Папы отнеслись весьма сочувственно к призывам восточных василевсов. Помимо чисто идейной стороны дела, а именно помощи Византии, а с нею и всему христианскому миру, и освобождения святых мест из рук неверных, папы, конечно, имели в виду и интересы католической церкви в смысле дальнейшего усиления, в случае успеха предприятия, папской власти и возможности возвращения восточной церкви в лоно церкви католической. Церковного разрыва 1054 года папы забыть не могли. Первоначальная мысль византийских государей получить с Запада лишь вспомогательные наемные отряды превратилась впоследствии, постепенно, преимущественно под влиянием папской проповеди, в идею о крестовом походе Западной Европы на Восток, т. е. о массовом движении западноевропейских народов с их государями и наиболее выдающимися военными вождями.
Еще во второй половине XIX века ученые полагали, что первая идея о крестовых походах и первый призыв к ним вышел в конце X века из-под пера знаменитого Герберта, бывшего папой под именем Сильвестра П. Но в настоящее время в этом послании «От лица разоренной Иерусалимской церкви к церкви вселенской», находящемся в собрании писем Герберта, где Иерусалимская церковь обращается к вселенской с просьбой прийти ей на помощь своими щедротами, лучшие знатоки вопроса о Герберте видят, во-первых, подлинное произведение Герберта, написанное им еще до времени папствования, вопреки мнению некоторых о позднейшей фальсификации послания, и, во-вторых, видят в нем не проект крестового похода, а простое окружное послание к верующим для побуждения их к посылке милостыни на поддержание христианских учреждений Иерусалима [T. Havet. Lettres de Gerbert (983—997). Paris, 1889, p. 22, note 3; Н. Бубнов. Сборник писем Герберта как исторический источник. П. СПб., 1890, с. 230, прим. 137. См. также: H. Sybel. Geschichte des ersten Kreuzzuges, S. 458—459.]. Не надо забывать и того, что в конце X века положение христиан в Палестине не давало еще никаких оснований для крестового предприятия.
Еще до Комнинов, под угрозой сельджукской и гузо-печенежской опасности, император Михаил VII Дука Парапинак обратился с посланием к папе Григорию VII, прося его о помощи и обещая за последнюю соединение церквей. Папа отправил целый рад посланий с увещеваниями помочь гибнущей империи. В письме к графу Бургундскому он писал: Мы надеемся… что, после подчинения норманнов, мы переправимся в Константинополь на помощь христианам, которые, будучи сильно удручены частыми нападениями сарацин, жадно просят, чтоб мы им протянули руку помощи [PL, vol. CXLVIII, col. 326.]. В другом письме Григорий VII упоминает о жалкой судьбе столь великой империи [PL, vol. CXLVIIIi, col. 329.]. В письме к германскому государю Генриху IV папа писал о том, что большая часть заморских христиан истребляется язычниками в неслыханном поражении и наподобие скота ежедневно избивается, и что род христианский уничтожается; они смиренно молят нас о помощи, чтобы христианская вера в наше время, чего не дай Боже, совершенно не погибла ; послушные папскому убеждению, итальянцы и другие европейцы [ultramontani] готовят уже армию свыше 50 ООО человек и, поставив, если возможно, во главе экспедиции папу, хотят подняться против врагов Бога и дойти до Гроба Господня. К этому делу, — пишет далее папа, — меня особенно побуждает также и то обстоятельство, что Константинопольская церковь, не согласная с нами относительно Святого Духа, стремится к согласию с апостольским престолом [PL, vol. CXLVIII, col. 386.].
Как видно, в этих письмах речь идет далеко не только о крестовом походе для освобождения Святой Земли. Григорий VII рисовал план экспедиции в Константинополь для спасения Византии, этой главной защитницы христианства на Востоке. Принесенная папой помощь обусловливалась воссоединением церквей, возвращением в лоно католической церкви схизматической церкви восточной. Получается впечатление, что в вышеприведенных письмах идет речь более о защите Константинополя, чем об отвоевании святых мест, тем более, что все эти письма были написаны ранее 1078 года, когда Иерусалим перешел в руки турок, и положение палестинских христиан ухудшилось. Поэтому является возможным предположить, что в планах Григория VII священная война против ислама стояла на втором месте, и что папа, вооружая западное христианство на борьбу с мусульманским востоком, имел в виду схизматический восток. Последний же для Григория VII был более ужасен, чем ислам. В одном послании о землях, занятых испанскими маврами, папа открыто заявлял, что он предпочел бы эти земли оставить в руках неверных, т. е. мусульман, чем увидеть, чтобы они попали в руки непокорных сынов церкви [PL, vol. CXLVIII col. 290. См. также: С. Kohler в журнале Revue historique, vol. LXXXIII, 1903, pp. 156—157; С. Erdmann. Die Entstehung des Kreuzzugsgedankens, S. 149.]. Считая послания Григория VII первым планом крестовых походов, нужно отметить связь между этим планом и разделением церквей 1054 года.
Подобно Михаилу VII Парапинаку, Алексей Комнин, особенно переживая ужасы 1091 года, также обращался к Западу, прося о присылке наемных вспомогательных отрядов. Но, благодаря вмешательству половцев и насильственной смерти турецкого пирата Чахи, опасность для столицы миновала без западной помощи, так что в следующем 1092 году, с точки зрения Алексея, вспомогательные западные отряды казались уже ненужными для империи. Между тем, дело, начатое на Западе Григорием VII, приняло широкие размеры, главным образом благодаря убежденному и деятельному папе Урбану II. Скромные просьбы Алексея Комнина о вспомогательных войсках были забыты. Речь шла теперь о массовом вторжении.
Историческая наука, еще со времени первого критического исследования первого крестового похода немецким историком Зибелем [первое издание его книги вышло в 1841 году] [H. Sybel. Geschichte des ersten Kreuzzuges. Leipzig, 1881. (Второе издание).], отмечает следущие главные — с западной точки зрения — причины крестовых походов: 1) Общее религиозное настроение средневековья, усилившееся еще в XI веке благодаря клюнийскому движению; в обществе, подавленном сознанием греховности, замечается стремление к аскетизму, отшельничеству, к духовным подвигам, к паломничеству; под таким же влиянием находились тогдашние богословие и философия. Это настроение являлось первой общей причиной, поднявшей массы населения на подвиг освобождения Гроба Господня. 2) Возвышение папства в XI веке, особенно при Григории VII. Для папства крестовые походы представлялись в высшей степени желательными, так как открывали для дальнейшего развития их могущества широкие горизонты: в случае успеха предприятия, инициаторами и духовными руководителями которого они должны явиться, папы распространят свое влияние на ряд новых стран и возвратят в лоно католической церкви схизматическую Византию. Идеальные стремления пап помочь восточным христианам и освободить Святую Землю, особенно характерные для личности Урбана II, перемешивались таким образом с их стремлениями увеличить папскую власть и могущество. 3) Мирские, светские интересы также играли значительную роль у различных общественных классов. Феодальное дворянство, бароны и рыцари, участвуя в общем религиозном порыве, видели в крестоносном предприятии прекрасный случай удовлетворить свое славолюбие, воинственность и увеличить свои средства. Подавленные тяжестью феодального бесправия крестьяне, увлеченные религиозным чувством, видели в крестовом походе, по крайней мере, временное освобождение от тяжелых условий феодального гнета, отсрочку в уплате долгов, уверенность в защите оставляемых семей и скудного имущества со стороны церкви и избавление от грехов. Позже другие явления были подчеркнуты историками в связи с истоками первого крестового похода [В исходной русской версии 1923 г. (с. 30) эти другие явления были раскрыты яснее: «Гораздо меньшее значение в возникновении крестового похода имели торговые, коммерческие интересы, представителями которых являлись города; последние жили в Западной Европе в тяжелых условиях феодального быта и в торговом отношении большой роли пока не играли; лучше других было положение приморских итальянских городов. В развитии торгового значения городов сами крестовые походы постепенно сыграли громадную роль, открыв Европе прямые пути для торговых сношений с Левантом».].
В XI веке западные паломничества в Святую Землю были особенно многочисленны. Некоторые паломничества организовывались очень большими группами. Помимо индивидуальных паломничеств, предпринимались и целые экспедиции. Так, в 1026— 1027 гг. семьсот паломников, среди которых был французский аббат и большое количество норманских рыцарей, посетило Палестину. В том же году Вильям, граф Ангулемский, в сопровождении определенного количества аббатов запада Франции и большого количества знати, совершил путешествие в Иерусалим. В 1033 году было такое количество паломников, какого не было когда-либо ранее. Однако самое знаменитое паломничество произошло в 1064—1066 гг., когда более 7000 человек (обычно говорят, что более 12 000) под руководством Гюнтера, епископа германского города Бамберга, отправились на поклонение святым местам. Они прошли через Константинополь и Малую Азию и, после многочисленных приключений и потерь, достигли Иерусалима. Источник по поводу этого большого паломничества утверждает, что из семи тысяч отправившихся вернулось меньше двух тысяч, и те, кто вернулся, значительно обеднели. Сам Гюнтер, глава паломничества, скончался рано. Одна из многочисленных жизней, потерянных в этой авантюре [См.: Е. Joranson. The Great German Pilgrimage of 1064—1065. В кн: The Crusades and Other Historical Essays Presented to D. C. Munro by His Former Students. New York, 1928, p. 39. (текст в целом — с. 3-43 данной книги).] (adventure) [Это слово, как известно, допускает два толкования — приключение, авантюра. В данном контексте второе значение представляется более уместным.].
В связи с этими мирными докрестовыми паломничествами вставал вопрос, можно ли рассматривать XI век, как это часто уже делалось, в качестве периода перехода от мирных паломничеств к военным экспедициям крестоносного времени. Многие исследователи стремились обосновать это, ввиду того, что вследствие новой ситуации в Палестине после турецкого завоевания, группы паломников начали путешествовать вооруженными, чтобы защитить самих себя от возможных нападений. Теперь же, когда, благодаря Б. Джорансону, точно установлено, что крупнейшее паломничество XI века было осуществлено исключительно невооруженными людьми, со всей неизбежностью встает вопрос: «Было ли какое-либо из паломничеств времени до крестовых походов экспедицией с оружием?» [Е. Joranson. The Great German Pilgrimage… p. 40.]. Конечно, иногда рыцари-паломники были вооружены, однако, «хотя некоторые из них носили кольчуги, они еще были мирными паломниками» и не являлись крестоносцами [О. А. Добиаш-Рождественская. Эпоха крестовых походов: Запад в крестоносном движении. Петроград, 1918, с. 16.]. Они сыграли значительную роль в предыстории крестовых походов благодаря той информации, которую они несли в Западную Европу о положении в Святой Земле, пробуждая и поддерживая к ней интерес [О паломничествах XI века см.: L. Bréhier. Les Croisades… pp. 42—50; Е. Joranson. The Great German Pilgrimage… p. 4, note to p. 3; 40, note 141. В книге: The Legacy of the Middle Ages, ed. C. Crump, E. Jacob. Oxford, 1926, p. 63 есть следующее неправильное утверждение — эпоха паломничеств усилила интерес европейских государств к Ближнему Востоку и затем последовали крестовые походы.]. Все эти экспедиции паломников имели место до того, как турки завоевали Палестину. Результатом одного из новейших исследований о паломничествах в XI веке до турецкого завоевания стало открытие притеснений паломников арабами задолго до сельджукского завоевания [Е. Joranson. The Great German Pilgrimage… p. 42.], так что утверждение «пока арабы владели Иерусалимом, христианские паломники из Европы могли передвигаться беспрепятственно» [H. Loewe. The Seljuqs. — Cambridge Medieval History, vol. IV. Cambridge, 1923, p. 316.], является слишком оптимистичным.
Нет никакой информации о паломничествах в XI веке из Византии в Святую Землю. Византийский монах Епифаний, автор первого греческого итинерария в Святую Землю, составил описание Палестины до крестовых походов, однако его время жизни нельзя определить с точностью. Мнения исследователей расходятся: от конца VIII века до XI [См. : K. Krumbacher. Geschichte der byzantinischen Literatur. München, 1897, S. 420; H. Vincent, F.-M. Abel. Jérusalem. Recherches de topographie, d’archéologie et d’histoire, vol. II, S. 37.].
До первого Крестового Похода Европа испытала уже три настоящих крестовых похода [Сохранены особенности орфографии A. A. Васильева, выделяющего название первого крестового похода на Ближний Восток прописными буквами и употребляющего выражение «крестовый поход» в переносном] — войну Испании против мавров, норманское завоевание Апулии и Сицилии и норманское завоевание Англии в 1066 году. Более того, в Италии в XI веке возникло — с центром в Венеции — особое экономическое и политическое движение . Мир на берегах Адриатики послужил солидной основой экономического могущества Венеции, и знаменитый документ от 1082 года, данный Венеции Алексеем Комнином, открыл Республике Святого Марка византийские рынки. «С этого дня началась мировая торговля Венеции» [Ch. Diehi. Une République patricienne. Venise. Paris, 1928, p. 33.]. В то время Венеция, как многие другие южно-италийские города, которые до сих пор оставались под византийской властью, торговали с мусульманскими портами. В то же время Генуя и Пиза, которые в X и в начале XI века многократно подвергались нападениям мусульманских пиратов Северной Африки, предприняли в 1015—1016 годах экспедицию на Сардинию, которая была в руках мусульман. Им удалось отвоевать Сардинию и Корсику. Корабли обоих городов заполнили порты северо-африканского побережья, и в 1087 году, с благословения папы, они успешно атаковали город Мехдия на побережье Северной Африки. Все эти экспедиции против неверных объяснялись не только религиозным энтузиазмом или духом приключений, но и экономическими причинами.
Другим фактором в истории Западной Европы, который связывают с началом крестовых походов, является возрастание численности населения в некоторых странах, которое началось около 1100 года. Совершенно точно известно, что численность населения возросла во Фландрии и во Франции. Одним из аспектов передвижения масс людей в конце XI века была средневековая колониальная экспансия из некоторых западноевропейских стран, особенно из Франции. Одиннадцатый век во Франции был временем постоянного голода, неурожаев, сильных эпидемий и суровых зим. Эти суровые условия жизни привели к уменьшению населения в областях, ранее полных изобилия и процветания. Принимая во внимание все эти факторы, можно прийти к выводу, что к концу XI века Европа была духовно и экономически готова к крестоносному предприятию в широком смысле слова.
Общая ситуация перед первым крестовым походом была совершенно отличной от ситуации перед вторым. Эти пятьдесят один год, 1096—1147, были одними из самых важных эпох в истории. В течение этих лет экономические, религиозные и все культурные аспекты европейской жизни изменились радикально. Новый мир был открыт для Западной Европы. Последующие крестовые походы не очень много добавили в жизнь этого периода. Они были лишь развитием процессов, которые происходили в эти годы между первым и вторым крестовым походами. И странно читать у одного итальянского историка, что первые крестовые походы были «бесплодным безумием» [sterili insanie] [F. Cerone. La Politica orientale di Alfonso d’Aragona. — Archivio Storico per le provincie Napoli t ane, vol. XVII, 1902, p. 425.].
Первый крестовый поход является первым организованным наступлением христианского мира против неверных, и это наступление не ограничивалось центральной Европой, Италией и Византией. Он начинался в юго-западном углу Европы, в Испании, и кончался в бескрайних степях России.
Что касается Испании, папа Урбан II в своем письме 1089 г. испанским грандам [counts], епископам, vice comites и другим знатным и могущественным лицам призывал их остаться в своей собственной стране вместо того, чтобы идти в Иерусалим, и направить свою энергию на восстановление христианских церквей, разрушенных маврами [Булла Урбана П от 1 июля 1089 года см. в: J. D. Mansi. Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio, vol. XX, p. 701; PL, vol. CLI, col. 302—303; P. Jaffé. Regesta Pontificum Romanorum, vol. I. Leipzig, 1885, p. 663 (no. 5401). См. также: P. E. Riant. Inventaire critique des lettres historiques de croisades. — Archives de l’orient latin, vol. I, 1881, pp. 68—69. Риан немного колебался, правда, без достаточных на то оснований, в подлинности этой буллы. См. также: С. Erdmann. Die Entstehung des Kreuzzugsgedankens, S. 295, note 38.]. Это был правый фланг крестоносного движения против неверных.
