Применялось и другое средство давления — через поддерживавшего никейского василевса Вселенского патриарха. Однако здесь, как кажется, Никея проигрывала. Епископы, назначаемые патриархом в подконтрольные Великим Комнинам земли, не принимались местными правителями, которые справедливо усматривали в них никейских агентов. Давид Комнин, например, «обесчестил ударами плети» и изгнал рукоположенного в епископы Амастридские диакона. Он не желал, чтобы «в его землях епископ был назначен другой властью» [Васильевский В. Г. Epirotica… Р. 275; Karpozilos А. The Ecclesiastical Controversy between the Kingdom of Nicaea and the Principality of Epiros ( 1217—1233). Thessaloniki, 1973. P. 50—51.]. Поставленные Никеей епископы в Херсон и Сугдею, признавшие, видимо, сюзеренитет Великих Комнинов, были также отосланы назад. Избрания и хиротония епископов на Понте и в Лазике, «которые суть Трапезунд и Неокесария» осуществлялись местными архиереями Гангр, Керасунта, Неокесарии с ведома светской власти. Патриарх был вынужден уступить [Васильевский В. Г. Epirotica… P. 274-275, 290; Жаворонков П. И. Никейско-трапезундские отношения в 1213-1223 гг. //ВО. 1982. С. 184.].
Но ситуация постепенно складывалась не в пользу Комнинов. Зимой 1212 г. между Латинской империей и никейцами было заключено перемирие, что освободило Ласкарю руки на севере [Dölger F. Regesten… 3 Teil, 1977. № 1684(после 13января 1212 г.); Жаворонков П. И. Никейско-латинские… С. 54—56.]. 13 декабря того же года неожиданно умирает Давид Комнин, принявший перед смертью монашескую схиму с именем Даниила [Сведения об этом содержит приписка к Афонской рукописи, Ватопедской псалтири 760 (Cod. Athos. Vatop. 760, fol. 294r). Текст ее гласит: «13 декабря, в четверг, 1 индиктиона 6721 г. скончался благочестивейший Великий Комнин кир Давид, в божественной и ангельской схиме нареченный монахом Даниилом». Издание с факсимильной вклейкой: Chrysanthos. Ή Εκκλησία… Σ. 355, 360; Evangelatou-Notara Ph. Συλλογή χρονολογημένων «σημειωμάτων» ελληνικών κωδίκων 13ος Ai. Athenai, 1984. P. 15, № 49. Попытка А. Саввидиса опровергнуть это прямое указание источника и вернуться к мнению Фальмерайера (не знавшего этого источника) о том, что Давид продолжал борьбу до 1214г., не представляется убедительной. См.: Saw ides A. G. Βυζαντινά στασιαστικά… P. 275. Ошибочно и мнение К. Казна о том, что Давид Комнин был убит в борьбе двух греческих государств за Пафлагонию: Cahen С. The Formation of Turkey… P. 51. Анализируя указанную приписку о пострижении и смерти Давида в контексте событий того времени, Р. М. Шукуров сделал смелое предположение о том, что Алексей I вынудил своего младшего брата Давида, якобы претендовавшего на трон, принять постриг в далеком афонском монастыре (Shukurov R. The enigma of David Grand Komnenos // Mésogeios, 2001. T. 12. P. 125—136.). Несмотря на всю оригинальность и остроумие гипотезы, нет оснований считать, что приписка обязательно была сделана на Афоне, равно как и сама рукопись, которая могла быть привезена туда в более позднее время, учитывая тесные связи Понта с Афоном, особенно со второй половины XlV в. Необходимо в этой связи обратить внимание на анализ миниатюр рукописи и вывод В. Н. Лазарева, полагавшего, что стилистика их ясно указывает на Анатолию (Лазарев В. Н. История Византийской живописи. М., 1986. Т. 1. С. 125). Кроме того, и в случае менее вероятного афонского происхождения приписки нельзя исключить, что она просто фиксирует полученное откуда-то сведение.]. Воспользовался ли Ласкарь этим обстоятельством сразу же, весной 1213 г., как полагает П. И. Жаворонков [Жаворонков П. И. Никейско-трапезундские… С. 184—185.], или же Месарит, на которого он ссылается, писал все же о событиях 1214г., нам неизвестно. Роковые для Великих Комнинов события, которые и определили будущие условия существования Трапезундской империи, свершились в 1214 г. Этот год и завершил этап формирования собственно Понтийского государства. Удар был нанесен почти одновременно сельджуками и никейцами, вероятно, действовавшими согласованно.
В правление султана Изз ал-Дина Кай-Кавуса I [1210—1219] сельджукское государство вновь значительно укрепляется и стремится к территориальной экспансии в Анатолии за счет пограничных христианских государств [Savvides A. G. Byzantium’s Oriental Front in the First Part of the Thirteenth Century: the Empires of Nicaea and Trapezous (Trebizond) in View of the Seljuk and Mongol Menace // ΔΙΠΤΥΧΑ. 1982/83. T. 3. P. 168.]. Как и его предшественник Кай-Хусрав I, Изз ал-Дин прежде всего лелеял планы получить выход к Черному морю и захватить один из его главных портов. История сельджуков Ибн Биби повествует, что с ранней весны 1214 г. султан планировал поход в области Сиваса [Ibn Bibi. S. 64; Мелиоранский П. Сельджук-намех… C. 631.]. Для того чтобы оправдать нападение, были вызваны пограничники из области Синопа, которые принесли весть о нападении кира Аликса, таквара [Таквар, тегвур, текфур — титул, применяемый мусульманскими авторами к византийским правителям, включая императоров и владетельных династов. См.: Savvides A. G. К «Τεκφούρ»: οι Χριστιανοί ηγεμόνες και στρατιωτικοί αρχηγοί του βυζαντινοτουρκικού μετώπου ( 13ος—15ος αιώνας) // Βυζαντιακά 1997 T. 17. Σ. 367-377.] Джанита» на владения султана [Ibn Bibi. S. 64; Мелиоранский П. Сельджук-намех… С. 632; ср.: Шукуров Р. М. «Новый Манцикерт» императора Феодора I Ласкариса // Византия между Западом и Востоком. Опыт исторической характеристики / Отв. ред. Г. Г. Литаврин. СПб., 1999. С. 413.].
Такого нападения не могло быть: Синоп уже давно находился в составе Трапезундской империи, а император Алексей в то время беспечно охотился в своих владениях с 5 сотнями всадников, как о том написал сам Ибн Биби [Ibid. S. 64; Мелиоранский П. Сельджук-намех… С. 633.]. Мнимый инцидент нападения был использован для воодушевления эмиров, воспламенившихся желанием опустошить поля и земли злодея «серпом насилия» [Ibid. S. 64.]. Впрочем, поводом для нападения, как полагают М. Куршанскис и Р. М. Шукуров, могло быть какое-то вмешательство трапезундцев в династические распри сельджукских султанов на стороне мятежного брата царствующего султана Изз ал-Дина — Ала ал-Дина Кай-Кубада в 1211 г. — начале 1214г., оставившее весьма туманный след в источниках [Kursanskis М. L’Empire de Trébizonde et les Turcs au 13e siècle // REB. 1988. T. 46. P. 112; Шукуров P. М. «Новый Манцикерт»… C. 414-416; Он же. Великие Комнины и Восток… С. 94-95.].
Целью похода был Синоп. Султан собирал о нем информацию у сведущих людей. Получаемые ответы не утешали: город нельзя было взять неожиданным приступом; стены его были крепки и требовалась длительная осада, чтобы, блокировав его с суши и с моря, уморить оборонявшихся голодом или принудить их к сдаче. Военный совет разработал план: опустошать округу систематическими набегами в течение нескольких лет, уводить жителей в полон, то есть использовать ту же тактику, что и Ласкарь в Пафлагонии. На следующий день султан выступил в поход. Быстрому осуществлению его цели помогла случайность: Алексей I вместе со своей свитой попал в плен во время охоты. Милостиво приняв пленника, султан не раскрыл ему своих планов, пока его войско не окружило Синоп. Лишь затем он потребовал от таквара послать в город одного из его эмиров, чтобы склонить Синоп к капитуляции по воле императора [Ibn Bibi. S. 64—66; Мелиоранский П. Сельджук-намех… С. 632-634.].
Алексей был вынужден сделать это, но жители ответили его послу, что не собираются сдаваться: «Если кир-Алекс в плену, у него есть благородные сыновья. Одного из них мы сделаем своим господином и не отдадим этой земли мусульманам» [Ibid. S. 66; Мелиоранский П. Сельджук-намех… С. 634. Турецкая версия содержит дополнения о том, что у Алексея были в Джаните и Трапезунде взрослые и способные управлять сыновья. В 1214 г, Алексею I было, по Панарету, 32 года (Panaretos, P. 61. 4-5). По источникам достоверно известен один сын Алексея — Иоанн I Аксух и одна дочь, жена Андроника Гида, ставшего преемником Алексея I (Panaretos, Р. 61. 7—13). Возможно, сыновьями Алексея были также Иоанникий, принявший монашество в 1238 г., и Мануил, тогда же коронованный императором (ср.: Шукуров Р. М. Великие Комнины и Восток… С. 112—114). Но Иоанн Аксух, которого Панарет называет первородным (Р. 61. 12), был еще ребенком. В любом случае, старший из его сыновей в 1214 г. был малолетним, если таковым он считался и в год смерти отца, в 1222 г.]. Вторичное посольство также не имело успеха. Тогда султан приказал пытать Алексея перед стенами Синопа. На второй день мучений, когда император был подвешен вниз головой, обороняющиеся попросили прекратить пытку и прислать для переговоров вестника от таквара. Город был сдан на условиях свободного отъезда императора в свои земли, дарования жизни и имущества всем жителям и разрешения им свободно уйти, куда они пожелают. Сдаче способствовало и сожжение синопских кораблей сельджукским военачальником Бахрамом Таранблуси [Шукуров Р. М. «Новый Манцикерт»… С. 419.]. В субботу, 1 ноября 1214 г. над Синопом был поднят флаг султана [Ibn Bibi. S. 66—67; Мелиоранский П. Сельджук-намех… С. 634—635: дата 26 джуммадия 611 г. Она подтверждается надписью на башне Синопа, сделанной по-арабски и по-гречески при ее постройке в сентябре 1215 г. Первая часть греческой надписи гласит: «1 ноября, в субботу, крепость [κάστρον] Синопа была взята великим султаном Азатином Кайкаусом»: Bees А. N. Die Inschriftenaufzeichnung… S. 53-54; Heisenberg A. Neue Quellen… Bd. 3, S. 71—72; Bryer A., Winfield D. The Byzantine Monuments … T. 1. P. 71-72. О взятии Синопа сообщил и сирийский хронист Григорий Абульфарадж Бар Эбрайя: «В 611 г. арабов султан Иззаддин Кейкаус взял Синоп, который на берегу Понтийского моря, и убил его господина кир Аликса» [Ваг Hebraeus. The Chronography… P. 369). Очевидно, Бар Эбрайя ошибается, говоря о смерти Алексея, но он точно определяет правителя (Алексей, а не Давид). К этому же событию следует отнести и сообщение «Мусульманских анналов» Абульфиды о пленении султаном в 611 г. некоего Ascharius — Ласкаря. Арабский историки географ XlV в. смешивает Феодора Ласкаря с Алексеем Комнином, хотя ему было хорошо известно, что именно Ласкарь убил в бою султана Кай-Хусрава I. Abulféda. Annales// RHC, НО, T. 1. Paris, 1872. P. 87. См. также: Fallmerayer J. Geschichte… S. 96-99; Vasiliev A. A. The Foundation… P. 28-29.]. Находящиеся в городе 30 латинских наемников или союзников Алексея были преданы мучительной казни — с них, если верить анонимному сельджукскому источнику начала XlV в., живьем содрали кожу [Шукуров P. М. «Новый Манцикерт»… C. 420.]. В качестве дополнительных условий своего освобождения по договору Алексей I был обязан ежегодно выплачивать за Джанит дань 10000 золотых динаров, доставлять 500 лошадей, 2000 коров, 10 000 баранов, 50 тюков разных товаров и предоставлять султану в случае необходимости отряд вспомогательных войск. Представители знати обеих сторон подписали договор в качестве свидетелей [Ibn Bibi. S. 67; Мелиоранский П. Сельджук-намех… С. 636. В турецкой версии отличия: 12 тыс. золотых, 50 тюков товаров. Абульфида также сообщает, что пленник был выкуплен за большую сумму денег и уступку нескольких крепостей и городов: Abulféda. Annales… P. 87.]. Если Ибн Биби не преувеличил [а он, вероятно, имел текст договора, занимая позже пост государственного секретаря] [Известно, что он и лично составлял документы для султанской канцелярии: Ibn Bibi. S. 343.], условия были крайне тяжелы для Трапезундской империи.
Султан придал приобретению Синопа особое значение. Он издал указ об отправке в город по одному состоятельному купцу из всех подвластных ему городов. Для налаживания морской торговли не жалели денег: перемещенные купцы получали из султанской казны полную компенсацию за недвижимое имущество. Принимались меры для возвращения в город ушедшего населения. Во все столицы мусульманского мира, включая Багдад, были посланы гонцы с известиями о радостном событии [Ibn Bibi. S. 68—69; Мелиоранский П. Сельджук-намех… С. 637.]. От падения Синопа Трапезундская империя теряла вдвойне, приобретая еще и торгового конкурента, и политического соперника.
Сразу вслед за Кай Ка’усом на захват Пафлагонских владений Трапезундской империи выступил и Феодор Ласкарь. После смерти Давида [Акрополит и другие зависящие от его сочинения источники указывают, что Ласкарь вырвал Пафлагонию именно из рук Давида: Acrop. P. 18,209; Σύνοψις Χρονική… Σ. 453; Ephraem Aenii Historia… R 268. 7556-7561. Однако ныне известно, что Давид умер двумя годами ранее. Ошибка Акрополита, писавшего значительно позднее, проистекала от того, что завоевание Пафлагонии и борьба за нее у современников персонифицировалась с Давидом. Часто повторяемое в научной литературе прошлых лет положение, что Давид погиб при обороне Синопа, следует исправить, еще и потому, что Синопом владел не Давид, а Алексей. Ср.: Fallmerayer J. Geschichte… S. 96—99; Finlay G. A History… Vol. IV. P. 326; Гельцер Г. Очерк… C. 171; Miller W. Trebizond… P. 18; Успенский Ф. И. История… Т. 3. С. 480; Vasiliev A. A. The Foundation… Р. 26; История Византии… Т. 3. С. 55; The Cambridge Medieval History. Vol. IV/1. P. 300-301 ; Bratianu G. I. La Mer Noire… P. 180—181 ; Janssens E. Trébizonde… P. 70 и др.] Пафлагония, вероятнее всего, находилась в прямом управлении из Трапезунда. Она играла особую роль в защите Западной Анатолии, в том числе отвлекая силы тюрок на север, как бы нависая над их флангом [Ср.: Booth I. W. The Sangarios Frontier: the History and Strategic Role of Paphlagonia in Byzantine Defence in the 13th Century // BF. 2004. T. 28. P. 45-86.]; она обеспечивала и морские коммуникации. Именно поэтому Ласкарь так настойчиво стремилея овладеть ею.
Когда сельджуки напали на Джанит, она оказалась фактически изолированной. Месарит сообщает, что в это время находящийся в Никее Феодор Ласкарь получил радостную весть, касающуюся Алексея Комнина [Месарит сообщает о походе сельджуков и бедах Алексея дважды: в первый раз, говоря о гонце, прибывшем из северных климатов в Никею с хорошими для никейцев вестями об их враге Алексее (текст рукописи в этом месте оборван), во второй — через несколько страниц— о радостной вести, после которой Ласкарь выступил в поход на Пафлагонию: Heisenberg A. Neue Quellen… Bd. 3. S. 11.7-15; 18. 14-25. П. И. Жаворонков предполагает, что фактически Ласкарь совершил две краткосрочные экспедиции, в конце сентября — начале октября и в конце октября — 11 ноября, считая, что первое свидетельство касалось пленения Алексея сельджуками, а второе — «нападения султана на Трапезунд» (Жаворонков П. И. Никейско-трапезундские… С. 185—186). В этом случае, однако, нарушается логика повествования Месарита и более позднее событие (пленение) помещается раньше последующего (выступления войска сельджуков, поправим, не на Трапезунд, а лишь на область Джанита). Текст Месарита не дает оснований предполагать, что Ласкарь прерывал поход, начатый в конце сентября, и возвращался в Никею. Фразу о покорении земли пафлагонгов одним военным кличем за 7 дней нельзя рассматривать иначе, нежели риторический прием, и видеть в ней нечто большее указания на краткосрочность экспедиции. Она и была таковой, продлившись около полутора месяцев. Итак, мы принимаем как более обоснованную традиционную точку зрения, что в сентябре — ноябре 1214 г. Ласкарь предпринял один, а не два похода на Пафлагонию. Такого же мнения придерживается и Р. М. Шукуров: Шукуров Р. М. «Новый Манцикерт»… С. 418.]. Как писал Месарит, Феодор сразу бы отправился в Пафлагонию, сев на коня, но его задержали церковные дела: 26 августа 1214 г. скончался патриарх Михаил IV Авториан и выборы нового патриарха были затруднены из-за разногласий. Присутствие императора было необходимо для поддержания «церковного мира» [Heisenberg A. Neue Quellen… Bd. 3. S. 18.]. Наконец 28 сентября был избран и интронизирован новый патриарх Феодор II Ириник [1214—1216] [Laurent V. La chronologie… P 133-134.], и Ласкарь смог начать поход в Пафлагонию столь стремительно, что «едва даже вкусил пищу» [Heisenberg A. Neue Quellen… Bd. 3. S. 19. 1.]. Очевидно, что полученная в Никее радостная весть не могла касаться взятия Синопа: он был сдан лишь 1 ноября 1214 г. Сомнительно, чтоб радостной была названа и весть о выступлении сельджуков против тех территорий, на которые претендовал и сам Ласкарь, недаром он столь поспешно двинулся в поход. Очевидно, речь шла о пленении Алексея; нельзя было не воспользоваться ослаблением трапезундского соперника и дать возможность туркам осуществить захват территорий в Пафлагонии.
Экспедиция Ласкаря началась в конце сентября — начале октября 1214 г. и была весьма непродолжительной, до конца октября. Никейцы взяли основные укрепления Пафлагонии — Ираклию и Амастриду вместе с другими городами и крепостями [Ibid. S. 19, 26; Acrop. P. 18, 209; Σύνοψις Χρονική… Σ. 453; Ephraem Aenii Historia… P. 268. 7556— 7561 (Ефрем дополняет известия Акрополита данными о захвате городов Китора и Кромны).]. Император Генрих на сей раз не оказал помощи пафлагонцам: его союзника и вассала уже не было в живых, а с Алексеем его не связывали соглашения. Кроме того, в 1212 г. он заключил перемирие с Феодором I. Вскоре Ласкарь заключил договор с Латинской империей, подтвердивший условия этого перемирия со значительными уступками Генриху. Пафлагония была одной из компенсаций за них [Жаворонков П. И. Никейско-латинские… С. 54—61.].
Через небольшой промежуток времени борьба за Пафлагонию возобновилась. В начале зимы 1214/15 г. Феодору опять пришлось отправиться в Ираклию из-за того, что в Пафлагонии, по Месариту, «еще шевелило хвостом змеиное исчадье» [Heisenberg A. Neue Quellen… Bd. 3. S. 33.]. Видимо, заключив мир с турками, Алексей попытался продолжить борьбу, но после потери ключевых крепостей и Синопа как связующего звена она была безнадежна. Это и определило поражение в ней Трапезундской империи.
Вместе с тем и для Никеи выход иконийцев к морю в исторической перспективе был стратегическим поражением, а распад малоазийского эллинизма на два отдаленных анклава привел к потере византийцами Северо-Западной Анатолии и решающим успехам тюркизации [Подробное и справедливое, на наш взгляд, обоснование этого приведено в ст.: Шукуров Р. М. «Новый Манцикерт”…]. Кроме того, завоевание Ласкарем Пафлагонии, на которую претендовали и сельджуки, почти немедленно обострило отношения между Никеей и Иконием. Месарит отмечал, что после таких приобретений никейский василевс стал весьма опасен для соседей [Heisenberg A. Neue Quellen… Bd. 3. S. 26.]. Той же зимой иконийские турки совершили набег на никейские земли, вплоть до р. Сангарий, но были остановлены греческими воинами [Ibid. S. 33.].
Итак, после 1215 г. Трапезундская империя простиралась с запада на восток от Термодонта до Чороха. Она была отделена от никейской территории сельджукскими владениями, локализовалась в собственно понтийской области и вышла из борьбы за восстановление Византии, став самостоятельным греческим государством, что не означало, однако, отказа от идеологических претензий Великих Комнинов на роль василевсов всех ромеев [Ср.: Varzos К La politique dynastique des Comnènes et des Anges, la prédiction AIMA (sang) et l’héritage des Grands Comnènes de Trébizonde et des Anges-Comnènes-Doukas d’Epire face au Lascarides de Nicée //JÖB. 1982. Bd. 32/2. S. 355-360.]. Ресурсы империи и, особенно, ее городов в международной торговле обеспечили ей устойчивое развитие и важное место среди стран региона. Внутренние факторы, консолидирующие государство и дававшие ему социальную опору, должны были найти подкрепление и в устойчивой и привлекательной государственной идеологии. Она основывалась, естественно, на византийских традициях, черпала арсенал понятий и знаковых символов из комниновской и докомниновской практики, опиралась на общие религиозные основы и атрибуты и на культ местных святых. Она должна была закрепить легитимность императорской власти рода Комнинов на Понте, а временами и во всей византийской ойкумене. Этого не могло не произойти без острой конфронтации с другими претендентами на византийское наследие, прежде всего Никеей, а затем — Палеологовской Византией.
Представления о власти в Византийской империи черпались из обширного арсенала политико-правовых идей античности и христианства. В сформированном, общепризнанном и юридически оформленном виде они составили государственную идеологию империи [термин, на наш взгляд, более точный, чем распространившийся в последние десятилетия политическая идеология]. Ее важными компонентами были представления о вселенском, универсальном характере богоизбранной империи ромеев, воплощении в ней божественного порядка, таксиса, о сакральности власти императора-самодержца [автократора], о неограниченности его полномочий и вместе с тем их строгом соответствии законам. В числе этих представлений была и тесная неразрывная связь государя с царственным градом, Константинополем. Только тот, кто владел столицей, владел ойкуменой. Постепенно, несмотря на существовавшую в теории идею выборности государя синклитом и народом, укореняются представления о необходимой знатности монарха, его принадлежности к правящей династией, наличии у него царственных предков. В теории были свои обязательные и лишь желательные составляющие. Так, например, если принадлежность к царственной династии была только желательной для воцарявшегося, мысль о возможности двух независимых василевсов ромеев, если они только не были соправителями, не допускалась. Представление о единстве империи было одним из наиболее устойчивых, и претензии на самодержавное правление в отдельных частях ромейской державы не могло рассматриваться иначе, как узурпация со стороны любого, правившего вне Константинополя [См. подробнее: Ahrweiler Н. L’idéologie politique…; Karayannopoulos /. Е. Н πολιτική θεωρία των Βυζαντινών. Thessaloniki, 1988; Pertusi A. Il pensiero politico bizantino /Ed. a cura di A. Carile. Bologna, 1990; Irmscher J. II pensiero politico a Bisanzio // Lo spazio letterario della Grecia Antica. Roma, 1995. T. 2. P. 529-561 ; Каждан A. П. Византийская культура (X-XII вв.). СПб., 1997. С. 102-124; Культура Византии. М., 1984—1991. Т. 1-3 (главы о политической мысли); Медведев И. П. Правовая культура Византийской империи. СПб., 2001. С. 29-57.]. Так было до 1204 г. Великая катастрофа — падение столицы империи — породила и глубочайший кризис государственной идеологии.
Борясь за византийское наследие, трапезундские Комнины, как и их никейские или эпирские соперники, сначала исходили из прежних универсалистских представлении, опирались на единую идейную традицию и решали одну и ту же задачу: каким образом оформить императорскую власть, не обладая театром ойкумены, царственным градом, захваченным вообще неромейским правителем? Они выбрали в целом один и тот же вариант: создания вторых Константинополей в Никее, Трапезунде или даже в Тырново [ибо и болгарский царь принимал участие в возможной реконкисте и даже величал Тырново Царьградом] [См. подробнее: Карпов С. П. После 1204 г. С. 135-143; Полывянный Д. И. Культурное своеобразие средневековой Болгарии в контексте византийско-славянской общности IX-XV вв. Иваново, 2000. С. 139-140.]. Никейские правители вскоре смогли опереться на авторитет Вселенского патриарха, что значительно усилило их позиции. Для трапезундских Комнинов один из аргументов в борьбе за симпатии греческого населения Малой Азии был ясен, и они сделали ставку на него: только они были прямыми потомками и наследниками по мужской линии константинопольских Комнинов, притом незапятнавшими себя связями с непопулярной и ответственной за катастрофу династией Ангелов, как Ласкари или Дуки. Принимая такой же титул, как и византийские государи [“NN во Христе Боге верный царь и автократор ромеев»], Алексей и Давид добавили к эпониму Комнин слово Великий для обозначения старшинства своего рода, своей генеалогической линии среди других претендентов [См.: Карпов С. П. У истоков политической идеологии Трапезундской империи…]. В полемике с ними противники апеллировали к тому, что их непосредственным прародителем был тиран Андроник I, называя трапезундских Комнинов ехидниным исчадьем [О злосчастном правлении (δυσδαίμονοι βασιλείαι) Андроника писали многие современники, в том числе и сочувствовавший в целом Комнинам Евстафий Солунский: Eustazio di Tessalonica. La espugnazione… Р. 3. 2-3. О полемике подробнее см.: Карпов С. П. Трапезундская империя в византийской исторической литературе XIII—XV вв. // ВВ. 1973. Т. 35. С. 154— 164.]. Но этот аргумент не снимал легитимной правоты династических притязаний Алексея и Давида.
И если возврат к идеям старой императорской идеологии был простым и естественным, то поиск своего культа, объединяющей идеи был сложен. Мы знаем об этом по немногим отрывочным и косвенным данным, в первую очередь — по печатям и монетам первых Великих Комнинов. Печати Алексея до недавнего времени не были известны. В 1963 г. на трапезундском акрополе был найден моливдовул с изображением на лицевой стороны полководца в воинских доспехах и островерхом шлеме, которого за руку ведет св. Георгий [Не очень четкая фотография печати была опубликована А. Милласом в греческой газете Катимерини: Σταυροφορίες// Η Καθημερίνη κυριακή. 1/XI 1998. P. 21. До 1972 г. моливдовул принадлежал А. Милласу, который затем передал его в коллекцию известного собирателя Г. Закоса. В октябре 1998 г. он был продан с аукциона Шпинк неизвестному собирателю. Ныне местонахождение его мне неизвестно. Spink. Auction 127. Byzantine Seals from the collection of George Zacos, Part 1. London, Wednesday, 7 October, 1998, № 93. P. 48-49. За информацию и фотокопию каталога сердечно благодарю проф. Ж-K Шейне (Париж). Издатели каталога не отождествили Алексея Комнина с трапезундским императором или каким-либо другим представителем Комниновской династии. Мной тогда же была предложена ее атрибуция Алексею I Великому Комнину, что нашло затем подтверждение в специальной статье греческого ученого П. Гунаридиса, вышедшей позднее: Gunarides Р. “Ενα μολυβδόβουλλο… Σ. 247-261.]. Надпись над изображением полководца гласит: «Алексей Комнин», а над святым — Ό ’Ά(γιος) Γεώργιος. На обратной стороне мы видим сцену Воскресения, сошествия Христа в ад, более традиционную для печатей архиереев [Очень близкое изображение сцены Воскресения встречается, например, на моливдовулах латинского патриарха Иерусалима Амальрика (1157-1180): Лихачев Η. П. Моливдовулы… С. 172—173, Табл. LXIX, № 134; Spink. Auction 132. Byzantine Seals from the collection of George Zacos, Part 2. London, Tuesday, 25 May 1999. № x 145-х 147, P. 20-21.], с надписью Η ΗΑΓΙΑ ΑΝΑΣΤΆΣΙΈ.
Образы печати выбраны, безусловно, не случайно и отражают как политико-идеологические мотивы [Мне представляется, однако, что рассмотрение печати только в свете идей «воскресения империи» (еще не ставшей империей — на это указывает и отсутствие императорского титула владельца печати), как это делает П. Гунаридис (Gunarides Р. Ένα μολυβδόβουλλο… P. 257), недостаточно. Она имела и иной — конкретно хронологический подтекст, довольно точно ложащийся в канву событий. Идея воскресения империи как таковая нуждалась бы в дополнительной символике, связанной с культом василевса.], так и памятные или важные для владельца события или обстоятельства. События эти связаны с военной кампанией или походом — св. Георгий как бы вводит одержавшего победу государя в крепость или в город, жестом левой руки открывая ворота или представляя владельца печати небесному покровительству. Из текста Трапезундской хроники Михаила Панарета нам известна самая выдающаяся победа Алексея — его вход в Трапезунд в апреле 6712 ( 1204) г. [Panaretos. P. 61. 4-5.] Более точную дату он не сообщает. В апреле 1204 г. Пасха — праздник Воскресения — приходилась на 25 апреля, а день памяти великомученика Георгия Победоносца — 23 апреля. Не связаны ли с двумя этими датами главные события в жизни Алексея и в истории Трапезундской империи: его вступление в город и провозглашение императором? В конце апреля он уже мог знать о захвате 12-13 апреля крестоносцами Константинополя и бегстве Алексея V Мурзуфла, что давало ему основание для претензий на византийский трон. Появление на печати св. Георгия могло быть связано и с его особым почитанием как византийскими Комнинами, так и грузинскими Багратидами, игравшими немалую роль в утверждении Алексея на престоле. Примечательно в этой связи, что на медных монетах трапезундских Комнинов XIII в. также изображен св. Георгий [Kursanskis M. Une nouvelle monnaie de l’Empire de Trébizonde // Revue Numismatique, ser. 6. 1972. T. 14. P. 269—270 (медная монета сына Алексея I, Иоанна I Аксуха, 1235—1238 гг.); Соколова И. В. Медные монеты… С. 69-70 (монеты Иоанна I и Георгия, 1267-1280).]. Еще на одной печати, предположительно трапезундского монастыря Богородицы Богохранимой [Феоскепаста] XIII—XlV вв. наряду с изображением Оранты имеется на реверсе образ двух святых-воинов — св. Георгия и св. Феодора [Лихачев Η. П. Моливдовулы… С. 95-96, Табл. LXII, 10; Искусство Византии в собраниях СССР. М., 1977. Т. 3. С. 165, № 1034 (там и литература вопроса).]. Какой из Феодоров — Тирон, Стратилат или Гавра там представлен — неясно. Не исключена, однако, связь образа св. Георгия и Оранты с той же традицией.
Печати брата Алексея I, Давида, напротив, известны давно и основательно изучались. На одной из них изображен царь Давид на троне. Надпись на обороте гласит: «Царь Давид, сделай незыблемой силу письмен Давида Комнина, царского внука». Здесь примечательно лишь подчеркивание уже упомянутой линии родства и вполне традиционное обращение к святому, покровителю владельца. Никаких указаний на возможные события или на особую символику нет [См. подробнее: Карпов С. П. У истоков политической идеологии Трапезундской империи… С. 103-105; Лихачев Η. П. Моливдовулы… С. 289-294.]. Другая печать породила научную дискуссию. На ней изображен в рост св. Елевферий, а надпись гласит: «Давида Порфирородного слова утверди Елевферий, святитель Божий» [Laurent VSceau inédit… P. 151-160; Карпов С. П. У истоков политической идеологии Трапезундской империи… С. 105. прим. 20; Bryer A. David Komnenos and Saint Eleutherios… P. 161-188; Лихачев Н. П. Моливдовулы… C. 77-78.]. Первый исследователь печати Η. П. Лихачев без колебаний отнес печать к брату основателя Трапезундской империи Давиду и отождествил Елевферия как священномученика, епископа Иллирийского, совместив этого святого с другим, кубикуларием Максимиана, погребенным в Тарсе. Η. П. Лихачев не привел каких-либо объяснений причин появления этого святителя на понтийской печати. В. Лоран отнес моливдовул к 1205—1206 гг. и интерпретировал имя Елевферия согласно его прямой символике — Освободитель, полагая, тем самым, что так Давид хотел выразить свои цели — освобождения Понта и Византии. Э. Брайер посвятил детальное исследование этому сюжету.
По его мнению, св. Елевферий из Тарсии [области на р. Сангарий, севернее Плусиады] был выбран для печати как патрон ключевого района, оспариваемого в борьбе между Ласкарем и Давидом в 1205—1208 гг. Э. Брайер настаивал на независимости действий Давида от брата в его планах выйти к Константинополю. Д. И. Коробейников предложил недавно другую интерпретацию. Печать Давида с изображением св. Елевферия Тарсийского, чья память отмечается 15 декабря, возможно, отмечала одну из побед Давида, приходившуюся на эту дату, вероятно, снятие осады с Ираклии Понтийской Ласкарем [при помощи отряда латинян] в 1206 г. [Коробейников Д. А. Северная Анатолия… С. 208-209.] Ни одну из гипотез нельзя исключить, но ни одна из них не является ничем большим, чем предположением, не исключающим и другие версии. С очевидностью можно говорить лишь об одном: Великие Комнины искали своего святого патрона, паладиум своего государства. И св. Елевферий, как кажется, не был случайным в этом поиске. Неизвестная до недавнего времени печать Катакалона Гавры [второй половины XII в]) также имела на аверсе изображение этого святого, притом также в рост, в омофоре и с Евангелием [Spink. Auction 135. Byzantine Seals from the collection of George Zacos, Part 3. London, Wednesday, 6 October, 1999. № x-288. P. 63.]. Катакалон Гавра неизвестен нам из других источников. Ясна лишь его принадлежность к понтийскому роду, но все более очевидным представляется какая-то, непонятная до конца, связь этого святителя со знатными понтийскими фамилиями.
В качестве патрона и защитника своей державы Великие Комнины рассматривали и Богородицу [видимо, следуя византийской традиции, Андроник I чеканил изображение Богоматери на троне и Оранты на своих медных монетах: Metcalf D. М., Roper I. Т. A Hoard of Copper Trachea of Andronicus I of Trebizond ( 1222-1235)// Numismatic Circular, 1975. T. LXXXIII N 6. P. 237—238; Veglery A., Millas A. Copper coins of Andronicus I, Comnenus Gidon (1222-1235) // Numismatic Circular, 1977. T. LXXXV, № 11. P. 487—488; Bendall S. Andronicus I of Trebizond //Numismatic Circular, 1980. T. LXXXVIII, P. 400-401; Koromila M. The Greeks and the Black Sea… P. 423, 425.], и св. Георгия [Koromila M. The Greeks and the Black Sea… P 423, 425 (монеты из собрания П. Протонотариоса, Афины).], и пророка Давида, и св. Евгения, и Елевферия Тарсийского… Поразительно, но на этом этапе в такой роли не представал основной, истинно местный святой-воин Феодор Гавра. Причин тому, наверное, было две. Созвучие имени святого главному врагу — Феодору Ласкарю и, что важнее, иной смысл идеологических устремлений Комнинов в этот ранний период: не создание местного Понтийского государства, а реставрация византийской монархии. Для этой цели местный трапезундский святой, к тому же оспаривавший власть у константинопольских прародителей Великих Комнинов подходил мало.
Выбор покровителя державы был сделан после утраты Пафлагонии и Синопа. Когда стало ясно, что предстоит создавать местную империю, склонились к обоснованию и воссозданию культа св. Евгения. И хотя основа всеобъемлющего почитания святителя была создана в царствование Алексея II и Алексея III, уже на первых известных серебряных аспрах Великих Комнинов, Иоанна I [1235—1238] и Мануила I [1238-1263], равно как на медных монетах Мануила и Георгия [1266—1280] помещается изображение св. Евгения [Retowski О. Die Münzen der Komnenen…; Mattingly H. The Platana Hoard of Aspers of Trebizond // Proceedings of the Royal Numismatic Society. Numismatic Circular, 5th Series. 1939. Vol. 19, Part. 2. P. 120-127; Соколова И. В. Медные монеты Трапезундской империи…; Она же. Трапезундские аспры…]. Оно станет затем неотъемлемым для всех последующих аспров Трапезундской империи. Медальон с изображением св. Евгения украшал и ныне несохранившееся изображение Мануила в храме Св. Софии [Millet G. Les monastères et les églises de Trébizonde // BCH. 1895. T. 19. R 429-432; Miller W. Trebizond… Р. 26.].
С потерей надежды на восстановление Византии под скипетром Великих Комнинов и превращением Трапезунда в столицу империи в нем возводятся или реконструируются храмы, которые должны были символизировать и освящать новую империю. Особое значение придавали постройке и украшению храма Св. Софии. В то время как константинопольская София была в руках латинян, трапезундская мыслилась как ее аналог и символ. Для нее выбрали место на возвышенном месте недалеко от моря, храм поставили на высокий подиум [уникальная черта в византийской архитектуре], интерьер и наружные стены украшали лучшие мастера по особой своеобразной живописной программе. Ктитором и строителем был император Мануил I [1238—1263], в правление которого были достигнуты немалые внешнеполитические успехи, раздвинуты границы империи. В 1214-1235 гг., поданным Э. Брайера, в Трапезунде полностью перестраивается храм Богородицы Златоглавой [Хрисокефал]. Он превращается в место коронации и погребения императоров, для чего в нем были устроены метаторий, галереи и амвон в центре храма, что позволяло служить особую литургию при коронации василевса [Bryer A. Peoples… № 5. P. 216 — 232.]. Широкое городское строительство, возведение нового пояса крепостных стен, новых храмов — все это должно было придать Трапезунду облик столицы.
Создавая новую империю, трапезундские императоры, по существу, не пересматривали старую универсалистскую византийскую концепцию. Они воссоздавали на Понте «малую Византию», равно как и Ласкари, не считая, вплоть до 1282 г. своих соперников подлинными василевсами. Вместе с тем после 1214 г. политическая обстановка четко указала им ориентир на консолидацию власти именно и только на Понте. Окончательный проигрыш борьбы за Синоп во второй половине XIII в. закрепил эту тенденцию. Так св. Евгений и укрепился как главный паладин и защитник его родины и династии Великих Комнинов.
Карпов С. П. “История Трапезундской империи”
Алетейя, 2007. — 624 с.
