Шахматы, кости и другие игры в письменных источниках крестовых походов
Скука во время бездействия знакома солдатам на протяжении всей истории. С самого начала игры такого типа, в которые, цитируя испанское руководство по играм XIII века, играют сидя, были одним из наиболее распространенных способов для комбатантов заполнить свободное время. Не случайно, что античные мифы связывали изобретение подобных игр с войной. Например, по словам Софокла, Паламед изобрел игру в кости во время осады Трои [Roger Goossens, “L’invention des jeux,” Revue beige de philologie et d’Histoire 30 (1952): 146-56. Richard Eales, Chess. The History of the Game (London, 1985)].
Крестоносцы и поселенцы Латинских государствах, большинство из которых, как и жители любого пограничья, имели непосредственный опыт военных конфликтов, не были исключением, и источники содержат ряд упоминаний о том, что они играли в игры, в которых обычно применялись кости. На самом деле традиция связывала hazard, самую известную средневековую игру в кости, непосредственно с крестовыми походами; согласно французскому переводу Вильгельма Тирского, она была изобретена крестоносцами во время осады одноименного сирийского замка [Guillaume de Tyr et ses Continuateurs, texte frangais du XIIIe siecle, ed. Paulin Paris (Paris, 1879), 229. “A Note on Hazard” in Franz Rosenthal, Gambling in Islam (Leiden, 1975), 172-78.]. Крестоносцы также были знакомы с шахматами, хотя упоминания об игре в них встречаются реже, чем о костях. Археологические данные рисуют картину, несколько отличающуюся от письменных источников: нет никаких следов игры в шахматы, но в разных местах были найдены тринадцать игровых досок для nine men’s morris [Adrian Boas, Archaeology of the Military Orders: A Survey of the Urban Centres, Rural Settlement and Castles of the Military Orders in the Latin East (c. 1120—1291) (London, 2006)]. В Cредние века игры, включая шахматы, как правило, подразумевали переход собственности из рук в руки по их окончанию, что является основным определением азартных игр [Gerda Reith, The Age of Chance: Gambling in Western Culture (London, 1999)]. Азартные игры во время крестовых походов преодолели ряд социальных границ: между богатыми и бедными, духовенством и мирянами, мужчинами и женщинами. Источники крестовых походов также изображают мусульман, играющих в игры, преимущественно в шахматы.
В то время как история шахмат извлекла выгоду из ряда исследований, тема азартных игр привлекла относительно мало ученых [David G. Schwartz, The History of Gambling: Roll the Bones (New York, 2006); Dwayne E. Carpenter, “Fickle Fortune: Gambling in Medieval Spain,” Studies in Philology 85 (1988): 267-78; and H. J. R. Murray, A History of Board-Games Other than Chess (Oxford, 1952).]. Даже в области археологии игровые доски и фигуры часто игнорируются; они «редко собираются, не появляются в каталогах и не предаются гласности» [Sebbane, “Board Games: A Crusader Pastime,” 287.]. Томас Каванах попытался объяснить этот пробел: «Азартные игры с точки зрения культурного значения столь же невидимы, сколь и повсеместны. Чаще всего от них отказываются как от одной из мелочей в жизни, предполагается, что они неважны и неизменны” [Thomas M. Kavanagh, Dice, Cards, Wheels: A Different History of French Culture (Philadelphia, 2005), 1.]. Тем не менее, люди не всегда играли одинаково, и их отношение к азартным играм – несмотря на существование некоторых констант, которые появляются вновь и снова, – также менялось.
В настоящей статье основное внимание будет уделено тому, как латинские хронисты изображают азартные игры на Святой земле. Эти летописцы представляют очень специфический сегмент населения: по большей части они были хорошо образованными священнослужителями и, следовательно, были погружены как в теологию, так и в греко-римскую традицию, где часто упоминались азартные игры. Однако, даже если взгляды интеллектуальной элиты оказывали ограниченное влияние на поведение (они вряд ли кого-то удерживали от азартных игр), вполне вероятно, что их взгляды просочились, по крайней мере в некоторой степени, в остальную часть средневекового общества.
Тема отношения к азартным играм в латинских источниках крестовых походов относится к более широкой теме азартных игр в Средние века, но есть некоторые существенные особенности, оправдывающие ее отдельное рассмотрение. Одна особенность связана с отсутствием упоминаний об азартных играх в тавернах, относительно частом месте, упоминаемом в средневековой литературе [Kavanagh, Dice, Cards, Wheels, 30-48; Andrew Cowell, At Play in the Tavern: Signs, Coins, and Bodies in the Middle Ages (Ann Arbor, 1999).]. С другой стороны, имеется относительно большое количество упоминаний об азартных играх и военных действиях, особенно осадах. Еще одна особенность заключается в том, что источники изображают азартные игры как излюбленное времяпрепровождение, общее как для христиан, так и для мусульман [Rosenthal, Gambling in Islam]. Последняя и самая важная особенность азартных игр на Святой Земле связана с природой крестового похода как священной войны. Предполагалось, что крестоносцы были достойны победы в глазах Бога, чью работу они якобы выполняли, поэтому празднование мессы, исповедание грехов и изгнание проституток были частью подготовки к битве [James Brundage, “Prostitution, Miscegenation and Sexual Purity in the First Crusade”]. В этом контексте, по мнению хронистов, азартные игры стали более проблематичными, чем это было бы, если бы крестоносцы были обычными солдатами.
Источники о крестовых походах подчеркивают ряд причин, по которым азартные игры были проблемой как для крестоносцев, так и для поселенцев в Латинских государствах. Во-первых, склонность к азартным играм свидетельствовала о множестве деструктивных черт характера. Вильгельм Тирский упоминает об интересе к азартным играм в кратких портретах нескольких лидеров латинских государств, которые он включает в свою хронику. По словам Вильгельма, Раймунд Антиохийский и король Иерусалима Балдуин III были заядлыми игроками. Раймонд “слишком любил порочные игры в кости и азартные игры” [William of Tyre, A History of Deeds Done Beyond the Sea, trans. Emily Atwater Babcock and A. C. Krey (New York, 1943)]. Балдуин III (хоть и в подростковом возрасте) также увлекался игрой в кости “больше, чем подобает королевскому величеству”. Это пристрастие было не просто невинной причудой, но шло рука об руку с серьезными недостатками характера. У Раймонда был опрометчивый нрав и привычка действовать под влиянием порыва; он часто безудержно и без причины поддавался гневу, ему редко везло и он не обращал внимания на клятву верности, которую дал патриарху. Балдуин III, следуя желаниям плоти. … говорят, что он обесчестил брачные узы многих. Вильгельм не проводит явной связи между азартными играми и этими серьезными недостатками: опрометчивостью, безудержным гневом, отсутствием удачи и нарушением клятвы в случае Раймунда Антиохийского; и развратом в случае с молодым Балдуином III. Однако вполне вероятно, что он ожидает этого от читателя, особенно в случае с Балдуином III, поскольку средневековые источники часто связывают азартные игры и сексуальные преступления.
Проблема с азартными играми заключалась не только в том, что они делали крестоносцев менее нравственно честными и, следовательно, менее достойными в глазах Бога. Это также делало их неосведомленными или незаинтересованными в том, что происходило вокруг них, что часто приводило к катастрофическим последствиям. В 1138 году Раймонд Антиохийский и Жослен II Эдесский участвовали в осаде Шайзара под предводительством императора Иоанна II Комнина. По словам Вильгельма Тирского, в то время как император посвятил себя осаде, не давая себе отдохнуть — даже чтобы принять пищу, Раймонд и Жослен проявили мало рвения к этому предприятию:
“в то время как другие были вовлечены в напряженный конфликт, князь [Раймонд] и граф [Жослен], оба молодые люди, позволили себе увлечься легкомысленными занятиями, обычными для мужчин их лет. Они постоянно играли в азартные игры в ущерб своим собственным интересам. Более того, своим отсутствием интереса к военным занятиям они побудили других принять менее активное участие в осаде.
Возмущенный и разгневанный поведением своих союзников, Иоанн снял осаду [William of Tyre, A History of Deeds Done Beyond the Sea, 2:95-96.].
Любопытно, что в то время как Вильгельм Тирский пишет об азартных играх, иллюстрации XIII века к этому эпизоду изображают Раймонда и Жослена, играющими в шахматы. В этом случае кости и шахматы были взаимозаменяемы как примеры греховного (или, по крайней мере, расточительного) времяпрепровождения. В ряде рукописей XIII века Истории Отремера Вильгельма Тирского есть изображение конного отряда христианских рыцарей, атакующих таких же конных мусульман, на фоне стен Шайзара. Сразу ниже изображен император Иоанн на лошади, приближающийся к большой палатке, в которой двое или более мужчин, предположительно включая Раймонда и Жослена, играют в шахматы. Цель этих двух изображений – подчеркнуть постыдность поведения Раймонда и Жослена, противопоставив его поведению рыцарей, покорно сражающихся с мусульманами непосредственно над ними [Jaroslav Folda, Crusader Manuscript Illumination at Saint-Jean d’Acre, 1275—1291 (Princeton, 1976), 32-35, plate 13; Hugo Buchthal, Miniature Painting in the Latin Kingdom of Jerusalem (Oxford, 1957)].
Похожий случай произошел в 1177 году, когда граф Филипп Фландрский осадил замок Харим. По словам Вильгельма Тирского, Филипп и его рыцари уделяли больше внимания азартным играм и другим злым удовольствиям, чем позволяла военная дисциплина и правила осадных операций. Кроме того, они постоянно ездили туда и обратно в Антиохию, где проводили время в банях и на пирах и предавались пьяным дебошам и другим плотским удовольствиям, тем самым отказываясь от осадной работы ради праздных удовольствий [William of Tyre, A History of Deeds Done Beyond the Sea, 2:434.]. В результате, отвлекаясь на азартные игры и из-за ряда других греховных деяний графу Фландрскому так и не удалось завершить осаду.
В других случаях азартные игры могли иметь еще более серьезные последствия как для мусульман, так и для христиан. Раймонд Агилерский пишет, что Кербога из Мосула забавлялся шахматами, осаждая крестоносцев в Антиохии в 1098 году, во время Первого крестового похода. Он играл в шахматы в своей палатке, когда узнал, что франки выходят на бой. Эта новость застала Кербогу врасплох, так как он не ожидал, что у крестоносцев хватит мужества встретиться с ним лицом к лицу в бою. По словам Раймонда, Кербога был встревожен в душе этим неожиданным шагом и вместо того, чтобы напасть на крестоносцев, когда они покидали город – в момент, когда они были особенно уязвимы для нападения – он позволил им беспрепятственно выйти [Raymond of Aguilers, Le ‘Liber de Raymond d’Aguilers, ed. John Hugh Hill and Laurita L. Hill (Paris, 1969), 80; John France, Victory in the East: A Military History of the First Crusade (Cambridge, 1996), 289-90]. Вполне возможно, что упоминание Раймондом о том, что Кербога играет в шахматы, было просто попыткой создать негативную обстановку. Вероятно он подразумевал, что Кербога, поглощенный игрой в шахматы, был не так бдителен, как следовало бы, и недостаточно быстро отреагировал на изменившиеся обстоятельства.
Если любовь Кербоги к шахматам могла привести к его поражению в ключевой битве, то другой мусульманский лидер, султан Египта аль-Салих Айюб, поплатился жизнью за свою привычку играть в них. Согласно Жуанвилю, в 1249 году враг аль-Салиха подкупил слугу султана, чтобы тот подсыпал яд на циновку, на которой султан каждый день возлежал во время игры. У султана была открытая рана на ноге, и он играл, будучи босым. При соприкосновении язвы с циновкой яд проник в его тело и вызвал частичный паралич, что в конечном счете вызвало смерть [Joinville, Vie de saint Louis, ed. and trans. Jacques Monfrin (Paris, 1998)]. Хотя шахматы не несут прямой ответственности за кончину султана, по Жуанвилю выходит, что султан подверг себя опасности из-за своей привычки регулярно играть.
Эти два упоминания о мусульманах, играющих в игры, не являются уникальными в латинских источниках. Два других летописца упоминают наборы настольных игр как предметы роскоши, которые свободно переходят из рук в руки между владельцами-христианами и мусульманами в качестве трофеев или подарков. По словам Альберта Аахенского, когда крестоносцы захватили Антиохию, они обнаружили много пурпурных одежд разных видов и цветов, а также перец и очень много специй, одежду и палатки язычников, игровые фишки и кости [Albert of Aachen, Historia Ierosolimitana: History of the Journey to Jerusalem(Oxford, 2007), 285]. По словам Жуанвиля, Старец Горы – предводитель ассасинов – послал королю Людовику IX ряд подарков, в том числе слона, очень искусно сделанного из хрусталя, животное по имени жираф, также сделанное из хрусталя, яблоки из различных видов хрусталя, а также наборы для игры в нарды и шахматы.
Не только Кербога и султан Египта пострадали из-за своей любви к играм. То же самое произошло с их христианскими врагами. Некоторые источники, по-видимому, впадают в логическую ошибку cum hoc ergo propter hoc [“корреляция доказывает причинно-следственную связь”]. Например, Вильгельм Тирский упоминает, что, когда Раймонд II, граф Триполи, был убит ассасинами, король Иерусалима Балдуин III, свободный от забот, развлекался игрой в кости в городе, не осознавая всего, что произошло [William of Tyre, A History of Deeds Done Beyond the Sea, 2:214.]. С нашей точки зрения, действия Балдуина во время убийства имели мало отношения к катастрофе, поскольку ему было бы трудно ее предотвратить. Тем не менее, рассказ Вильгельма об этом событии, по-видимому, подразумевает, что поглощенный игрой Балдуин – как Кербога или аль-Салих – был не столь бдителен, как следовало бы.
Наиболее показательная история, иллюстрирующая опасность азартных игр, содержится в хронике Первого крестового похода, написанной Альбертом Аахенским. Рассказ Альберта содержит две темы, которые поднимаются и в других источниках, посвященных азартным играм в походе, а именно – азартные игры как опасное развлечение и азартные игры, тесно связанные с сексуальными домогательствами. Пока крестоносцы осаждали Антиохию, некоторые из них стали несколько равнодушны к военным делам и принялись играть в кости, чтобы скоротать время. Однажды некий Адальберо – очень высокородный молодой человек королевской крови и архидиакон церкви Меца – играл в кости с некой женщиной знатного происхождения и красоты в саду удовольствий, полном яблонь. Группа товарищей-крестоносцев выступала в качестве судей игры. Пока это происходило, турки выскользнули из города и с внезапным криком напали на архидиакона и игравшую с ним женщину, застав их врасплох. Своими стрелами они рассеяли и ранили слуг, которые в страхе забыли об игре в кости. Турки отрубили Адальберо голову и забрали ее с собой, в то же время они силой оружия схватили женщину и потащили ее в город, где всю ночь мучили ее нецеломудренным совокуплением своей чрезмерной похоти, не проявляя к ней никакой доброты. Наконец они привели женщину, над которой надругались самым отвратительным и порочным соитием к крепостному валу и предали ее смерти.
Затем они поместили две головы [женщина, по-видимому, тоже была обезглавлена] в мангонель [от лат. manganum, визант. греч. manganon — «военная машина», искаж. греч. монанкон — «однорукий» — средневековый термин, в разных странах закрепившийся за одноплечевыми камнемётами с различными принципами действия. – Прим. пер.] и бросили их со стен. Годфрид Буйонский, узнав голову Адальберо, похоронил ее вместе с телом [Albert of Aachen, Historia Ierosolimitana, 3.46, pp. 208-11.].
В своем обсуждении этого эпизода Норман Хаусли описал начальную сцену в саду как причудливую мизансцену и заинтересовался, была ли игра в кости эвфемизмом или подлинным занятием [Norman Housley, Fighting for the Cross (New Haven, 2008), 174-75.]. Учитывая присутствие нескольких свидетелей, нет никаких оснований предполагать, что под игрой в кости Альберт имел в виду нечто другое. Однако в истории есть много элементов, подразумевающих непристойность, таких как красота женщины, подчеркнутая Альбертом, или яблоневый сад, где происходит игра [очевидный намек на Эдемский сад и грехопадение Адама и Евы]. Повествование Альберта, кажется, является прообразом многих романсов и chansons de geste [букв. — «песнь о деяниях», или жеста — жанр французской средневековой литературы эпического содержания. Самая известная жеста — «Песнь о Роланде». – Прим. пер. ], в которых рассказывается о любовной игре — хотя и в шахматы, а не в кости — между мужчиной и женщиной. Тристан играл в шахматы с Изольдой, Ланселот – с Гиневрой [Kristin Juel, “Chess, Love, and the Rhetoric of Distraction in Medieval French Narrative,” Romance Philology 64 (2010): 73-97]. Однако отношение Альберта к играющей паре однозначно неодобрительное. Он не представляет двух игроков как невинных жертв, но, по-видимому, подразумевает, что участвуя в игре в кости, они сами несут ответственность за инициирование хода последующих событий, приведших к изнасилованию женщины и казни их обоих.
Тем не менее, несмотря на то, что латинские хронисты склонны рассматривать азартные игры milites Christi в негативном свете, попыток установить для них ограничения было предпринято очень мало. Насколько известно, единственный общий запрет на азартные игры для крестоносцев связан с планами похода в Отремер короля Англии Генриха II, которые так и не были реализованы. По словам Роджера Ховеденского, в 1188 году, готовясь к экспедиции, король предпринял попытку обеспечить высокие моральные стандарты всей крестоносной армии. Он запретил «сквернословить»; ношение дорогой одежды [“мех бобра или соболиный, или грис [серый мех]»] и чрезмерное обжорство [«все должны были довольствоваться двумя блюдами»]. Чтобы хотя бы частично предотвратить присутствие проституток, он также оговорил, что женщины не должны сопровождать крестоносцев, за исключением, может быть, какой-нибудь прачки… в отношении которой не могло быть никаких подозрений. Наконец, он ясно дал понять, что никто не должен играть в азартные игры или в кости. По словам Генриха II, как сообщает Роджер Ховеденский, модель поведения, считающаяся греховной, включала сквернословие, показную демонстрацию богатства, обжорство, блуд и азартные игры [Roger of Howden, Chronica, ed. William Stubbs, RS 51 (London, 1868-71), 2:336-37; The Annals of Roger de Hoveden, trans. Henry T. Riley (1853; reprint Felinfach, 1997), 2/1:80-81].
Хотя планы Генриха были единственной известной попыткой полностью запретить азартные игры во время крестового похода, были и другие случаи ограниченного регулирования этой проблемы. Например, тамплиеры, которые должны были придерживаться более высоких моральных стандартов, чем обычные крестоносцы, не могли играть в большинство обычных игр. В своей Похвале новому рыцарству Бернар Клервоский описал тамплиеров:
Они отказываются от игры в кости и шахматы, они ненавидят охоту; они не получают удовольствия, как обычно, от нелепой жестокости соколиной охоты [Bernard of Clairvaux, De laude novae militiae].
Бернар рисует негативный портрет рыцаря – высокомерного, праздного, чрезмерно веселого, наслаждающегося охотой и соколиной охотой, игрой в кости и шахматы – и утверждает, что тамплиеры не имеют с ним ничего общего. Французский устав тамплиеров, самая старая из сохранившихся рукописей которого датируется началом XIII века, не противоречил описанию Бернара. Согласно Устава, тамплиерам не разрешалось играть в шахматы [eschas], нарды [tables] или загадочную игру, называемую echangons. Тем не менее, рыцарям было разрешено играть в nine men ‘s morris [marelles], пусть для удовольствия, но не делая ставок [La Regle du Temple, ed. Henri de Curzon (Paris, 1886)].
Археологические находки свидетельствуют, что тамплиеры действительно пользовались своим правом играть в nine men ‘s morris. Две игровые доски были обнаружены в замке тамплиеров Vadum Jacob и еще две в другом замке храмовников – Пелерин [Атлит]. Одна из досок в замке Пелерин была вырезана в штукатурке плоской крыши конюшни [Boas, Archaeology of the Military Orders]. В замке также были найдены шесть игральных костей (хотя, конечно, трудно сказать, использовали ли их тамплиеры или не-тамплиеры, жители или посетители замка). Наконец, возможно, что жетоны, найденные в ряде замков, использовались в азартных играх, хотя также вероятно, что они служили неофициальной валютой.
Другие военные ордена также пытались ограничить азартные игры своих членов. Статуты рыцарей-госпитальеров 1262 года содержали несколько сбивающих с толку правил относительно шахмат:
Для братьев, находящихся в Лазарете и играющих в шахматы, читающих романы или употребляющих запрещенную пищу, предписано, чтобы с этого времени братья не давали им ничего из Лазарета, и они не должны подвергаться никакому другому наказанию [The Rule, Statutes and Customs of the Hospitallers, 1099-1310, ed. E. J. King (London, 1934), 64.].
Затем статуты связывают азартные игры с праздностью и обжорством. Неясно, имели ли право госпитальеры играть в шахматы за пределами лазарета. Однако статуты госпитальеров недвусмысленно относились к игре в кости. Те, что были созданы в 1268 году в Акре, запрещали кому бы то ни было играть в кости в канун Рождества или в любое другое время. Это наводит на мысль, что некоторые госпитальеры пытались использовать празднование Рождества как предлог для легкомысленных развлечений.
Хотя в уставе не упоминается nine men ‘s morris, археологические находки показывают, что как и тамплиеры, госпитальеры также играли в эту игру. Две игровые доски были найдены на кухне замка госпитальеров Бельвуар и еще одна в Бетгибелине [Boas, Crusader Archaeology, 169.]. Местоположение находок в Бельвуаре может иметь важное значение. Одна из двух игровых досок была вырезана на нижней стороне каменной ступки, которую, как предположил Адриан Боас, при необходимости можно было легко спрятать, перевернув ее [Boas, Archaeology of the Military Orders, 203.]. Майкл Себбейн, однако, утверждал, что нет никаких доказательств попыток скрыть какую-либо игровую деятельность. Просто: повара и персонал, работавший в этом заведении, играли в игры в свободное время, когда им не нужна была ступка [Sebbane, “Board Games: A Crusader Pastime,” 289.]. Можно предположить, что в Бельвуаре только повара и кухонные работники играли в nine men’s morris. Однако в Бетгибелине игровое поле было врезано в одну из колонн, которые были разрезаны вдоль и использовались в качестве столов в трапезной. Таким образом, в Бетгибелине играли открыто. По словам Боаса, это может привести нас только к выводу, что эти игры [nine men’s morris] не всегда вызывали неодобрение [Boas, Archaeology of the Military Orders, 203.].
На примере этих двух военных орденов видно, что попыток полностью запретить игры не было, но были ограничения. Точно так же для короля Франции Людовика IX было подходящее и неподходящее время для азартных игр. В 1250 году, когда Людовик отплыл из Египта в Акру после освобождения из плена, он был разгневан, когда увидел своего брата Карла Анжуйского, играющего в нарды с Готье Немурским. Король все еще оплакивал смерть своего брата Роберта Артуа, недавно убитого в бою, и считал, что Карл должен поступить так же. По словам Жуанвиля, “Каким бы слабым он ни был из-за болезни, его величество, пошатываясь, направился к игрокам. Он схватил кости и доски, бросил все это в море и очень крепко отругал своего брата за то, что он так рано начал играть в азартные игры. Жуанвиль добавил нотку юмора к этому эпизоду, описав, как Готье Немурский, у которого не было брата, которого нужно было оплакивать, быстро отреагировал на гнев короля, высыпав все деньги со стола – а их было много – в карман своего платья и унося их.
Поскольку было неподходящее время для игры, была также неподходящая сумма для ставки во время игры. Согласно Роджеру Ховеденскому, когда Филипп Август и Ричард Львиное Сердце зимовали на Сицилии в ходе Третьего крестового похода в 1190–1191 годах, они заключили соглашение, ограничивающее сумму, которую крестоносцы могли проиграть в играх. Рыцари и духовенство ограничивались 20 шиллингами в день под страхом штрафа в 100 шиллингов. Обычные солдаты вообще не могли играть в азартные игры без разрешения королей, архиепископов, графов или баронов, и также могли проигрывать только 20 шиллингов в день. Если они не могли выкупить себя (что, вероятно, подразумевает уплату того же штрафа в 100 шиллингов, что и рыцари и духовенство), наказание за неподчинение правилу было суровым. Солдат должны были пороть нагими в течение трех дней, в то время как моряки должны были погружаться в море “по обычаю моряков” утром в течение трех дней подряд, что, по-видимому, подразумевает протаскивание под килем. Однако в соглашении оговаривалось, что короли могли играть в свое удовольствие [Roger of Hoveden, Chronica, 3:59; The Annals of Roger de Hoveden, 2/1:162.].
В конце XII века 20 шиллингов были значительной суммой, которой обычно хватало, чтобы обеспечить несколько человек зерном на год. Это может означать одно из двух. Вполне возможно, что ограничения были направлены на более обеспеченных крестоносцев, и солдаты и моряки были включены в них для пущей убедительности. Также возможно, что азартные игры среди солдат и матросов полностью вышли из-под контроля, и крестоносцы оказались в неоплатном долгу.
Роджер Ховеденский не объясняет логику этих правил. Однако он рассказывает, что сразу после обсуждения азартных игр, Филипп и Ричард также обнародовали правила, касающиеся долгов. Крестоносцы пользовались привилегией не выплачивать долги, возникшие перед экспедицией, до ее завершения. Новые правила уточняли, что эта привилегия не распространяется на какие-либо долги, возникшие во время крестового похода. Есть подозрение, что некоторые солдаты пытались уйти от уплаты карточных долгов, прибегая к своему особому статусу [John Gillingham, Richard I (New Haven, 1999), 137.].
Из рассказа Роджера Ховеденского следует, что правильный способ играть означает не нести больших потерь, чем можно себе позволить. Короли могли играть сколько угодно, поскольку, по крайней мере теоретически, никакие ставки не были для них слишком высоки. Они играли не ради материальной выгоды, а только для развлечения. Пока Людовик IX был в Акре, Карл Анжуйский снова развлекался азартными играми. На этот раз он «играл в кости» со своим братом Альфонсом Пуатье. Жуанвиль представляет Альфонса как правильного игрока, не заботящегося о прибыли. Независимо от того, выигрывал Альфонс или проигрывал, он был таким воспитанным игроком, что результат был один и тот же: в итоге он раздавал деньги окружающим [Joinville, Vie de saint Louis, 206-07; Joinville, The Life of Saint Louis, 268.], Как убедительно заметил Ричард Илз, деятельность, которой занимался Альфонс, была, собственно говоря, не азартной игрой, а замаскированной формой покровительства и щедрости [Eales, “The Game of Chess,” 29.].
В заключение подчеркнем, что источники крестовых походов, как правило, представляют азартные игры как очень проблематичное явление. Они изображают любовь к азартным играм как симптомы серьезных изъянов характера. Они утверждают, что азартные игры подразумевали и другие, еще более греховные занятия, пьяные дебоши и тому подобное. Они утверждают, что азартные игры приводили к потере бдительности, что, в свою очередь, могло привести к поражению и даже смерти. Однако, несмотря на эти предупреждения и несмотря на некоторые попытки регулировать азартные игры, крестоносцы продолжали в них играть. Это то, что у них было общего с их врагами-мусульманами.
Элизабет Лапин
Кентский университет
Перевод с английского
