с конца XII по XIII век весьма актуально.
Первая сохранившаяся печать [рис.1], к сожалению, не датирована: оторванная от оригинального документа, к которому она была привязана, она сейчас находится в частной коллекции. На сегодняшний день академические исследования позволяют отнести ее к периоду, когда орден состоял из госпитальной общины прокаженных в Иерусалиме, примерно между 1130 и 1187 годами [C.S. Clermont Ganneau, “Un sceau des croisades appartenant à la léproserie de Saint-Lazare de Jérusalem”, Recueil d’Archéologie Orientale, 4 [1901], pp. 242-246.]. На одной стороне изображен больной проказой.
рис. 1
Мы видим мужчину в капюшоне, накинутом на голову и покрытом плащом. Свободный плащ распахнут на груди, что явно свидетельствует о бедности. В правой поднятой руке он держит трещетку – атрибут, который многие современники легко распознали бы как медицинский знак. Но на его лице также нарисованы телесные признаки болезни. Вполне возможно, что это символы узелков, покрывающих его тело, от вида которых нас должен защитить плащ. И то, и другое – зримые аргументы для того, чтобы мы поняли, от чего страдает человек. Как и во многих других примерах, описанных в этой книге, мужчина размахивает трещеткой, пытаясь вызвать сострадание. Другая его рука раскрыта перед грудью, как бы призывая всех увидеть то, что символизирует его немощь.
Но есть и нечто большее. Помимо того, что капюшон скрывает узелки на его голове, он также может намекать на его религиозный статус. Это не просто случайная жертва проказы, это изображение подчеркивает тот факт, что в Иерусалиме больные составляли религиозное братство, орден, основанный на благотворительности [а не на медицинском лечении] проказы. Таким образом, больной изображен как своего рода монах, которым он и был: вспомним, что первые уставы того времени предписывали им дать три обета: бедности, целомудрия и послушания и с тех пор ежедневно жить в соответствии с литургической деятельностью этого монастыря-госпиталя. Проказа здесь представлена как характерная часть религиозных общин латинского Иерусалима. Подтверждение этой ориентации мы находим на другой стороне той же печати.
На ней действительно изображен епископ. На голове у него митра – литургический головной убор всех епископов латинского обряда. Его грудь покрыта рясой. В левой руке он держит посох, а правой делает знак благословения. Многие монашеские дома изображали на своих печатях епископов и архиепископов, чтобы представить себя в качестве членов церковной иерархии [P. Harvey and A. McGuinness, A Guide to British Medieval Seals. London (London : British Library and Public Record Office, 1996).]. Таким образом, эта сторона печати может отражать желание зарождающегося ордена быть признанным среди религиозных общин Латинского Востока. Хотя община посвящена борьбе с проказой, она, тем не менее, имеет религиозную направленность.
Если некоторые ученые идентифицируют его как патриарха Иерусалима, мы хотим рассмотреть здесь тот факт, что фигура также может быть изображением святого Лазаря. Самый популярный покровитель лепрозориев, как считается, после возвращения к жизни стал епископом Марселя. Его использование в символике общин, страдающих проказой, вполне актуально для того периода Средневековья.
Хотя фигура епископа на печати прямо не обозначена как Лазарь, вполне вероятно, что именно так он и должен был называться. Другая печать, использовавшаяся лазаритами, действительно называет его так.
Эта печать [рис.2] датируется примерно столетием позже, 1287 годом. К тому времени, как и другие военные ордена, лазариты успели расширить свое присутствие в Европе: за счет грантов и пожертвований они создали небольшую сеть прецепторий, призванных собирать доходы для крестоносного дела на Востоке [R. Hyacinthe, L’Ordre de Saint-Lazare de Jérusalem au Moyen Age, pp. 82-5]. Печать использовалась официальными представителями ордена, а ее иконография напрямую апеллирует к ожиданиям западноевропейского зрителя. Здесь епископ одет в свое платье, вновь покрытое мантией. На голове у него также митра. Но на этот раз он восседает на своего рода стуле или троне. В правой руке он держит croziers [посох (жезл) — знак церковной власти епископа и управляющего монастырём. – прим. пер.], а в левой – книгу. Надпись вокругпечати гласит: «EPISCOPUS LAZARUS» [епископ Лазарь] [A. Nuscheler, “Die Lazariterhäuser im Gfenn bei Dübendorf und Schlatt”, Mittheilungen der antiquarischen Gesellschaft in Zürich, 9 [1856], plate 2]. Лазарь здесь явно представлен как епископ, что подчеркивает желание ордена ассоциироваться как с церковной иерархией, так и с этим конкретным святым, который сам был тесно связан с больными проказой. Книга, которую держит святой, также может быть знаком, указывающим на литургическую деятельность общины.
рис. 2
Таким образом, религиозная идентичность также четко проявляется. К XIII веку фигура епископа полностью затмевает все намеки на болезнь. На этом изображении действительно нет никаких признаков болезни. Неявные ссылки на святого епископа, очевидно, достаточны для идентификации проказы.
К середине XIII века орден Святого Лазаря был признан в качестве военной группировки, участвовавшей в крестовых походах и на его печатях появилась новая деталь – крест.[рис 3] Это был самый популярный и распространенный знак крестоносного движения, который неоднократно встречался на иллюстрациях в манускриптах, на одежде и оружии. Большинство военных орденов использовали его на своих гербах, каждый из которых был разного цвета, чтобы быть узнаваемыми на поле боя. Согласно дополнительному правилу ордена Святого Лазаря, созданному во второй половине XIII века, крест, изображаемый на гербе ордена Святого Лазаря, должен был быть зеленым, а также изображался на щитах, которые носили рыцари-лазариты [P.G. Morel [ed], “Die ältesten Statuten für die Lazaritenklöster Seedorf, im Gfenn und in Slatte”, pp. 142-143.]. Это изображение мы находим на печати ордена, использовавшейся в Германии к 1282 году [A. Nuscheler, “Die Lazariterhäuser im Gfenn bei Dübendorf und Schlatt”, plate 2.]. Таким образом, военная, крестоносная идентичность представлена и на некоторых других печатях ордена.
рис. 3
Но на заключительном этапе лазаритским печатям все же удалось объединить все три ссылки в одну. На печати, датируемой 1289 годом [рис.4], мы снова видим епископа, легко узнаваемого по одежде и митре. [A. Nuscheler, “Die Lazariterhäuser im Gfenn bei Dübendorf und Schlatt”, plate 2.]. На этот раз он стоит, благословляет правой рукой, а в левой держит посох. Но его ряса покрыта чем-то новым. Кажется, что на груди у него крест крестоносцев. У него по-прежнему нет трещетки, но он изображен как крестоносец. Святой Лазарь теперь принимает крестоносный обет, как будто он готов посвятить себя восстановлению Святой Земли. Посыл ясен: поддержание ордена Святого Лазаря – это способ укрепить крестоносное дело. Тем не менее, идентичность болезни остается неотъемлемой, проявляясь через ее покровителя.
рис. 4
Все аспекты деятельности ордена, будь то религиозная помощь больным проказой или восстановление Святого города, здесь сливаются воедино. Помощь больным представляется через фигуру святого как более широкий фон для военной операции по спасению Святой земли. Эта печать сочетает в себе идеал борьбы за крест и потенциальную смерть в качестве мученика и покаянии в ожидании смерти и надеждой на загробную жизнь, как это символизирует Лазарь. Изображение на печати 1289 года наглядно демонстрирует слияние ассоциаций, которые делали орден Святого Лазаря отличным от своих собратьев по крестоносным орденам.
Подобные изображения были очень важны в обществе, которое было далеко не полностью грамотным. Печати использовались лазаритами в качестве средства самовыражения еще долгое время после окончания крестовых походов: вплоть до наших дней трещетка, епископ и крест представляются, чтобы выразить, при необходимости, адаптированное представление о проказе [R. Hyacinthe Rafaël, L’Ordre de Saint-Lazare de Jérusalem au Moyen Age, pp. 139-147. ]. В зависимости от времени, образы постепенно изменялись, чтобы соответствовать ожиданиям общества.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Случай с больными проказой, а затем и с рыцарями-прокаженными из Латино-Иерусалимского королевства наглядно демонстрирует, как менялись идеи, взгляды и практика в зависимости от места и периода.
Лепрозорий на Западе никогда не был столь религиозно воплощенным, как в Иерусалиме. Ни один больной заступник не был так близок к Гробу Господню во время крестовых походов. Рыцарей, больных проказой, нельзя было встретить нигде, кроме Латинского Востока. Этот институт позволил больным проказой сформировать особую общину и разделить общую, новаторскую идентичность.
Но нельзя сказать, что Латино-Иерусалимское королевство позволяло всем больным проказой оставаться в обществе, проявляя таким образом терпимость, которая никогда не наблюдалось в других местах [P. D. Mitchell, ‘An evaluation of the leprosy of King Baldwin IV of Jerusalem in the context of the mediaeval world’, Appendix B in D. Hamilton, The Leper King and his Heirs: Baldwin IV and the Crusader Kingdom of Jerusalem (Cambridge: Cambridge University Press, 2000), pp. 245–258.]. Законы и уставы строги. Как и в других странах, в XIII веке страх перед заразой взял верх над всеми предыдущими соображениями. Больные проказой должны были оставаться отдельно от остальных. Тем не менее, им удавалось оставаться включенными в уникальный религиозный и военный опыт, и их терпели на поле боя, чтобы поддерживать хрупкую христианскую армию. Полуинтегрированные, как говорил Люси Барнхаус.
Однако это были эксперименты, длившиеся всего чуть более десяти лет, эксперименты, которые не могли продолжаться очень долго. Почему? Потому что больные проказой, поселившиеся в Акре к 1240 году, пользовались меньшей популярностью, чем в священном городе Иерусалиме: духовная аура была уже не та. И потому что прокаженные рыцари из-за своей болезни не могли поддерживать постоянное и оперативное присутствие для защиты последних бастионов Святой земли. Поэтому орден стал похож на другие военные и госпитальерские ордена, где здоровые рыцари ухаживали за больными. Так им удалось занять более стабильное и признанное положение в крестоносной сети. Они лишь подстраивались под постоянно меняющуюся среду и ее восприятие, которое, как говорит К. Робертс, тоже менялось со временем. Это проливает свет на другие нюансы в нашем обновленном анализе средневекового отношения к проказе.
Некоторые вопросы все еще остаются без ответа. Мы упомянули только случай с больными проказой мужчинами. А что случилось с женщинами? Как мы уже видели, Livre au Roi предписывает им удалиться в женский монастырь. В какой монастырь? Любой женский монастырь, как предполагает текст, в котором нет никаких уточнений, как будто можно выбрать любой? И каковы были их условия? Принимали ли их вместе с другими монахинями? Изолированы ли они внутри общины, как у тевтонских рыцарей или рыцарей св. Иоанна, которые должны были жить и питаться отдельно в монастыре? Или же они должны были образовать отдельное, индивидуальное и самобытное сообщество? Отсутствие точных источников по этому вопросу может объясняться гендерным дисбалансом в зарегистрированных случаях заболевания [до 75 % мужчин].
Также необходимо быть очень осторожным с источниками, в которых иногда встречаются ошибки, восходящие к самому Средневековью! Так, в 1483 году немецкий паломник, посетивший Вифанию, вспоминает руины монастыря сестер святого Лазаря [F. Faber, ‘Evagatorium in Terrae Sanctae, Arabiae et Egypti Peregrinationem’, Palestine Pilgrims’ Text Society, 8 (1897), pp. 76-77.]: он вспоминает, что они следовали правилу святого Бенедикта, но также и то, что ему сказали, что они носили черную вуаль c… зеленым крестом! В течение долгого времени святой Лазарь, зеленый крест, институт крестоносцев, госпитали, картины и граффити слишком быстро ассоциировались, отождествлялись с проказой, вплоть до недавнего времени [L. Conti, Lazaro Sancti Lazari (Pisa: ETS, 1999). J. Zias, ‘John the Baptist or Lazarus, the Patron Saint of Leprosy’, Revue biblique, 126 (2019), pp. 86-108. Concerning such an amalgam in a recent and popular novel, see D. Harkness, All Souls Trilogy (London: Orbit, 2011-2014).].
Рафаэль Гиацинт / Rafael Hyacinthe
Universite de Paris, Laboratoire de médiévistique occidentale de Paris
